Seekers of her heart (ловцы её сердца)

«Авада Кедавра!» «Экспеллиармус!» Два заклинания, пронзившие тишину утра и решающие будущее не только волшебной Англии, но и всего магического мира. Два светящихся луча, вырвавшихся одновременно из палочек, которые больше не были сёстрами. Одна из них – «старейшая» палочка, а вторая - всего лишь принадлежавшая Драко Малфою. Вот только последняя обезоружила когда-то первую, о чем на самом деле были осведомлены не так многие. Например, Тёмный волшебник, державший её в костлявой руке, уже очень отдалённо напоминавшей человеческую, этого нюанса не знал. А потом все кончилось. Тёмный Лорд рассыпался прахом, и его останки рассеялись в первых лучах восходящего солнца их новой жизни. Гарри Поттер устало опустил свою палочку, со всех сторон к нему уже бежали волшебники и волшебницы, стремясь первыми поздравить, одобряюще ударить по спине или благодарно сжать плечо. Гермиона была уверена: Гарри даже не смог бы точно сказать, кто именно к нему сейчас подходил. Однако, волшебники постарше, члены ордена, преподаватели и просто те, кто уже успел расставить приоритеты, не спешили праздновать. Тёмный Лорд рассыпался в прах, но его последователи были довольно материальными и по-прежнему опасными. Гермиона тоже понимала, что ей следовало бы помочь задерживать Пожирателей Смерти. Не бывших, потому как Грейнджер очень сильно подозревала, что «бывших Псов» не бывает. Их ненависть к таким волшебникам, как она сама, была вполне настоящей и никуда не делась лишь потому, что их предводитель рассыпался в прах. Предубеждения и предрассудки во всяком случае уж точно не исчезли, что она быстро отметила для себя, перехватив несколько полных ненависти взглядов. А потом Гермиона вместе со всеми сидела в большом зале, по-прежнему сжимая в пальцах свою палочку. Рональд избегал подходить к ней, сейчас устроившись рядом с матерью и обнимая Молли за плечи. Поначалу первой подбежавшая к Гарри, Джинни присоединилась к своей семье. Гермиона же сейчас чувствовала себя не только опустошенной. Леденящее, сковывающее одиночество прокрадывалось в душу, как и непрошеные мысли. Что дальше? Куда ей теперь идти? Гермиона была уверена, что все остальные сейчас аппарируют вместе со своими семьями домой. Быть может, тем из них, кому идти просто некуда, профессор МакГонагалл позволит остаться в Хогвартсе? Если, конечно, их башни ещё не до конца уничтожены, и им элементарно есть, где переночевать. Последний год они с Гарри провели вместе, будучи буквально неразлучными. Сейчас же осознание полного одиночества впервые закрадывалось в мысли и душу, напоминая, что в этом мире у неё больше никого нет. Наложенное ею на родителей заклинание забвения практически всегда было необратимо. Внезапно, тёплая, сильная рука опустилась на плечо, сжимая его в молчаливом знаке поддержки. Гермиона улыбнулась, прикрыв ладонь Поттера своей собственной: Гарри без лишних слов уловил её состояние и сейчас давал ей понять, что она не одна. Опустившись на скамейку рядом с подругой, победитель Тёмного Лорда заговорил довольно неуверенным голосом. – Как думаешь, Гермиона, где мы будем сегодня ночевать? - зелёные глаза казались задумчивыми. – Вообще-то, я хотела попросить Минерву разрешить нам остаться здесь, – и вновь они понимали друг друга без слов. Гарри размышлял о том же, что и она. – Ты тоже не хочешь отправиться в Нору? – Признаться по правде, нет, – Гарри вздохнул. – Это не наш дом, Гермиона. К слову, думаю, что пару дней мы могли бы остаться здесь, в Хогвартсе, а потом отправиться на Гриммо 12? В конце концов, это теперь мой дом, и я подумал, что если мы с тобой слегка закатаем рукава, то вполне можем привести его в нормальный вид. – Обновить мебель, помыть окна и убрать грязь и вытереть пыль? – Гермиона приподняла бровь, вмиг хватаясь за соломинку, которая давала бы ей любую тему для размышлений, отвлекающую от боли потери родителей и друзей, плюс, туманного на этот момент будущего. – На самом деле, я думал более масштабно. Перекрасить стены, а некоторые просто взорвать, выкинуть всю старую мебель и заказать что-нибудь в исключительно светлых и нейтральных тонах. Плюс, содрать все мордредовы незатыкающиеся портреты, а если это невозможно, то я совсем не против попрактиковаться в использовании адского пламени. – Они ведь почти живые! – Гермиона чуть не в негодовании обернулась к Гарри, а тот улыбнулся, весьма довольный собой. Ему все-таки удалось отвлечь подругу от тяжелых мыслей, в которые она была погружена, когда он впервые подошел к ней. – Ну, я не намерен терпеть выступления портрета Вальбурги. Или она рассказывает мне, как избавить стену фойе от её присутствия, или я использую, – Гарри многозначительно приподнял бровь, и его глаза опасно