***
Каминари наблюдал, как стремительно сменялся пейзаж за окном. Чем ближе они были к Осаке, тем больше собирались сгущающиеся тучи. Стажировка ещё не началась, а он уже чувствовал себя морально измотанным, растекшись по креслу поезда, будто у него размякли все кости. Но пружина напряжения в груди сжималась все туже. Перед отправкой его задержал учитель Айзава, чтобы узнать о его впечатлении от посещения Тренировочного Зала. В тот миг Денки растерялся и замялся с ответом всего на пару секунд, прежде чем улыбнуться и заверить учителя, что все прошло хорошо. Сотриголова заминку явно заметил, но спросить что-то ещё не успел. Денки едва не опоздал на рейс, заскочив в вагон в последний момент. Он почти не солгал классному руководителю — все прошло относительно хорошо. Лишь умолчал, что эмоции и мысли от произошедшего у него были спутаны. Шинджи Ки Хун, строгий, но все же чем-то располагающий к себе, производил сильное впечатление. Да и стена, полная фотографий счастливых учеников в его кабинете, выдавала его сентиментальную натуру, слабо сочетающуюся с колючей аурой и суровым выражением лица. Второй же, которого все вокруг упорно называли Тренером, избегая настоящего имени, был странным. Денки затруднялся описать своё впечатление о нем. Помятый, с щетиной и в роговых очках, он должен был бы казаться безобидным, но где-то бессознательно от него веяло чем-то… он не мог описать это, лишь ощущал легкую беспокойность, особенно когда чувствовал пронзительный взгляд Тренера на себе. Будто эти глаза видели его насквозь и знали о Денки что-то, чего он сам о себе не знал. Денки прекрасно осознавал свой порок, именуемый «любопытством». Он не любил не знать чего-то. Тем более чего-то о себе. И он был готов вернуться в тот Зал даже просто для того, чтобы узнать решение этой загадки. Тандем этих двоих, несмотря на внешнюю конфликтность, создавал удивительное впечатление органичности. Они спорили, да, но лишь на словах, действиями же никак друг другу не препятствуя. А действия всегда стоили больше слов. Господин Шинджи огрызался и ворчал, но больше напоминал ежа, что прятал под иголками мягкое брюшко. Этим господин Шинджи напоминал ее. Леди Молний. С самого детства Денки она была для него символом героя. Ведь она была намного ближе эфемерного Всемогущего, который больше воспринимался как мифический персонаж. Но с ней никогда не было просто. Чем ближе поезд приближался к Осаке, тем темнее было небо от сгущающихся туч, предзнаменуя грозу. Ему стоило быть аккуратным в эти дни, но его это не сильно пугало. Он намеревался стать героем, и это была лишь еще одна ступень к его цели.***
— Добро пожаловать в Осаку, Каминари, — на выходе со станции приветствует его Нанами Сидзуки. Тонкая, высокая и стройная шатенка, стриженная под каре, она улыбнулась ему мягко, одетая в строгий синий юбочный костюм с голубой рубашкой. — Благодарю, — кивает Денки, улыбаясь в ответ и смотря прямо в ее карие глаза, в которых не было и тени улыбки. Она лишь кивком указала следовать за ней и развернулась в нужном направлении. И взгляду Денки предстали ее крылья, начинавшиеся из разреза пиджака меж лопаток и почти достигающие щиколоток. Это были четыре стрекозиных крыла, сейчас сложенные друг на друга как одно. Их полупрозрачная мембрана, в отдельных сегментах окрашенная лазурным и зеленым, напоминала витраж. И красота этого витража слишком ярко выделяла безобразно оборванный край одного из крыльев, хоть повреждение пыталось скрыться, укрытое тремя оставшимися целыми. Бывшая героиня Стрекоза На входе их ждала машина с водителем, на мгновение заставившая Денки поморщиться. Наверняка Леди распорядилась, отчего он отчасти ощутил себя будто под конвоем. Пусть здравый смысл и подсказывал, что это лишь предосторожность от его магнетизма природных молний, что скапливались и поблескивали сейчас в чернеющем небе, и просто экономия времени и усилий. Нанами жестом пригласила его сесть на заднее сидение и села следом, расположившись чуть боком, чтобы уместить далеко не такие эластичные, как на первый взгляд, крылья. — А где сейчас Леди? — поинтересовался Каминари, обращаясь к Сидзуки, когда водитель вырулил авто с парковки. — На миссии, — коротко ответила Сидзуки, включив телефон и начав просматривать пришедшую ей корреспонденцию. — И когда она вернётся? Нанами бросила на него короткий, будто немного сожалеющий взгляд. — Ты значишься как стажёр Агентства, а не лично Леди Молний. И поручен моим заботам в отделе связи с общественностью, — мягко и вкрадчиво. — Иными словами: бумажная работа, — не спрашивает, утверждает. — Не стоит огорчаться. Бумажная работа и умение работать с общественным мнением — не менее важная часть геройского ремесла, — попыталась сгладить ситуацию Нанами. Денки даже не потрудился скрыть, как скривилось его лицо от разлившегося во рту привкуса горечи. Она все ещё не верит в него. Все ещё видит слишком слабым, чтобы дать ему что-то сложнее чёртовых бумажек.***
