Трое в коммуналке, не считая черепахи (и соседей)

— Арсений, зараза! — Чижова злобно пыхтит и топает по коридору, шаркая тапками, надеется застать Арса на кухне: вряд ли он стал бы уезжать один, наверняка сидит и цедит утренний горячий кофе. — Опять я шо-то? — Попов заспанный и спокойный, свободная льняная рубашка придаёт образу особого уюта; всю агрессию девушки как рукой снимает. Женя представляет Арсения: в этой рубашке и широких шортах, в нелепой панамке или соломенной шляпке, под ясным летним солнцем, на побережье тёплого моря, с букетиком трогательных ромашек или фиалок в руках. Чиж опускает плечи и вздыхает: ни одной ссоры так ни разу и не произошло за всё то время, что они вместе. Как бы иногда ни хотелось закатить истерику, Арсений осаживал мягко и в то же время строго, спрашивал, зачем делать из мухи слона и целовал в лоб. Способ безотказный. Порой Женя, как сегодня, успокаивает себя сама просто взглядом на Арса. — Сколько раз я просила не выключать мои будильники, а, граф? — девушка делает шаг навстречу и сразу угождает в объятия — сонные и ленивые, почти неощутимые, но очень нежные. — Я проспала всё на свете, нам выходить через полчаса. Сам давно встал? — Ну-у-у, ты так сладко спала, — Арс пожимает плечами и водит носом по Жениному животу — какое-то слабое место Арсения, он готов часами его гладить, целовать и мять, — я всё вырубил и решил приготовить завтрак. Разбудил бы тебя через четыре минуты. Чижова удивлённо вскидывает брови и вертит головой в поисках еды. В пределах кухни не находится вообще ничего, что могло бы сойти за завтрак — даже турка пустая, остатки кофе коричневыми разводами мутнеют на чашке Попова. Арс пытается остановить девушку и крепче хватает за талию, чтоб не крутилась, пытается усадить на свои колени, но Женька успевает заметить торчащую из-за дверцы под раковиной ручку сковороды. «Боже, он её выбросил, серьёзно?» — Женя не знает, чего больше хочет: плакать или смеяться. Сковородка хорошая, из Икеи, с антипригарным покрытием. — Я хотя бы попытался, — оправдательно лепечет Арсений, и Чиж всё-таки смеётся: громко, заливисто. В этой порой детской непосредственности Попов абсолютно очарователен — как и невыносим. — Есть овсяное печенье, будешь? — Не будешь, — Женя целует парня в макушку и слезает с его коленей всё же, чтоб направиться умываться: они и правда задерживаются, а сегодня свадьба у Воли — опаздывать себе дороже. — Собирайся давай, главный ведущий страны, — Чиж хихикает и уворачивается от летящей вслед салфетки.

***

— Я думал, вы никогда не проснётесь, — Серёжа мельтешит по невероятно красивому залу и успевает прокомментировать появление Арсения и Женьки. Ребята не отвечают, просто забегают в помещение и сразу идут прямиком в подсобку, чтоб переодеться, даже не обратив внимания на Матвиенко: тот постоянно их подкалывает, хотя их с Машей совместная жизнь куда более интересный повод для шуток и подколов. Так уж вышло, что Серёже нужно на ком-то упражняться в остроумии — соседи великодушно ему это позволяют. Переодевшись, Чижова выдыхает: теперь всё пойдёт своим чередом. Арс будет ещё долго репетировать текст и крутиться перед зеркалом, укладывая уже непростительно длинные волосы, которые чаще приходится собирать в хвост; Женя будет лавировать между столиками и проверять столовые приборы и таблички с именами гостей. — О, Чижик-Пыжик мой прилетел! — как гром среди ясного неба в помещении оказывается Выграновский. Ему ужасно не идёт официальная одежда и спрятанные татуировки — как будто кусочек личности отобрали, закрасили, замазали тоналкой. Женя ничуть не обижается на прозвище и побегает к Эду, чтоб крепко обнять — они не виделись как будто тысячу лет, потому что смены на работе совпадают всё реже. — Привет, Скря, — с теплом в голосе приветствует Чижова. Прозвище Скруджи Эд провозгласил сам, поэтому обиженным не выглядит