Вики
Я сидела на каменном полу сырой камеры и неподвижно смотрела в потрескавшийся от времени потолок. Мерное падение капель с кирпичного свода моей камеры постепенно вводило мое сознание в транс. Кап. Кап. Кап. На земле уже образовалась приличная лужа, в которой блеснул первый луч восходящей луны. Ослепительно-белой, словно маяк, который ведет корабли к спасительному пристанищу на берегу, во избежание острых губительных скал. Не меняя своего положения, я горько вздохнула и зябко поежилась от ночного сквозняка. Думать о будущем было страшно. Что же теперь нас могло ждать впереди, когда в последний и самый решающий момент нас предал Левиафан, который с самого начала косо смотрел на Мальбонте, но до последнего момента скрывал свой коварный план. Полудемон не раз замечал, что его сторонник странно себя ведет, но убивать, а тем более отпускать его не собирался. Избавляться от Левиафана не было причины, так как высший демон ничего противоречившего идеалам борьбы за Равновесия не говорил, и все же было в нем что-то, что не давало никому покоя. — Мальбонте — едва прошептала я пересохшими от обезвоживания губами. К нам относились без особого уважения, да и, собственно, почему они должны к нам так относиться? Все последователи Мальбонте будут казнены — пронеслись у меня в голове слова Эрагона, которые вызвали полубезумную улыбку на моем лице. Пожалуй, лучше Небытие, чем жить в этом хаосе, где нет и намека на справедливость. Мои размышления прервали глухие шаги и дрожащий огонек, который появился в конце коридора. Столь поздние гости меня уже не удивляли. Серафимы часто засиживались допоздна за городскими прошениями и новыми постановлениями, что проведать своих пленников могли только к полуночи. Как только шелест одеяний шестикрылого ангела стал громче, я выпрямилась и мое лицо приобрело суровую и непроницаемую маску. Словно то, где я нахожусь, ни капли меня не касается и не напрягает. Словно это они в тюрьме, а не я, пусть я и ограничена в своем передвижении четырьмя стенами, пахнущими плесенью, крысами и нечистотами. Возле моей решетки остановилась белоснежная фигура. Я сидела молча и даже не смотрела в сторону пришедшего, пусть начнет разговор первым раз имел честь прийти в столь поздний час. Я его не звала. Фигура постояла еще несколько мгновений в полном молчании, а затем, издав смешок, с наигранной любезностью произнесла: — Виктория, так и будем в молчанку играть? Или быть может, наконец, пойдем на столь желанный нами контакт? — Простите, я ослышалась, или вы сказали нами? — хохотнула я и развернулась к стоящему у решетки мужчине. Эрагон. Собственной персоной. Один вид этого смазливого лица вызывает у меня рвотный рефлекс. Златокрылый ублюдок, убивший мою мать. Старый идиот, свихнувшийся из-за смерти своей сестры, который губит теперь все Небеса, но скрывает это под маской добродетели. Одержимый тиран, который пойдет на все, лишь бы убрать со своего пути всех потенциальных претендентов на пост правителя Цитадели, ведь равновесие ему не нужно. Ему необходимо только тотальное подчинение всех демонов ангелам и великому Шепфа. До чего же это мерзко звучит. Серафим мелодично рассмеялся, будто мы сидели на семейном празднике, и я только что рассказала презабавный анекдот. Однако я его веселье не разделяла. Презрительно скривив губы, я с омерзением покосилась на того, кто лишил меня и мою семью спокойствия и радости бессмертной жизни. Эрагона же мой взгляд ни капли не смутил. Наоборот, Серафим, словно почувствовал прилив энергии от той боли, что рвала мое сердце на части. — Ты не ослышалась, девочка, — подтвердил он, — я пришел поговорить с тобой, предложить вариант, который должен прийтись тебе по душе. Ведь он, я тебе гарантирую, спасет твою бессмертную душу от всех грехов, так опрометчиво совершенных тобой. Эх, Виктория, я все понимаю, тот ритуал был роковым для многих из нас, однако ты, именно, ты моя девочка больше всех попала под удар. Этого нельзя отрицать и это нельзя не брать во внимание. Вот почему я пришел к