Проклятый

      Уже четвёртый месяц не возвращался королевский отряд, как и сам Трандуил, что повергало Тинтнисс в глубокую печаль. Она скучала по другу, подолгу сидела на подоконнике в своей комнате и мечтала о том, что Феанрил вернётся со дня на день. Но этого, конечно, не происходило. День шёл за днём, а трон и места рядом с ним всё пустовали.       В одном из ящиков стола лежала стопка так и не отправленных писем, Тинтнисс боялась, что может чем-то помешать другу — скорее всего, он очень занят чем-то важным, в добавок эльфийка не знала толком, дойдут они или нет, чувствовала, что времена напряжённые, письма могут быть перехвачены. На душе Тинтнисс было пусто. Печально. Она порой потерянно бродила по коридорам дворца, и они ещё никогда ей не казались настолько пустыми и чужими, возвышаясь над эльфийкой на десятки метров. Пустота внутри Тинтнисс сливалась тогда с внешней пустынностью. Тишина в те минуты была невыносимой и давила на уши, словно невидимый широкий венец.       Почти никто не заговаривал с Тинтнисс — у неё было мало друзей, которые бы находили на неё время, а отчёты воинов в основном не требовали ответов. Тинтнисс чувствовала себя брошенной. Это можно было прочитать во взгляде эльфийки. Иногда, когда она не успевала надеть маску уверенности и спокойствия. Но Тинтнисс почти всегда удавлось уйти с головой в работу — она читала отчёты ночами, обсуждала с воинами дела за завтраком, обедом и ужином, тогда одиночество ощущалось не столь остро. Эльфийка, конечно, делала попытки подружиться с кем-нибудь, но они пока не увенчались успехом, что несомненно огорчало её. Одиночество никого ещё не приводило к лучшему исходу.       Дни тянулись за днями, ночи — за ночами.       Зима постепенно сменялась ещё прохладной весной. Снег постепенно таял, оставляя вместо себя маленькие тёмные проталины, в которых иногда можно было увидеть листву, упавшую ещё осенью. Она маленькими грязными комками собиралась на ещё неотмёрзщей земле. Воздух наполнялся теплотой и ощущением чего-то нового, возрождающегося, веяло приятной прохладой, которая заставляла едва заметно передёргивать плечами. В такую погоду Тинтнисс была не прочь погулять. Она выходила иногда по утрам после завтрака и наблюдала, как в лес прилетают первые птицы, оглащая лес звонкими песнями и криками, как маленькие слабые листики появляются на голых деревьях, качаясь на слабом ветру, и на лице её тогда появлялась бледная улыбка, отражающая почти не греющие солнечные лучи.       Жизнь Тинтнисс тянулась медленно и однообразно. Рутина стала её вечной спутницей. Эльфийку мучили бессонница и кошмары, хотя они были довольно редкими. В них царили ужас и вечная боль, иногда физическая, но в основном душевная, и была она столь реальной, что просыпаясь, Тинтнисс долго лежала, борясь с наворачиваюшимся на глаза слезами страха и горя, но солёные капли всё же иногда начинали катиться по щекам, падая на холодную простыню. Но все же, как только выходило солнце, ужасы ночи оставляли её, растворяясь в бледном свете солнца, оставляя после себя лишь горькое послевкусие отчаяния.       Тинтнисс часто уходила в лес, чтобы бороться с пауками. Это было её долгом. Её обязанностью. Желанием. Тварей становилось всё больше и больше, сражаться с ними становилось сложнее и опаснее, но Тинтнисс не боялась. В такие моменты её и вовсе можно было назвать бесстрашной — глаза эльфийки горели азартом, а ноги будто бы не касались земли. Серебряные волосы часто были где-то запачканы паучей кровью, но это ничуть не портило образ Тинтнисс — великолепного воина, командира. Пусть её отряд не слишком ладно шёл на контакт, но каждый воин в нем безмерно уважал эльфийку, и наверное, любил, хотя тщательно это скрывал за спокойным холодным, как и всё вокруг, лицом.       