Воспоминания

Кофе, последний кофе, который должен был оборвать переполняющее душу ощущение отчаяния с горьким привкусом безнадёжности. Её сын, её надежда, её бесценный львёнок… Не уберегла… Осталось сделать глоток. Она хотела уйти от тех, кого любила, потому что уйти проще, чем остаться, — там, где люди, которые были ей небезразличны, могли заглянуть ей в глаза и увидеть в них страх и её вину, её слабость. Хотела? Как и тогда много лет назад… Тогда она даже всё сделала, а после того как её спас Мурад, после, после она помнит слова, которые кто-то ей сказал… — Она страшно боится потерять Вас. И всё, что вы чувствовали тогда, вы знаете, о чём я говорю, эти безнадежность и отчаяние перенесутся на неё. Если вы вдруг захотите ещё раз остановить своё сердце, то вспомните, что сердце вашей дочери принадлежит Вам, и если вы остановите своё, то остановите и её сердце… — Матушка, вы же никогда не оставите меня? — спросила Хюмашах, смотря на Валиде очень серьёзно и внимательно. — Нет, этот кошмар закончился и больше не повторится. — Обещаете? — Обещаю. Принадлежит… Обещаю… Обещаю… Обещаю… Напротив себя Сафие вдруг увидела Ворона, а покои Валиде Султан стали исчезать, превращаясь в удивительной красоты горный пейзаж. Ворон сидел на песочных часах, песок в них заканчивался и высыпался медленной тоненькой струйкой, Ворон смотрел ей в глаза удивительно осмысленным взглядом, Сафие опустила чашку. Нет, Мы не можем сейчас уйти, не имеем права, отчаяние и безнадёжность должны остаться только Нам, не Хюмашах. Ворон взмахнул крылом, словно согласившись с её выбором, и она увидела, как чаша песочных часов снова наполняется… Временем? Нам дали ещё время… Взглянув на неё ещё раз, Ворон исчез, Сафие, словно очнувшись, осознала, что всё ещё находится в покоях Валиде Султан, раздался стук в дверь. Кёсем… Мы просили, чтобы пришла Кёсем. Что ж, пусть, Мы знаем, что теперь должны делать… Вернувшись в Старый дворец и войдя в свои покои, Сафие Султан неожиданно для себя увидела там свою дочь. Она дремала на софе, заплаканная, бледная. Когда Хюмашах успела приехать? Впрочем, неважно. Хорошо, что она здесь, Сафие ощутила наполнившее её сердце тепло и укол вины. Хюмашах приехала сюда, ждала её, а значит, как всегда верила ей, а она чуть не разбила эту веру, что уже было, хотела уйти, будто забыв за своей болью, насколько сильно дочь её любит. Да, она сказала о своей любви, но одновременно почти показала, что чувство дочери не ценно, что, конечно, было не правдой. «Хюмашах, моя прекрасная доченька, прости меня…». Словно почувствовав присутствие Валиде, Хюмашах открыла глаза и, вскочив с софы, подбежала к матери. — Матушка… Вернувшись из своих мыслей, Сафие Султан с любовью посмотрела на дочь и тут же оказалась в её сильнейших, тёплых и нежных объятьях. — Матушка… — Хюмашах выдохнула, обращаясь к маме, но её голос был таким хриплым, что, казалось, говорить ей удаётся с большим трудом. И Сафие чувствовала, как дочь била мелкая нервная дрожь в её объятьях, будто каждая клеточка её тела дрожала. «Доченька, что я заставила тебя пережить за эти несколько часов, прости, прости меня…» — Я здесь, Хюмашах, я рядом с тобой, всё хорошо, не волнуйся, я никуда не уйду, — произнесла Сафие, нежно поглаживая дочь по волосам и спине. — Матушка… — снова хрипло произнесла Хюмашах, а после тяжело сглотнула, стараясь успокоиться и подчинить свои эмоции. Её голос продолжал звучать очень тихо и слабо, но Сафие не могла не почувствовать, сколько он несёт теплоты и сильнейшей благодарности. — Спасибо… Спасибо… Спасибо, что вы вернулись, я знаю, я очень виновата… Простите меня за всю эту боль... Вы имели право уйти, но, мама, я так Вас люблю, мамочка… — Хюмашах сильнее прижала Валиде к себе, — Аллах, благодарю тебя! — Всё хорошо, всё хорошо, Хюмашах, успокойся. Спасибо, что ждала меня. — Я верила, верила, что Вы придёте, матушка, — Хюмашах никак не хотела отпускать маму из своих объятий, обретая в них силу и успокоение, и в этот момент почувствовала, как Валиде стала оседать. — Матушка… Мама, мама! Что с Вами? Мама! — бережно опустив Валиде на пол, Хюмашах заметила, как тяжело и пугающе она дышит. — Бюльбюль! Сейчас же позови лекаря! Быстрее! Матушка, держитесь, только, пожалуйста, держитесь, не смейте умереть у меня на руках! Я не переживу этого! Вы нужны мне! Очень нужны! Дышите, Валиде! Мамочка, ты слышишь?! Я прошу тебя, держись, сейчас придёт лекарь, сейчас… Сафие всё отдалённее и отдалённее слышала голос дочери, хотя и старалась на нём сфокусироваться до последнего, но её словно что-то уносило всё дальше и дальше от Старого дворца. Она вновь ощущала себя молодой из теперь такого далекого 1566 года, когда началась её жизнь Сафие, тогда она впервые с Мурадом посетила Топкапы, словно её жизни до этого даже не было, а ведь она была, была семья, были любимые родители, но сейчас всё, что она помнит, это тёплые ощущения этого прошлого и больше ничего. Мурад стал её жизнью, а потом дети, которых он подарил ей, она любила их всем сердцем, они стоили всего, что она пережила и поэтому она никогда ни о чём не жалела. Говорят, перед смертью жизнь проносится перед глазами, значит, пришло время всё вспомнить, и Сафие всё больше погружалась в своё прошлое… Её, маленькую девочку, обнимают родители… Ей 12 лет… Нападение… Люди в красном разрушившие их тёплый, любящий мир… Янычары… Горечь рабства… Судьбоносная встреча с Михримах Султан, месяцы обучения, книги, науки, поэзия, музыка, языки, этикет… «Софии из Албании, из деревни Рези в Дукагинском нагорье больше нет, я — София из Венеции из рода Баффо, дочь Леонардо Баффо — венецианского губернатора Корфу, София из Венеции, София из Венеции…». Повторяла и повторяла она себе из-за дня в день, пока действительно не поверила. И, наконец, её первая встреча с шехзаде Мурадом… 1563 год… Начало их истории… Постепенно они узнавали друг друга и становились ближе… Что началось в Акшекире, с любовью и счастьем продолжилось в Манисе… Словно позабыв обо всех дворцовых правилах, они просто были семьёй…