Офис Агентства Молний сложно было не заметить. Высокая светлая башня в двадцать этажей, упиравшаяся шпилем в небо. Денки передернул плечами, едва выйдя из машины. В воздухе пахло электризованным озоном, и он кожей мог ощутить, как на это отзывалось внутреннее напряжение. Тяжесть в воздухе ощущала и Сидзуки, отчего непроизвольная вибрация прошлась по ее крыльям, и это было единственным, что выдало ее легкий дискомфорт. Несмотря на облачность, до дождя еще было далеко. И все же стоило поспешить в здание. — Для начала я проведу тебя на жилые этажи. Там ты сможешь оставить свои вещи, — ведя его мимо стойки регистрации, прямо к лифту, говорит Нанами. Денки закидывает кейс на плечо вместе с сумкой и следует за ней, оглядываясь по сторонам. Весь холл был в белизне и стекле, что навевало едкое ощущение стерильности, и Денки почти почувствовал фантомную отдушку хлора и спирта, невольно потянувшись к черной молнии, но одернул себя, так и не коснувшись собственных волос.***
Нанами шла извилистыми коридорами, мельком оглядываясь на следовавшего за ней юношу. Вещи вместе с пиджаком они оставили на жилом этаже ниже. Денки следовал за ней, заложив освободившиеся от сумок руки в карманы и чуть сгорбив плечи. Его несогласие и недовольство положением вещей было ощутимо даже в его молчании и хмурых бровях, поселяя в воздухе неуютную атмосферу напряжения, от которой нервно подергивались крылья, хотя лицо Сидзуки сохраняло невозмутимость. Она прекрасно понимала причины недовольства мальчика, но мало что могла изменить. Решение было уже принято и распоряжения сверху отданы. Нанами была лишь звеном. Исполнителем. Даже если с Леди их связывала дружба еще со школьных лет, в первую очередь, она была начальством Сидзуки. Впереди показались двери из матового стекла с золотой табличкой. «Отдел связей с общественностью».***
Денки отчасти оглушило шумом суеты, обрушившимся на него, едва распахнулись двойные двери. В просторном длинном помещении, заставленном рабочими столами, где одна стена была сплошным стеклом, открывавшим вид на улицу, сотрудники в официальных костюмах почти и не обратили внимания на вошедших, торопливо перетаскивая папки бумаг между столами. Отовсюду раздавались звонки несмолкающих телефонов с разговорами, шелест перебираемых бумаг, гул факса и принтеров. Люди здесь двигались торопливо, как колония муравьёв, где каждый занят своим делом. Денки ощущал себя лишним, как навязчивая пылинка, попавшая в совершенный часовой механизм, которую при любой удобной возможности перемелет в его шестерёнках. Сидзуку выделила ему краешек стажёрского стола, расположенного спиной к окну, и, решив не оттягивать неизбежное, положила перед ним руководство сотрудника, страниц так на триста, не меньше, и попросила заглянуть к ней, как только Каминари закончит с чтением. Денки поморщился недовольно, глянув на серого цвета обложку с белоснежными буквами на ней, и приступил к изучению, желая покончить с этим, чтобы поскорее заняться чем-то хотя бы отдаленно полезным. И когда он открыл первую же страницу, его стремление тотчас разбилось о жестокую реальность содержимого этого руководства, ошарашившего его и в первые минут десять чтения показавшегося лишь набором умных слов без общего смысла. Пришлось четырежды перечитывать, медленнее и основательнее с каждым разом, хотя бы для понимания, о чем там говорилось после приветствия. И это было только предисловие, отчего захотелось обреченно застонать. Медицинский справочник о нейронных связях и их возможных патологиях было читать интереснее. Или учебник по бухгалтерии в кабинете тети М. Или… много что ещё на его памяти. На самом деле Денки любил читать. Литературу. Множество и множество намного более увесистых многотомников