Прагма

До окруженных горами холмистых перелесков не добрались ни зима, ни порча Бездны. Природу здесь не исказило вторжение чужеродных островков Мировой язвы, деревья еще не сбросили золотые листья, даже трава оставалась сочной, не пожухла и не истончилась в шелестящий сухостой. Но в самом воздухе отчетливо разливался тошнотворный гнилостный запах приближающейся смерти. Не холодное дыхание грядущих заморозков перед зимним сном природы, а неотвратимое отмирание, разложение, после которого уже не будет ничего. Зимнее Солнце доживало последние дни перед окончательным закатом. Все, что осталось от Саркориса: почти истаявший след, который размывала ледяная вода небытия. Полоумная шаманка и оскверненный дух леса мертвы, оставшуюся без защитников заповедную чащу быстро поглотит порча, изуродует и исказит вековые деревья с еще не облетевшей листвой. Но не столь жаль древний лес, как последних истинных детей Саркориса, остатки клана Зимнего Солнца. Игрушки демонов, у которых открылись глаза на сотворенные ими по неведению злодеяния. Истерзанные души, обреченные жить с жутким знанием о несмываемой крови на их руках. Чары развеялись, и деревню наполнили крики и безумные, полные боли и ужаса стоны, когда пришло осознание, что вся их жизнь оказалась миражом. Ферра не останавливалась, почти бегом продвигалась к воротам мимо рыдающих селян. Была бы прореха в частоколе - рванула бы сквозь нее на волю, прочь. Но пришлось идти через весь поселок, лицезреть каждую людскую трагедию. Они каялись, выли, плакали. Никто не молился. Боги давно оставили это место. Зимнее Солнце обречено на гибель: эти люди не смогут смотреть в глаза друг другу и вскоре предпочтут покинуть свои дома. В считанные дни никого не останется в этих стенах, кроме горстки окончательно потерявших рассудок безумцев. Ферра не хотела ничего знать об участи, которая их постигнет - просто уйти как можно дальше отсюда. Стереть из памяти всё, кроме той твари, что виновна в трагедии. Помнить, только чтобы отомстить. На привал встали раньше обычного, еще засветло. Как только отошли на значительное расстояние от проклятого золотого леса - на север, к заснеженным горам. Почти никто не разговаривал, даже затрагивание нейтральных тем казалось неким кощунством. Этим вечером душа требовала почтительной тишины к бесчисленному множеству несчастных, что стали жертвами демонов. Лагерь разбили неподалеку от горной тропы, под скальным навесом, прикрывавшим от снега и ветра. Всё так же молча, слаженно, без лишних соприкосновений. Ужин прошел в том же безмолвии. А потом Вольжиф вытащил откуда-то из рюкзака початую бутылку талдорского виски. Глотнул сам и передал командору. Ферра выдержала паузу, размышляя над уместностью предложения тифлинга. Всё же взяла протянутый предмет, задумчиво прочла надпись на приклеенном ярлыке и тоже приложилась к бутылке. Напиток ободрал горло, царапающим огнем полился дальше в желудок; внутри разлилась приятная теплота. Почти у каждого в отряде присутствовала фляга с алкоголем для разнообразных целей: от улучшения сна и пищеварения до применения в области медицины и дезинфекции. Но таскать с собой целую бутылку... интересно, где и когда тифлинг умудрился ее прихватить? Ферра передала виски дальше по кругу. Как и командор, Реджилл тоже внимательно прочел надпись, принюхался и сделал глоток. Наморщил нос и отдал бутылку Арушалай. Суккуба деликатно приняла сосуд и изящно приложилась губами к горлышку. От нее виски перекочевал к Грейбору, тот единственный после снятия пробы пробормотал: "Хорошшш, зараза!" и отдал напиток следующему. Дейран брезгливо оттер горлышко рукавом и обвел высокомерным взглядом сидящих кругом у костра спутников. - Это ведь поминки, а не чья-то помолвка, верно? Или я что-то упустил? - осведомился граф и вздохнул. - В любом случае, непростительно игнорировать шанс выпить в компании суккубы и параликтора, особенно из общей бутылки. Надеюсь, вы ничем не болеете, друзья мои! Дейрану никто не ответил. Виски вернулся к владельцу. Вольжиф направил вопросительный взгляд на командора, не сделать ли еще один оборот вокруг костра, но Ферра