Златые нити норн

День еще не перевалил за вторую половину, когда один из стражей покоев Локи приблизился к Фенсалиру и почтительно замер перед воротам, ожидая зова валькирий, несущих день и ночь почетный караул вокруг женского чертога.        — Что за дело привело тебя в Фенсалир? — послышался зычный бас, более подходящий мужчине, нежели женщине.       — Прошу передать царице, что во дворце находится отверженный вместе с рабами царевича Локи, — стражник говорил быстро и четко. — Один из его приятелей. Он разыскивает Локи и просит личной аудиенции у ее величества.       За воротами послышалось едва различимое шушуканье и шелест одежд.       — Ты ничего не путаешь, страж покоев? Царевич Локи живет в магической деревне. Никто не посылал за ним в последнее время.        — Отверженный утверждает, что его там нет, — стражник помнил, что пленение Локи — страшная тайна, поэтому не удивился недоумению валькирий. — Также он искал Тень.       — Локи исчез? — вскликнули из-за ворот сразу три голоса, но ни один из них не походил на женский. — Ожидай.       Стражник недвижимо стоял за воротами, которые даже не скрипнули, когда к нему вышла валькирия, обеспокоенная и хмурившаяся. Она пригласила незваного гостя во внутренний двор, где его встретила царица, на которую стражник едва обратил внимание, пораженный великолепием раскинувшейся перед ним рощи: легкий ветерок играл листьями белоствольных берез, выводя едва слышную мелодию, нежную, словно тысячи колокольчиков. В водной глади болот отражалось голубое небо, пронизанное златыми кронами деревьев, в чьих ветвях скрывались пугливые солнечные зайчики. Даже невзрачные серые пичужки, затаившиеся в ветвях, отливали яхонтовым и смарагдовым блеском. Стражник большую часть жизни созерцал только две стены Гладсхейма, отливавшие медом в неровном свете факелов, сейчас же его взору предстала легендарная березовая роща — драгоценный подарок Одинна любимой супруге. Отовсюду слышалось кваканье множества жаб, словно на дворе стоял одиночный месяц, и животные готовились метать икру. Среди общего гвалта ярко выделяись резкие выкрики цапель, немногим отличавшиеся от звучных жабьих рулад. Фенсалир был настолько прекрасен, настолько не похож на прочие чертоги, что стражник невольно залюбовался им и не сразу вспомнил, зачем отвлек царицу от важных дел. Она ничем не выказала неудовольствия, лишь терпеливо ждала подробного донесения.       — Во дворец явился один из приятелей Локи в сопровождении двух рабов. Кажется, его имя Раиду. Он сообщил, что Локи давно уехал во дворец и не подает о себе никаких вестей. Отверженные потеряли его и беспокоятся. Раиду хочет узнать, где он, у тебя лично или у Тени.       Богиня величаво кивнула, ожидая продолжения, которое не последовало.       — Ты знаешь, какая участь постигла моего сына, — степенно произнесла она. — Что ты сказал этому отверженному?       — Что мне ничего не известно, — стражник поспешил засвидетельствовать свою лояльность короне.        — Ты поступил мудро, — царица едва заметно улыбнулась, сорвала золотой листок с березы и протянула стражу. Тот рассыпался в благодарностях за неожиданный подарок. — Никто не должен знать о наших бедах.        — Разумеется, я никому ничего не скажу, ведь я давал клятву.        — Все посвящённые должны твердить, что не видели Локи и не знают, где он, — Фригг на мгновение задумалась. — Да. Так будет лучше.       Стражник несмело кивнул.        — Я могу быть свободен?       — Да. Если снова увидишь отверженного, передай, что завтра утром я приму его, но что беспокоиться ему не о чем.       Прежде чем покинуть чертог, который навсегда останется одним из самых ярких воспоминаний его серой жизни, стражник рассыпался в самых изысканных выражениях подобострастия и почтения. Не успели за ним закрыться ворота, как Фригг прислонилась спиной к ближайшей березе, полуприкрыв глаза. Жабий концерт звучал похоронным маршем, а солнце слепило даже сквозь закрытые веки. Не уследили! Отверженный наводит смуту во дворце! А если всё поселение явится в столицу в сопровождении рабов Локи, требуя выдачи опального царевича? Не избежать кровопролития, бесславно погибнут достойные асы, закалывая бунтовщиков накануне межмировой войны. С одним Раиду она справится, но паломничество отверженных надо пресечь на корню, пока не поздно.        Любой преступник, добравшийся до поселения, мог жить там до смерти, не подвергаясь преследованию, пока не нарушал границ импровизированной тюрьмы. Выходить за ворота отверженным строго воспрещалось, любой свободный ас в праве убить их и не понести наказания. Но сейчас отверженные забыли свое место и позорную участь, не в последнюю очередь из-за Хагалара!       Фригг приказала проследить за Раиду и не выпускать его из дворца, а лучше — запереть до завтрашнего утра в покоях Локи. Не успел гонец умчаться в Гладсхейм, как из-за поворота показалась Сиф, уверенной походкой направлявшаяся к вратам женского чертога. Ее появление не предвещало ничего хорошего.       — Царица, — она едва обозначила приветственный поклон, настолько сильно была взволнована. — Я только что разговаривала с отверженным, приближенным Локи. Он говорит, Локи давно нет в поселении. Но ведь и тут его нет. Что-то случилось?        — Здравствуй, Сиф, — самообладание с трудом давалось царице. — Пойдем ко мне. Не думала я, что мир отверженных просочится в пресветлые чертоги и что достойные асы потеряют покой.       — Даже свита не знает о его местонахождении, — продолжала Сиф, чеканя шаг, словно на параде. Фригг не отвечала, пока они не оказались в просторной комнате, где стояла огромная прялка. Именно здесь царица пряла облака для асгардского неба.        — Скажи мне, Сиф, где сейчас этот отверженный? Говорил ли он с кем-то, кроме тебя? Я бы не хотела, чтобы он вносил смуту с мирную дворцовую жизнь.        — Его многие видели, но я сразу увела его, и мы говорили с глазу на глаз. После разговора со мной он, очень возбуждённый, убежал куда-то.       Такой ответ пришелся Фригг не по нраву.       — Постарайся его найти и удержать в покоях Локи. Я завтра поговорю с ним. Я бы не хотела, чтобы кто-то посторонний знал о том, что мы решили с Одином Всеотцом незадолго до сна.       