тебе и настаиваю сейчас на том, чтобы ты меня выслушала. Ты готова меня выслушать? Пронесся в голове знакомый голос, из-за чего я едва приоткрыла губы и хрипло прошептала: да, вовсе не подразумевая готовность слушать крылатого болвана, что стоял передо мной наяву, а желая увидеть и прикоснуться к тому, кого я сейчас видела перед своим мысленным взором: с обсидиановыми глубокими глазами, большими крыльями цвета бордо и невероятно статной фигурой, придававшей ему вид героя везде, в какой бы ситуации и положении он ни был. Эрагон удовлетворенно кивнул и прокашлялся: — Умничка, Уокер, так и знал, что ты согласишься хотя бы меня выслушать. Все-таки ты не лишена мудрости своей матери, она-то всегда слушала все варианты, предлагаемые ей, прежде, чем действовать, и только затем принимала решение. Никогда не бросалась в омут с головой, в омут чужих глаз… — Если вы пришли издеваться, — зло прошипела я, — можете сразу проваливать. Я не собираюсь терпеть оскорбления с вашей стороны. Оскорбления моей семьи и… — И кого, Виктория? — оскалился Эрагон, и его лицо приобрело взгляд хищника. Словно он дикий зверь, что загнал меня, маленькую мышку, в самый угол, и теперь намеривается съесть. Вероятно, оно так и было, однако перед этим мужчина хотел вдоволь наиграться. Ощутить на вкус энергию моего отчаяния и страха. Что ж, ты этого не дождешься, Эрагон. — Ты сам это прекрасно знаешь, не так ли? — усмехнулась я, где-то глубоко внутри себя понимая, что моя дерзость может дорого обойтись. Все же это не полуангел, который вначале не убивал меня только потому, что я бережно хранила в себе часть его силы, а потом незаметно для нас обоих наше сотрудничество переросло в нечто большее. Нет, тут уже совсем иная ситуация. Эрагон избавится от меня без малейшего сожаления, — или зря тебя считают наисильнейшим и наимудрейшим Серафимом на Небесах? Зря что ли тебя Шепфа возвысил до такого уровня, чтобы теперь ты не мог даже решить столь простую логическую задачу? Я вновь рассмеялась, но мой смех одиноким эхом прокатился по коридорам темницы, так и не встретив поддержки. Златокрылый мужчина стоял, чуть ли не скрипя зубами от гнева, и крепко сжимал в руках решетку моей камеры. Настолько сильно, что его худые и без того бледные пальцы, побелели еще сильнее. На какой-то миг я даже испугалась, что сломаются либо его пальцы, либо железные прутья решётки, под давлением его рук. — Глупая, девчонка! — сорвался на крик Серафим, что так не вязалось с его возвышенным и всегда отстраненным образом, однако мужчина тут же взял свои эмоции под контроль. Холодный и расчетливый разум вскоре вновь завладел сознанием шестикрылого ангела, — Сколько раз повторять тебе, упрямое ты создание, я тебе предлагаю путь спасения! Изначально, я собирался очистить Небеса и Ад от всех сторонников этого чудовища, однако теперь мое решение изменилось. Я готов простить тебя, если ты искренне покаешься в содеянном, признаешь свою ошибку и встанешь на сторону Цитадели. Благодаря этому, все твои поступки я спишу на слишком сильную связь между тобой и Мальбонте, что повлияло на твое сознание крайне негативно, заставляя творить ужасные по своей сути вещи. Суд помилует тебя и отменит смертный приговор. Однако за все надо платить, Виктория. В благодарность за спасенную жизнь, ты войдешь в состав советников Цитадели и будешь присутствовать на казни последователей полукровки, как и его самого. Его тираду прервал мой несдержанный и раздраженный вздох. Эрагон умолк, с едва сдерживаемым гневом посматривая в мою сторону. Молчание затянулось на долгие две минуты и, когда Серафим начал терять самообладание, что было заметно по его тяжелому дыханию, доносившемуся из-под глубокого белоснежного капюшона, я произнесла: — Нет. — Что нет? — переспросил в бешенстве верховный Серафим. — Я не собираюсь каяться в содеянных мною вещах, не собираюсь признавать своих ошибок, которых и не было с моей стороны, и уж тем более, я не собираюсь становиться на сторону Цитадели, — проговорила я на одном дыхании, — все