он проглатывал за несколько часов, в отличие от этого… руководства. Написанное языком сухим, как пустынный песок, и с таким же скрипом между зубами осваиваемое, его чтение казалось ему издевательством над терпением, умственными способностями и хорошим слогом. Дотошное, сложносоставное, разжевывающее каждую незначительную мелочь. Будто его держали за дурака. Минуты текли медленно, как застывшая патока. Денки тонул в океане печатных букв, оглушённый звуками перелистываемых бумаг и стуком по клавиатурам, не способствовавшими концентрации. В этой какофонии даже была какая-то своя, непонятная ему, мелодия, как сердечный ритм левиафана, сжавшего в своей пасти всё это место. Временами Каминари думал, что и сам вот-вот свалится в глотку этому метафорическому чудовищу. Но даже это мельтешение окружающих сотрудников казалось интереснее этого чтива, полного юридических канцеляризмов, в освоении которого за прошедшие четыре часа он продвинулся лишь на шестьдесят четыре страницы, уже от этого ощущая свою голову распухшей и чугунной. По спине прошла дрожь, вырывая из своеобразного вегетативного состояния, и он оглянулся. Тучи темнели, и где-то среди них отсвечивали ещё далекие раскаты. Свет вокруг сменился на искусственный, за окном уже царила ночная темнота, а люди в помещении поредели. Ему казалось, что он моргнул всего на мгновение, и ещё два часа попросту выпали из его восприятия. Денки мельком глянул на раскрытый документ перед собой. Сто сорок седьмая страница. Он даже не помнил, как дошёл до этого места. Глаза ощущались сухими, будто он позабыл моргать. Сидзуки не было видно нигде. Но ощущалось другое. Она здесь. И Денки просто встал со своего места и пошёл за этим ощущением. Внимания на него, как и прежде, никто не обратил, занятые своими делами. Он не мог объяснить это странное ощущение. Он просто всегда знал, чувствовал ее приближение и присутствие. Именно ее приход взбудоражил уже натянутые нервы. По кнопке лифта он почти стукнул. На коже потрескивал ток. Денки надеялся, что нигде не оставил след из подпалин, и, закрыв глаза, считал секунды в попытке вернуть пошатнувшийся контроль. Звук прибывшего лифта кажется Денки скрипнувшим ногтем по доске, ввинчиваясь в его висок. Он заскакивает в кабину и торопливо жмёт кнопку самого верхнего этажа, молясь, чтобы кнопку не закоротило от тока на его пальцах. Но техника здесь прочная, настроенная выдерживать большие мощности. Построенная под неё. Денки складывает руки на груди, сжимая пальцами предплечья, и прислоняется к стенке лифта. Палец нервно постукивает по коже. Первое, что его настигает после звона прибывшего лифта, это взволнованный голос Сидзуки. Он не вслушивается в слова, но по тону она то ли сетовала, то ли убеждала. Каминари вышел из кабины, двинувшись по коридору к лестнице ещё на этаж выше. Лестница была железной — перила холодили руку, немного успокаивая — и вела в круглую комнату, все стены которой заменяли панорамные окна. Будто аквариум. — …шай, этот мальчик… — Сидзуки мгновенно умолкает, приложив пальцы к губам, заметив его, и смотрит на него удивленно и с опаской. Стрекоза застыла там же, где стояла — около дивана, с левой стороны. Но искрящийся взгляд Денки был прикован вовсе не к ней. Лицо Леди Молнии открыто, полумаска лежит рядом у ее бедра. И его недовольный взор она встречает своим, продолжая вольно сидеть на чёрном диване. Темно-янтарные глаза героини выглядят всё такими же непроницаемыми, а лицо спокойным. Куртка закинута на спинку мебели, оставляя Леди в простой белой майке, оголяя светлые плечи. — Час поздний, — она оглянулась на часы на своём белом рабочем столе. — Тебе уже положено отдыхать, Денки, — ровным тоном констатирует героиня. — В первый день стажировки мне положено ознакомление, — складывает руки на груди Денки. — Которого не было! — с нажимом и резко, делая шаг вперёд, всё так же гневно глядя на неё. Сидзуки, отошедшая в сторону, вздрагивает от неожиданности. — Нана дала тебе необходимую информацию, — Леди смотрела на него всё так же спокойно, лишь мельком глянув на помощницу. — Если бы я захотел формальностей — попросился в помощники к отцу. Я пришёл стать героем, а не клерком! — морщится Денки. — Ты не готов, — лицо героини перестаёт походить на фарфоровую маску, наконец выдавая едва заметную мимику — брови чуть хмурятся, взгляд тяжелеет. — И