Ложь слетала из уст Фригг столь же легко, сколь и правда, хотя придумывать на ходу она не любила, предпочитала заранее просчитать все возможности. Но сейчас обстоятельства складывались против нее. Сиф не просто жена асгардскго полководца, она подруга Тора и единственная дочь знатных родителей, которую в любом случае ждет блистательное будущее в отсутствии братьев. Недалек тот день, когда ее слово станет решающим наравне со словом самых славных слуг Одина. Она хороший друг и безжалостный враг, бесконечно преданная, но слишком доверчивая, порывистая, но самая рассудительная из свиты Тора.        — Мы с Одином не молодеем, Сиф. Скоро придет час, когда наши дети займут трон.        — Лишь один из них, — язвительно поправила Сиф. — Я вижу, что происходит что-то серьёзное. Скажи, чего мне ждать?       — Ты заблуждаешься, — царица притворно вздохнула. — Наши дети должны быть опорой и поддержкой друг другу, но ты и сама знаешь, как обстоят дела на самом деле. Локи вернулся к нам из Бездны, но с нами не живет. Он чувствует себя чужим, и никто не в силах помочь ему. Мои дети никогда не оставались наедине. Всегда их сопровождали друзья — ты и троица воинов стояли за их плечами, готовые оказать любую помощь. Однако им нужно договориться друг с другом без посторонних. Времени осталось мало — сон моего супруга может стать последним, а Асгард не должен захлебнуться в распрях.        — Значит, Локи вместе с Тором выполняют важную миссию? — перебила догадливая Сиф, ухватившая наживку, словно голодная рыба особенно аппетитного червя.       — Они далеко отсюда. Их распря не может длиться вечно.       Сиф не подала виду, что безмерно удивлена таким поворотом событий. Тор силен, но Локи — хитер и коварен! Все свои соображения она поспешила высказать, забыв о субординации, но у Фригг были готовы ответы на любые возражения. За ними следит ворон, а с ним вместе — Один, и только вещая птица решает, когда испытание будет пройдено. Или не пройдено. Тор хорошо знает брата и не попадется в ловушку — он многое понял за последние полтора года. Волноваться не о чем — эта битва станет последней в семье Одина.       Озадаченная, ошарашенная Сиф отправилась на поиски отверженного, сердечно поблагодарив за оказанное доверие и пообещав сохранить тайну даже от друзей. Фригг проводила ее долгим задумчивым взглядом. Очередная ошибка. Ее и Тени.              Сиф ощущала огромную благодарность, переполняющую душу и сердце: ей доверили важную тайну, хотя она не член царской семьи! Она боялась, что, отвергнув Тора и приняв предложение Гринольва, станет белой вороной в златостенном чертоге, но теперь ей оказывали даже больше уважения, чем прежде — никто не знал о ее постоянных распрях с мужем, которого и мужем то назвать язык не поворачивался.       Поиски отверженного длились недолго — в саду собралась небольшая толпа вокруг вытоптанных цветов. Дамы охали и предсказывали скорую бурю: за уничтожение драгоценных люпинов красавица Фрейя любого затравит кошками и вепрем. Сиф сразу смекнула, что к чему, и узнала от болтливых кумушек, что отверженного увел из сада один из наставников Локи. Она бросилась в замок, по дороге спрашивая у каждого встречного направление, и в конце концов ноги привели ее к покоям Локи. Лучше и не придумать — отверженный сам добрался до места своего заточения. Никто не посмел остановить ее, стражник предупредительно отворил дверь в просторные покои, где она ориентировалась не хуже пропавшего хозяина. Раиду и прислужников Локи она заметила сразу, в первой же комнате.        — Будешь ночевать здесь? — спросила она напрямик.       Отверженный кивнул. Он напряжено следил за ней, ожидая нападения. Рабы попадали на колени, а он даже не сдвинулся с места.        — Я разговаривала с царицей, — миролюбиво продолжила Сиф, игнорируя вопиющую дерзость. — Она согласилась встретиться с тобой завтра и ответить на все твои вопросы. Оставайся тут и жди до утра.       Раиду вскочил на ноги с такой прытью, которую она не ожидала от книжного червя.       — Что царица сказала про Локи??? — заорал он так громко, будто беседовал с огромной толпой или с тугоухим великаном.       — Она лично всё тебе расскажет, — отмахнулась Сиф. — Спокойной ночи.       Она успела сделать всего пару шагов к двери.       — Подожди, — Раиду неожиданно вырос прямо перед ней. — С ним все в порядке?       Столько собачьей преданности было в этом незамысловатом вопросе, что Сиф поморщилась от омерзения.        — Он жив, большего я тебе сказать не могу       — Он не подвергается страшным мучениям??? — кричал Раиду ей прямо в лицо.       Сиф отступила на пару шагов, обошла отверженного и молча направилась к двери. Разговаривать с ним было слишком противно.       — Ответь!!! — мерзкий клещ вцепился в ее руку, но пару мгновений спустя нашел себя на полу, выстланном трофейными шкурами иномирских тварей. Сиф лёгким движением аккуратно повалила его на пол — не хватало еще покалечить прихвостня Локи! Она не слышала сдавленного вздоха удивления, не видела восхищенных лиц рабов, изумленных точностью работы. Она давно привыкла к тому, что ее несравненные совершенства признаны благородными асами, и в восхищении рабов и смертников не нуждалась.              Сигюн проснулась ночью от душераздирающих криков «пожар» и вскочила на ноги прежде, чем сознание полностью освободилось из паутины неясного сна. Босая, в одном исподнем она выбежала на улицу, сбивая с ног замешкавшихся домочадцев и прислугу. Зарево освещало долину, словно ночное солнце, спустившееся на землю. Горела лаборатория Орма. В нее пытались прорваться ученые, вопившие что-то о ценном оборудовании, но легкие деревянные конструкции обращались в прах слишком быстро. Орм стоял чуть поодаль в толпе, но не отдавал никаких приказаний. Руководил тушением кто-то из его внуков, кажется, бездарно, но разбираться Сигюн было некогда. Она подлетела ближе, расталкивая нерасторопных ванов. Огонь отразился в ее враз сузившихся глазах, щеки и нос обдало жаром, а сноп искр чуть не поджег растрепавшиеся со сна волосы. Отовсюду слышались заклинания, в прах рассыпались бездарные попытки призвать воду или снег. Кто-то из прислуги успел принести не то ведро, не то кувшин воды и плеснуть в пламя, но оно лишь зашипело и сильнее разгорелось, заставив ванов отскочить подальше. Реактивы предавали отдельным языкам пламени радужные цвета, а дыму — тошнотворный запах, безусловно вредный для легких, но Сигюн не собиралась отступать — она взмахнула рукой и покрыла горящий дом коркой льда. Целиком и