вышеперечисленное, я делала по своему собственному желанию. Связь с Мальбонте тут не причем. Вы серьезно думали, что ради спасения собственной жизни, я предам идеи, за которые я боролась и своего предводителя? — я рассмеялась и со стоном откинулась на холодную стену темницы, — Да, не ожидала я от Серафимов такой наивности. Нет, я не встану на вашу сторону, я пойду до конца за идеи равновесия и за Мальбонте, и пусть меня за это казнят вместе со всеми его последователями, как то и должно быть. Вновь в темнице повисло гробовое молчание. Оно было словно предвестником надвигающейся беды, казни, смерти. Тишину нарушало только все тоже падение капель в разрастающиеся на полу лужи. — Не такой кончины хотела для своей дочери Ребекка, — осипшим от влажности голосом проговорил Эрагон. «Она мертва благодаря тебе, придурок» — горько подумала я, даже не взглянув в сторону верховного ангела. — Что ж, — продолжил мужчина, прочистив голосовые связки, — раз ты так не хочешь быть нам другом или, на худой конец, союзником, то это, конечно, твой выбор. Можешь оставаться при своем мнении сколько тебе будет угодно, однако, когда перед самой смертью в тебе вдруг проснется совесть или просто страх перед неизбежностью, и ты начнешь молить о пощаде, ее ты уже не дождешься. Эрагон резко развернулся, всколыхнув при этом свой белоснежный плащ и твердой походкой направился в противоположный конец коридора. Его неестественно выпрямленная спина выдавала нервозность Серафима. Мечтал получить сильнейшего союзника, а получил вместо этого еще одного существа, приговоренного к казни. Неужели он не предвидел такого исхода нашего разговора? Я сильно сомневаюсь, что после всего произошедшего, он мог искренне надеяться на мою снисходительность к ангелам и Цитадели в целом. Суд назначен на завтрашний день. Завтра станет ясно, что ждет каждого из нас. Кого-то ожидает смертная казнь, кого-то ссылка на землю, а кого-то могут отправить в вечную Тьму… От воспоминаний о видениях, в которые меня периодически бросало в лагере Мальбонте и во время войны, меня передернуло. Тьма — или темница Шепфамалума, место, куда мне меньше всего на свете хотелось попасть. Я не хочу вновь видеть, а уж тем паче, ощущать на своем теле пытки Темного Создателя, вдыхать затхлый воздух пристанища затерянных душ и бродить в тумане меж шипастых скал, не надеясь обрести покой в этом мире. Я тряхнула головой, из-за чего длинные темные волосы рассыпались по моему лицу. Наваждение мигом улетучилось, оставляя после себя на языке вкус пепла и гари. Лучше поспать перед завтрашним днем, кто знает, что нас ждет и ждет ли вообще что-то? Но думать о предстоящем событии ни в коем случае нельзя. Нужно встретить завтрашний день с гордо поднятой головой.***
Мальбонте
Я молча смотрел на вставшую над крышами Цитадели луну. Все вокруг было тихо и спокойно, город мирно спал, зная, что бояться больше нечего. Ведь теперь он спасен. Власть, в лице Шепфа и его верной свиты, смогла подавить восстание, а значит, вновь настанут мирные времена, и ангелы вновь продолжат притеснять демонов. Весы снова начнут нещадно перевешивать в сторону света. От одной этой мысли я до скрипа стиснул зубы. Мои руки и крылья крепко связывали золотые нити, что не позволяло мне перемещаться по камере со всем комфортом, на который я мог рассчитывать. В данной ситуации это было очень даже кстати. Мои мысли всколыхнули во мне такой гнев, что камере грозило полное разрушение, не будь я обездвижен. — Мальбонте. Я обернулся и увидел за своей спиной Главного Советника Цитадели, который стоял и буквально прожигал меня своим взглядом. Я тихо хмыкнул и медленно повернулся к нему лицом, выказывая готовность внимать его речам. Эрагон брезгливо окинул меня взглядом, словно я был какой-то помойной крысой и вновь безмолвно уставился на мое лицо. — Я слушаю, — произнес я и нетерпеливо свел брови на переносице, — если ты думаешь, что я буду всю ночь ждать, пока ты соизволишь, наконец, заговорить, то ты ошибаешься. Либо говори, что нужно, либо