подняла ладонь в отрицании. Тифлинг еще раз напоследок торопливо приложился к алкоголю и спрятал обратно в рюкзак. Первое дежурство несла Арушалай, остальные начали готовиться ко сну. Суккуба заняла позицию на некотором расстоянии от лагеря, ближе к горной тропе. Ее изломанный острыми углами крылатый силуэт резко выделялся в серых сумерках на фоне медленно темнеющего неба. Ферра долго ворочалась, даже когда остальные заснули. В итоге легла на спину, вытащила руки из-под одеяла и сложила на груди. Пустым взглядом созерцала, как в небе проклевываются первые звезды. Хотелось плакать, но она разучилась еще задолго до крестового похода. Знала, что слезы облегчат боль, но уже давно не могла выжать ни единой слезинки, как ни старалась. И оттого порой злилась на саму себя: "Плачьте!" - приказывала глазам, но они все равно оставались сухими. Нелепое противоборство с собственным телом. Сон упорно не приходил. Наконец, Ферра осознала бесполезность попыток расслабиться и решила действовать более практично. Выбралась из-под одеял, подхватила копье и направилась подальше в лес, прочь от лагерной стоянки. Арушалай проводила ее недоуменным взглядом, но командор лишь махнула рукой - не бери в голову. Футах в трехстах от места ночлега нашлась лесная прогалина. С гор сбегал звонкий ручеек с широкими берегами из острой гальки, неподалеку от кромки воды возвышалось старое, кряжистое дерево. То ли касание Бездны, то ли скудная каменистая почва давно погубили все листья, ствол засох и крошился гниловатой щепой. Идеальная мишень. Ферра крутанула копье колесом и примерилась к верхней ветви над головой. Физическая нагрузка поспособствует хорошему сну, а вместо дерева можно представить ту мерзкую насекомоподобную демоницу, что ускользнула в последний миг. Галька шуршала под ногами, от резкого прыжка с полуоборотом брызнула градом в ручей. Ей хотелось не бить, а двигаться, вымещать энергию в замысловатых приемах, связках и пируэтах. Яростный танец, позволяющий ощутить мощь собственного тела, пока колени не задрожат от усталости. Сухая ветка надломилась, еще через пару ударов отлетела далеко в сторону. Дерево скрипело, трескалось от редких, но сильных, выверенных толчков копьем. Удары дробящие, преимущественное тыльной стороной древка, чтобы не повредить заточенный наконечник. Следить за дыханием. Не открывать левый фланг, как учил Грорд. Вообразить контратаку - уворот, перекат... мокро. Пожалуй, пусть лучше противник уйдет в глухую оборону, а то можно неосмотрительно уклониться от придуманного нападения и грохнуться прямиком в ручей. На лес опустилась ночь, но звезды давали достаточно света, чтобы разглядеть контуры деревянного врага. Дыхание участилось, в мышцах появилась приятная тяжесть. Еще пару веток отсечь, и можно с чувством выполненного долга отправляться спать. Напряжение иссякло: как физическое, так и душевное. Слабый отблеск на самом краю леса привлек внимание Ферры. В темноте сверкнули глаза. Командор замерла. Ожидала увидеть хищника; здесь водились в изобилии волки и смилодоны - скудный звездный свет отразился от зрачков низко, на уровне кустистого подлеска. Реджилл оттолкнулся плечом от ствола сосны, распрямил скрещенные на груди руки и вышел из тени на прогалину. - Совершенно недопустимо ставишь ноги в защитной стойке от верхней атаки, - заявил он. - Тебя сшибут за один удар. Ферра хмыкнула, вонзила копье перед собой в гальку и перенесла вес тела на него, как на посох. - Ты проснулся и пришел сюда, чтобы об этом мне сообщить? - с наигранным удивлением осведомилась Ферра. Не смогла скрыть улыбку: приятно вместо смилодона увидеть параликтора, который почему-то поднялся посреди ночи и пошел в лес следом за ней. - Вернемся в Дрезен - уделю больше внимания твоим тренировкам, - произнес Реджилл. Командор испытывающе склонила голову набок. - Но всё же ты не ответил на мой вопрос. Диренж сцепил ладони за спиной и невозмутимо отчитался: - С некоторых пор ты возложила на меня полномочия доверенного лица. Пришел удостовериться, что ты не нуждаешься в поддержке. - Как это не нуждаюсь?! - Ферра возмущенно уперла кулаки в талию в