Последние недели выдались спокойными. Душа Тинтнисс пела, как пели птицы в честь наступления весны. Чуть притупилось чувство потери, хотя и не пропало вовсе. Тинтнисс так же сильно скучала, это чувство никуда не исчезло, но она потихоньку старалась находить для себя занятия более полезные, чем сидение на подоконнике в ночные часы, и безучастное созерцание далёких звёзд. Светлело небо, светлели и мысли эльфийки, что до этого были надёжно замурованы под страхом одиночества. Всё чаще появлялась тёплая улыбка на девичьих губах, всё чаще огонь зарождался в глазах. Иногда, особенно тёмными вечерами, хандра возвращалась к Тинтнисс, заставляя проливать странные слёзы сожаления и слабости, но эльфийка боролась с ней, беспощадно руша хрустальные надежды. Надеясь на лучшее, всё больше разочаровываешься в реальности. Вот и эльфийка волевым решением пустила всё на самотёк, решив, что она достаточно уже бросала долгих взглядов на главные ворота, достаточно уже прислушивалась к земле, стремясь уловить конный топот. Но сказать в разы легче, чем сделать. Не прекратились печальные мысли, не до конца высохли слёзы на глазах. Разочарование росло в самой Тинтнисс. Как она могла позволить себе настолько привязаться к кому-то постороннему? Как могла допустить такую слабость? Такие ужасные эмоции. Уехал! И всё — непроходимая грусть и тоска, разве так должно быть? Разве такое называется дружбой? В этом проблема одиночества. Некому отдавать ту любовь, что накоплена в сердце. А если найдётся та душа, что покажется родственной — то, считайте одинокое сердце обречено на вечную боль, если вдруг его друг, или кто угодно, это не столь важно, пропадает или не испытывает к нему того же. Так и случилось с Тинтнисс. Как же хорошо, что Феанрил уехал не навсегда. А то боль потери эльфийки, что привязалась к нему душой и мыслями, была бы невыносимой, сводящей с ума.       Тинтнисс тряхнула головой. Ночь была выматывающей — она снова была в лесу, выслеживая пауков. Ночью они были более активны, а потому их можно было встретить и истребить в больших количествах. Руки замёрзли, кожа покрылась мурашками, тогда эльфийка вытащила только что вымытую рубашку из таза с остывшей водой. Солнце вовсю светило из-за приоткрытых штор, это было видно даже из её окна, что было расположено не на солнечной стороне. Эх, хотела бы Тинтнисс быть столь же лучезарной как и оно, но пока эльфийка скорее походила на замёрзшую уставшую после долгого перелёта птицу. Тинтнисс бы с радостью прилегла на столь манящую кровать, но ей, как командиру нужно было решить ещё несколько дел.       Тинтнисс быстро поднималась по лестнице на четвёртый уровень, преодолевая многочисленные коридоры. Перед входом в одну из длинной череды комнату эльфийка остановилась. Королевство могло на время остаться без короля, но не без управляющего. Во время отсутствия Трандуила за главного почти по всем вопросам оставался Гланедель, и тот раз не стал исключением. Этот эльф был особенно сведущ в военном деле, а потому докладывать итоги ночной вылазки следовало ему. Тинтнисс скривила губы, ей сейчас больше хотелось спать, чем докладывать о прошедших событиях, пусть даже эльфу, по отношению к которому она испытывала некоторую симпатию.       Она постучала в дверь, переводя дух. Услышав неясный ответ из комнаты, та открыла её, приложив лёгкое усилие. Помещение, в которое эльфийка вошла, было просторным и светлым — сквозь расшторенные окна в комнату проникала уйма света. Некоторые из них были настежь распахнуты и в кабинете была приятная прохлада. Эта комната была очень похожа на ту, о которой так мечтала Тинтнисс.       