На роду написано

Повисшая пауза не сразу возымела всего своего действия — лишь спустя несколько мгновений Софья, кажется, стала догадываться, к чему вела паутиной намеков и недоговоренностей племянница графа. И без того большие голубые глаза вдруг стали больше размером, а неверяще-напуганный взгляд как бы прошептал вместо отнявшегося от волнения голоса: «неужели?..»       — Я оставлю тебя, ты не возражаешь? — вдруг спросила Зина, вновь резко сменив тему и тон, будто развеяв рукой туман, который сама же напустила.       — Что? — Горчакова вздрогнула, вернувшись на эту грешную землю. — Прости, я не расслышала…       — Я сказала, что оставлю тебя, — терпеливо повторила mademoiselle Заболотная, ничуть, впрочем, не обижаясь на подругу за рассеянность и, доложив сверху рукопись, опустила крышку шкатулки. — Что-то голод проснулся. Пойду на кухню, надеюсь, Зейнаб меня попотчует чем-нибудь… скоро восемь, не хочу сама знаешь с кем сегодня сталкиваться за трапезой, да и вообще где бы то ни было, — она не умела говорить о графине, не кривя при этом черт лица. — Могу я тебя попросить присмотреть за ларцом? Когда будешь уходить, закрой его на ключ и спрячь, пожалуйста, вон в тот секретер? — барышня махнула рукой на великолепный образчик мебели красного дерева в углу комнаты. — Его пока лучше никому не видеть. О нем даже дядя не знает.       — Д-да, конечно, — закивала головой институтка, тут же взяв в руки ларец и прижав к груди, как священный предмет.       — Можешь пока начать читать новеллу… Только не бери с собой в институт. Я лучше дам ее тебе в следующее дежурство, — решила Зинаида. — О ней тоже лучше пока никому не знать. Да, ключ положи туда же, в секретер, только в самый верхний ящичек.       — Как скажешь, Зиночка…       — Спасибо, что выслушала меня, Софи, — вдруг искренне и без иронии улыбнулась племянница графа. — Ты знаешь, как мало у меня тех, с кем я могу так прямо говорить и не защищаться… «Для кого я не выродок и не уродец в теткином зверинце» чуть было не прибавила она, но промолчала, и только крепко обняла возлюбленную дядюшки.       — Я спущусь к тебе проститься в переднюю, — тихо пообещала Зина, размыкая объятия, и отправилась восвояси. Едва за юной музой Клио, взращенной на скромном обломке Парнаса где-то среди бескрайних Херсонских степей, закрылась дверь, в тепло натопленной комнате вновь повисла тишина, но уже не тяжкая, а какая-то звенящая. Mademoiselle Горчакова так и сидела за столом у окна, повлажневшими от волнения мягкими ладонями удерживая драгоценную шкатулку и глядя куда-то в пустоту. В ушах ее все звучал эхом не отличавшийся нежными тонами голос девицы Заболотной: «быть может, она не была твоим предком… но все же зачем-то спасла твою жизнь?». Раздавшийся в это время из гостиной приглушенный звон часов, пробивших восемь, заставил ее опомниться. Металлические удары оповестили, что совсем скоро должна вернуться негостеприимная хозяйка дома, и в то же самое время должна приехать коляска из института с продрогшим Иваном Карлычем на козлах. Время дежурства институтки Горчаковой было на исходе, и это толкнуло ее тут же вскочить на ноги, поставить ларец на стол, откинуть крышку и спешно вытащить оттуда столь выстраданный оригинал новеллы о княжеской чете. Листы с шелестом расползлись по красному дереву столешницы, а Софи вновь во все глаза вгляделась в портрет удивительной светлой женщины, которой Бог даровал такую силу духа и мужество, что были свойственны далеко не всякому мужчине. Бесприданница, дикарка, княгиня Воронцова… Глубоко дыша от охватившего ее смятения, барышня будто пыталась запомнить как можно точнее это прелестное одухотворенное лицо, хотя носительница этих черт и покоилась уже в фамильном склепе рядом с прахом любимого супруга, и вряд ли девица Горчакова рисковала когда-то повстречаться с ней, если только… Нет, право, она давно, кажется, выросла из этих глупых сказок о призраках и духах, это суеверная Кулакова продолжала в них верить и пугать наивных маленьких воспитанниц. Но рассказ Зины и ее дальнейшее рассуждение не могли не всколыхнуть душевного покоя Софьи. Если все же набраться дерзости и попробовать поверить в Зинины гипотезы о таинственной ее покровительнице в траурном наряде, то значит… «Будто и не человек, а призрак?»