Проклятый

      Король Трандуил остановился у самой кромки леса, прислушиваясь. Улыбка тронула его холодные губы. Лес оживал, оправляясь постепенно после суровой зимы — птицы чирикали на верхушках многовековых деревьев, крохотные листочки появлялись на могучих ветвях. Трандуил любил свой лес, он буквально жил им, а потому особенную боль причиняли ему страдания, что выносило каждое деревце — тьма, что медленно пробиралась в царство его владений, заползала также в его ледяное сердце. Паутина, обматывающая стволы дубов, ложилась вуалью на усталые глаза.       Четыре месяца не было короля в его родном доме. Четыре месяца не видел он полюбившиеся деревья и тропы. И четыре месяца искал он выход из сложившейся ситуации. Напрасно. В книгах о таком говорится немного, и то сводится все к одному — лишь время способно ослабить, а то и вовсе снять проклятие. Ведь у любого заклятия должны быть условия, а принцесса, по глупости своей, не озвучила их, вот и гадай теперь — вовсе она не держала их в голове, или нарочно умолчала, назло Трандуилу. Четыре месяца не мог он избавиться от чувства тоски, четыре месяца не выходил из головы короля образ среброволосой эльфийки.       Не хотел Трандуил впутывать Тинтнисс в дела проклятия — её вины не было во всём содеяном ранее, но по-другому, кажется, сейчас быть не могло. Да и неправильно теперь это — двое из них в проклятии замешаны, а потому знать о нём обоим надобно.       Трандуил ждал. Злился, но ждал, когда из чащи, скрывая под капюшоном прекрасные черты, выйдет эльфийка, как тогда, несколько месяцев назад. Но ждал напрасно. Уже как два месяца не было нужды в обходном пути, скорее даже наоборот — там стало в разы опаснее, поэтому эльфы рисковали появляться там только лишь днём и в небольших вооружённых группах. Король раздражённо тряхнул головой. Лёгкая улыбка сошла с его лица, вместо неё в глазах заплескалось неудовольствие. Слабость… редко Трандуил испытывал её. Каждый день он закрывал своё сердце на очередной замок, спасаясь от скорби и отчаяния. Слабости. Всё, что заставляло его действовать не так, как он поступил бы обычно, он считал таковой.       Король замер, вглядываясь в толстые стволы деревьев. Он видел там тень даже при свете солнца. И тень та не была отброшена деревьями. Трандуил сидел, гордо выпрямившись, на любимом лосе, машинально поглаживая жёсткую шерсть на его голове.       Столько времени было потрачено зря… столько слов сказано в Ривенделле в пустую. Там всё ещё царил мир и покой, и не видел никто из живущих там эльфов надвигающейся опасности. Не ведали они о тьме, что множилась в густых непроходимых лесах Эрин Галена. И слова Трандуила канули в пустоту, остались неуслышанными. Элронд лишь кивнул, да отвернулся, не промолвив в ответ ни слова. Хотя Трандуил знал, что ему есть что сказать. Но полуэльф либо не считал нужным посвящать в эти тайны кого-либо, либо не доверял самому Трандуилу, либо вообще никому, что в наступившее время было весьма разумно. Король уже сталкивался со тьмой, страшной, первородной, жестокой, и не раз, а потому знал, что принимает она любые обличия, заманивает, отвлекает. А потому Трандуил не был в обиде или гневе на Элронда. Его решение он сам счёл верным. А проклятие, что о нём… мудрый полуэльф долго сидел перед мраморным камином, смотря в пляшущий огонь и слушая историю Трандуила, которую он выдавливал из себя медленно, слово за словом, со злостью и яростным стыдом в словах. Долго молчал полуэльф, так и не повернув головы. А когда заговорил Элронд наконец, Трандуил не получил успокоения, которого так жаждал, да и что говорить, ожидал. — Самонаденнным весьма был твой поступок, Трандуил, да не мне учить тебя. — сказал тогда он. — Ничего я не смогу сказать тебе насчёт проклятия. Так проклинают редко, находясь в страшном гневе… или под волей чужой. Даже сердца людей не настолько жестоки… — он