тоже, лишь подставляет острую скулу для чмока. Женя с радостью поднимается на мысочки и целует друга: от того вкусно пахнет лосьоном после бритья, крепким куревом и едва слышно — каким-то орехово-древесным парфюмом. — И тебе привет, Попов, — Выграновский протягивает ладонь, но та остаётся проигнорированной: Арсений, оказывается, ужасно злопамятный и ревнивый; тёплой дружбы с Эдом не вышло. Эдик вообще не из обидчивых, он простой как пять копеек — пожимает плечами и суёт руку в карман брюк. Женя помогает другу завязать фартук, который обязали нацепить всех, и хлопает по плечу, улетая от бара. Паша смилостивился и прекратил настаивать на платьях для присутствующих девушек — Чижова долго ныла и говорила, что ей будет некомфортно, а ещё «колготки эти ебучие, исчадие Сатаны, сам носи». В ожидании свадьбы Воля благосклонный, улыбчивый и спокойный, поэтому лишь махнул рукой и попросил надеть униформу для мужчин. Жене нормально, брюки только оказались длинноваты, но эта проблема решилась одним походом в ателье. В зале муравьями снуют люди с подносами, тележками, цветами и каким-то декором, кондитер привозит свежий трёхъярусный торт с красивыми украшениями — серебряные сахарные жемчужины удивительно хорошо сочетаются с листочками эвкалипта. Женя едва удерживается от того, чтоб не отщипнуть один лист и не попробовать — настоящий или всё же из шоколада; выглядит невозможно реалистично. Девушке не терпится взглянуть на Пашу и его избранницу, но важнее ей сегодня то, что мероприятие будет вести Арсений. Он, конечно, отвёл не один и даже не двадцать корпоративов в «Птичке», но свадьба — немного другое. Тут нельзя послать гостей в караоке и пойти пить пивко, тут работа должна быть сложнее и тоньше, что ли. Изящнее как будто, ведь люди собрались ради «дня рождения новой семьи», а не чисто бухнуть и потанцевать — для этого ведь и «Птичка» есть. Волнения кажутся приятными и ощущаются щекоткой в затылке, без излишней паники — просто ожидание чего-то приятного, будто первой встречи после долгой разлуки. Женя совсем не вздыхает, глядя на свадебные атрибуты: о своей свадьбе девушка пока думает как о чём-то совершенно мифическом, что будет, конечно, но сильно не сейчас. Возможно, даже не с ней. Серёжа светит кичкой из-под барной стойки и громко матерится, ударившись макушкой о деревянную поверхность. Эд подходит ближе и без лишних слов помогает Матвиенко вытащить из морозилки ящик со свежим льдом; Серёга благодарит так же молча, лёгкой полуулыбкой. Жене наблюдать за ними интересно — их невозможно назвать друзьями, знакомыми или просто товарищами, но кажется, будто у них есть какая-то незримая связь: они понимают друг друга без слов и даже взглядов, часто говорят одинаковыми фразами и делают абсолютно идентичные коктейли. Готовить коктейли одинаково не удавалось никогда и никому, это как с борщом — разные хозяйки по одному и тому же рецепту сделают их абсолютно разными. Если бы соулмейты существовали на самом деле, Чижова решила бы, что Серёга с Эдом — те самые истинные. Про себя с Арсением Женя так сказать не может. Девушка знает, что влюблена, её сердце трепещет от одной лишь мысли о Попове, нечего и говорить о касаниях и поцелуях, но они не говорят о чувствах — никогда. Это привычно и как будто правильно: признаться в симпатии, договориться об отношениях, обозначить границы, планы и интересы. Здесь всё совсем иначе — Арсений молчит, как партизан, а Чиж терпит и не лезет с расспросами. Порой кажется, что для Попова всё происходящее — изощрённая средневековая пытка; так он противится каким-то подвижкам в отношениях. Только вопрос секса его никогда не беспокоил, в остальном же Арс упирается бараном. Процесс переезда Арсения в Женину комнату был болезненным: сначала парень долго отнекивался, а потом внезапно и без комментариев перевёз все свои вещи и переоформил договор с хозяйкой. Теперь