буквально за мгновение. Народ ахнул. На долину опустилась тьма — огонь, скованный льдом, походил на золотые монеты, выкопанные из-под земли и освещаемые первыми лучами солнца. Он тускнел на глазах, погибая в неравной борьбе. Никогда прежде Сигюн не демонстрировала семье Орма даже малой толики своих истинных сил. Обычные водные маги могли выпустить стрелу льда или струю воды, но ее бы не хватило на тушение даже одной комнаты. Никто в долине не догадывался, что любимица Орма в состоянии лишить огонь кислорода таким оригинальным способом. Огонь сопротивлялся, пожирал лед изнутри, превращая его в воду себе на окончательную погибель. Все следили за неравной борьбой, затаив дыхание: не каждый день увидишь столь эффектное обращение одной стихии в другую. Убедившись, что пламя окончательно задохнулось в объятиях ледяной корки, Сигюн сняла заклятие и поставила фильтрующий барьер вокруг ванов. Ночное небо заволокло густым дымом — омерзительным зловоньем, наполненным сотней опасных реактивов. Несколько полукровок зажгли на ладонях огненные шары, освещая остатки лаборатории и напуганных ванов.       Орм подошел ближе. Все глаза устремились к нему, все ждали, что он скажет, боялись за его здоровье, не столько физическое, сколько душевное, но он был скорее весел, чем расстроен.       — Спасибо, Птичка, дорогая, — он слегка поклонился, едва заметно склонил голову в знак признательности. — Так, не толпимся… Эй, куда полез, дурачок, — прикрикнул он на особо ретивого ученика, — стены в любой момент рухнут!       Тишину прервали голоса. Сперва невнятные, словно жужжание пчел, а вскоре громкие, подобные гулу водопада.       — Но там же оборудование!       — Эксперименты!       — Всё надо спасать!       Показная веселость Орма сменилась не менее показным гневом:       — А полезете — спасать надо будет уже вас! Всё, потушили, Птичка — молодец. Идите спать.       С этими словами он направился к дому, ощутимо прихрамывая на левую ногу.       Отовсюду раздавались недоуменные шепотки: никто ничего не понял, но многие боялась, что у Орма откажет сердце из-за столь жуткого потрясения. Столько работы пропало, нельзя оставлять его одного! Все беспокоились, но никто ничего не делал и не пытался проникнуть в лабораторию.       Сигюн еще раз посмотрела на обуглившееся дерево, потом на удаляющегося Орма, и решила, что важнее там, чем здесь. Она догнала бывшего хозяина у самых покоев.       — Я очень надеюсь, что ты не собираешься лечь на кровать и умереть? — резко спросила она, обеспокоенная его шатким здоровьем.       — А, Птичка, ты здесь. Я думал, ты осталась там, с остальными, — Орм тяжело вскарабкался на лестницу.       — Ты важнее, чем эти идиоты, — пробурчала Сигюн сквозь зубы, не сомневаясь, что пожар в лаборатории напрямую связан с недавним разговором с Торкелем. И отсутствие доказательств ее не волновало.       — Нет, пожалуй, теперь уже нет, — задумчиво произнес Орм, приглашая жестом в комнату. — С лабораторией сгорело оборудование, сгорели образцы. Хоть документация у меня здесь. Всё можно восстановить со временем. Но этим уже молодые пусть занимаются. У меня времени не хватит… Зря они там, конечно, убиваются, все восстановимо. Это уже пятый, кажется, случай, когда я теряю все наработки. Сперва побег из Асгарда без всего, потом в Нифльхейме было неудачно — развалилось все, еще потом, точно не помню. И сначала я вел себя, вон как они там: бросался в огонь и воду, рвал на себе волосы, ревел белугой и считал, что жизнь кончена. Но ничего не кончено-то на деле. Берешь себя в руки и строишь заново. Пока время есть.       Сигюн выдохнула с облегчением: по крайней мере, Орм не собирался умирать прямо сейчас от горя и потери смысла жизни.       — Ты ведь понимаешь, что пожар произошёл не на ровном месте? — аккуратно спросила она.       Старик усмехнулся в ответ.       — Доброжелателей у меня хватало всегда, недоброжелателей тоже. Жили мы тут вроде тихо, мало кто о нас знал, но таки узнали, видимо… Или твой дружок постарался. А, без разницы. Удобно, конечно, было жить с семьей и учениками вместе, но пора на покой, тут пожар прав — отправлю учеников обживать другое место и все отстраивать, пора им уже без меня работать, а то что я да я — окочурюсь скоро, и что они без меня? С нуля им всё придется делать, с нуля.       — Да почему «с нуля»? — воскликнула Сигюн. — Там же не все сгорело, я быстро потушила. Может, что-то и цело.       — Да там в доме, мож, чего и осталось, кто знает, сколько там всего сгорело, но пусть только попробуют влезть — у меня так самого талантливого ученика в свое время зашибло — полез дурень сразу после пожара. Как ты, маг воды был. Все залил, чувствовал себя героем, вошел внутрь весь такой сияющий, смотрите на меня… Смотрели недолго — дом на него сложился, даже защиту поставить не успел — такие мозги пропали!       Сигюн тяжело вздохнула. Орм вел себя так, будто среди его семейства и учеников не было ни одного достойного мага. Но она точно знала, что есть. Просто Орм любил недооценивать окружающих и мерить по себе — чего не может он, того не могут и остальные. Старческие бредни!       — Что ж… я рада, что ты не убиваешься, — произнесла она максимально миролюбивым тоном. — Ложись спать. Я решу все вопросы, которые можно решить.       — Так я и собирался спать. Мои не полезут в дом без разрешения. Я их натаскал. И чем хорош Ванахейм — тут с семьей просто — все подчиняются старшему в роде. Тебе ничего запрещать не стану — ты, Птичка, не ванка, всё равно все по-своему сделаешь. А я и собирался спать — стар я уже ночами кутить.       Сигюн вышла, тихо прикрыв за собой дверь. О нет, она этот пожар, стоивший жизни всем ее будущим детям, без последствий не оставит! На двери мелькнули охранные знаки — активировались чары звукоизоляции, чтобы Орма ничто не потревожило. Он стар, ему не обязательно всё слышать. Стоило Сигюн выйти из дома, как на нее набросилась пожилая женщина, старшая внучка Орма:       — Ты была с дедушкой? Как он?       — Он спокоен. У него такие ситуации уже случались, так что он относится ко всему философски. Не тревожьте его, он лег спать. И сами ложитесь. Я разберусь с пожарищем. Проводите женщин в дом.       