замолчал на долго. Трандуил тоже хранил тишину. — Ведь любое проклятие оставляет на сердце наложившего его страшный, болезненный шрам, который будет преследовать его долго, очень долго. Мучительными болями. Сумасшествием. Мало кто решится на такое. — он нахмурил чёрные густые брови. Огонь блеснул особо, отбрасывая тень на лицо Трандуила, искажая его до неузнаваемости. — Такое проклятие невозможно снять своими силами, поскольку не сказала та девушка условий. Так что, Трандуил, жди истечения времени, и времени долгого, может, тебе повезёт, и проклятие иссякнет, исчерпав само себя. Надейся, Трандуил.       Но король не хотел надеяться. Он хотел гарантий. Хотел чистого, незамутненного странными, забытыми давно думами разума. Он хотел свободного сердца, запертого и одинокого. Но своего. Бьющёгося ровно и размеренно. А потому застыл Трандуил неподвижно перед лесом своим и думал. Думал о тяжёлом. Думал о плохом и тёмном. И молчал. — Мой лорд, — внезапно прозвучал сбоку неуверенный голос. — мы ждём кого-то?       Трандуил медленно повернул голову и взглянул воину в глаза. Помутневшие очи короля очистились, став вновь голубыми. В их глубине сверкнул ледяной огонь. — Нет. Мы созерцаем лес, покинутый нами несколько месяцев назад. Мы вспоминаем. — Трандуил сказал это обманчиво мягко, но спина его, напряжённая, неестественно выгнутая, говорила об обратном. Король справлялся с собственными мыслями, заполненными родившейся в самом сердце его леса тьмой.       Трандуил чуть сжал ногами бока лося. Они медленно двинулись по главной тропе — светлой и цветущей, но король видел реальность сквозь хрупкий обман. Ничего больше не было здесь столь привычного и обыденного. Только эта тропа, выставленная напоказ. Воины Трандуила пошли за своим предводителем, заполненные смятением. Трандуил был словно сам не свой в последнее время. Лишь один из них хмуро смотрел вслед королю, и не был взгляд его ни рассеянным, ни смущённым, лишь затаённые гнев и печаль выражал он.       Трандуил уже мог разглядеть свой дворец сквозь плотно стоящие стволы деревьев. Лось вдруг наступил в лужу давно растаявшего снега, и грязные капли попали на мантию Трандуила. Тот брезгливо дёрнул ногой. Капля медленно текла по шёлковому сероватому одеянию, оставляя после себя грязный след. — Всё шутишь? — шёпотом спрсил король животное, на что оно лишь фыркнуло. — Мантию сам выстирывать, да выглаживать будешь? — приподняв брови, король почти невесомо погладил лося по мохнатой голове. Тот фыркнул ещё раз, изрядно развеселив эльфа.       Трандуил наконец улыбнулся. Он любил животных. И относился к ним с лаской и уважением, видя, что те понимают его. Со временем король стал понимать и их. Звери и птицы любили эльфа не меньше, чем он их — ластились под руку лисы и олени, садились на плечи синицы и воробьи. Не боялись его кролики и мыши, лишь иногда скрываясь от длинной тени, отбрасываемой его высокой фигурой. Под руками Трандуила расцветали цветы, оправлялись от болезней листья, выправлялись обломанные ветки. Лес был с эльфом одним неразделимым целым, а потому сейчас, не почувствовав прежней энергии и былой отдачи со стороны природы, Трандуил опечалился. Он чувствовал тревогу деревьев, смотрящих далеко вперёд и видящих то, до чего даже зорким эльфийским глазам было не доглядеться. Чувствовал страх пробегающих мимо полёвок. Они видели то, чего не в силах был заметить Трандуил. Горечь появилась в эльфийском сердце, всё ещё отзывчивом по отношению к слабым и зависимым.       Трандуил медленно продвигался по светлой тропе, вдыхая чистый воздух, расслабляя усталые мышцы. Не было здесь и следа от той зловонной отравы, что поселилась дальше на западе. На севере. Птицы легко щебетали между собой, создавая былую уютную спокойную обстановку. Обманчивую, но столь желанную.       