совместная жизнь кажется абсолютно правильной, тем самым недостающим кусочком паззла — за исключением мелочей, конечно — а Жене всё же недостаточно. Ей всегда хотелось трогательных слов в полумраке комнаты, а Арс никогда даже не говорил, вместе ли они — никаких предложений стать его девушкой и прочих банальностей — просто давал это понять: мягкими поцелуями, крепкими объятиями, постоянным сексом, круглосуточной заботой и доверием. Лишь иногда мысли Чижовой идут совсем в дебри, но она одёргивает себя: Арсений ведь рядом, и это точно факт. И этого достаточно. Всего раз Чижова попыталась завести подобный разговор. Она долго настраивала себя на звенящую искренность: пока шла домой из «Птички» со смены, пока принимала тёплый душ и без аппетита пережёвывала ужинный салат. Арсений в тот вечер был не в духе, долго учил текст для съёмок в короткометражке, и стоило Жене лишь заикнуться о том, что им нужно поговорить, Арс вспылил, рассыпав листы распечаток. — Меня заебало, что все от меня чего-то вечно хотят! Женя, я хочу просто покоя, а ты ебёшь меня в голову и смотришь так несчастно, будто я испоганил тебе жизнь! Соседняя комната по-прежнему свободна, я могу и свалить! Чего ты хочешь? Чтоб я тебя жениться позвал, в любви признался? Не будет такого никогда, Женечка, я никого не люблю, не умею, отключилось, поэтому просто не трогай меня, завтра первый съёмочный день, — к концу фразы крик перешёл в усталый полу-хрип, Арс, до этого вскочивший на ноги, сел в кресло и уткнулся носом в подобранный текст. Чижову тогда как будто пришибло тяжёлой бетонной плитой к полу. Не успев даже начать, она закончила бестолковую беседу — легла в прохладную постель и почти сразу уснула, желая сбежать от реальности. Арсений пришёл минут через двадцать, ластился провинившимся котёнком, целовал за ушами и шептал что-то про то, как ему жаль. Устал, не вывожу, не хотел, не то имел в виду. Впервые в жизни Женя сквозь сон думала что-то о знаках судьбы, Вселенной или Бога — кто их разберёт. Если говорить об этом не получается, значит, не нужно. И несчастно смотреть Женя перестала тоже — зачем навлекать на себя чужое раздражение? С той попытки пообщаться прошло достаточно времени, чтоб обида улеглась, но желание заводить эту тему напрочь отшибло. Арсений потихоньку превращается в одомашненного кота, без замашек дикаря — зубы больше не скалит и рычит исключительно в постели. Просто то, что он всегда где-то поблизости: и на работе, и в магазине, и в общей кровати, успокаивает. Вряд ли тот стал бы держаться за девчонку совсем чужую, неважную — не в его стиле, одиночество давалось Арсению проще все те годы, что они жили в одной коммунальной квартире. Чижова силится вспомнить хоть раз, чтоб Арсений ходил на свидание или задерживался со смены, и ничего в закромах памяти не находит. Женя утешает своё беспокойное сердце тем, что словесное выражение чувств под силу не всем, и это нормально. Собственное желание обращаться ласково и напоминать, какие чувства живут за рёбрами, Женя утихомирила тоже. Для милых прозвищ есть Эдик — ему до фонаря, как его называют; для успокаивающих разговоров — Машка, которая всегда готова просидеть на чёрной лестнице хоть до рассвета; для «люблю» — мама с братом на другом конце провода, где-то в Ленинградской области. — Птенчик, не спи, замёрзнешь, — над ухом раздаётся голос Арсения, прядка его волос щекочет висок — парень стоит совсем рядом и склоняется ближе, чтоб никто больше не услышал их разговора. — Ага, — отвечает Чиж, по-прежнему плавая и варясь в густом и липком сиропе мыслей. Арс воровато клюёт в щёку и отступает, направляясь к сцене — проверять звук и свет, вспоминать текст, греться в лучах софитов и, уже позже, славы. Все нормальные музыканты проверяют микрофоны, используя классические «Раз-раз», Арсений же сперва читает Гумилёва наизусть, а потом проверяет на шипящие и