***
— Синьор Дино, может Вы все же вернетесь? — даже через трубку телефона, значительно исказившую голос подчиненного отца, было слышно, с каким отчаянием Ромарио говорил. — Ваш отец болен, он боится, что не сможет дальше вести дела, и… — Ромарио, — Дино тяжело вздохнул, прерывая старого друга. — Я не вернусь. Бизнес, мафия, разборки постоянные и конкуренция.. Это все не мое. Ты же знаешь, я не тот человек, кто сможет справиться со всем… Ау! Дино Каваллоне потер ушибленное о тяжелый корпус аппарата колено и снова вздохнул. Работать на маяке, где не было поблизости никакой медицинской помощи, никаких аптек и магазинов, опасно. Тем более, что запас медикаментов хоть и был, но все равно ограниченный. — Но разве жить там лучше?? — горячо поинтересовался Ромарио, и Дино практически увидел, как сверкнули его очки, будто отражая это возмущенное недоумение. Ромарио отчасти был прав. Жизнь и работа в городе, — в бизнесе или же официантом в кафе, — были значительно проще, чем здесь, в сотне километров от берега, среди бушующих волн. Связь, телевидение и интернет работали тут с сильными перебоями. Не было общения, не было других людей, даже животных, кроме стайки громко кричащих чаек. Звенящая тишина внутри маяка нарушалась лишь шумом работы приборов, гулкими щелчками медленно вращающейся лампы и дыханием самого смотрителя. К этому холодному безмолвию шумному и общительному Дино привыкнуть было тяжелее всего. Первое время он часто говорил сам с собой или включал радио, даже сквозь шумы пытаясь разобрать обрывки голосов, создавая впечатление человеческого присутствия в каменной башне маяка. — Мне нравится, — непримиримо отозвался Дино. Это тоже было правдой. За те несколько недель, что он уже жил здесь, тишина стала привычной. Шум волн, стоило только выйти на улицу, успокаивал и дарил некое умиротворение, и Каваллоне даже начал уже думать, что всю жизнь провести здесь в одиночестве не такая уж плохая идея. Зажигать свет в лампах, контролировать генератор, менять топливо и чинить большое дизельное устройство. Смотреть на штормовые волны в небольшое окно рубки. Тогда можно было почувствовать насколько в действительности он крохотный и слабый по сравнению со стихией. От этого осознания мурашки по спине пробегали, а грудь сдавливало от ужаса и восторга. — Господин Дино… — судя по голосу, Ромарио сильно колебался, будто не мог решиться, сказать или промолчать. — Ваш отец сказал как-то, что ему приснились вы. Среди толпы мертвецов. Пожалуйста, возвращайтесь скорее. Удачи вам. В трубке послышались гудки. Дино судорожно вздохнул и отложил телефон, прикрывая глаза. Этот сон снился и ему.***
Дино снится узкая улица на краю Палермо, — он бывал там как-то раз, лет семь назад. Улица типично-европейская, с выложенной брусчаткой дорогой и каменными стенами давно заброшенных домов. Света здесь нет почему-то. Только едва долетающие лучи маяка, — которого никогда не было в Палермо, — разгоняют непроглядную тьму. Ни луны, ни звезд, ни огней города. Будто улица эта зависла в пустоте, окруженная лишь чернотой. Толпа людей, что замерла впереди, переговаривается. Кто-то размахивает руками, что-то отчаянно втолковывая собеседнику. Кто-то хохочет, запрокинув голову. Мужчины, женщины, мельтешащие между ними дети. На некоторых одежда другой эпохи, на других — прошлого десятилетия. Словно здесь собрались люди из разных веков. Общаются, рассказывают друг другу новости…. Беззвучно. Дино чувствует себя внезапно оглохшим. Здесь не слышен шум волн и работы двигателей. Не слышны щелчки проворачивающейся лампы, нет ни звука от голосов. И даже когда Дино сам говорит что-то, спрашивает, окликает… изо рта его не доносится ни звука.***
— Врой, ты там не спишь что ли, тупой конь? — голос Скуало внезапно кажется Дино _слишком_ громким. Каваллоне морщится и судорожно вздыхает, прислушиваясь к звучащим сейчас приглушенно щелчкам. Неужели, и вправду становится глухим? Но почему тогда так сильно слышно Скуало? Словно он единственный, что здесь, в стенах маяка, действительно издает звук. — Какой-то ты молчаливый. Небось обосрался под Хэллоуин в этой своей каменной бочке. Хэллоуин? Дино хмурится, смотрит на экран телефона, проверяя дату. И вправду, сегодня ночь Хэллоуина должна быть. Почему-то казалось, что до него еще целый месяц. В последние три месяца он часто путается во времени — часы словно пропадают куда-то, и Дино никак не может вспомнить, чем занимался в это время и как оказывался в другом месте. Это пугает его и напрягает. И совсем не хочется думать, что из его памяти теперь пропал целый месяц. — Извини, странный вопрос задам, но… мы когда созванивались в последний раз? — Дино хмурится, глядя в окно на находящие с горизонта тучи. Скоро начнется шторм. — Врой, придурок! Каждую неделю разговариваем, как обычно! — раздраженно высказывается Скуало, кажется, окончательно взбесившись от того, что Дино не слушал его все это время. — Я говорил в прошлый раз, что позвоню не в выходные, а вечером, потому что Занзас тащит меня на задание! Ты чем там слушаешь?? Говорил..? Да, наверное, так и было. Дино не помнит. Ни звонка, ни разговора, ни предупреждения, что Занзас забирает Скуало. Ничего, будто никакого разговора и не было. Каваллоне отвечает Скуало что-то невпопад, спешно прощается и замирает, прислушиваясь. Голос Скуало звучал так громко, что в голове гул стоял, а теперь Дино не слышит ни гула машин, ни шума волн, бьющихся о скалы, ни крика чаек. И даже когда он сам произносит что-то, — вначале тихо, затем все громче, пока не срывается на крик, — не доносится ни единого звука, словно уши закрыты чем-то звуконепроницаемым. Когда уже не во сне в его небольшой рубке появляется безмолвная толпа, Дино чувствует, что это конец. Он становится ее частью. Таким же молчаливым, не нарушающим теперь уже вечную тишину старого маяка.