Ванка с такой прытью бросилась исполнять приказание, словно оно исходило от самого Орма. Кое в чем Ванахейм удобнее Асгарда: здесь правили дисциплина, лень и глубокое чувство ответственности. Никто не желал принимать решение и советовался с вышестоящим, а тот — со своим вышестоящим. Иногда перекладывание ответственности приводило к многомесячным проволочкам, а иногда играло на руку — как сейчас. Женщины покорно покидали пожарище, и только мужчины водили вокруг него хороводы: в дом не лезли, но пытались подпереть его снаружи и изображали активную деятельность. Сигюн хлопнула в ладоши, привлекая всеобщее внимание.       — Слушаем меня. Я только что от Орма. Сейчас те, на кого я укажу, разворачиваются и идут в дом. Спать.       Упоминание имени главы рода сработало молниеносно. Сигюн даже не пришлось лгать, что он дал ей соответствующие полномочия. Вскоре около пожарища осталась лишь небольшая группка подростков во главе с Торкелем. Они держались обособленно, явно нервничали, и вычислить их не составило труда. Как и наложить на окрестности мощные чары звукоизоляции.       — Ну что, доигрались? — Сигюн сложила руки на груди, непроизвольно копируя Гринольва. — Вы хотели Орма в могилу свести, или вашей задачей было уничтожить пробирки, из которых могли вырасти мои дети? — ее голос едва не дрогнул.       Она ждала жалких оправданий и поскуливаний, но вместо них раздались ясные голоса юношей, уверенных в собственной правоте и праве творить бесчинства во имя высоких идей.       — Мы восстановили справедливость!       — Дедушка принес столько зла всем мирам, больше он его приносить не будет!       — После беседы с тобой я расспросил подробно бабушку, его дочку, и выяснил такие подробности о его жизни в Асгарде! — Торкеля аж передернуло от отвращения.       — Он всю жизнь только притворялся почтенным!       — Но ты раскрыла нам глаза!       Эти и еще множество выкриков смешивались и обращались в сорочачий гомон. Бессмысленный, жестокий, выводящий из себя.       — Вы хоть понимаете, что уничтожили мою возможность иметь детей?! — крикнула Сигюн, подходя ближе. — Вы живете тут, не зная забот, сытые и обеспеченные всем, чего только можно желать, и вам же еще что-то не нравится? Твари неблагодарные! Ну ничего, сейчас исправлю ваше благополучие!       И она атаковала юнцов иллюзорной болью — страшным оружием, которого сама в детстве боялась. Боль, сотрясающая все тело, но не оставляющая следов. Главное, не перестараться — от слишком сильного или слишком длительного воздействия останавливалось сердце. Но если контролировать процесс, то никто не узнает об истязании через секунду после его окончания. Ран нет, последствий нет. Истязая детей, она невольно ставила себя на место бывших хозяев. Дети вели себя как Арнульв — задиристо, напористо и нагло, и что получили в результате? Только боль. Вот если бы они повинились перед ней, признали свою неправоту, у нее не поднялась бы на них рука. Сигюн в очередной раз отметила, что ее детские наблюдения были изумительно верными, а Арнульв — дурак, не слушавший её!       — Нравятся ощущения? — прикрикнула она, даже не пытаясь перекричать многоголосый нестройный хор. — Нет? Что это? Вы же так плохо живете, чтобы обращать на такие мелочи внимание!       Ей не хотелось прекращать, но пришлось: длительная пытка могла убить самых слабых.       — Я бы с большим удовольствием использовала рукоприкладство, но это слишком заметно, так что приходится довольствоваться малым… Насколько ж тупыми надо быть, чтобы переходить дорогу полукровке асов и ётунов с огромной магией?        Слишком много эмоций и событий за столь короткое время навалились на Сигюн. И теперь она мучила детей и кричала на них. Одни молчали, другие стонали, третьи всхлипывали, и только один юноша произнес на грани слышимости:       — Мы… за тебя… мстили! Это… ради… тебя!       — Вы ради меня уничтожили моих детей?! — Сигюн не сдержалась, снова напустила иллюзорную боль. Чужие страдания давно уже не трогали ее. — Я столетиями прихожу к Орму, и вы думаете, что это из-за того, что я на него в глубокой обиде? Идиоты! Прибить бы вас сейчас особо жестоким способом, да только Орм расстроится… Я вас, щенки, видела младенцами. Тогда вы были явно лучше, — Сигюн с легкостью сменила ипостась, разжигая вокруг себя холодное пламя, чтобы все могли насладиться метаморфозами: на теле, практически полностью обнаженном, сперва появились синие полосы. Они разрастались, сливались, делая ее равномерно синей. Глаза стали ярко-оранжевыми, словно пламя костра, черты лица заострились, изо рта пошел пар, а среди черных губ сверкающими жемчужинами показались острые зубы, казавшиеся серебряными в отражении холодного пламени. — Вы хоть видели ётунов когда-нибудь? Вы знаете, что будет, если я к вам прикоснусь?       И она приблизилась почти вплотную. Никто не подал голос, все затравлено смотрели на нее, боясь пошевелиться. Только бы вновь не разгневать. Иллюзорная боль не оставляла никаких последствий — ни слабости, ни неприятного послевкусия. Дети могли сбежать или напасть на обидчицу, но даже не пытались. Она уж думала, что они совсем обессилили от ужаса и боли, но стоило ей нагнуться к Торкелю, как дети повскакали на ноги и бросились в лес. Послышался хруст ломающихся веток и вопли о помощи. Никто их не услышит, никто не поможет — разве что ночные ядовитые твари завершал ее работу. Она схватила Торкеля за ворот рубахи и прикоснулась к разгоряченной коже, применяя одно из самых неприятных умений ётунов. Мальчишка дернулся, вскрикнул: ожог расцвет багрянцем — в память о его первой и, Сигюн надеялась, последней ужасающей глупости. Она отбросила жертву в сторону, как щенка, — пусть убирается к дружкам в лес, глаза б его не видели!       — Я таскала тебя на руках в твоем детстве, рассказывала о красотах моего мира, учила правильно бегать и держать в руках оружие. Я полукровка, а значит, я бесплодна. И сегодня ты уничтожил мой последний шанс на то, чтобы стать матерью, — произнесла она с болью в голосе. Она отвернулась от мальчишки, приняла свой истинный облик. Только сейчас она до конца осознала, что потеряла последнюю надежду на продолжение рода. В ее комнате стоит нетронутый штатив, но с лабораторией сгорело все оборудование и инструменты. Эмбрионы погибнут. Она сделала глубокий вдох, но тяжелый воздух Ванахейма застрял в легких. Не хватало еще начать задыхаться, как недавно Локи! Пытка и смена ипостаси полностью опустошили ее. Как же давно она не занималась ничем подобным! Как же давно ее не выводили из себя настолько сильно!!! По лбу катился градом пот, щипал глаза, мешаясь с непрошенными слезами, которые она грубо отерла, заставляя себя успокоиться. Чтобы отвлечься от очередного кошмара, свалившегося на нее столь неожиданно, она начала магией разбирать горелую крышу. До утра разложит дом на целые бревна и обугленные головешки. Вдруг внутри что-то осталось. Хоть какая-то надежда на счастливое будущее.       — Ты же сама сегодня говорила, сколько зла дедушка принес тебе и всему миру, — послышался за ее спиной ясный, твердый голос мстителя. Торкель не сбежал. Он стоял за ее спиной и продолжал качать права, прикладывая к едва заметному ожогу какую-то травку. Боль не сломила его мятежный дух. Хотя он был всего лишь на восьмую часть асом, в нем играли крови великих предков — он ни в чем не походил на сверстников, разбежавшихся кто куда и прятавшихся в лесу, словно зайцы. Несмотря на несравненную глупость подростка, Сигюн восхитилась его храбростью — было в нем что-то от Арнульва, которого она так любила.       — Ты не вправе давать оценку действиям дедушки и красить в чёрный или белый. Он живет больше пяти тысяч лет, а ты? — ответила она, мельком глянув на Торкеля. — Я давно отпустила былые обиды. Иначе я бы сюда не приходила.       — Я вправе защищать ту, которую люблю!       Сигюн чуть не уронила особо тяжелую балку от такого пылкого заявления.       — Думаешь, это все шуточки? Нет. Я тебя всегда любил. Но нас для тебя много, ты для нас одна. И вот, наконец, я смог сделать хоть что-то ради тебя!       — Тебя никто не просил о Такой защите, — прошипела она, обернувшись. Убрался бы он подобру-поздорову, пока цел. Раз на него не действует иллюзорная боль, она с удовольствием применит что-нибудь посерьезнее. — Ты очень сильно ошибаешься, думая, что существует лишь твоя правда. Это не так. У любого живого существа она своя, но это не дает права тебе или кому-то другому вершить суд. Ты отстаиваешь мнимые идеалы. Ты не знаешь жизни, потому что живёшь, по сути, в теплице и видишь только друзей. Никто ведь до сей поры не делал тебе зла и не причинял реальной боли. Куда ты лезешь? Стой!       Сигюн едва успела схватить мальчишку и отшвырнуть в сторону: на то место, где он только что стоял, рухнула стена, обнажив практически нетронутое огнем пространство: приборы покрылись гарью и копотью, от них несло омерзительным зловоньем, но издалека они казались целыми. Пожар полностью уничтожил только одну комнату, где изначально развели костер, еще три помещения почти не пострадали. Сигюн судорожно выдохнула — в сердце проснулась увядшая было надежда.       — Ты… специально??? — послышался обиженный вскрик Торкеля, но даже он уже не вызывал столько злобы, сколько прежде.       — Что, не дала тебя пришибить? Недоволен? Можешь продолжать стоять под стенами, в следующий раз спасать не буду.       Торкель не нашелся с ответом, но заглянул ей через плечо.       — А там… там и приборы, кажется, не сгорели…       — Очень на это надеюсь. Отойди на пять шагов и стой там.       В этот раз мальчишка, к облегчению Сигюн, послушался. Она аккуратно, доску за доской разбирала лабораторию. Если повезет, то к утру без опаски войдет внутрь и осмотрит приборы. Только бы удержать стены, не дать им свалиться внутрь и уничтожить то, что не удалось пожару. Сигюн была так сосредоточена на работе, что не сразу услышала женский голос, обратившийся к ней. Одна из старших женщин рода потеряла детей, которых Сигюн оставила у лаборатории.       — Торкель, найди своих приятелей, — прошипела Сигюн сквозь зубы. Она терпеть не могла, когда ее отвлекали от тяжелой работы.       — Марш в дом, немедленно! — прикрикнула женщина на мальчишку. — Дедушка не переживет, если еще один из вас помрет. Или еще того хуже — покалечится. Побереги его нервы, у него и так шок после сегодняшнего. Немедленно домой. И где остальные???       — В лесу.       — Так, иди в лес, зови остальных, я вас здесь жду. И чтобы через пять минут были тут, а то я всех хворостиной!       Торкель убежал, а женщина, словно не замечая напряжения Сигюн, попыталась завести с ней беседу:       — Сладу с ними нет! И вроде большие, а мозгов, как у маленьких. Ну какой лес в такой вечер! В нем же наверняка скрывается поджигатель! В лес они пошли! И это после того, как две недели назад у нас там несчастный случай произошел. Подростки ужасны. Еще их не женишь, контролировать уже невозможно, а мозгов нет! Да еще и маленьких с собой берут — а потом один мертв, другой покалечен, третий пропал — никакого сладу с ними нет!       — А что случилось? — буркнула Сигюн, изображая заинтересованность, чтобы женщина не дай Один не полезла под руку.       — О том, что недели две назад? Да деревом зашибло — в чащу не надо было забредать. Бедовые дети! О, а вот и они! Очередные глупые игры ночью. Да посмотрите на них, они еще и грязные, растрепанные! Опять подрались! Сил на вас уже нет, опять стирать всю одежду. Марш в дом все, я сказала. Вокруг ходит поджигатель, он может быть опасен, а вы… Слов нет.       И она увела подростков в дом. Сигюн только успела вздохнуть и сосредоточиться на стене, которая держалась на честном слове, как проклятая женщина вернулась. Настырность и бесцеремонность — еще две характерные черты ванов. Они искренне не замечали собственной назойливости.       — Ты скажи, Иса, а кто поджег дом?       Сигюн магией постаралась удержать хлипкие стены от падения. Придется сосредоточиться на разговоре, чтобы побыстрее спровадить ночную болтушку!       — В момент поджога я спала, как и ты, поэтому не видела поджигателя.       — Но ведь ты его уже нашла! — заявила женщина с полной уверенностью в голосе.       — Почему ты так считаешь? — недоуменно спросила Сигюн. Только бы правда не вылезла наружу! Не дай Один юных идиотов кто-нибудь видел с огнивом или спичками. А если они факел из дома притащили?       — Так ты же всех прогнала, сама дом разбираешь, детей пустила в лес гулять — ясно, что ты уже нашла. Страсть как охота узнать — кто же это такой. Отцу не стану говорить, если ты хочешь сохранить в тайне.       — К сожалению, я его пока не нашла. Но хочу разобрать дом, чтобы никого не прибило, и вынести уцелевшие вещи. Закончу до утра, все ценное уберу, а там снарядим наших молодых и полных сил мужчин унести горелые доски и бамбук. Место расчистить нужно, нечего тут пепелищу стоять.       — А, вот как. То есть ты в погоню пускаться не собираешься? — в голосе женщины сквозило разочарование.       — Нет. В ночи тяжело что-либо искать.       — Вот и славно. Я как раз хотела тебя попросить не отправляться на его поимку. Утром, как рассветет, кто-нибудь из созданий отца, наверняка, бросится по следу, но мы надеемся, что поджигатель успеет раньше. Пожалуйста, Иса, мы все тебя очень просим, не принимай участия в поисках. Ты самая сильная и проворная полукровка, ты обязательно найдешь, а нам бы всем этого очень не хотелось, уж не обессудь.       Сигюн повернула голову, взглядом прося объяснений. Чего-то она не понимала в этом змеином клубке, гордо именуемом «семьей Орма».       — Твой приезд, правда, уж прости за прямоту, очень некстати вышел да еще и с гостем… Но его исчезновение нам прямо сильно наруку. Мы думали, ты с ним вернешься из поездки, но ты вернулась одна… Он как раз хорошо подходит на поджигателя, он ведь не вернется больше. А мы, наконец, вздохнем спокойно. Ты же женщина, пусть и полукровка, ты должна меня понять.       Сигюн, безусловно, считала себя женщиной, но даже не догадывалась, чем они с Локи так сильно мешали семье Орма. Но раз мешали, значит, надо поскорее убираться восвояси. Пусть сами плетут интриги, она ими сыта по горло и не желает разбираться в еще одной, основанной на слухах, недопониманиях и глупости. Сигюн ничем не выказала своего недоумения, лишь попросила оставить ее в покое, чтобы доразобрать дом. Женщина ушла, разливаясь соловьем о ее несравненных достоинствах, а Сигюн вернулась к работе. Если будущих детей еще можно спасти, она обязательно это сделает!              Ночь, проведенная в отдельной комнате, под покровом не только темноты и москитной сетки, но и нескольких ширм, прошла спокойно. Локи проснулся поздно, но вовремя: чуткие уши уловили разговор учителя с прислугой. Юсуф раздавал указания в свойственной ему престранной манере — мешанине кучи наречий и ругательств. Локи приложил немало усилий, чтобы разобрать среди метафорических междометий осмысленное зерно — Юсуф отдал четкий приказ слугам молчать обо всех вчерашних событиях и забыть о традиционной лодочке, в которую полагалось складывать прах усопших и пускать по воде. Не дай Бездна соседи увидят погребальную ладью с деревянными куколками по количеству покойников. И пусть прах там не от ванов, а от их вещей, никто же разбираться не станет! По разговору Локи понял, что расторопные слуги Юсуфа успели за одну ночь вырезать пару погребальных фигурок из дерева! Кто-то поинтересовался причиной стольких смертей, и стальной голос учителя объявил, что все дело в отравлении несвежими продуктами, привезенными из неблагоприятных мест.       — Повара, выродка гадючьего, за такое казнить мало! — возмущённо вещал Юсуф. — Хотя нет, уже не надо!       И он рассмеялся, но его смех никто не поддержал: в Ванахейме, в отличие от Асгарда, смерть не была поводом для веселья и шуточек. Зато погребальные обряды двух миров пересекались, что наводило на мысль о древнейших встречах асов и ванов — задолго до строительства Радужного Моста. В Асгарде хоронили либо в кургане, либо сжигали в корабле, спущенном на воду, в Ванахейме традиционно сжигали тела на земле, а прах запечатывали в специальном корабле, по форме напоминающем птицу-носорога с телом дракона — символами верхнего и нижнего миров. Три мачты на корабле символизировали части мирового древа, пронизывающего три мира. Капитан, наряженный в одежды красного и белого цвета, вел души умерших в верхний мир, связанный с Птицей, с мужским началом, а женская фигура в черном сопровождала души в нижний мир, связанный со Змеей, с женским началом. Число пассажиров корабля совпадало с числом умерших. В этом древнем веровании переплелись как истинные представления о мировом древе, так и ложные всего лишь о трех мирах. На Иггдрасиле Ванахейм и правда располагался посередине: между Асгардом и Хельхеймом, но древние сказания не упоминали о существовании еще шести миров, а скорее всего даже не знали об их существовании.       Еще вчера Локи попросил Юсуфа раздать оставшиеся от покойников вещи его людям, и учитель свое слово сдержал: распределил безделушки и предметы быта, чуть не спровоцировав несколько драк. С точки зрения Локи, у спутников Амира не было ничего настолько значимого, чтобы устраивать перепалку, но слуги и рабы богатого дома считали иначе.       Царевич выждал некоторое время и вышел на южную террасу, лишь уверившись, что на него не бросится целый штат прислуги. Юсуф успел убежать по делам, поэтому Локи, поев немного риса и фруктов, в одиночестве отправился на прогулку по городу-деревне. Светило яркое солнце, ничто не напоминало о вчерашнем дожде. Локи бесцельно бродил вдоль деревянных домиков, привлекая внимание своей праздностью и внезапным переездом из личного дома прямиком к учителю. По утрам на площади выстраивались торговцы, но рынок он благополучно проспал и не смог бы ничего купить, даже если бы захотел. Около площади располагалось огромное рисовое хранилище — традиционное место сбора как достопочтенных ванов, так и юных любовников. Под навесом стояли замужние женщины и больше болтали, чем занимались рисом. Локи прошел мимо дурно пахнущего общественного загона для буйволов, где насчитал всего с десяток животных — видимо, остальных вывели для работы. Конюшни тоже пустовали, зато из кузни доносился лязг оружия и удары молота о наковальню. Ванское оружие когда-то славилось своим несравненным качеством, и до сих пор каждый уважающий себя ас обязательно имел в своей коллекции один или несколько крисов — огненных клинков, по форме напоминающих пламя.       На площадке для игры в мяч Локи никого не встретил, скорее всего из-за душной жары. На южной окраине деревни прямо у воды блестел яркими цветами дом с красотками — предмет мечтаний Амира и Нура. Маленькая харчевня притулилась у излучины реки, на которую выходили все зажиточные дома, часть из которых могла похвастаться двумя или даже тремя этажами, по форме повторяющими первый. Местные жители указали Локи на жилища самых искусных в деревне ткачих, кузнецов, портных, гончаров и даже ювелиров.       