Как только нога великолепного животного короля показалась за пределами леса, Трандуил легко спрыгнул с лося и, поправив чуть помявщуюся одежду, пошёл рядом, держа ладонь на мощной шее животного. Многие эльфы вышли из дворца, бросив на время все обязанности, чтобы встретить вернувшихся из долгосрочной поездки короля и его свиту. Увидел Трандуил среди них знакомое лицо. Тинтнисс стояла в толпе, закутавшись в тёмный плащ. Лицо её было прекрасным — одухотворённым, словно светящимся счастьем изнутри… только не на него был направлен радостный взор. Она смотрела куда-то за королевскую спину, взглянув на Трандуила лишь однажды. Улыбка на миг озарила её лицо, но король не сомневался тогда, что адресована она вовсе не ему.       Губы короля изогнулись в недовольной гримасе. Всё усложнялось. Король не предполагал, что Тинтнисс может состоять с кем-то в отношениях. Ему совсем не хотелось разрушать счастье эльфийки и её избранника, но это неизменно произойдёт, потому что в скором времени одиночество станет для Трандуила невыносимым. Жалость появилась в его глазах. И печаль. Король вздохнул, понимая, что своей оплошностью разрушит чьё-то счастье. Он был королём, а потому заботился о подданных как мог, и сейчас ему казалось противоестественным нарушать гармонию их жизни. Совсем скоро ему станет всё равное на неё. Наведённые чувства затмят собой всё. Но это будет позже, а пока собственные эмоции интересовали короля меньше всего.       Очнувшись от невесёлых размышлений, Трандуил заметил, как Тинтнисс, выбившись наконец из небольшого столпотворения эльфов, выбежала вперёд и пронеслась мимо короля. Потом она вернулась, склонила уважительно голову и быстро припустила вновь, направляясь, конечно, к одному из всадников стражи Трандуила. Он повернул голову, заинтересованно глядя вслед расчувствовавшейся эльфийки. Та налетела с крепкими объятиями на статного черноволосого эльфа, который звался Феанрилом. Тот поднял её на вытянутых руках над землёй и закружил вокруг себя, улыбаясь в ответ Тинтнисс не менее ярко. Трандуил почувствовал правильную жалость и даже вину, за то, что он собирался сделать, что было чрезвычайной редкостью, но одновременно с этим эльф ощутил и неприятие. Неудовольствие. Король отвернулся и, перешагнув через лужу, быстрым шагом отправился во дворец, замечая, как другие воины обнимают своих возлюбленных, расслабленно улыбаясь. Не для чужих это глаз и ушей, пусть даже и королевских. Также подумали и другие эльфы, что стояли на поляне перед дворцом, они, лишь кратко кивнув прибывшим, отправились по своим делам.       Феанрил сразу заметил в толпе встречающих родное лицо. Он спрыгнул с коня, потрепав его ласково за ухом, и пошёл навстречу бегущей эльфийке. Он так давно не видел её… её серых тёмных глаз, острых скул, серебристой длинной косы. Он смотрел и не мог насмотреться. Было бы ложью заявить, будто бы он совсем не скучал. Скучал, и ещё как. Вспоминал их вечерние разговоры, и с грустью осознавал, что ему не хватает их. В принципе не хватает Тинтнисс — её сонного, но серьёзного лица за завтраком, её слегка расплывшейся улыбки за бокалом вина, её звонкого, но спокойного голоса. Осознавал это Феанрил, и погружался вместе с тем в отчаяние. Эльф не собирался завязывать такую дружбу с эльфийкой, обожённый давней потерей, трагедией, но всё случилось само собой. Феанрил вглядывался в счастливое лицо подруги и понимал, что его тянет улыбнуться ей в ответ. Рассмеяться, обнять. Феанрил и не знал, что способен ещё чувствовать так ярко. Дружба пробуждала в его сердце эмоции настолько светлые, что эльф забывал на миг о былой боли. Но через несколько мгновений она возвращалась с ещё большей силой.       Феанрил зарылся носом в волосы подруги и счастливо улыбался, вдыхая запах корицы и трав. — Рад тебя видеть. — прошептал он, не задумываясь даже, услышит она или нет. Он просто был рад, что вернулся домой после долгой отлучки. Просто был рад, что может обнять родную ему эльфийку. — Я тоже… я тоже! — Тинтнисс повысила голос и ойкнула, смутившись, видимо, своего внезапного порыва.       