… «… а кто, впрочем, сказал, что это не мог быть дух другого дома?»… Тотчас же истово перекрестившись на образа, что висели в углу вместе с зажженной лампадкой, и переведя дух, девушка отставила ларец в сторону и вернулась к ненадолго забытым, небрежно легшим на стол веером страницам, усыпанным неровными письменами из-под азартной руки mademoiselle Заболотной. Быстро собрав их в одну стопочку и взявшись обеими руками, Горчакова вновь присела на краешек стула и, недолго думая, решилась. Хоть и дурной это тон, начинать читать книги с конца, но, подгоняемая каким-то смятенным предчувствием, Софи не удержалась от этого соблазна, и, чуть неловко перебросив почти все страницы на свое левое запястье, взволнованно дыша, буквально впилась всем своим существом в последний лист, содержащий финальные строки… «… И хоть легко принять то за сказку читателю благоразумному и земному, но все изложенное на сиих листах в действительности имело место свое в правление покойного императора Николая Павловича, несколько свидетелей чему и поныне живы и здравствуют. История же сия покуда не обратилась романом в багряном переплете, что бойкие книготорговцы на Никольской распродают без всякого труда, а трепетные барышни прячут под подушкой от строгих родителей и воспитательниц, но и не растаяла свечой в пламени времени, а осталась потомкам семейным преданием как наказ, как поучение, как талисман. И попенять бы им за гордыню да заподозрить в прикрасах, но даже человек посторонний, послушав предание, вольно-невольно да восхитится, а фаталист-краснобай еще и изречет изящную сентенцию, что подхватит ветер в листве лип и берез на усадебных аллеях да трескучий жар камина в домовой библиотеке, и будут они петь и шептать об одном. Видно, на роду написано Воронцовым стоять на страже всего, что так дорого им и что велит им долг, глядеть в глаза самой смерти, птицей-фениксом восставать из пепла и возвращаться с победой к своим любимым…» На оставшемся внизу листа чистом месте было тут же обстоятельно подписано где и в каком месяце начато и закончено сие произведение, и еще ниже нашел свой приют кривоватый размашистый вензель с двумя латинскими литерами Z, но, право слово, это было последним, что в этот миг волновало институтку. На душе у Софьи вдруг воцарилась та же звенящая тишина, что до этого в комнате, сердце уняло свой отчаянный стук, и какой-то странный, даже блаженный покой сошел на барышню, стоило ей отнять свои прекрасные иконописные глаза от неровных, явно писанных во вдохновенном смятении закорючек, и посмотреть пред собой будто новым взором. Ей более не хотелось плакать, а тем паче отчаиваться и малодушно сдаваться в плен худшим опасениям, и движения ее стали неспешными и плавными. Она тихо собрала воедино листы, положила поверх реликвий, в последний раз взглянув в лица князя и княгини Воронцовых, закрыла со сдержанным стуком шкатулку, дважды повернула в замочке потемневший от времени изжелта-медный ключ с причудливым узором на головке и отнесла в секретер, сделав все в точности, как ее просила Зина, а сама обратила взор на графа, за все это время ни разу не изменившего своего положения, но ее это уже не так ранило, как несколько часов тому назад. Легкими, казавшимися невесомыми шагами Горчакова приблизилась к нему, по пути подняв с пола так и позабытый там томик Карамзина и положив на стул, а сама остановилась у ложа больного и замерла. Минуту или две простояла она так, не проронив ни слова, с нежностью и какой-то уверенностью, осветившей ее одухотворенное лицо, вглядываясь в любимые благородные черты, что не были испорчены даже болезнью, а после обеими руками бережно обхватила и сжала мужскую ладонь, и ручки ее не тряслись, не вздрогнули даже когда раздались внизу возня и недовольные голоса. Прикосновение было теплым и будто полным тихой, твердой веры, а в душе у трепетной девушки все звучало торжественным эхом, будто из-под сводов храма: «На роду написано Воронцовым возвращаться с победой к своим любимым…»

Начато в сентябре 2019 года в городе Москве Окончено в октябре 2021 года там же