Глава 15. Весна, 1589
25 февраля 2023 г. в 00:23
Была поздняя ночь, но Хюмашах Султан не спала и преданно сидела у постели матери, сжимая её руку и веря, что при помощи этого может вдохнуть в маму дополнительные силы. Незадолго до ухода Курта у матушки снова начался жар, но мужчина успокоил Хюмашах, сказав, что сейчас это нормально, и значит, что лекарства действуют, а организм борется. И к утру маме станет лучше.
Хюмашах устала опустила голову на руки, лежащие на бортике кровати, прикрыла глаза, и в этот момент услышала тихий стон, тут же посмотрев на маму, дочь увидела, что на неё смотрят родные, прекрасные голубые глаза Валиде.
— Матушка, вы очнулись! — Хюмашах трепетно поцеловала Валиде руку, которую продолжала сжимать. — Вам лучше?
— Всё хорошо, доченька, не волнуйся за меня. Я хочу пить.
— Да, конечно, только немного, Валиде, — Хюмашах осторожно приподняла матушку, поднося чашку к её губам.
Сафие сделала глоток и скривилась от боли.
— Больше Вам пока нельзя, лекарь запретил.
— Ладно… — Сафие опустилась на подушку и закрыла глаза. — Как Фатьма и Михримах, Хюмашах?
— С ними Айлин, матушка, с ними всё хорошо, не волнуйтесь. — Хюмашах легко улыбнулась. — Лекарь сказал, что вы очнётесь утром и Вам будет лучше, но он же не знал, насколько Вы у меня сильная, но он прав, вам нужно ещё поспать, не тратьте силы, мы завтра поговорим.
— Иди ко мне, доченька…
— Матушка… Вдруг я наврежу Вам.
— Иди, не бойся, я же не при смерти.
Хюмашах взобралась на кровать, осторожно прилегла рядом с Валиде и тут же почувствовала, как мама поцеловала её в макушку. Дочь сильнее прижалась к матери и положила голову ей на грудь, слушая тихое и спокойное дыхание Валиде, начала засыпать.
На следующий день Сафие действительно уже чувствовала себя лучше и полусидела в постели, опираясь на подушки. Хюмашах сидела на кровати рядом.
— Матушка, это сделала Шахихубан Султан, она…
— Я не хочу об этом говорить сейчас, Хюмашах.
— Но… — Двери отворились, не дав Хюмашах договорить.
В покои вошли Айлин вместе с Фатьмой и Михримах, которая тут же потянулась к старшей сестре, оказываясь в её объятьях.
— Мама, ты заболела? — Спросила Фатьма, пока Михримах, как бы незаметно внимательно наблюдала и слушала.
— Немного, но нет ничего страшного. Я чувствую себя лучше, поэтому идите ко мне, я соскучилась.
— Рада видеть Вас в добром здравии, госпожа.
— Благодарю, Айлин.
Девочки забрались на широкую постель и прижались к матери с обеих сторон. Фатьма — слева, а Михримах — справа. Хюмашах улыбалась, и в этот момент в двери покоев постучали.
— Войди! — голос Сафие был немного хриплым.
— Госпожа, — Шахихубан Султан и Назпервер Султан словно проскользнули в комнату, положено поклонившись.
Хюмашах внимательно смотрела на Шахихубан. Выражение её лица потеряло мягкость, а в глубине взгляд горел откровенной злостью, невольно заставляя всплывать в памяти Шахихубан её недавний разговор с госпожой.
— Как Вы себя чувствуете? — Вопрос прозвучал из вежливости.
Хюмашах перевела взгляд, который тут же смягчился, на маму. Она улыбалась, но дочь видела, что тоже вежливо, да и взгляд матушки был совсем не искренним, что было особенно заметно с тем, как мама тепло смотрела на Фатьму и Михримах.
Сафие поцеловала дочерей, а после обратилась к няне.
— Айлин, отведи Фатьму и Михримах в покои.