По священной роще, как царевич и предполагал, гуляли не столько служители культа, сколько шушукающиеся торговцы и сбежавшие от родителей парочки, кому путь в рисовый амбар был заказан. Большая часть женщин занималась рисовыми полями, фруктовыми деревьями и ткачеством, мужчины предпочитали охоту и рыбную ловлю — традиционное для Ванахейма разделение труда. Жителей насчитывалось от силы пара тысяч, почти как в поселении отверженных, жили они семьями — по шесть-восемь семей в одном доме, лишь на ночь разделяемого тряпками на секции. Юсуф выгодно отличался от большинства местных: в его доме были выстроены настоящие перегородки, а во внешние стены вделаны большие окна. Кухня занимала отдельное помещение и располагалась отдельно от основного жилища. Почему этот богатый ван избегал семейных уз, священных в Ванахейме, предпочитая жить холостяком, Локи еще предстояло выяснить.       Подробный осмотр Сиборлегера показал ровно то, что царевич предполагал, но до конца не хотел верить: в этой дыре ловить нечего и армию не набрать. Несмотря на длительную прогулку и общение со многими местными жителями, Локи так и не удалось понять главного — чем же занимается Юсуф? Спрашивать прямо он не смел, а тонко увести разговор в нужное русло не получалось: больше всего ваны любили говорить о семье, детях и урожае, ни на что другое их скромного умишка не хватало, в отличие все от того же Юсуфа, которого не интересовало ни первое, ни второе, ни третье. Локи предполагал, что его учитель — один из немногих образованных ванов этой местности, явно умеющий читать и писать — возможно, он составлял какие-нибудь письменные акты. Но тогда бы он служил местным властям, заседавшем в трехэтажном бамбуковом дворце, а, по словам соседей, со старостой он не только не работал вместе, но даже якобы поссорился пару лет назад, да и не только с ним: о Юсуфе ходила дурная слава забияки, соблазнителя и злословца. Локи гадал, почему такого богатого юношу, как Амир, послали за тридевять земель к учителю с подмоченной репутацией, а не вызвали учителя к нему? Здесь явно скрывалась какая-то тайна.       Главной целью прогулки была не разведка, а разговоры — Локи много времени провел около рисового амбара и у загона буйволов: невзначай останавливался около любых беседующих ванов и прислушивался. С чужаком все тут же переходили на асгардский, но меж собой говорили на местном варианте ванахеймского, который Локи плохо понимал, но который надо было срочно выучить. В Бездне он мгновенно схватывал новые языки, зато старые, выученные еще в детстве, отходили на второй план, забывались и путались. Лагур как-то отметил, что с немцами в Штутгарте царевич общался не на высоком немецком, а на австрийском диалекте — немыслимая ошибка, которую он никогда не допустил бы, если бы не прыгал больше года по куче миров Бездны, забивая голову ненужными языками, которые больше никогда не пригодятся.       Несмотря на скромные размеры поселения, Локи провел в нем весь день и вернулся домой только под вечер. Что-то подсказывало ему, что ругать за долгую отлучку его не станут — если бы учитель захотел, то послал бы за ним слугу несколько часов назад. Он намеренно несколько раз проходил мимо дома учителя — его видели, но не окликнули.       Слуги, кланяясь и походя интересуясь впечатлениями, проводили Локи в уже знакомую комнату-террасу, где Юсуф разлегся на полу. На столе стояло не меньше десятка бутылок, а на подушках растянулись две вульгарно одетые и размалеванные девицы.        — Амир, как я рад, что ты вернулся, — Юсуф лениво отсалютовал кувшином, который он легко держал одной рукой. — Познакомься с нашими очаровательными гостьями. Это Касих и Булан.       — Добрый вечер, — пробормотал Локи. Он не ожидал появления таких гостий на следующий же день после похорон полдюжины трупов. Он церемониально поклонился девицам, до последнего надеясь, что это не блудницы, а знакомые или, не дай Один, родственницы Юсуфа.       Девицы пьяно захихикали на его поклоны, а сами и не подумали подняться с мягких подушек.        — Простите, что потревожил вас, — Локи опустил голову. — Учитель, вижу, я не вовремя и отвлекаю вас?       — Нет, что ты! — Юсуф проворно схватил его за руку и повалил на ближайшую подушку с традиционным для Ванахейма изображением рогов буйвола. — Ты очень вовремя, выпей с нами! Мы ждали тебя.       Непочатая бутылка оказалась прямо у него перед носом. Локи похолодел. Он, конечно, умел пить так, чтобы больше проливать, но одно дело поступать так за огромным столом, где никто ни за кем не следит, а другое — в тесной компании, в маленьком помещении. Но и пьянеть ему нельзя — он не проконтролирует фальшивую личину и выдаст себя.        — А почему бы и нет? — Локи одной рукой схватил бутылку, другой — девицу, проверяя реакцию учителя.       Девица рассмеялась, обняла его и взъерошила волосы. Учитель все громче хохотал и разливал по бамбуковым чашам дурно пахнущую жидкость.       — Касих, поприветствуй нашего гостя, — велел он девушке, и та тут же впилась поцелуем в губы Локи. Он почувствовал вкус алкоголя и кретека — убийственное сочетание для неумеющего курить. Он с трудом заставил себя ответить на поцелуй — уж что что, а науку соблазнения девиц он великолепно освоил в Бездне.        — А ну-ка, милая, открой ротик.       И он влил ей больше половины кубка, который Юсуф сунул ему в руку вместо бутылки. Девица довольно крякнула. Локи пристроился к кубку, не отрывая его от губ девицы — и не поймешь, кто из них пьет, кто проливает. В кубке оказалось нечто настолько крепкое, что вполне могло свалить неопытного Амира.        — Как погулял? — спросил учитель как ни в чем не бывало.        — Отлично! — Локи бросился целовать девицу. — Такой город! Такая роща! А девочки!!! Шел и думал, кого бы ущипнуть, да всё приличные попадались!        Учитель шлёпнул по ляжке свою девушку. Поднял бокал, чокнулся со всеми. Он умел флиртовать и вести серьезный разговор одновременно, походя распивая многоградусное пойло.        — Купил чего-нибудь?        Локи продолжал активно спаивать Касих и проливать спиртное на пол.        — Да чего сразу покупать. Убежит, что ли, куда товар? Не, не за таким товаром ходил — не убежит. Всё смотрел, выбирал, потом еще пойду. Деньги не бесконечны, абы на что не потрачусь.       — Да что ты понимаешь! — слова Локи противоречили миропониманию Юсуфа. — Жизнь одна и нужно получать от неё удовольствие. Вот мне ничего для тебя не жалко. Хочешь — бери Касих, хочешь — Булан. Хочешь что-то купить — покупай и радуйся! Деньги приходят и уходят, важно лишь получать удовольствие.       