Феанрил не смог сдержать улыбки. Время шло, а Тинтнисс всё не менялась: также забавно морщила нос, также открыто улыбалась ему. Только ему. Эльф не мог не беспокоиться за неё, когда пребывал в Ривенделле. Он хорошо знал, что эльфийка была очень замкнутой и одинокой, а потому волновался, как бы она не осталась совсем одна, когда он уедет. Хотел спросить, но решил отложить разговор до поры до времени. Конечно, им есть что сказать друг другу, но эльфы сделают это наедине, в спокойной обстановке, как делали это обычно. — Я скучал. — единственное, что вымолвил он, поглаживая эльфийку по голове. — И я. Очень. Не подозревала до этого момента, насколько ты дорог мне. Насколько я нуждаюсь в тебе. — Тинтнисс шептала сбивчиво, как будто боялась передумать или вообще забыть то, что собиралась сказать.       Эльфийка взяла его за руку и повела во дворец, попутно кратко рассказывая об обстановке: — Эльфов хватает на всех точках. — голос её сделался серьёзным. Феанрил тоже переменился. — Всё спокойно. Только говорят, что тени иногда отделяются от предметов и бродят сами по себе. — Феанрил вскинул брови. — Но сама я не видела такого ни разу, так что ничего конкретного по этому поводу сказать не могу. — эльфийка неловко пожала плечами и толкнула тяжёлую дверь, ведущую непосредственно во дворец. — Ясно. — Феанрил кивнул, не высказывая своей оценки. — Рад слышать, что ты смогла организовать работу. Думаю, я могу гордиться тобой. — Тинтнисс на эти слова лишь бледно улыбнулась. Знал бы он, почему всё это было столь детально организовано. — Вы никого не встретили в лесу? — наконец спросила она после непродолжительного неловкого молчания. — Нет. На главной тропе нет ни пауков, ни их паутины. — воин покачал головой, внимательнее присматриваясь к эльфийке, идущей рядом. Она выглядела уставшей и потерянной. Феанрил заметил это только сейчас, когда улыбка сошла с искусанных губ Тинтнисс, а румянец, появившийся на время от лёгкой утренней прохлады, сделался бледным.       Заметив взгляд эльфа, она передёрнула плечами. — Твой отъезд дался мне тяжело. В разы тяжелее, чем я думала. — отрывисто сказала Тинтнисс, нахмурившись. — Это хорошо, что никого не встретили, — в момент она сменила тему. — мы стараемся очищать лес от тварей, но их слишком много. Главную тропу ещё удаётся сохранять нетронутой, но ты бы видел запад… — конец фразы она прошептала, тяжко вздыхая. — Гланедель сказал, что его вряд-ли удастся сохранить. Что если всё будет продолжаться, западная часть леса станет обителью порождений зла. Там уже опасно гулять, там уже замолкают птицы, и животные лежат, отравленные и поломанные. И сердце моё тоскует, друг мой. Тревожится. Но твой приезд успокоил меня. — добавила Тинтнисс, улыбнувшись светло и чисто, и улыбка эта заставила Феанрила приподнять уголки губ в доброй усмешке. — Я тоже тосковал. И тоскую до сих пор. — задумчиво заметил Феанрил, перебирая пальцы подруги. — И я чувствую отголоски боли. Не могу сказать, что мы справимся с этим, Тинтнисс. Я буду честен. Слишком много зла сейчас в лесу. Слишком мало воинов. Но мы сделаем всё, что в наших силах. Я буду сражаться до последнего. Обещаю тебе. — он сжал руку эльфийки и остановился. — Что? — Тинтнисс тоже остановилась. — А… мы пришли. Что же… — она неловко повела плечами. — Я рада, что ты вернулся сюда. Я рада, что ты не погиб. — И я рад. И я. — Феанрил мягко коснулся губами холодного лба подруги и, сказав слова прощания, начал подниматься вверх по лестнице.       Тинтнисс, была не в силах больше сдерживать слёзы радости и облегчения, недостойные, конечно, воина, но напряжение, что пружиной сжималось в животе эльфийки распрямилась резко, оставив лишь остаточную боль в сердце. Приятную боль.