Огава с напряжением смотрел эфир из Хосу. К его великому сожалению или счастью, он не мог считывать причуды через видеотрансляции и фотографии. Да если бы и мог, то потрескавшийся экран его телефона, который явно получал в табло не реже своего хозяина, не мог похвастаться высоким качеством картинки.
Тренер рассматривал стоп-кадры с размытыми силуэтами каких-то тварей и всё больше осознавал, что ему совершенно не нравится данная картина.
— Чёрт знает что, — пробормотал себе под нос Огава и перевёл взгляд на Шинджи.
Сегодня был один из тех редких вечеров, когда, отпустив несчастного Хитоши Шинсо с поздней тренировки, два заклятых приятеля позволяли себе побыть в обществе друг друга чуть подольше. Хотя, стоит сказать, что позволял это себе именно Тренер, нагло оккупирующий пространство чужого кабинета. Шинджи в это время обычно делал вид, что Огавы не существует, погружаясь в заполнение каких-то документов за своим столом.
— Видел? — Тренер самым бесцеремонным образом пихнул свой телефон под руки Ки Хуну, сосредоточенно записывающему что-то в бланке.
Шинджи подавил раздражённый вздох и всё-таки взглянул на запись репортажа.
— Чего я здесь не видел? — вкрадчиво поинтересовался Ки Хун, склонив голову чуть вперёд, чтобы посмотреть на Огаву исподлобья своим «как ты меня достал» взглядом. — Очередных геройских разборок?
— Ну не, — фыркнул Тренер, мотая репортаж к стоп-кадрам с неизвестными тварями, — ты вот таких шитых гамадрилов видел когда-нибудь? Это какая-то совсем уродская причуда.
С поистине страдальческим выражением лица Шинджи всё же взглянул на побитый экран телефона. То, что он там увидел, не повергло его ни в шок, ни в удивление. Причуд в мире было много, и то, что среди них находились и некоторые нелицеприятные, не особо его трогало. Злодеи как злодеи, пусть и уродливее среднестатистических. Честно, Ки Хуну было предельно всё равно, чем там занимаются гиганты геройской индустрии и с кем они дерутся в свободное время от съёмки в рекламе и раздачи интервью.
— Огава, а тебе не кажется, что ты уже засиделся? — саркастично поинтересовался Шинджи, открыто намекая, что кому-то пора убираться восвояси, в пропахшую куревом и портовой сыростью Шинигаву.
— Тебе жалко что ли? — с наигранной обидой в голове ответил Такеши, явно иронизируя над ситуацией. — А я думал, ты меня любишь, эх! — он театрально взмахнул рукой.
Шинджи хотел было привычно закатить глаза на эти ужимки, но не стал: настолько ему уже сегодня надоел Тренер. Огава тем временем шагнул к окну, впуская в кабинет прохладный вечерний воздух через раскрытую форточку. Этот невозможный человек продолжал отказываться пользоваться дверью, видимо только из чувства внутреннего противоречия или затянувшегося подросткового бунта.
— Вот сейчас как спрыгну, — пошутил Тренер, перелезая через подоконник, — а то как я без твоей любви?
— Удачного приземления, — ядовито парировал Шинджи.
— В самое сердечко ранил, — наигранно вздохнул Огава, — как ты можешь быть таким бессердеч… а!
Глупая шуточка Тренера неожиданно оборвалась его же удивлённым воплем. Шинджи резко вскинул голову: подоконник был пуст. Ки Хун вскочил со своего места и рванул к окну, искренне надеясь, что идиот-Огава не расшибся о землю. Однако, высунувшись на улицу, Шинджи увидел только безлюдную подворотню без единого намёка на Тренера.
Откуда-то сверху раздался металический лязг. Подняв взгляд, Ки Хун стал свидетелем невероятно занимательного действа, а именно того, как неведомая летучая тварь пытается утащить в небо Огаву, самоотверженно цепляющегося за пожарную лестницу соседнего здания. Когтистая лапа существа сжимала челюсть Тренера, не давая тому закричать. Сам Тренер не выглядел напуганным, скорее взбешённым до точки невозврата. Огава лягался, пытаясь выпутаться из цепких лап твари, но та лишь с удвоенной силой дёрнула на себя его тело. Пальцы подвели Тренера, и с противным скрипом железа об кожу соскользнули с поручня пожарной лестницы. В эту секунду Шинджи будто вернулся в реальность и немедленно активировал свою причуду.