— Матушка… — Тихо прозвучал голос Михримах. — Я хотела…
— Вечером я приду к вам, моя девочка. И ты мне всё расскажешь. Ладно?
Михримах кивнула и взяла за руку няню.
— Видим, что всё порядке. — Сказала Назпервер Султан, как только двери закрылись.
— Благодарю, госпожи. Сейчас уже всё хорошо, а когда тот, кто это сделал, понесёт заслуженное наказание, мне станет ещё лучше. — Сафие холодно смотрела на Шахихубан Султан. Слишком холодно и слишком долго.
Воцарившееся молчание затягивалось, а воздух в комнате словно стал ледяным. Страх как будто сдавливал грудь, и Шахихубан невольно чувствовала, как ей не хватает воздуха, а голова кружится, и прилагала все усилия, чтобы руки очевидно не задрожали
— Если вы позволите, мы пойдём, — тихо прошептала госпожа.
— Конечно. — Спокойно ответила Сафие Султан. А Хюмашах снова только восхищалась внутренней силой своей мамы.
Сил хватило, чтобы пройти по коридору и свернуть за угол, прочь от любопытных взглядов стражников. Шахихубан прислонилась к стене.
— Что с тобой? — Спросила Назпервер. Даже в полумраке коридора было видно, что Шахихубан была бледной.
— Все… все в порядке, — ответила она, хотя ноги подкашивались, а тело сотрясала нервная дрожь. — Все в порядке, — повторила она. — Пойдём в мои покои.
Шахихубан Султан нервно ходила по своим покоям, пока сидевшая рядом на тахте Назпервер Султан наблюдала за ней.
— Ты всё-таки начала открытую войну…
— Я поражаюсь твоему спокойствию, Назпервер! Мы должны уничтожить её, ведь иначе её сын взойдёт на трон и убьёт наших детей!
— Ну, а что потом, Шахихубан?
Шахихубан непонимающее смотрела на Назпервер.
— Мне убить твоего сына? Или дождаться, как уже твой убьёт моего? Будем убивать друг друга по-очереди? Зальём весь дворец кровью?
Воцарилось молчание.
— Молчишь… Значит, твоя вероятность ничем не лучше её. — Назпервер горько усмехнулась и направилась к выходу.
Шахихубан смотрела ей вслед.
— Госпожа, что мы будем делать? — Спросила Бельгин калфа.
— Мы должны быть наготове… Ты должна найти самых преданных мне охрану и служанок, самых надёжных и беспринципных!
— Я займусь этим, госпожа. Как раз скоро должно придти пополнение из коптского монастыря. Я подберу кого-нибудь.
— Хорошо. Нас ждёт большая война, Бельгин. И она только началась!
Дворец Хюмашах Султан.
Поздно ночью Хюмашах неподвижно сидела на кровати, когда услышала, как Ибрагим её окликнул. Госпожа посмотрела на мужа. Тот откинул одеяло и сел рядом.
— Я не могу уснуть.
Ибрагим сжал Хюмашах руку.
— Матушка… Мы поссорились.
— Поссорились?
— Я хотела всё рассказать отцу, чтобы Шахихубан за всё ответила, чтобы её больше не было во дворце, рядом с мамой, но матушка…
— Я все расскажу отцу, матушка.
— Нет, Хюмашах, ты не станешь вмешиваться.
— Как я могу не вмешиваться, матушка? Вас хотели убить, — несмотря на эмоции в душе, рассудительно спросила Хюмашах. — Я — ваша дочь.
— Именно поэтому ты и не вмешаешься, Хюмашах.
— Я больше не ребёнок! И я уже говорила Вам об этом. Я буду защищать Вас! Я обещала Вам.
— Я помню, Хюмашах, а ты помнишь, что попросила у тебя я, чтобы выполнить своё обещание, ты должна быть тем, кем ты являешься, моей прекрасной доченькой. Ты радуешь меня и заставляешь гордиться. Этого достаточно, со всем остальным я справлюсь. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
— Что, может, случиться, матушка? Я — госпожа, и я знаю, как ей быть благодаря Вам. Вы всему меня научили. Я знаю, как говорить с отцом. Я никого не оскорблю. — С достоинством ответила Хюмашах. — Я не беззащитна и не слабая, я не подведу Вас.