притворном негодовании. - Шутишь - значит, все хорошо, - пожал плечами параликтор. - Событие не настолько тебя травмировало, чтобы требовалась сторонняя помощь. - То есть обниматься не будем? - уточнила Ферра. Только сейчас она заметила, что параликтор не надел броню. - Не вижу необходимости, - коротко отрезал Реджилл. - Возмутительно! - отозвалась Ферра и подошла к нему. - Кто же отказывается от предложенных объятий? Она уселась перед ним на колени, галька сухо зашуршала под ее телом. Ферра медленно опустилась вниз и грациозно сложила ладони перед собой. Движения плавные, текучие. Как ни странно, вместо обычной обостренной настороженности, командор не встретила ощетинившихся шипов - лишь снисходительную усмешку. - Когда предлагает обняться граф, ты на него обычно смотришь, как Харлан на еретика, - подметил параликтор, но так и не шевельнулся, не сдвинулся с места. - Разумеется, - надменно фыркнула Ферра. - Ведь графу не хватает твоего профессионализма, а я не люблю дилетантов! Усмешка Реджилла стала еще шире. Давно следовало признаться самому себе: он ввязался в игру. С полным осознанием, что его все-таки подкупили. Лесть, как бы он ни полагался на стойкость к похвалам, выдавая их за должное признание собственных достижений. Слабое место, куда командор била точно и безошибочно. Бескорыстная потребность в его обществе. Интерес к личности Реджилла Диренжа, а не к статусу параликтора ордена рыцарей Преисподней. Уникальная мотивация, не наблюдаемая от кого бы то ни было прежде. И странное, тянущее чувство, что он важен и нужен; словно осознание долга, что исходит не от масштабной цели, а от привязанности одного-единственного человека, который возложил на него хрупкое доверие. Связующая цепь, на конце которой - осмысленная значимость собственного существования. Сложное сплетение непривычных эмоций. Приятных, окрыляющих, обладающих неким притяжением, как путеводный свет маяка. Пожалуй, так летит бабочка на огонь, чтобы слиться с пламенем в самозабвенном восторге секундного экстаза. Но он - не бабочка. Без сомнения, новые ощущения доставляют ему удовольствие, но они тщательно взвешены, измерены и просчитаны. Возможно, он впервые столкнулся с человеком, который действительно смог оценить его по достоинству. И это неожиданное принятие возбуждало приток сил, непоколебимую веру в себя. Осталось лишь провести четкую грань и не потерять голову, не захлебнуться в мягком уюте этой расслабляющей колыбели, убаюкивающей необходимую беспристрастность к другой личности. Да, его подкупили искренностью. Сама сущность любого рыцаря - защищать: идеалы, порядок, других людей. Женщина перед ним открыто просила о защите, которую готова была принять лишь от него одного во всем мире. Следовало признать, что игра доставляла удовольствие им обоим. Что-то первобытное, по-животному инстинктивное сквозило в зыбких неустановленных правилах. Так львица легкомысленно катается на спине перед сонным львом, обнажая уязвимый живот. Охотник, симулирующий нежную жертву перед другим охотником. Новизна ситуации немного сбивала с толку, но не стоит забывать, что у львицы тоже есть когти и клыки. И животные инстинкты должны подчиняться разуму. Хорошо, что они оба держат мысли в узде и осознают, что вышедшая из-под контроля игра обернется катастрофой. Кажется, у командора хватает сознательности прогнозировать последствия своих решений и поступков. Она должна отдавать себе отчет, что ее статус обязывает исключить любое панибратство с подчиненными. Ей всё еще не хватает внутренней дисциплины, чтобы полностью убрать потребность в неформальном общении, но у командора нет многолетнего опыта тщательно выстраиваемых ограничений, каким обладает он сам. Если пока она не в силах истребить слабости, то пусть их выражение хотя бы ограничится этими приступами потребности в контакте здесь, посреди ночного леса, а не в публичных местах. Уж лучше с ним, вместо того же графа Арендея или даже монгрела, которые не преминут воспользоваться уязвимостью командора. Параликтор рыцарей Преисподней хотя бы контролирует собственные реакции и держит это взаимное благорасположение в