оставь меня в покое. Дай насладиться последними мгновениями жизни в тишине. Серафим недовольно поморщился. — Твоя сторонница очень преданна тебе, — задумчиво произнес он, — и это погубит ее. Не знаю, каким образом тебе удалось убедить девушку в праведности своих действий, но тебе это удалось. Более того, меня поражает, почему она так упорно видит в тебе свет, которого и в помине нет? Что ж, дорогие мои, заключенные вы сделали свой выбор. Точнее, выбор сделала она, Виктория, у тебя-то его и не было. Завтра в полдень состоится суд, на котором вам вынесут приговор. Я всеми силами буду добиваться, чтобы тебя, Мальбонте, казнили. Викторию же мы отправим на землю. Пусть вернется к себе домой, в свою родную среду обитания. А ты… Интересно, куда тебя судьба забросит? Я невольно сжал кулаки за спиной. По спине пробежал холод. Лучше Небытие, но не обратно во Тьму. Там нет сострадания, там нет ничего, кроме боли, страха и Шепфамалума. Эрагон с мерзкой ухмылкой следил за эмоциями на моем лице. Кажется, он догадался, в каком направлении идут мои мысли и что они приносят мне страшную боль. Серафим упивался моим положением и тем, что я чувствую перед неизвестностью. Я просто не могу доставить ему это удовольствие, видеть меня столь сконфуженным. По крайней мере, не сегодня. Сейчас точно не время. — Куда меня забросит судьба, — ответил я холодно, — решать точно не нам, а… Шепфа? Лицо Эрагона резко перестало выражать какие-либо признаки ликования. Мужчину колотило от ярости и негодования, которые он едва мог сдерживать внутри себя. — Надеюсь, — процедил Серафим сквозь зубы, — он забросит тебя к своему братцу. — Хотеть не вредно, Господин Советник, — учтиво произнес я и вновь отвернулся к окну. Поворачиваясь, я успел заметить, как от моей вежливости у Эрагона на лбу вздулась и запульсировала венка. Как же ты перенапрягся сегодня, ангел — горько подумал я про себя, — похоже Вики успела довести его еще до меня, что он так просто впадает в бешенство. Не будь здесь решетки, я бы до казни завтрашней точно не дожил. — Спи спокойно, — прервал мои размышления Эрагон и улыбнулся, осознав, какую двусмысленную фразу только что произнес, — завтра тебя ждет тяжелый, морально тяжелый, день. Мужчина удалился, будучи уверенным, что видимся мы, если не в последний раз, то в предпоследний уж точно. Меня злорадство Серафима ни капли не задело. Более всего в данный момент, я был поглощен мыслями о Вики. Вот, что вызывало во мне больше всего негодования. Как это могло произойти? Я и не мыслил, что между нами возникнут романтические чувства. Это не входило в мои планы. Однако судьба злая штука. Надеюсь, девушке дали достаточно хорошую камеру и держат не в таких жестких условиях. Хотя бы не связанной. Я посмотрел еще раз на луну. Яркая и белоснежная, словно фонарь. Сколько раз, будучи Бонтом я наблюдал за звездами и луной. Сколько раз я видел из раза в раз одну и ту же картину? Но сегодня она особенная. Особенная, потому что последняя в жизни. А когда видишь что-то в последний раз, всегда подмечаешь детали, на которые раньше не обращал внимание. Например, сегодня ночь удивительно ясная. Настолько ясная, что видны миллиарды звезд. Да, это поистине небывалое явление в большом городе. Постояв так еще минут пятнадцать, я все же решил идти спать. В чем Эрагон прав, завтра день тяжелый, и к нему надо быть готовым.***
Вики
Следующий день шел четко по плану, установленному Цитаделью. К полудню за мной спустились стражники и с едва сдерживаемым торжеством начали выталкивать меня из камеры. Я не сопротивлялась, однако постоянно оглядывалась, в надежде увидеть позади себя ведомого стражниками полудемона. Но его там не оказалось. Возможно, его камера находится ярусом ниже, туда помещали преступников более сильных и более опасных, и мы встретимся уже на улицах города или в Зале Суда. На городских улицах творился полный ажиотаж. Бессмертные вокруг нас бегали, кричали, радовались и распевали гимн во славу Цитадели. От происходящего вокруг, у меня едва не навернулись