— Конечно, нет! Но…
— Нет, мама. Я не собираюсь не вмешиваться! Эта женщина хотела вас убить! Я не желаю видеть её рядом с Вами!
— Хюмашах!
— Она запретила мне вмешиваться… — Хюмашах покачала головой. — Тон, которым матушка произнесла моё имя… Она не крикнула на меня, не повысила голос, не сердилась и не приказала… Но… В детстве она мне сказала, что королевы повелевают… А вчера я не только на словах почувствовала, что это значит. Я до сих пор не согласна с матушкой, но я никак не могла её ослушаться, а тем более не продолжила спорить… Я никогда не проявлю к матушке неуважения. И в этот момент пришёл отец, и я поклонилась и ушла… — Хюмашах снова покачала головой, и Ибрагим почувствовал, как она неосознанно сжала руку, которую он продолжал держать, в кулак. — Я не желаю ни видеть Шахихубан во дворце, ни слышать её!
— Хюмашах… — Ибрагим заключил Хюмашах в объятья. — Твоя Валиде не хочет, чтобы ты участвовала в интригах… И она права, это не слишком чистая вещь.
— Я знаю, матушка меня оберегает, как и всегда, но я ведь больше не ребёнок, Ибрагим!
Паша улыбнулся.
— Для Сафие Султан ты именно ребёнок и есть, Хюмашах. Ты всегда им будешь. Ты — её дочь.
Хюмашах тепло улыбнулась, но тут же улыбка исчезла.
— Неужели я теперь должна жить в постоянном страхе, что когда-нибудь она всё-таки отнимет у меня матушку? — Голос Хюмашах дрогнул.
— Ну, что ты, Хюмашах, даже не думай о подобном. Безопасность Сафие Султан по приказу Повелителя была усилена на каждом шагу, никто теперь просто не войдёт в её покои. Рядом с ней самые надёжные слуги и охрана. Да и Шахихубан больше не решится на подобное… Она не станет терять всё и подставлять себя под настолько очевидный риск. Тем более после случившегося когда все под подозрением Повелителя. Не волнуйся. Или тебя так беспокоит Ваша ссора? Это же мелочь, Хюмашах, такое случается.
— Я ни разу не ссорилась с матушкой до сегодняшнего дня.
— Серьёзно, ни разу за 19 лет?
— Восемнадцать, у меня день рождения осенью, в сентябре, а сейчас весна. И, конечно, серьёзно. Почему тебя так это удивляет?
— Все ссорятся с родителями, это не такая уж редкая вещь…
— Ну, может, все и ссорятся, но наверное им просто не повезло так, как мне. У них же не моя замечательная мама, и у меня не было ни одной причины ссориться с ней.
Ибрагим улыбался, смотря на супругу. Она просто светилась гордостью, говоря о Валиде.
— Я очень люблю её, и это та часть меня, которой я никогда не ссорилась. Я никогда не чувствовала здесь каких-то проблем. С мамой очень легко.
— Хюмашах, сейчас у вас тоже нет никаких проблем. Ты любишь Валиде, она любит тебя, у вас небольшое несогласие в отношениях, но, я уверен, что уже завтра вы поговорите и его преодолеете. Это не проблема для 18-летних и таких крепких отношений.
Хюмашах посмотрела на мужа, его улыбку и рассмеялась.
— Вот так, да, а сейчас, чтобы утро наступило быстрее, давай спать.
Покои Сафие Султан.
Сафие устало опустилась на подушки и прикрыла глаза, когда к ней обратился верный Бюльбюль.
— Госпожа, простите… Что мы будем делать?
Сафие усмехнулась.
— Ничего. Но она будет уверена в обратном, и этот её страх ожидания отравит ей жизнь без моего участия. Но мы должны контролировать её, Шахихубан одна никогда бы не решилась на случившееся, и, конечно, одновременно мы должны усилить безопасность.