Эльф, к которому пришла эльфийка, стоял у левой стены и напряжённо рассматривал карту Зеленолесья, висящую на ней. — Капитан четвёртого отряда, Тинтнисс. — эльфийка вежливо кивнула, разглядывая профиль советника. Ах, какие же у Гланеделя прекрасные черты лица.       Он был высок, как все эльфы, и черноволос. Тёмные кудри доходили эльфу до пояса. — Слушаю. — после ответного кивка сказал он, разворачиваясь к Тинтнисс. Его тёмно-зелёные глаза смотрели в упор в её тёмно-серые. По внешности Гланедель был полной противоположностью Тинтнисс. — Ночью мой отряд выходил на вылазку в западную часть леса. Продвинулись не на много, совсем не далеко отошли от третьей тропы. — дополнила она, заметив вопросительный взгляд эльфа. — Тварей там намного больше, чем в восточной части. — Тинтнисс развернулась на пятках и продолжила, начав расхаживать назад-вперёд по комнате. Солнечный свет причудливо играл на её серебристых волосах. — Они собираются большими гнёздами, и атакуют теперь только когда соберутся вместе. По-одиночке их невозможно застать. — Тинтнисс прикрыла глаза, вспоминая подробности увиденного. — Многие деревья обтянуты паутиной, и я подозреваю, что чем дальше в лес, тем её больше. Стоит лишь прикоснуться к ней, как пауки узнают местоположение отряда. Там невозможно от них скрыться. Мы убили около сотни вчера, но это лишь малая часть. — Я понял тебя. — Гланедель медленно кивнул, вновь подходя к карте. Он провёл рукой по западной части леса. — Я отправлю королю письмо с твоим докладом. Тёмные времена наступают. — он повёл тёмной бровью. — Нужно быть готовыми к тому, что часть леса не удастся освободить.       Тинтнисс кивнула, хотя была не совсем согласна с тем, что говорил советник. Конечно, ей хотелось бы очистить западную сторону леса от отвратительных тварей и их порождений, но это были скорее мысли ребёнка, чем рассуждения командира. Всегда приходится от чего-то отказываться, и поистине жаль, если это что-то очень дорого тому, кто теряет его. Тинтнисс, например, любила гулять в западной части леса, там всегда было тише и будто бы спокойнее и свободнее, а потому печаль появилась на эльфийском лице. — Ты можешь идти. Я принял твои слова к сведению. — Гланедель кивнул ей в знак прощания и отвернулся, вновь возвращаясь к занятию, от которого его оторвала Тинтнисс. — Доброго дня. — пробормотала эльфийка и вышла, прикрыв за собой дверь. Глаза её закрывались.       И вновь бесконечные лестницы лестницы коридоры. Перед выходом на очередной коридор эльфийка приостановилась и скорее по привычке, чем из-за реального интереса спросила одного из стоящих там воинов, который был наиболее приближён королевской стражи: — Если ли вести о короле Трандуиле? Известно ли, когда он возвращается?       Эльф тоже по привычке сначала отрицательно мотнул головой, а потом вдруг закивал. — Есть, Тинтнисс. — насмешливо ответил он, перестав даже мысленно просчитать, сколько раз она уже задавала этот вопрос. — Через неделю. Или две. — я не точно услышал. — он пожал плечами, оглядываясь. Это было что-то вроде секретной информации, поэтому не советовалось разглашать её на каждом углу, но простым эльфам правила не писаны, особенно, если это правила для конкретно королевского отряда. — Спасибо, Хадор. Должна буду, — Тинтнисс подавила улыбку. Прекрасная новость чуть спасла незадавшееся утро.       Король приезжает через неделю. И Тинтнисс смела надеяться, что вместе с ним приедут и его воины. Конкретный воин. Сердце подпрыгнуло, дыхание участилось. Они не виделись уже больше трёх месяцев, а когда он приедет, будут уже всё четыре. Ей столько нужно рассказать другу, и столько выслушать.       Эльфийка пролетела по коридорам, глаза её светились. Она зашла в трапезный зал, и улыбка сияла на её обычно таком холодном лице.