никогда не буду, если ты продолжишь мешать! — Денки всплескивает руками, сжимая их в кулаки. — Следи за словами… — тон у героини Молний тяжелеет тоже, и лицо окончательно теряет равнодушие, обнажая ее сгущающееся недовольство. — Как перебирание бумаг и заполнение таблиц может подготовить меня к геройству?! — он продолжает напирать и голос его набирает силу. — Ты сказала, что не будешь препятствовать, если соглашусь на твоё кураторство. Сказала отцу, что будешь следить и помогать моей подготовке. Но даже не пытаешься дать мне шанс! — Я даю тебе шанс, — вздыхает Леди, вставая с дивана и складывая руки на груди, когда ее собственная кожа начинает источать искры. — Окружив меня бумагами и заставив сидеть на заднице внутри этого здания, как в аквариуме?! Я не хрустальная ваза! Сидзуки отшагивает медленно назад, едва не упираясь спиной в белый шкаф у стеклянной стены, чувствуя, как от нарастающего в комнате резонирующего напряжения этих двоих покалывает её крылья и растет ком в горле. Она может лишь смотреть на эту сцену, не смея вмешаться. — Ты не осознаешь происходящего, — осаждает недовольным тоном Леди, постукивая пальцем по предплечью. Для Нанами этот жест сродни тикающему механизму готового лопнуть раздражения Героини Номер Восемь. — Капризничаешь, как та женщина. — Капризничаю?! Не осознаю?! Чего я не осознаю?! — Денки будто взрывается от этой реплики, и искры тока на его коже выглядят как шипы дикобраза. — Угомонись, — раздражение проступает в напряженных уголках рта женщины, но Каминари игнорирует указание, продолжая: — Того, что ты поступаешь со мной так же, как дедушка с тобой, тётя?! — Денки! — голос Леди впервые сорвался на повышенный тон. Сидзуки вздрогнула, когда за стеклом грянул гром единовременно с возгласом героини, на мгновение осветив своей вспышкой всё пространство. — И «та женщина», о которой ты говоришь, моя мать! Не смей говорить о ней с пренебрежением… — голос Денки начал стихать до явной угрозы в тоне, прежде чем он развернулся и, не оглядываясь, стремительно спустился по лестнице. Нанами устремилась было остановить его, но: — Пусть идёт, — одёрнул её голос Леди. По комнате разнесся запах палёной резины. Из-под ладоней героини густыми чёрными каплями стекал оплавленный от её причуды материал обивки дивана. — Пусть остынет, — надевая свою куртку, тихо проронила она, прежде чем взять маску. — Опять уходишь? Леди не ответила — толчком открыла одно из окон, впуская холодный ветер, прежде чем вспышкой вознестись в небо.***
Сидзуки оставалось только тяжело вздохнуть и вернуться к работе. Всё, что она могла сказать в защиту этого мальчика, она уже высказала задолго до этого. Но разве её послушали? Что тётю, что племянника связывало необычайное упрямство, видимо являющееся семейной чертой. У Леди не было поблажек даже для близких. Да и не в праве Нанами вмешиваться в дела чужой семьи. Тем более, насущные дела были важнее. Отправленный в Хосу герой-сайдкик пострадал в результате стычки с Убийцей Героев. На счастье, остался жив. К несчастью — урон довольно критичен. В себя до сих пор не пришёл. Посылать ещё одного героя из Агентства для расследования — опасно. Не послать — нельзя. Как минимум, из соображений морали. Но разве мораль предписывает бросать других в разверзнутую пасть неизвестной опасности, хоть это и долг героев? Возможно, Нанами немного пристрастна. Оборванное крыло ноет, отчего беспокойно шебуршат остальные, целые. Денки, которого она изначально посадила у себя на виду, за прошедшие два дня больше ни слова не проронил в протест, молча исполняя мелкие поручения, пусть и с весьма хмурым лицом. Видимо, искры гнева и обиды всё ещё тлели внутри него. Сидзуки прекрасно его понимала. Она тоже была молода и полна амбиций, идеалов, стремлений. Но и с подругой она была отчасти согласна: отпускать простых стажёров на их первые патрули, первые миссии всегда волнительно и отчасти боязно. А что уж говорить о том, чтобы отпустить племянника, прекрасно зная, как опасен недостаток его причуды? Но всякому птенцу приходит час покинуть гнездо, как бы безопасно в нем ни было. Иначе он никогда не научится летать. — Мисс Сидзуки! — женщина вздрогнула, когда её резко окрикнули, и удивлённо посмотрела на Каминари, нависающего над её столом с телефоном в одной руке и встревоженным взглядом. — Нужно связаться с Леди. Сейчас же!