Тварь качнулась в воздухе и с диким воем начала заваливать на бок. Тренер выпал из её захвата и, кое-как замедлив своё падение, цепляясь за выскальзывающие поручни лестницы, свалился в ближайшую мусорку.
Зона выскочил в окно, торопясь не упустить злодея. Он лихо спустился на землю по декоративным железным выступам на фасаде. Но опасения оказались напрасны: неведомое существо явно было не в состоянии куда-либо убежать после своего стремительного падения в объятия асфальта. В распластавшейся перед ним туше Ки Хун безошибочно распознал существо из стоп-кадров репортажа, который ему ранее показывал Огава.
— Эй! Может поможешь мне?! — подал голос Тренер, с кряхтением выбираясь из груд мусорных мешков.
— Зачем? Мне кажется, ты наконец-то нашёл своё место в мире, — бесцветно съязвил Шинджи.
— Юморист, — огрызнулся Огава, прежде чем заметить странность. Колкость была какой-то механической, без привычного запала. — Ты чего там пялишься? Этот себе мозг размозжил при падении?
— Нет, — рублено отозвался Зона. — Подойди, ты должен это увидеть.
И Тренер подошел, отряхивая с костюма остатки какой-то еды. Представшая картина сразу прояснила отстраненность товарища. Он много всякого дерьма в своей жизни видел, но такое — раньше только в старых ужастиках. Искореженное тело было сплошь в стежках швов, грубо стыковавших чужеродные куски кожи, а падение неприглядно обломало с десяток костей, вывернув конечности в неестественные стороны. Глаза твари бешено вращались в орбитах. Чем бы оно ни было, оно всё ещё цеплялось за жизнь, надрывно похрипывая и давясь кровавой пеной. Тренер резко побледнел, а потом сразу же позеленел, после чего глаза его наполнились нервозностью, свойственной добротной корове на скотобойне, и от его обычного грубоватого веселья не осталось и следа.
— Меня сейчас вырвет, — буркнул Огава. Трясущимися руками он полез в карман за сигаретами.
Шинджи выглядел не в пример спокойнее своего товарища по несчастью. Он деловито оглядел тварь, которая всё ещё подавала признаки жизни и даже весьма сознательно пялилась на него в ответ залитыми кровью жёлтыми глазищами. Запах гниения взвился в воздухе. Ки Хун невольно сделал шаг назад, ближе к Огаве, нервно раскуривающему сигарету, и сделал глубокий вдох. Всё же тяжёлый аромат табака лучше запаха затхлой крови, которым фонило от туши, скорчившейся на земле.
— Он сшит из трупов, — задумчиво протянул Зона, — интересно, что заставляло его жить в таком случает? Причуда?
— Возможно. Это объясняет, почему он начал вонять гнилью, — пробормотал Огава, усиленно пялясь себе под ноги, чтобы даже на мгновение не зацепить взглядом тварь. — Ты приложил его отменой, и кирдык, — Тренер рассеянно прочистил горло, выпуская из лёгких тяжёлый табачный дым.
— Посмотришь на него через «Архив»? — Шинджи испытывающее взглянул на собеседника, мысленно отмечая, как тот снова позеленел. — Нам сейчас не до твоего ПТСР, Огава, соберись, — безобидная подколка, так похожая на сотни тех, которыми они обменивались на протяжении многих лет, сейчас прозвучала как хлёсткая пощёчина.
— Отвали, — неожиданно резко огрызнулся Такеши, и сигарета неловко выпала у него изо рта. — Гадство! — рыкнул он, спешно поджигая новую. — Сукины дети вы все, — пробормотал Тренер в каком-то исступлении, и всё же взглянул на хрипящую тварь через активированную причуду.