Локи улыбнулся — асов с такой жизненной позицией он умело раздевал, оставаясь с ними в самых добрых отношениях.       — Эй, вы там! — вдруг крикнул Юсуф во всю глотку. — А ну подать мяса для нашего гулящего гостя!       И уже тише к Локи:       — Мясо будет готовиться не меньше часа. Предлагаю не терять времени даром. Какую девушку выбираешь?       Локи не сразу нашелся с ответом. Еще вчера он твердо заявил, что не намерен лечить душевные раны пьянками и девицами, а уже сегодня ему пытаются всучить распутную девку.       — О да, моя красотка великолепна, чтобы с ней вместе всю ночь… стихи читать! — засмеялся он, вспоминая все известные ванахеймские поэмы.       Юсуф буквально втолкнул их в комнату Амира, а со своей девицей удалился к себе. Легкие деревянные перегородки почти ничего не заглушали, и Локи быстренько поставил магическую звукоизоляцию. Не успел он закончить заклинание, как пьяная девушка повисла на нем, едва не сбив с ног.       — Что же ты сразу с поцелуями? — притворно удивился Локи. — Я же сказал, что мы будем читать стихи. Вот и давай, читай.       Он был уверен, что элитные девы знают не один десяток стихов, могут поддержать разговор на любую, даже политическую тему, сделать массаж или за пару минут нарисовать портрет своего нынешнего хозяина. Но то ли Касих не принадлежала к элите, то ли по пьяни растеряла все навыки, но она лишь открывала рот, словно птенец клювик в ожидании червяка.        — А ты можешь? — спросила она и попыталась раздеть Локи, но он не поддался. Он встал в пафосную позу, для которой не хватало только Гунгрира в правой руке, и сперва процитировал несколько умпамов и песен эндэ-эндэ, а потом перешел на эпическую балладу, порой пьяно сбиваясь и переставляя куплеты местами. О, как он ненавидел зубрежку стихов в детстве, насколько сильно не понимал, почему его и Тора обучают всяким странным премудростям, куче мелких жестов и традиций девяти миров, будто их не в цари готовят, а в шпионы, причем сразу во все царства. Теперь же он был благодарен своим наставникам. До сих пор никто в Ванахейме не заподозрил в нем аса, он ничем себя не выдал, ни одной мелочью, хотя несколько ночей ходил по лезвию ножа!       Касих некоторое время с интересом слушала балладу, но потом закрыла рот Локи ладонью, так что он чуть не прикусил ей палец.        — Юсуф говорил, что ты из далёких земель и что ты чудной, — прошептала она, распаляясь.       — Это верно! — Локи обнял ее одной рукой за шею и нажал на пару незаметных точек — девица тут же обмякла в его руках. Локи снял звукоизоляцию и изобразил то, что Юсуф, разумеется, ожидал услышать из их комнаты. Девушку он раздел и разбросал одежду по всему помещению. Никакого богатства, никаких дорогих украшений. То ли в деревне нет по-настоящему ценных девушек, то ли Юсуф предпочитает дешевок.       Аромат готового мяса с пряностями проник через легкую деревянную перегородку и выгнал голодного Локи в общую залу. Юсуф и Булан не заставили себя долго ждать.        — А где же Касих? — походя спросил Юсуф, собственноручно отрезая огромный кусок мяса девушке — о ней он позаботился первой.        — Да там, — неопределнно махнул рукой Локи на дверь.        — Ей тоже не помешает подкрепиться.        — Да спит она, пусть спит дальше.       — Ладно, давайте поедим и ещё выпьем.       От сильного алкоголя Локи категорически отказался, зато мяса съел столько, сколько не ел никогда прежде. Это была местная дичь, скорее всего, обезьяна, — такого в Асгарде не встретишь да и в других мирах тоже. Нигде больше повара не игрались столь искусно со специями, добавляя блюдам едва уловимые нотки тончайших вкусов, которые, мешаясь, образовывали великолепную гамму: и самое нежное, и самое грубое мясо приобретало изумительный вкус, буквально таяло во рту, оставляло приятное послевкусие. Одной ножкой, одним крылышком замрский гость наслаждался с полчаса, разрезая мясо на мелкие кусочки, смакуя во рту каждую крошку. Локи не переставал нахваливать мясо и не остановился, даже когда из его комнаты вышла полуодетая Касих.       — Веселитесь без меня? — она без приглашения села на подушки, взяла себе мяса, налила вина. На Локи не смотрела, и он не мог угадать, что она помнила и на что списала свой обморок. Юсуф веселил всех смешными историями, много пил и почти не пьянел. Он не знал ни усталости, ни сонливости — его здоровью позавидовал бы даже Вольштаг.       Глубоко за полночь он снова уединился с Булан, а Локи отдал Касих.        — Шла бы ты… домой… или к учителю моему… Я совсем не в… в… — пробормотал Локи и упал на пол, якобы отключившись в пьяном бреду.        Касих попыталась его растормошить, даже дала пару легких пощечин — реакции не последовало. Какое-то время она сидела над дрыхнущим телом, раздумывая, что делать, но потом неслышно удалилась домой — присоединиться к Юсуфу то ли не решилась, то ли побоялась. Стоило стихнуть ее легким шагам, как Локи вскочил на ноги. Одну проблему он решил — девицу выгнал, но учитель может заявиться в его покои в любую секунду с любым предложением, а он собирается этой ночью спать.       Изображая пьяного, Локи с трудом выполз на северную террасу.        — Эй, вы! Охраннички мои! — крикнул он достаточно громко, чтобы его услышал хоть кто-то из слуг. Юсуф еще вчера познакомил его с новыми телохранителями, вот пусть и выполняют свои непосредственные обязанности, а не отдыхают за счет господина. Три здоровенных заспанных лба, по комплекции мало уступающие асам, явились на его зов с большим опозданием.        — Господин, ты куда-то собрался? — с сомнением спросил один из них, видя, что Локи едва держится на ногах. — Тебе бы проспаться, на улице ночь.        — Вот и охраняйте меня! — Локи буквально повис на руках ближайшего охранника. — Я… в комнате… один… а вы… тут. А меня… убьют!        — Хочешь, чтобы мы остались у тебя?        Охранник потащил его в комнату.        — Конечно! Но за ширмы не заходите!       Охранники уложили его, словно ребенка, укрыли, расставили вокруг ширмы на подобие бастионов.       — И слушайте меня… вни… внима… внимательно… Ни при каких условиях меня не будить. Убью, кто разбудит! Слышите — убью!!!        И он замолчал, изображая пьяный сон, а вскоре иллюзия сменилась сном обыкновенным. То ли учитель не приходил к нему, то ли охрана его не пустила — правды Локи так никогда и не узнал, но спал этой ночью как убитый.