Каштан

      В голове какая-то каша и отдалённый шёпот минувшего дня. Когда-то он звучал не как щебет крохотной птицы, а скорее как истязающий голову крик, мольба о помощи. Однако сейчас, прокручиваясь радужным диском в DVD-плеере, на языке вертится даже какая-то радостная песня о чём-то трепетном и определённо ласкающем душу. Освободив ноги от узковатой для мизинцев обуви, я осторожно ступаю на пол и как-то лениво, вдыхая запах абсолютной пустоты, за целый день мирного пребывания успевшей притаиться в углах и между скромной мебелью, прохожу в единственную большую комнату и, щёлкнув выключателем, бросаю портфель в сторону; заняв место у стены и шкафа, его лямка лениво скатилась на пол, от чего весь рюкзак приобрёл слишком уставший вид. Окидывая взором комнату, находя на своих привычных местах свои вещи и скромное убранство, до меня доходит, что на самом деле в жизни успело измениться не так много. Вот, возвращаясь домой чувствую, что как-то и нет до меня никому дела, сама себе поставила воду на начинающую тихонечко трещать комфорку, приоткрыла узкое окошко над головой, чтобы слышать бормотание не такой уж и оживлённой улицы, точно муравейник имеющую десятки тощих закоулочков и интересных тротуарных дорожек.       —Ещё три часа, — посмотрев на удивительно болтливые часы, гордо занимающие небольшое пространство на стене, я пожимаю плечами, словно стряхиваю с плеч осевший лёгким слоем тревожащий песок. Постепенно на кухне стало до невозможного приятно, суетливо и тепло. Из безобразных пачек посыпались крупы в бурлящий океан, заточённый в старенькой кастрюле, не потерявшей яркость алых толстых боков; зашуршали скромно кристаллы соли, перетираясь меж подушечек пальцев, и защекотали нос переправы. И вдруг как-то слишком горячо стало. Пылкую ссору устроили ингредиенты до того, что вся пузырящаяся влага захотела выбежать на плиту, только бы избежать конфликта. Цокнув, я развела руками, утихомирив ярко-синий пыл и, смакуя на кончике языка приятное ощущение достаточно лёгкой победы, села на пол перед столом, подпирая обеими руками голову — очки чуть съехали вниз от того, что поместившиеся в ладони щёки расправили постепенно погружающееся в томную пучину размышлений выражение лица, а пальцы, прежде чем зарыться в волосы, проскользили возле ушей. Всегда напротив, в точно такой же позе, сидит мама, может, даже как-то посвободнее: то пряча лицо в ладонях, точно позволяя себе перерыв от окружающего мира, то мечтательно и громко вздыхая подбородок на кулак положит и на лампу смотрит. В такие моменты все скромные звуки в доме собираются в одно целое: свистящий на плите чайник, по таинственному желанию прогремевшая весёлой трелью ложка в пока что пустой тарелке и басовитый лепет широкоплечего мужчины, чья территория это кухня; а также, кажется, редкий стук собственного сердца и дребезжащий на столе телефон. Назойливое вибрирование повторилось вновь, пока экран телефона не загорелся ярким светом, попадая прямо в только-только прикрывшиеся глаза. Сонно и нерасторопно я опустила взгляд. Моментально исчезла усталость и рассыпалось разбитым зеркалом волшебное ощущение ностальгии. Одно единственное уведомление в точности как ссора в кастрюле, заставило кровь мою забурлить, а ногам выпрямиться — стрим на канале «How to fight». С каждым кадром, сменяющимся слишком быстро и одновременно по-своему затянуто, именно там, где хрупкое тело сталкивается, пожалуй, с бетонной стеной, мои мысли, будучи аккуратным клубочком, начали разматываться, покуда не дошли до единственного исхода — кончика нити, за который я успела только зацепиться, прежде чем руки схватили телефон и как-то судорожно резко нажали на выскочивший в первой же строке номер телефона. Прежнее спокойствие осталось под подошвой, а глубокий страх от увиденного на стриме вывел меня из дома; боясь, что передо мной воздвигнется непреодолимая стена из чего-то неминуемо страшного, я готова была броситься бежать, но мчался лишь мой голос, опережая озадаченный возглас по ту сторону связи:       —Джихо! Вы где?! Где-то гудят занудно машины, кто-то разговаривает, мелькая, точно ускоренное видео, или я слишком громко прокручивала в голове слова, которыми хотелось выстрелить в бездумного юношу, однако неловкость, точно отвратительный запах, чадом из сбежавшего молока, поднялась над сидящими напротив. Вид мой был