Несколько долгих секунд Тренер молчал. Шинджи видел, как вздымается вена на виске у мужчины, а его лицо сереет, будто сливаясь с сигаретным дымом — ему было действительно плохо от вида непонятной сшитой твари, которая смотрела на них жалобными желтушными глазами, пуская красную, загноённую пену из пасти, что когда-то была человеческим ртом. В какой-то момент Зона даже хотел остановить его, но в ту же секунду Такеши рвано выдохнул, едва не роняя сигарету в очередной раз.
— Всё, — выдавил он из себя, отворачиваясь, — причуда… нет… причуды мутантного типа, штук семь или типа того. Подозреваю, что они принадлежали людям, из чьих тел сшили…
это, — он сорвал с себя очки и усиленно начал тереть глаза, будто пытаясь выгнать из своей головы что-то, — есть ещё какой-то непонятный след… вроде как клей… какая-то причуда извне держала эту хрень на ходу, но ты её выкурил, когда запустил свою.
Зона внимательно следил за всеми метаморфозами, которые происходили с Огавой — таким он его никогда раньше не видел. Будто вид искалеченной туши вытащил из памяти Такеши на поверхность что-то такое, чему отчаянно нужно было оставаться забытым. Шинджи даже примерно представлял, что именно.
При всей своей предвзятости и нелюбви к этому человеку Ки Хун не мог игнорировать его прошлое — невесёлую историю шестилетнего мальчишки, которого торговцы причудами выкрали из страны и увезли на средний восток, где он восемь лет играл роль живого детектора.
Наставник Шинджи нашёл щуплого оборванного подростка в затхлом душном подвале, где-то посреди богом забытой местности, и спас, как спасают брошенных котят: из жалости и толики умиления. Зона сам ещё тогда был мелковат и таскался хвостиком за учителем во всех его странствиях, и когда он увидел ту тень человека, которую представлял из себя Такеши, он внутренне содрогнулся. Сейчас, во взрослом состоянии, Шинджи признавал, что испугался пустых глаз того мальчишки из пустыни, испугался его боли, которая затапливала всё пространство и душила окружающих, заставляя виновато отводить взгляд и поджимать губы. И вот сейчас, уже в настоящем, Тренер рвано втягивал в себя сигаретный дым, переминаясь с ноги на ногу, как загнанный в угол зверь. Наверное, он и сам боялся своего прошлого, своих воспоминаний. Всё же Такеши был сломан. Его вернули в страну, чинили, как умели, руками равнодушных социальных служб и усталых фостер-семей, но всё равно не смогли починить до конца. И вот сейчас весь фасад из хамства и грубоватых повадок пошёл трещинами на глазах у Шинджи.
Зона тоже был сломан в некотором роде, только чинили его качественнее и дольше, и потому факт оставался фактом: из них двоих холодно рассуждать мог только он, а значит пришло время действовать и приводить Огаву в рабочее состояние, иначе инцидент может вырасти в огромных размеров проблему.
— Подбери свои сопли, — Ки Хун намеренно влил в эту фразу побольше язвительности, чтобы Тренер сосредоточился на нём, а не на своих воспоминаниях, — надо избавиться от трупа, пока нас не заметили.
***
В воздухе пахло озоном, статикой, жженным асфальтом и плотью. Чуть в стороне приходил в себя Огненный Герой. Тварь успела ранить его в плечо, но лишь оцарапала. Громовую Героиню это не слишком интересовало. Она ощущала, как ее подташнивает от смеси запахов и картины перед глазами. Но закрыть нос рукой она не могла. Ее рукава по самое предплечье пропитала темная, свернувшаяся в обугленные комочки кровь твари, что сломанной куклой лежала у ног.
Миллионы вольт, сконцентрированные в одной точке, мало кто способен пережить. Вот и тварь оказалась в числе неспособных, и «Громовой Бур», сосредоточенный в руках героини, прожег плоть насквозь вместе со всеми органами. Сквозь дыру в теле на асфальт пеплом осыпались потроха и кровь, оседая на берцы Леди. Ей было дурно. О себе давали знать отбитые плечо и бедро, ныла голова, но расслабляться было еще совсем не время.
