***
Несколько минут спустя чародей старательно смачивал в небольшой лохани, куда Карамон перелил зелье, лоскут черного бархата. — Что ты там полощешь уже полчаса? — недовольно буркнула Тика. — Жена, отстань! — осадил ее бравый воин. — Ему виднее, как надо! — Тетя, чем сильнее пропитана тряпка, тем больше шансов на успех, — пояснил Гоббс и закашлялся, старательно скрывая смех. Рейстлин нервно дернул плечом, отмахиваясь от пустых разговоров, и продолжил полоскать тряпицу. Только они с Ником и Даламар знали правду о том, что достаточно один раз обмакнуть тряпку в состав и положить на глаза Крисании. Но проблема была в том, что Рейстлин не мог заставить себя подойти к жене. Никогда прежде великий чародей не задумывался о том, что чем ближе желанная цель, тем меньше остается решимости и страшнее от мысли, что что-то может пойти не так. «Не побоялся сойти в ад, чтоб сделать подвластным небо, а сейчас дрожу, как мальчишка, — горько усмехнулся черный маг. — Впрочем, тогда мне нечего было терять. Всего лишь светлая жрица. Всего лишь любовь… это казалось мелочью в сравнении с властью, а сейчас…» — Отец, ты бы поторопился, а то в академию не успеем, — ворвался в мысли Рейстлина голос Ника. «А сынок-то каков! — благодарно и восхищено подумал чародей. — Не осудил за трусость и другим не позволил! Но он прав, надо решаться.» Маджере рывком вынул многострадальную тряпку из лохани и, не отжимая, понес отрез к сидевшей на диване Крисании. Когда мокрый бархат коснулся ее глаз, жрица вскрикнула и поежилась. — Гадость! — брезгливо сказала она, ощущая, как излишки зелья стекают по лицу. Маг тихо рассмеялся и завязал лоскут на ее глазах. — Не бойся запачкаться, дочь Паладайна, — мягко сказал чародей и большим пальцем бережно стер капли с лица любимой. Ник смотрел на отца и видел перед собой того мальчишку из видения. Не мага, а обычного человека, у которого были пронзительные серо-голубые глаза. «Чисто теоретически — может и получиться. А вот согласится ли сам шалафи…» Решив, что все ответы лучше получать из первых уст, Ник подошел к отцу и быстро бросил: — Надо поговорить. Маджере с сомнением взглянул на жену, потом перевел вопросительный взгляд на остальных собравшихся. — Идите, идите! — махнула рукой хозяйка трактира. — Мы за ней присмотрим, — подтвердила Милдред. — И если надо — сменим повязку, — спешно вставил Даламар. Выходить из комнаты Рейстлин отказался наотрез, поэтому Ник просто отвел его в сторонку и стал что-то быстро шептать на ухо. — Нет! — излишне жарко воскликнул чародей, отшатнулся и, опасливо покосившись на родню, прошипел: — С ума сошел?! Чтобы я, маг Маджере… Ник задумчиво постучал подушечками пальцев по губам и нахмурился: — Где-то я нечто похожее уже слышал… не знаешь, где и от кого? Маджере задохнулся от возмущения и покосился на жену. — Вот ведь паршивец! — со странной смесью злобы и восхищения процедил он сквозь зубы. — И это мой сын! Темный чародей! Да ты хоть понимаешь… Гоббс вскинул голову и посмотрел отцу прямо в глаза. Он прекрасно понимал, что магия — это очень много. Еще пару лет назад он сам покрутил бы у виска, предложи ему кто-то совершить подобное. Но теперь парень знал наверняка, что есть то, что сто крат дороже власти и важнее силы. — Неужели ты не хочешь увидеть маму? — тихо спросил Ник. — Не сгорбленную седую старуху, какую рисует тебе зрение, а настоящую? Молодую, красивую женщину! На осунувшемся лице Маджере впервые отразилось сомнение. — А ты? — спросил он чуть слышно. — Согласился бы стать обычным человеком на моем месте? К удивлению чародея, сын кивнул, не раздумывая. — Знаешь, пап, никакая магия не стоит больше, чем улыбка на губах любимой женщины и блеск ее глаз. Маджере опустил голову, признавая правоту сына. — Я готов, — после короткой заминки сказал он и направил свой посох в сторону лохани с зельем. Из кристалла вырвались две блеклые искорки, составляющие весь магический резерв великого чародея, и с шипением растворились в лазурном вареве. Гоббс рвано выдохнул, подошел к емкости, схватил ее и выплеснул содержимое родителю в лицо. Маджере стиснул зубы и с силой вцепился в посох. Магия темного чародея, вступив в реакцию с зельем возвращения зрения, выжигала сама себя. В теле уже не осталось ни капли силы, но она по-прежнему была в глазах. В тех глазах, что глядели сквозь плоть. В тех, что видели, как уходит жизнь. В тех, что сейчас были объяты пламенем нестерпимой боли. «Только бы не закричать! Только бы не выдать себя!» — билась на краю воспаленного сознания единственная мысль. Маджере понимал: один тихий стон сорвавшийся с губ — и Крисанию не удержит ни сын со всей его магией, ни силач Карамон, ни ловкий Даламар. Один неосторожный вздох — и жрица кинется к нему, преждевременно сорвав повязку и забыв обо всем на свете. «Боль твою и смерть — все на себя возьму!» — всплыли в памяти слова, которые жена не раз повторяла, гладя его по щеке. И Рейстлин знал, что это не пустой звук. Ради того, чтобы помочь ему, Крисания снова пожертвует собой и не доведет до конца