свистящие — томно шепчет «сиськи» в микрофон. Женя, наблюдая за этим, не может удержаться от смешка: Арс продолжает удивлять каждый день своими контрастами. Со стороны бара доносится похрюкивание Эдика наперебой с гоготом Серёжи, и Жене очень тепло, что такие важные — рядом. Работа Чижовой закончилась до самого прибытия гостей, дальше уже — разносить блюда, менять упавшие приборы и подливать шампанское тем, кто пренебрежёт услугами Серёжи и Эда. Обернувшись через плечо, Женя бросает взгляд на парней: они выглядят как Тарапунька и Штепсель благодаря заметной разнице в росте. Выграновский худой почти болезненно — прямо как сама Чижова несколько лет назад — и высокий, а Серёжа из-за среднего роста кажется более плотным. Дело в мышцах, которыми у Эдика и не пахнет, но Серёга комплексует по поводу внешности постоянно: пока не получает в лоб от Мани. Женя почти начинает отсчитывать минуты, как у панорамного окна останавливается авто — не кричаще-помпезный лимузин, а обычная машина — и из салона выходит Паша, подавая руку жене. Сам Воля сверкает четвертаком на солнце, пусть выглядит немного нелепо в строгом костюме, но всё впечатление перекрывает прущее от него, ощутимое за версту счастье. Жена Паши оказывается очень утончённой и изящной девушкой с солнечной улыбкой, и Чижова думает, что они друг другу отлично подходят: этим ощущением идущего изнутри света. Помещение быстро заполняется людьми, Женя тонет в суматохе и даже не успевает услышать первые слова Арсения со сцены, но мысленно желает ему удачи, пока несётся с подносом на кухню и спотыкается о собственные ноги. Серёжа с Эдом тоже оказываются в запаре — молодожёны фотографируются со всеми гостями по очереди, а оставшиеся не у дел с кайфом потягивают коктейли. — Конкурс! — объявляет Арсений. Он искрится энергией, к нему, кажется, можно подключать электростанцию и подпитывать целые города. До смены блюд ещё есть время, поэтому Женя приваливается плечом к колонне и наблюдает за происходящим. — Так, делимся на две команды: одинокие и неодинокие. Я тоже участвую, встаю к одиноким. Может, какая-нибудь леди и украдёт моё сердечко? Сегодня особенный день, предназначенный для любви. Женя чувствует тонкий укол тревоги, но с вопросительным взглядом Серёжи это ощущение нарастает, как самолётный гул — сперва кажется звоном в ушах, а по итогу оглушает грохотом. Девушка старается отмахнуться: мало ли, какой у Арсения образ на мероприятиях, но червячок сомнения в ней всё же зарождается. Погрузиться в беспокойство не удаётся — слышен звон разбитого бокала, значит, нужно идти на кухню за новым. По пути Женя как раз забрасывает конверт в общую кучу — посовещавшись, они с ребятами решили тоже сделать Паше подарок на свадьбу; ради этого Эд даже занял у матери денег.

***

— Устали? — дежурно спрашивает Серёжа. Вопрос, пожалуй, риторический — на ребятах нет лица, все на автопилоте переодеваются и копаются в телефонах, чтоб заказать такси. Матвиенко не копается: ждёт, у кого из соседей окажется более выгодное предложение, чтоб поехать втроём. Арсений один выглядит взведённым до предела — обычно после такой активной работы его прошибает либо на долгие разговоры, либо на бездумный секс. Женя пытается держаться подальше, чтоб не попасться под горячую руку: девушка не чувствует ног из-за долгой беготни, голова идёт кругом благодаря десяткам чужих лиц, голосов и имён. Серёжа приглашает Женю поговорить на улице, та бредёт следом с сигаретой в зубах и улыбается ласковости ветра: весна выдаётся на удивление приятной и тёплой. — У Арсения завтра день рождения. — Хуя ты вовремя сказал, — Чиж едва не роняет из зубов ещё не горящую сигарету и фыркает, шарясь по карманам в поисках зажигалки. — Он не любит громкие праздники и подарки, но я просто… сообщил, чтоб ты знала. — Хорошо, — Женя ждёт, что после этого Серёжа уйдёт обратно: на нём нет пальто