Она бросила взгляд на одного из своих сайдкиков, и тот откликнулся жестом, обозначив, что никто больше не пострадал. Леди кивнула в ответ, снимая куртку и вытирая об нее испачканные руки, когда над головой внезапно, с утробным звуком пронеслась очередная крылатая тварь.
Отбросив испорченную куртку и забыв об усталости, героиня взмыла в воздух, устремившись за отдаляющимся существом. Сзади полыхнуло жаром, и Леди услышала грузные шаги Огненного Героя, но не обернулась, боясь упустить монстра из поля зрения. Без маски в ночной темноте невооруженным взглядом было легче потерять цель.
Тварь явно была уже ранена, и Леди считала это хорошим признаком. Никакой регенерации. Расправится будет проще.
—
Шеф! — внезапно раздался в передатчике голос одного из помощников. —
Поступил сигнал, Убийца героев в двух кварталах.
***
Леди уже на подлете наблюдала сцену, как существо, схватившее знакомого зеленоволосого паренька, замерло, будто его парализовало прямо в воздухе. Падая на землю, тварь получила контрольный ножевой в голову от небезызвестного злодея. Героиня мало знала об Убийце Героев, но увиденное превосходило все ранее услышанное.
— Наполнившие общество фальшивки... — худой и долговязый человек, даже выглядя помятым, источал пугающую ауру, от которой леденело тело. — Преступники, что беспорядочно растрачивают свои силы... Все они заслуживают моей кары. Все это ради блага лучшего мира, — с пробирающей убежденностью в своих словах продолжал он, делая шаткие шаги.
На краю зрения мелькнул алый всполох, и Героиня моргнула, заметив, наконец, Старателя, чья рука вспыхнула огненным сгустком, готовым для удара.
— Старатель! — низкий полет позволил расслышать этот хриплый возглас Убийцы Героев. — Еще одна фальшивка! — кровожадность и отвращение наполнили его голос.
И Леди опустилась стремительно вниз, встав лицом к преступнику, закрывая других героев собой. Кровожадный и бешеный взгляд вцепился в нее, заставив вздрогнуть, но не отступить. Нависло мучительное мгновение тишины, прежде чем Восьмая осознала, что взгляд противника застыл, как и весь он.
Убийца Героев… потерял сознание?
***
Огава стоял над раковиной в туалете какой-то замшелой круглосуточной кафешки в Шинигаве. Его только что перестало выворачивать наизнанку, и в горле всё ещё стоял склизкий, кисловатый привкус. Отвесив себе пощёчину, Такеши с остервенением начал умываться холодной водой из ржавого крана. Он тёр лицо до тех пор, пока оно не покрылось лихорадочными розоватыми пятнами: ему всё мерещились кровь и гной, заливающие его руки, и удушливый трупный запах, заползающий в лёгкие.
Пару часов назад они на пару с Ки Хуном распиливали тушу шитой твари. Как же, чёрт побери, удобно, что у этой корейской псины завалялась пара лобзиков со времён ремонта в тренировочном центре! Сигареты кончились слишком быстро. Быстрее, чем гниющее тело было распихано по мусорным пакетам, потому и спасаться от запаха больше не получалось. Огаве казалось, будто он весь им пропитался. Трупный смрад цеплялся к нему как масляная плёнка, не помог даже быстрый холодный душ в раздевалке в зале у Шинджи. Конечно Ки Хун уверял его, что запаха нет, и даже из жалости выдал чистой одежды вместе с одним из своих безразмерных худи, которые бесили Тренера до колик, особенно в этот день. Огава ему не верил, он чувствовал кожей эту мерзость, или ему только мерещилось.
Потом они отвезли пакеты к заливу. Части тела вместе с их запачканной одеждой отправились на дно, под толщу солёной воды, которая гарантированно вымоет все следы. Тогда же Шинджи отправил Тренера домой. Он сказал ему выспаться. Смешно же: выспаться. По мнению Огавы, это была лучшая шутка за вечер. Спать он точно не сможет.