— Все меры приняты, госпожа.
— Нужно быть готовым ко всему.
— Я понял, госпожа.
На следующий день, практически с рассветом Хюмашах Султан уже была в Топкапы и подходила к покоям матери, когда её остановил Бюльбюль.
— Доброго утра Вам, госпожа.
Хюмашах кивнула.
— Сафие Султан нет в покоях.
— А где она?
— Уехала в лавку к Салахадину эфенди. Вы разминулись совсем чуть-чуть.
— А ты остался здесь? Отпустил матушку одну?!
— Госпожа, Сафие Султан пожелала, чтобы её лично никто не сопровождал, но Вам незачем волноваться, конечно, же рядом с ней стражники и охрана.
— А если среди них предатели?!
— Госпожа…
— Прости, Бюльбюль, ты прав. Я слишком волнуюсь.
— После недавних событий это естественно, госпожа, но я уверяю Вас, для безопасности Сафие Султан сделано всё возможное. Вы подождёте Валиде в покоях?
— Нет. Я поеду в лавку. Поговорю с матушкой, а заодно и поблагодарю Салахадина эфенди, ведь я так этого и не сделала. — Ободрённая своими планами, Хюмашах Султан улыбнулась.
И вот карета госпожи уже пересекала огромный сверкающий лабиринт Большого Базара со множеством улочек, наполненных лавками. Хюмашах смотрела в окно: дорогие персидские ковры из Исфахана и Кабула украшали прилавки, мебель из кедра, мечи и доспехи, латунные и серебряные кофейники с искривленными носиками и длинными горлышками, стаканы для чая в форме тюльпанов и большие тонкие — для шербета, и ароматы различных благовоний, специй проникали в карету, как и звуки многообразия акцентов и наречий. От Базара на запад, к кварталу у мечети Айа-София, ещё несколько улиц и переулков. И наконец карета остановилась у лавки Салахадина эфенди. Юная госпожа увидела карету мамы и стоящую охрану, которая тут же отвернулась, как только Хюмашах вышла из кареты и направилась к лавке.
Хюмашах вошла в неё. В небольшой, тесной комнате было тихо. Госпожа осмотрелась. Ряды стеллажей, на полках которых аккуратно разложенные книги, перед ними низкий столик, на котором лежали множество пергаментов и тубусов. Хюмашах прошла поближе к стеллажам и стала рассматривать книги. В этот момент из задней комнаты вышел сам Салахадин эфенди и тепло поприветствовал госпожу.
— Доброе утро, госпожа. Так неожиданно и радостно увидеть Вас здесь.
Хюмашах приветственно улыбнулась.
— Я искала матушку, но не смогла устоять перед этим великолепием. — Ответила Хюмашах, осторожно дотрагиваясь до корешка одной из книг.
— Сафие Султан в задней комнате. Там лучшие книги.
— А ещё я хотела поблагодарить Вас. Ведь вы помогли спасти жизнь Валиде.
— Не стоит, госпожа. Я рад услужить Сафие Султан. И благодарен, что однажды она вошла в мою лавку, с тех пор у меня только всё хорошо. Госпожа и поддерживает меня, и уже поблагодарила. И, если Вы позволите, я хотел бы Вам сделать подарок, госпожа.
Салахадин эфенди отошёл к другой стене, к небольшой витрине, достал из-под неё небольшую коробочку и, вернувшись, протянул её Хюмашах. Открыв её, госпожа увидела внутри небольшой, треугольный, кожаный мешочек. Тумар.
— В этот тумар вшита молитва. Пусть она служит Вам оберегом от всех бед и несчастий, от сглаза, зла и злых людей.