слезы на глазах. Как они могут веселиться своему заточению во мраке незнания? Как они могут быть счастливы, когда вся власть сосредоточена в руках тирана? Когда весы безбожно перекошены на одну лишь сторону? В моей душе всколыхнулся внезапный порыв вырваться и убежать, спрятаться в какое-нибудь укромное местечко, главное, не видеть весь этот ужас перед своими глазами. Но все это бессмысленно. Назад пути нет. Нас привели в Зал Суда: большое светлое помещение с золотыми колоннами по периметру, где уже сидели Советники, готовые вынести наш вердикт. В отдалении я заметила стоящих Мими, Дино и Люцифера. Дочь Мамона и ангел еле сдерживали слезы, при виде, как грубо стражники тащат меня по проходу к судьям. Люци же, плотно сжав губы и скрестив руки на груди, то испепелял взглядом Мальбонте, то бросал укоризненный взгляд на меня. Он до сих пор не мог смириться с тем, что я не выбрала его. Гордость лучшего ученика школы, да и вообще мальчика-победителя, была сильно задета. — Мальбонте, ты обвиняешься в подстрекании бессмертных, способствующему твоему высвобождению; поднятии восстания среди демонов, что привело к бесчисленным жертвам; краже артефакта — Ключей от Врат Шепфа; а также в попытке убить самого Создателя нашего Шепфа. Вики Уокер, ты обвиняешься в высокой связи с Мальбонте. Ты полностью поддерживала его идеи и даже не единожды пропагандировала их на территории школы. Ты хранишь в себе часть его силы, ты предала Цитадель и переметнулась на его сторону и воевала на его стороне, а также была готова вместе с ним уничтожить Создателя нашего Шепфа. За это вам грозила бы смертная казнь. Однако по решению Совета, которое было изменено в самый последний момент, вы будете отправлены на землю, где вам предстоит провести долгую, возможно, счастливую человеческую жизнь. Толпа вокруг возмущенно загудела. Она пришла на казнь, а вместо этого они увидят просто, как двух бессмертных ссылают на землю. Недовольство достигло своего пика, толпа гудела, как осиный улей, готовый вот-вот выпустить свой разъяренный рой на обидчика. Я украдкой бросила взгляд на Мими. Ее глаза были полные слез, но они, лучились от счастья. Мальбонте стоял совершенно спокойный. По нему нельзя было сказать, волнуется он или спокоен, рад или расстроен. Казалось, он глубоко погружен в свои мысли, что ему не до происходящего вокруг себя… Осознание накрыло меня с головой. Его родители. Они ведь тоже были сосланы на землю, а затем вернулись на Небеса без права на бессмертие. Только Небытие. — Тихо!!! — прогремел голос Серафима, и толпа мигом замолчала, — ведите заключенных на площадь. Нас привели на высокий деревянный помост. По дороге каждый норовил дотронуться, оторвать перо, ущипнуть и даже ударить нас. Для меня смотреть на издевательства горожан было невыносимо, и я еле сдерживала рыдания, подступающие к горлу. Однако мое желание быть сильной сыграло мне на руку. Выдержка полуангела меня всегда восхищала. На его каменном лице не дрогнул ни единый мускул, словно происходящее его вовсе и не касалось. Нас установили на помосте лицом к огромной толпе, которая во все свои тысячи глаз внимала за нашим падением. Палачи стали за нашими спинами и приготовили массивные топоры. Замахнулись и… Вжих. Крылья по одному с глухим стуком упали на деревянную поверхность. Легкость на спине не принесла облегчения на душе. Серафимы что-то еще читали, однако я уже их не слышала. Уши полностью заложило подступившее отчаяние, а глаза застилала пелена слез. Я бросила взгляд на Мальбонте. А вдруг я на земле его больше не увижу? — Я люблю тебя. Одними губами прошептала я. Его лицо неожиданно изменилось. Каменную маску пробило отчаяние и невысказанная нежность. Внезапно все вокруг рассеялось. Не было больше Небес. Зато была ярко освещенная комната, мигающие и мерно-пикающие приборы и трубки во рту. Неожиданно аппарат запикал с удвоенной силой и в палату вбежала медсестра с широко раскрытыми глазами. — Невероятно! — пролепетала она, — вы очнулись! Вы вышли из почти двухмесячной комы…