рамках приличий. - Существует мнение, что от злоупотребления лекарством его эффективность значительно снижается, - подметил Реджилл. Ферра оперлась ладонями на колени и подалась вперед, лицо оказалось в паре дюймов от его лица. - В ближайшем бою меня может раздавить балор, а тебя - снова унести горгулья. И кто потом станет сожалеть, что упустил шанс? Реджилл подозрительно прищурил глаза, смерил Ферру осуждающим взглядом и вынес вердикт: - Необоснованные прогнозы. Давление на жалость. Попытка манипуляции. - Приговорить к немедленному заключению в объятия, - с готовностью поддакнула Ферра. - С тобой проще согласиться, чем продолжать спор, - тяжело вздохнул Диренж. Он подался навстречу Ферре и обхватил за плечи, притянул к своей груди. Неспешно, уверенно, спокойно, словно жест был привычен и ожидаем. Уперся подбородком в ее коротко остриженные волосы, и мышцы его немного расслабились. Почему-то происходящее уже не казалось таким несуразным, как впервые в штабной палатке. Ушла тревога, а на смену ей явилось некое умиротворение, как от чувства выполненного долга. Ладонь женщины легла ему на затылок, пальцы зарылись в жесткие волосы, кончики чуть сжались в мимолетной ласке и тут же скользнули вниз по шее. Юркой змейкой ладонь стекла между лопаток и с чувственным нажимом задержалась у поясницы. Давление крепче прижало их тела друг к другу, не оставляя ни единой прорехи свободного пространства. Ферра ощутила, как поднялась его грудь от прерывистого вдоха. Тягуче медленно ее ладонь спустилась чуть ниже талии и вернулась на пару дюймов обратно, к центру спины. Вдруг замерла. Ферра ощутила, как Реджилл вздрогнул и растерянно застыл; будто хотел рвануться, но и сам не знал: назад или вперед. А Ферра медленно опустила руку. Не то. Не так, как она хотела. Внезапно она осознала, что несмотря на всю яркость платонических чувств, тело гнома не пробуждает в ней сексуальное желание. Не в этой форме, не в этом размере: нечто несуразное и неправильное заключалось в возможном продолжении ласк. Страсть - это насилие, агрессия, когда хочется сжимать чужое тело и чувствовать его упругость под пальцами, оставлять отпечатки, стискивать, терять контроль и всецело отдаваться на волю чувств, и ощущать в ответ то же дикое желание обладать ее телом... Сознание отвергало саму мысль, что подобную необузданную агрессию можно выместить на ком-то размером с ребенка. Не стоило двигаться по этому пути даже начиная с томительно-нежной, осторожной ласки: исход все равно один. Болезненный диссонанс духовного образа и плоти. Между восторженным восхищением и низменным возбуждением лежала пропасть. Она слишком хорошо знала разницу, когда на спарринге под зельем уменьшения Реджилл подходил к ней со спины и его руки твердо направляли ее движения, а внутри от его касаний бушевал пожар. Но сейчас, при всем скопившемся внутри, нереализованном желании, она просто не могла позволить страсти излиться и переступить через неподотчетную границу в рассудке. В этот миг Ферра отдала бы многое за пару глотков из склянки с зельем уменьшения, но бутылка осталась в лагере, а момент уже безвозвратно упущен. Реджилл отшатнулся, выскользнул из-под ее руки. Отступил на шаг и ошарашенно уставился на командора, глухо кашлянул: - Немного выходит за рамки ожидаемого... Ферра нахально вздернула подбородок. - Только не надо упреков про внеуставные отношения: мы посреди богами забытого леса, а не на плацу. - От этого твои действия... - Не надо, - твердо повторила командор и поднялась на ноги. - Можешь списать мое поведение на чудачества от сил Элизиума... Не то время, не то место, всё не то. Прости... Мне всего лишь нужно нормально поспать. Она спешно направилась в сторону лагеря, не оборачиваясь. Сумбур в голове. Собственные мысли утратили ясность. Окончательно запуталась. Вероятно, так и сходят с ума, когда истинные и ложные желания смешиваются, вдобавок накладываются на глубинный слой инстинктов, культуральных табу... Бешеный водоворот, затягивающий в неизведанную пучину хаоса в собственной голове... И всё же... Он не оттолкнул ее сразу, а стойко ждал, чем же закончится ее порыв.