сверкнули. – Более кардинальные методы. Как думаешь, у портрета осталась хоть капля благоразумия, которого, по-моему, был полностью лишен оригинал? Потому что я не против собрать всё эти артефакты и загрузить в одной комнате. Наложить на комнату силенцио, запечатать её и забыть о существовании. Учитывая количество уровней в этом доме и наличие чердака, думаю, подобное вполне возможно. – Я помогу, – лёгкая улыбка, тоже не лишенная злорадного предвкушения, тронула губы магглорождённой подруги Гарри Поттера. – Во всём. Драко сидел, уронив голову на руки, и пытаясь собраться с мыслями. Подле него отец, не мигая, смотрел в одну точку. Сегодня наступил крах работы практически всей его жизни, делу, которое Люциус продолжил, приняв эстафету от своего собственного отца. Интересно, он поделится впечатлениями с портретом Абраксаса? Впрочем, для этого им всем нужно ещё оказаться в Малфой-меноре, а шансы, что их следующей остановкой станет Азкабан, по мнению Малфоя, были намного выше. Драко понимал, что ему понадобится время, чтобы хорошенько осмыслить все произошедшее. Но вот сейчас, прислушавшись к своим ощущениям, он мог сказать лишь одно: наконец, он чувствовал облегчение. Словно нереальный, давящий груз поднялся с его плеч, и дышать вмиг стало намного легче. Интересно, попавший в немилость Лорда после фиаско в Отделе Тайн, Люциус испытывал то же самое или все ещё цеплялся за свои предубеждение и навязчивые идеи? А именно таковой сейчас однозначно виделась доктрина превосходства чистоты крови. И если учесть, что армию потомственных волшебников, к которой Люциус и принадлежал, победил сын магглорождённой и его подруга, признанная самой талантливой ведьмой их поколения, тоже магглорожденная волшебница Гермиона Грейнджер, соответствующие выводы не просто напрашивались, они сами формировались в голове. Нехилая демонстрация для всех тех, кто на подобную кровь смотрел свысока, особенно если вспомнить, что удивительная кровная защита, которая стала причиной поражения их стороны, была предоставлена магглорождённой матерью победителя Тёмного Лорда. Переведя взгляд на Нарциссу, Малфой взглядом проследил, куда она смотрит, и вздрогнул… Тяжело сглотнув, Драко прикрыл веки. Профессор Люпин, он преподавал в Хогвартсе на их третьем курсе. Оборотень, если не изменяет память. А рядом с ним, стратегически лежавшая так, что их пальцы слегка соприкасались, молодая женщина, в чьём лице Малфой мог без труда разглядеть черты дома Блэков. Та самая Нимфадора Тонкс, дочь третьей из сестёр Блэк. В этом Драко почему-то совершенно не сомневался, уж сколько раз наслушался за последний год. Его кузина, с которой он так никогда и не встретился. Та самая, существование которой буквально было костью в горле для его ненормальной тётки Беллатрикс. Давно ли Драко начал считать Беллу сумасшедшей? Когда он встретил её впервые, старшая из сестёр его матери мгновенно породила в душе страх, но в тот момент она ещё вызывала восхищение, желание перенять навыки, которые были однозначно впечатляющими. Сам Тёмный Лорд представлял её, как не только самую преданную из его последователей, но и самую талантливую. И поначалу Драко очень хотелось в это верить, убедить себя, что самая яркая волшебница их времени – это не Гермиона Грейнджер. Это его чистокровная тётка, Беллатрикс в девичестве Блэк, чья кровь бурлит и в его собственных жилах. Вот только более близкое знакомство с прежде неизвестной ему родственницей очень быстро доказало совершенно обратное. Не талантливая, а всего лишь не боявшаяся причинять боль и применять самые тёмные заклинания, которые ей только известны. Не сильная, просто швыряющаяся наполненными ненависти круциатусами в тех, кто не мог поставить щит. Не самая знающая, просто осведомленная, что от Авады нет спасения. Вот только признать все это Драко не мог себе позволить ещё очень долгое время. А сейчас, когда мир наконец изменился, у него больше не будет возможности познакомиться с Нимфодорой Тонкс, той самой кузиной-аврором, дочерью магглорождённого волшебника, которая без капли сомнений, сломя голову бросилась в отношения с оборотнем. У них ведь есть сын, Драко прекрасно помнил, как кипела ядом по этому поводу Беллатрикс Лестрейндж. Драко показалось, что его мать сделала непроизвольное движение подняться и подойти к своей племяннице, которую она тоже никогда не знала. И в то же мгновение Нарцисса уставилась в боевой конец как минимум двух палочек авроров, при первом её движений наставленных на супругу Люциуса. Впрочем, казалось, мать их даже не заметила, но Драко было не суждено узнать, чем бы все это кончилось. Крик до боли знакомого голоса заставил его вздрогнуть и обернуться к двери в Большой зал. Казалось, реакция всех присутствующих мало чем