или куртки, а мартовские плюс семь вряд ли греют до того, что достаточно одной футболки. — Ещё что-то хочешь сказать? — Спросить, наверное, — Матвиенко заметно мнётся: одёргивает уже безнадёжно измятую одежду, почёсывает бороду и перекатывается с пятки на носок. Женя с удовольствием затягивается горьким дымом и осознаёт, что последний раз курила утром на чёрной лестнице с Арсением — настолько не было времени в течение дня. — Спрашивай, Серёж, такси через шесть минут приедет, — Чижова сверяется с сообщением от Арсения, к которому прикреплён скриншот из приложения вызова такси. — У вас с ним… как? У вас с ним что? — Женя предчувствовала, что вопрос будет касаться её отношений с Арсением; тем более после его образа волка-одиночки на протяжении всего вечера, но отвечать она не хочет — попросту ничего не понимает сама. Чиж тоже начинает мяться — покусывает мелкий фильтр самокрутки, который едва не выпадает от манипуляций, облизывает сладковатые губы и прячет ладони в карманы. Хочется сказать что-нибудь успокаивающее, что утешило бы и Серёжу, и её саму, но слова застревают в глотке мерзкой рыбной костью. — Ты сам всё видишь, косичка, — дежурно отмахивается Чижова и бросает недокуренную самокрутку в мусорку — та всё равно потухла от ветра. — Ясно, — произносит Матвиенко и уходит первым. Женя не даёт себе провалиться в вязкие мысли и уверенно идёт в помещение. — Одной мне ничего не ясно, — вздыхает девушка на ходу. В подсобке вокруг Эда трётся Арсений и пытается как-нибудь незаметно пнуть Выграновского, чтоб тот проснулся: он сидит на скамеечке, привалившись спиной к стене, и дремлет, вымотанный событиями прошедшего дня. Страшно даже представить, как утомились сами молодожёны — на них были устремлены все возможные взгляды. Женя мысленно желает Паше хотя бы доехать живым до дома, не говоря уже о том, чтобы не уснуть в разгар первой брачной ночи, и присаживается на корточки напротив Эда, чтоб разбудить. Тот сонно хлопает глазами и поначалу испуганно отмахивается.

***

В квартире ребят встречает Маша в уютно-огромной толстовке Серёжи, по коридору сочится запах свежеприготовленной еды, и Женя готова плакать от счастья, потому что положенный для сотрудников обед остался нетронутым. Бендыч даже заботливо забирает верхнюю одежду у соседей, а затем бежит на кухню и звякает чашками, разливая чай. В салоне авто разморило всех, даже вечно искрящего Арсения, и теперь ужин под чай кажется идеальной перспективой. Жёлтый кухонный свет погружает в свой уют, заставляет плавать в нём бездумно и сонно, не думая ни о чём. Женя сидит, подогнув под себя ногу, и цедит горячий чай. Веки тяжелеют с каждой секундой, голова наливается бетоном и тянется неизбежно в сторону подушки. Под ногами с зевками и писклявыми мявами вьётся Черепаха, лениво просящая чего-нибудь со стола, и сердобольный Серёжа протягивает кошке кусочек мяса из своей тарелки. Чижова смотрит осуждающе, но ничего не говорит — сил нет. Арсений оживляется, услышав сигнал уведомления, и следующие двадцать минут проводит, уткнувшись в экран с низкой яркостью. Женя не суёт туда нос и дожёвывает остатки салата, чтоб успеть первой сбегать в душ и наконец улечься в постель. Маша явно хочет завести разговор, расспросить о прошедшей свадьбе, но неизменно натыкается на потухшие сонные взгляды и в конце концов машет на соседей рукой, уходя к себе. — Кто пишет? — интересуется Матвиенко с зевком, приблизившись к Арсу. Тот разворачивает экран к другу и широко улыбается. — Это кто такая? — Сегодня на свадьбе познакомились после конкурса, — Арсений выглядит донельзя довольным, и Жене бы, наверное, возмутиться, но она молча уходит в душ и падает в постель, чтоб забыться — наверняка всё происходящее ей уже снится, это всё дурной сон в салоне такси. Арсений приходит получасом позже и жмётся к Жене так тепло, что все сомнения выветриваются из головы.