Навылет

На коже чувствую холодный свет луны. Если раскрыть глаза и посмотреть в окно, то можно увидеть полный диск. Но мои глаза закрыты. Холодный ветер врывается в распахнутое окно и режет мою кожу ледяными лезвиями ножей. Сегодня я не хочу сражаться. Сегодня. Сейчас. Пока что. Один час. Мне нужен один никчёмный час. И как бы ни старался закрыть глаза, под плотно сжатые ресницы пробивается холодный свет. На холодном полу разлился серебряный. Возле меня чёрная тень, в которой утопают мои безвольно опущенные руки. Я готов раствориться, я готов отдаться ей. Только это поможет? Если расщепить тело на маленькие кусочки, если превратиться в горстку пепла, то воспоминания сгорят? Я боюсь темноты. Ты, конечно, помнишь это, брат? На коже чувствую холодное касание. Пальцы погружаются в мою грудь, раздирая кожу, ломая кости. Последний выдох, последний кислород слетает с губ; я больше не могу вдохнуть. Под грудной клеткой растёт шар боли и крика, которого не слетит с моих губ. Боль распространяется по всему телу. Кончики пальцев дрожат. Ударившись спиной о стену, пытался вжаться в неё. Сгибая ноги в коленях, прятал в них лицо. Мне нечем дышать. Больно. А с болью всегда приходишь ты, Итачи. Закусил губу до крови. Из глаз снова слёзы. Раскрыв рот, кричу до хрипоты. Но голоса не слышу. Если мне будет так больно, ты заберёшь меня с собой, брат? Слушай. Мои кости уже хрустят, а я всё продолжаю ударяться спиной о холодную плиту стены. Слушай. Я тихо вою, потому что это вошло в привычку. Слушай. Я больше не вижу, не чувствую; я теряюсь, словно тот малый, которого ударили по затылку рукояткой меча. Слушай. Ты, просто, слушай. Я слышу, как восходящее солнце сжигает луну. Небеса горят. Особенно надо мной. Эй, уже утро. На моём теле новые шрамы. Кажется, я боюсь утра.