Реальность и воспоминания связались в один отвратительно тугой узел, и впервые за много лет Такеши почувствовал, что его накрывает. Он всегда считал, что панические атаки — это сказки для размякших маменькиных сынков, что он не из их числа. И вот вдруг, в туалете круглосуточной кафешки он понял, что ошибался. Ему мерещился жар пустыни, удушливая комнатка в облупленной землянке и запах, страшный запах крови.
Наверное ещё никогда в жизни ему не было так плохо. Он вспоминал то, чего не хотел помнить. Фантомное ощущение песка на коже вызывало желание разодрать себе руки. В голове будто замкнуло, перед глазами друг за другом проносились песок, кровь и гниль.
И снова: песок, кровь, гниль, песок, кровь и так до помешательства.
Воспоминания лились каскадом, раскручиваясь как по спирали, загоняя его дальше и дальше во тьму. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, сколько бы ещё часов он втирал холодную воду с хлопьями ржавчины себе в лицо, силясь восстановить хотя бы видимость контроля над собой. Но всё прекратилось, как только в его кармане жалобно зазвонил телефон — точнее, сам Огава заставил себя прекратить. Подрагивающими пальцами он сжал побитый жизнью пластиковый корпус и поднёс к уху даже не посмотрев, кто звонил.
— Да? — он глухо отозвался в трубку не своим голосом.
— Такеши? — вопросительно произнесла женщина на другом конце.
«Минами», — яркой вспышкой пронеслось в сознании Огавы. Он вспомнил запах ментола, торопливые встречи, смешливые глаза, пшеничные локоны, дорогие духи, и вдруг опять: песок, кровь, гниль.
— Да, милая, что такое? — он прочистил горло, стараясь звучать увереннее.
— Ничего особенного, просто увидела по телевизору про нападения в городе, — Огава буквально мог увидеть, как она расслабленно пожимает точёными плечами на этих словах, — это где-то рядом с Шинигавой случилось, вот я и решила позвонить, узнать, в порядке ли ты.
— Я… — он осёкся, его голос едва не дал петуха, — я в порядке… да… в полном.
На другом конце промолчали. Конечно же, она не купилась на его враньё, никто бы не купился. Такеши почувствовал себя идиотом: он всегда таким был, когда жизнь начинала отрабатывать на нём удары. Он уже открыл было рот, чтобы продолжить лгать о том, как у него всё замечательно, что он не стоит сейчас в плесневелом общественном туалете, что не пытался выхаркать собственный желудок минуту назад, что у него не сводит колени после панической атаки. Он в порядке, — он повторит это столько раз, сколько понадобится, пока все, в том числе и он сам, не поверят в это. А между тем его черепушка язвительно прогоняла перед глазами Такеши любимое кино: песок, кровь, гниль.
— Хочешь приехать ко мне? — неожиданно тихим голосом спросила Минами. Каким-то образом она поняла, что ему нельзя сейчас быть одному.
Ответом ей стало короткое, почти жалобное «да». И он поехал. Двигаясь, как в мутной воде, сквозь автостраду, он ехал к ней. Уже возле двери чужой квартиры, слишком опрятной и дорогой для такого отброса, Такеши понял, что песка нет. Когда она открыла дверь, не стало крови. Когда их глаза встретились, исчезла гниль.
В домашней футболке и бриджах, с распущенными светлыми волосами, Минами в его глазах превратилась в настоящий идол. Окончательно Огаву отпустило, только когда он уже сидел на диване в чужой кристально чистой гостиной, накрытый мягким пледом, пахнущим какой-то лавандовой ванильной гадостью, от которой почему-то становилось спокойно и хорошо. Такеши много говорил — о чём именно, он и сам не знал, — но Минами сидела рядом и слушала, долго, очень долго. Когда Огава наконец очнулся от своего лихорадочного монолога, он обнаружил, что его мягко обнимают прохладные руки. Чувствуя себя постыдно уязвимым и сконфуженным, он глупо уставился в глаза напротив.
— Всё нормально, — прошептали ему эти ласковые глаза, а изящные пальцы участливо провели по его взлохмаченным волосам.
И тогда Огава действительно поверил, что с ним всё нормально.