— Спасибо, Салахадин эфенди. Я очень тронута. — Поблагодарила Хюмашах, убирая амулет во внутренний карман рядом с сердцем…
***
Подняв голову от руки Валиде, которую продолжала сжимать, Хюмашах посмотрела на маму, она по-прежнему была бледной и без сознания, дочь вздохнула и тяжело поднялась, её продолжала бить мелкая дрожь. Хюмашах вернулась в кресло, достала из-под синего платья небольшой, кожаный треугольный мешочек и посмотрела на него. Он выглядел почти как новый и только кое-где на коже был заметен след прошедших лет.
— Бюльбюль!
— Госпожа, — верный слуга тут же вошёл в спальню.
— Забери его, — Хюмашах протянула аге тумар.
— Госпожа?
— Забери его!
— Но куда, госпожа?
— Куда хочешь, мне всё равно, — Хюмашах, не отрываясь, смотрела на постель Валиде.
Бюльбюль сглотнул, но понял, что продолжать бессмысленно.
— Как пожелаете, госпожа.
— И принеси плед. Мне холодно.
— Госпожа…
***
Хюмашах осторожно заглянула в комнату. Мама сидела в кресле и задумчиво рассматривала книгу.
— Матушка…
Сафие обернулась. Дочь стояла в дверях в красивом платье зелёного цвета, которое очень шло её глазам и выделяло их, а волосы делала ещё более светлыми. На лице дочери было обеспокоенное выражение. Сафие протянула свою руку. Хюмашах улыбнулась, подошла ближе и трепетно сжала руку матери, поцеловав её, и опустилась на колени.
— Простите меня, матушка, если я проявила неуважение. — Хюмашах почтительно склонила голову. — Я этого не хотела.
— Я люблю тебя, моя прекрасная доченька, — Сафие нежно провела рукой по волосам дочери.
Хюмашах подняла голову. Спокойные небесно-голубые глаза мамы смотрели на неё с нежностью, а её тёплая улыбка, словно проникала и укутывала сердце. И Хюмашах тоже улыбнулась.
— Вы не обижаетесь…
Сафие устало вздохнула.
— Я и не обижалась на тебя, доченька. Я не могу обижаться на твоё желание защитить меня, но ты не будешь подвергать себя опасности. Я не хочу, чтобы на тебе увидели мишень, Хюмашах. Так мне будет спокойнее.
— Но… Матушка… — Хюмашах встала и обняла сидящую Валиде. — Вы — самая замечательная мама на свете, я меньше всего хочу расстроить Вас, но я же не могу спокойно смотреть, как они эту мишень видят в Вас. Я тоже Вас люблю и чудом уже Вас не потеряла. — Хюмашах усилила объятья. — Вы до сих пор выглядите усталой.
— Хюмашах, тише… Со мной всё хорошо. Я смогу защитить себя, но для этого я не должна волноваться за тебя, потому что это будет мне мешать. Я должна знать, что ты, Мехмед, Фатьма и Михримах в безопасности. И тогда никто со мной не справится. Я обещаю.
— Хорошо, матушка, — Хюмашах поцеловала маму в щёку. — Я никогда не ослушаюсь Вас, обещаю!
«Но я буду защищать Вас…». Пронеслась в голове мысль.
— Хорошо. — Сафие встала и подошла к небольшому окну в комнате. — Пора возвращаться во дворец.
— Больше никогда не будем ссориться, матушка, ладно? — Подошедшая Хюмашах снова обняла Валиде, прижавшись к ней.
— Конечно, доченька, не волнуйся, всё хорошо. Мы даже и не ссорились… — Сафие примирительно улыбнулась. — Мы просто кое-что прояснили. Это нормально, чем взрослее ты становишься и самостоятельнее. Я тобой горжусь. Значит, я делаю всё правильно.
— Спасибо, матушка. Но я не хочу так больше ничего прояснять. — Хюмашах покачала головой. — Я чувствовала себя отвратительно этот вечер и ночь. И, давайте, я буду самостоятельной как-нибудь по-другому. Как сегодня или как в Эдирне. — Сказала Хюмашах и улыбнулась.
— Ладно, как хочешь, моё сокровище.
— Люблю Вас, матушка.
— Я тоже люблю тебя, Хюмашах.