сумасшедший. Настолько, что даже проходящий мимо морозный вечерний ветерок не может проигнорировать растрепавшиеся волосы. Я как открыла рот, так и не смогла закрыть, осматривая невысокие ступеньки перед самым носом, дрожащего в какой-то комедийной сдержанности Хобина и сидящего рядом с ним парня; массивность плеч, бетонность печально сложенных на колени рук и понуро опущенная вниз голова с идеально гладким островком посередине сильно смутили меня. Помнилось, как проворно я выбежала из дома, перебегала дорогу и игнорировала всё вокруг, но держала в груди костром гореть возмущению и злости, однако упавшая на плечи какая-то слишком отчаянная обстановка вынудила меня полностью растерять собранные эмоции — только шумное фырканье и красные щёки, будто бы не выветрились из головы. Разведя руками, я поймала стеклянный взор Хобина и внутри что-то ёкнуло. Таким дурным и колеблющимся оказалось моё отражение в тёмных глазах, что сказать нечего было, а тем временем неловкость нарастала и, то ли от минувшего раскаяния за не вываленное на человека раздражение, то ли от колкости всей ситуации, я сделала пару шагов вперёд, проскрёбывая удивительно мягкой подошвой.       —Если мыслить креативно, то ваша макушка очень благородная, — запыхавшись от бега и от подавленного глупого спешка, голос точно срывается с обрыва, кажется, утаскивая за собой и всю способность говорить правильно, — то есть…золото это же благородное что-то? Золото привлекательно сияет, как и, — пауза, за которую я тоже успеваю потерять уверенность во взгляде, — со скольки лет это у тебя?       —С пятнадцати, — глухим стуком отзывается незнакомый человек, так и не поднявший взгляда на меня.       —Ну и что? Ты стал мужественнее раньше всех ровесников! — ладони вспотели от долго перетирания друг об дружку, потому я неловко начинаю растирать шею, косо поглядывая на Хобина, а он скоро отвернулся! Лишь и успела заметить, как щёки и подбородок дрожали от потуг сдерживать смех.       —Тогда скажи, — неожиданно воодушевлённо заиграл голос юноши, когда он поднял голову и заглянул мне точно в душу, — я когда-нибудь женюсь?       —К-конечно! Твоя жена будет красавицей. Всё готово было треснуть. Мрачная тень на круглом лице незнакомца ушла, а я хотела сбежать от ответа. Почему-то было невыносимо грустно от того факта, что кто-то так серьёзно переживает на этот счёт, и потому я, растерянно и поистине не понимая, что именно хочу сделать, подошла к юноше ещё ближе. Казалось, что именно сейчас я сделаю самую глупую вещь в своей жизни, потому нерешительно пожимаю плечами так, что воротник слишком лёгкой рубашки сделал мою шею короче, — будто я страус, спрятавший голову в песке, — и странно было видеть что-то неловкое в движении вытянутой руки, как будто что-то внутри меня буквально гнило от стыда. А всё потому что моргая глазками, я провела ладонью по гладкой лысине взад-вперёд, поглаживая её или пытаясь потрепать оставшиеся волосы. В то же время я почти растрогавшись, стою неподвижно на месте и только вопросительно поворачиваю выгнутые стёкла очков на Хобина.       —Эй, Кан Туан, очень милый цыплёнок, — точно в конфликт между стыдом и глупой неловкостью ситуации, резко вступает натянутый до предела голос того, кто фырканьем старается скрыть явный смех.       —Джихо? Какой ещё цып… — я готова была и радоваться четвёртому лицу в этой комедийной сценке, кажущейся слишком реальной, и в тот же момент провалиться сквозь землю, опустив свой взгляд на свой живот и спускаясь по ногам, — о нет! Громко и устыжённо криво ахнув, я попыталась прикрыться руками, забежать за угол здания, но лишь нелепо покружилась на месте, переминая губы и пыхтя. Раскрасневшееся лицо заалело ещё ярче, стоило услышать вырвавшийся звонко смех парней. Цыплёнок…он действительно был, ярко светил жёлтыми пёрышками на пижамной рубашке и карманах штанов.       —Какой позор. Я же, я же не до мусорки в этом прошлась. Я и я…да как же так, — вдруг быстро залепетала я и вся переливаюсь то бледным испугом, точно пелена перед глазами, то ярким багрянцем, — если бы не твой стрим, Хобин, я бы не опозорилась! Незачем волновать так всех, да, — рассерженная, но и в то же время не находящая достаточной логики в обвинении, я сильнее устыдила себя и, пытаясь дышать ровно, даже безмятежно, резко встряхиваю руками и топаю ногой, поворачиваясь в сторону своей улицы.