Неделя Обитина 2021

Кровь ало-красная, горячая… Она забивается под ногти, под веки, липнет к волосам и ресницам, она повсюду – в ней тонут ноги, руки, всё тело – и она всё ещё невесомо ощущается на пальцах, а её стойкий, мерзкий запах продолжает щекотать ноздри. И нет ни шанса избавиться от неё. Ни через день, ни через неделю, ни через месяц, ни через вечность… Сатин с шумом сглатывает, продолжая, не моргая, смотреть в облизывающий сухие ветки костёр. – Герцогиня, вы… вы в порядке? – Конечно, – бесцветным голосом откликается Сатин. – Меньше часа назад на моих глазах вырезали целый клан, но я же мандо, верно? Мне к этому не привыкать. Война – мои кости и кровь. Кровь… Сколько же ещё должно пролиться крови, чтобы мандалорцы наконец осознали, что своими же руками истребляют свой мир и самих себя? Оби-Ван садится рядом. Его взгляд тоже обращен к огню, но, в отличие от Сатин, он видит костёр, а не океан из крови, и слышит треск веток, а не ломающихся конечностей. – Ваша Светлость… Герцогиня, вы не… Сатин, – он произносит её имя на выдохе, таком отчаянном, что она всё же моргает и переводит взгляд на него. – Я понимаю, как вам сейчас тяжело, понимаю, каково терять… – Нет, не понимаешь, – она говорит так же ровно, как и прежде, хотя, наверное, должна трястись от ярости. – Ты, вероятно, видел чужую смерть, возможно, касался её и явно был тем, кто приносит её другим. И среди них точно был кто-то близкий тебе. Твой друг. Твой любовник… Но, умирая на твоих руках, они не желали тебе смерти в ответ. Оби-Ван, скривившись, поджимает губы. – Я знаю, но… – Не знаешь, – в её голосе всё же начинают проклёвываться гневные нотки. – Целый сектор желает убить меня и всякого, кто посмеет присоединиться ко мне. И за что? За то, что мой клан дал выбор. За то, что мы посмели предложить мир вместо хаоса. Так что не говори о том, чего не знаешь и не понимаешь. – Я только хотел… – Оставь своё сочувствие для девиц с Центральных миров, – Сатин начинает потряхивать от вновь пробуждающихся эмоций, и она уже не говорит, а шипит, будто змея, готовящаяся к броску. – Жалкие сантименты не вдохнут жизнь в сожженную дотла пустынь. – Ну, и отлично, – бросает Оби-Ван, ощетинившись, и уходит. Сатин же, гордо задрав подбородок, продолжает вглядываться в слегка подрагивающие на ветру язычки пламени, но видит совсем не огонь, а то, что оно с жадность пожирает: убитых родителей, брата, что предал ближайший друг, сестру, предпочётшую ей убийц их семьи… Губы всё же предательски вздрагивают. Что есть мандалорец без стоящего за спиной клана? Ничего. Никчемная капля воды в бесконечных барханах песка. Бесполезный глоток кислорода в безжалостном вакууме космоса. Тлеющий уголек в бескрайнем океане… Не сдержавшись, Сатин оборачивается. Квай-Гон и Оби-Ван сидят почти на краю обрыва. На расстоянии, в тусклом свете почти разрядившегося энергомодуля не разглядеть их лиц, но до неё долетает их смех – легкий, размеренный, искренний, и Сатин с перекосившимся от отвращения лицом отворачивается, снова переведя взгляд на огонь. Глупые джейтии с их глупой верой. Как же хорошо находиться в сладком неведенье, как хорошо считать, что тот, с кем так долго действовал бок о бок, никогда не всадит вибронож меж ребер, как… как, должно быть, хорошо быть частью чего-то большего, чем ты сам, быть с кем-то связанным, знать, что ты не одинок, что рядом есть кто-то, на кого можно положиться, кому можно довериться, кто может позаботиться, кто поможет, когда впереди нет ничего, кроме кромешной тьмы, кто… Сатин резко подтягивает к себе колени и, крепко обхватив их руками, плачет. Она не знает, сколько проходит времени прежде чем так долго копившиеся слёзы, наконец, сходят на нет, не знает, сколько требуется не только времени, но ещё и сил, чтобы вернуть дыханию прежнюю стабильность, она лишь поднимает с колен раскрасневшееся, мокрое лицо и снова смотрит на уже потухший костёр, на тонкие нити остатков дыма, на внимательные глаза напротив… Глаза?! – Что? – Сатин яростным движением вытирает щеки. – Достаточно насмотрелся, чтобы глумиться надо мной до конца жизни? Могу я теперь уйти? Не дожидаясь ответа, она подскакивает с земли, разворачивается, делает быстрый шаг к деревьям, как, внезапно, её с головы до кончиков пальцев ног накрывает невероятным теплом. Сатин боязливо оглядывается, точно зная, что он стоит за её спиной, и когда их взгляды пересекаются, руки Оби-Вана всё ещё на её плечах, а она чувствует жар его ладоней сквозь свою одежду и его робу, накинутую на неё. Он осторожно, будто боясь спугнуть, улыбается. – Жалкие сантименты, может, и не вдохнут жизнь в сожженную дотла пустынь, – его ладони медленно соскальзывают ниже, мягко поглаживая её руки сквозь слои ткани, – но иногда они могут вызвать столь необходимый дождь. Сатин хочется фыркнуть или выдать что-то особенно едкое, но он уходит раньше, чем она открывает рот, а его роба – тёплый символ принадлежности к чему-то большему, чем просто он один – так и остаётся на её плечах. Не на день и не на месяц, а навсегда.