обряд исцеления. Но допустить подобного Маджере не мог. Все, что оставалось — стиснуть посох так, что руку свело судорогой. Пальцы задрожали, а секунду спустя древко с хрустом переломилось пополам. — Что это было?! — ворвался в уши испуганный возглас Крисании. «Вот и снова, как тогда, — одно испытание двоим. Наше ПОСЛЕДНЕЕ испытание, Крис», — мелькнуло в сознании. В груди разлилось странное пульсирующее тепло. Оно будто баюкало и притупляло неприятные ощущения. — «Медальон Паладайна активировался», — понял Маджере когда боль начала стихать. Рейстлин медленно открыл глаза и устремил взгляд на жену. Дыхание перехватило от стати и красоты этой молодой брюнетки. Он впервые видел истинный лик той, которую звал своей женой, и теперь не мог оторвать от нее глаз. — Все хорошо, Крис, — с трудом выдавил из себя Маджере. — Это посох приказал долго жить. Но я давно хотел себе новый. — Все в порядке? — вполголоса спросил Ник, придерживая отца за локоть. — Даже не знаю: убить тебя за эту пытку или поблагодарить? — в тон ему откликнулся Маджере. Он смотрел по сторонам и ловил себя на мысли, что отвык видеть этот мир таким. В мозгу с трудом укладывался тот факт, что люди могут быть красивы и молоды, а вещи — это целые предметы, а не осколки и щепки со смутными очертаниями, какими казались много лет. Продолжая озираться по сторонам, Рейстлин подошел к жене, наклонился и кончиками пальцев провел по ее повязке. К его удивлению, та была совершенно сухая. «Сколько же длилось мое перевоплощение? — изумился про себя Маджере. — Явно не несколько минут, как показалось изначально.» Дрожащими от волнения руками мужчина снял тряпицу с глаз жены и внезапно осипшим голосом попросил: — Посмотри на меня, Крисания. Ресницы дочери Паладайна взметнулись вверх. Казалось, она окаменела, огромными глазами глядя прямо перед собой. — Крисания? — тихо позвал Рейстлин. — Неужели не сплю? — недоверчиво и восторженно спросила женщина, прижав ладони к губам. — Неужели не грежу? Плечи ее мелко задрожали, а по щекам потекли крупные слезы. Сфокусировав туманный взгляд на стоявшем позади Рейстлина юноше в черном, Крисания встала и подошла к нему. — Ник? — со странной полувопросительной интонацией уточнила она, внимательно разглядывая парня. — Здравствуй, мама, — ласково улыбнулся он, взял дрожащую руку матери и прижал к своей щеке. — Я тебя таким себе и представляла, — улыбнулась женщина, тихо всхлипывая. Несколько минут она изучала лицо сына, словно желая навечно запомнить каждую черточку. Весь мир для нее в этот миг сузился до зеленых глаз и черных волос этого знакомого незнакомца. — Налюбуешься еще! — раздался позади веселый оклик. — Остальных обнять не хочешь? Крисания обернулась и долго с изумлением вглядывалась в родные лица, которые время не пощадило. — Тика… Карамон… Даламар… — дрожащими губами выговорила она и бросила взгляд на смущенную курносую девчушку, скромно стоящую между супругами Маджере. — Милли? Еще мгновение и все четверо дружно обняли зарыдавшую в голос жрицу. — Какая ты красавица, дочка! — всхлипывала Крисания, гладя Милдред по волосам. — Эх, зря я настойку не прихватил! — растроганно шмыгнул носом Карамон. — Так бы отпраздновали! — Тебе лишь бы «отпраздновать»! — весело фыркнула Тика, отвесив мужу подзатыльник. Внимание Крисании привлек надсадный кашель. Выйдя из круга обнимающих ее родных, жрица направилась к дверному проему. Туда, где кашлял, держась за косяк, главный мужчина ее жизни. Крисания взглянула в изможденное лицо с острыми скулами, и ощутила, как сердце рвано забилось. — Здравствуй, посвященная, — улыбнулся Рейстлин сквозь кашель. — Здравствуй, маг, — гордо откликнулась дочь Паладайна и кинулась мужу на шею. — Я больше не маг, Крис, — нежно сказал Маджере, зарывшись носом в густой шелк ее волос. Крисания отстранилась от мужа, снова вгляделась в его лицо и вдруг ахнула: — У тебя глаза серые… — Я ведь сказал, что мне больше недоступны тайные знания. — Он опустил голову, помолчал и глухо добавил: — У меня ничего больше нет, Крисания. Ни магии, ни силы, ни власти, ни красоты. Душа устала, тело постарело… Жрица ласково улыбнулась и вдруг сказала по-девичьи игриво: — А где положен юности предел? Рейстлин ошарашенно взглянул на жену, и медленно опустился на одно колено, уткнувшись лбом в ее живот. Некогда великий черный маг, преклонялся перед своей любимой, понимая, что она права: юность любящего сердца вечна. Странно было осознавать, что его любят не за силу и власть, не за магию, а просто за то, что он есть. — А я-то считала, что Рейст безнадежный сухарь — изумленно воскликнула Тика, нарушая идиллию момента. Гоббс, наблюдавший за родителями, словно опомнился от этого восклицания. Подойдя к умиленно всхлипывающей в сторонке Милдред, он и сгреб ее в охапку и крепко прижал к себе. — Тетя, все темные — безнадежные сухари, — лукаво сверкая зелеными глазами, пояснил юный маг и, поцеловав рыжую макушку невесты, добавил с тихой нежностью: — Ровно до тех пор, пока не встретят свою светлую, которая научит их любить.END