отличалась от его собственной: все головы мгновенно обернулись в сторону двери, где сейчас застыла практически точная копия Беллатрикс. Драко невольно встряхнул головой, отгоняя морок, но видение не исчезло. В ореоле растрёпанных, тёмных волос, быть может лишь на тон светлее Беллы, но во всём остальном тех же до боли знакомых кудряшек, сверкая обезумевшими глазами, стояла женщина в черных одеждах. – Дора! Моя Дора! – вскрикнув, женщина бросилась к тому месту, где лежало бездыханное тело кузины Драко. Казалось, все волшебные палочки в комнате ожили, мгновенно направившись в сторону двойника Беллатрикс, которую не так давно убила Молли Уизли. И свидетелем чего являлись далеко не все присутствующие. Нарцисса обеими руками зажала себе рот, пытаясь подавить собственный вскрик, и Малфой заметил, как мгновенно сжались на предплечье матери пальцы Люциуса. Невилл Лонгботтом выскочил вперёд первым, его палочка чётко направленная на безумную с виду женщину, вот только Драко было предельно ясно: не безумную, а обезумевшую от своего горя. – Нет! – мгновенно вспорхнула со своего места Грейнджер, где до этого с довольно безучастным рядом сидела подле Гарри Поттера. Впрочем, избранный не надолго отстал от неё, тоже бросившись вперёд и вместе с Грейнджер заслонив копию Беллатрикс, собственным телом защищая её от всех направленных в сторону женщины волшебных палочек. – Это не Беллатрикс, а Андромеда! Не смейте! Казалось, голос Гермионы вмиг привёл всех в чувство. Более того, Драко заметил, что сейчас к золотому дуэту победителей Тёмного Лорда присоединились Кингсли, уже упомянутая Молли Уизли и Минерва МакГонагалл. Медленно, словно нехотя опустились волшебные палочки; последним исчезло в складках мантии оружие Невилла Лонгботтома. Единственным, кто не опустил свою палочку, был Поттер. Казалось, Гарри ожидал очередную атаку, готовый в любой момент защищать, если нужно, за долю секунды выставив щит вокруг выжженной с семейного гобелена наследницы рода Блэк. Бабушки его крестника и теперь круглого сироты, Тедди Люпина. Малфой вновь перевёл взгляд на мать. Нарцисса замерла на месте, больше не порываясь броситься к сестре, хотя в её глазах и плескалась отчаянная, ничем не прикрытая боль. Но Нарцисса вновь скрылась под коркой напускной холодности и безразличия. Не она опустилась на корточки рядом с Андромедой, не она обняла ничего вокруг не замечающую женщину за плечи. Это сделала Гермиона Грейнджер. А потом прижалась к ней, спрятав лицо в облаке тёмных кудрей. - Флёр прислала патронус, - Драко скорее читал слова по губам подошедшей к ним Молли Уизли, чем слышал слова. Вот только откровенное и чистосердечное сочувствие на её лице было очевидно и без соответствующих ноток в голосе. - Тедди с ней, в Ракушке. - Хорошо, миссис Уизли, - Поттер кивнул. - Мы заберём его утром. - Я передам Биллу и Флёр, - Молли вернулась к своей семье, где все это время сидели Рон и Джинни. Девчонка-Уизли сейчас сосредоточенно смотрела на своего бойфренда, который так гармонично действовал в паре с Грейнджер, что на месте рыжей у Драко возникли бы вопросы. И далеко не один десяток. Похоже, Рональд был с ним согласен, если судить по тому взгляду, которым парень окинул своих друзей, но к ним не подошел. Проблемы в раю? Драко невольно нахмурился. Его однокурсник из рыжего клана ведь вроде бы был «романтическим интересом» Грейнджер? Или, между ними пробежала чёрная кошка? Впрочем, все праздные рассуждения по поводу потенциальных проблем в раю золотого трио были очень скоро вытеснены из его головы проблемами реальными. К семейству Малфоев подошла группа авроров, и Драко почувствовал, как холодный, липкий страх окутывает сердце. Аврор что-то им говорил, кажется, зачитывал права, чеканя каждое слово, а в голове Драко набатом гремела только одна мысль: Азкабан. Сейчас их всех отправят в Азкабан. Рядом с Драко всем телом напрягся отец, пытаясь сохранить видимость невозмутимости и достоинства, но судя по безразличию в глазах авроров, никого не впечатлил. Им элементарно не было дела до позёрства Люциуса. Нарцисса даже не скрывала ужаса, все ещё периодически бросая наполненные тоской взгляды в сторону Андромеды, но сестра ни разу не обернулась. А потом на запястьях всех троих защелкнулись волшебные наручники, блокирующие магию, и главный аврор приказал подниматься. Драко поспешно подчинился, ни на мгновение не сомневаясь: если он помедлит, авроры и глазом не моргнут, прежде чем применить силу. Похоже, отец и мать тоже в этом не сомневались, поднимаясь на ноги и позволяя аврорам увести себя из Большого зала. Впрочем, аналогичное сейчас происходило во всех углах: семьи бывших однокурсников-слизеринцев выводили для дальнейших разбирательств представители власти победившей стороны.