***
Утром, как водится, она прошагала в мужское крыло, всё ещё слегка сонная, но могла ли она нарушить обещание, данное Шакалу Табаки? Отнюдь. Однако сегодня в коридоре столпилось ещё большее количество домовцев – и все стояли полукругом около стены, сконцентрировавшись на изучаемом объекте. - Пропустите! Дайте пройти! – шикала на них Рыжая, пробираясь через высокую живую стену. Но стоило ей увидеть, из-за чего весь этот сыр-бор… Она зачитала вслух: На окне, на полке, Выросли иголки Да цветки атласные – Алые и красные. А под маленьким стишком, будто насмехаясь, был нарисован кактус. С небольшой припиской «Тени привет!» - Мать твоя каракатица! – завизжала Рыжая, устремившись обратно. Сирена порой отличалась смелостью, граничащей с глупостью и фантазией с лёгкой безуминкой, но такие фокусы были впервой. Ладно на день рождения Кошатницы приволокла плюшевую кису, чтобы было мягче и уютней, а Русалке подержанный набор блёсен, но такими способами заводить знакомства (потому что на просьбу прощения это никак не походило) было уже чересчур. Сперва Рыжая решила заглянуть в Кофейник, разведать обстановку, что говориться, но даже здесь царил полный хаос, а времени было всего лишь девять утра. Может, дисциплинированные Фазаны и проснулись, первыми обнаружив достопримечательное послание, но для остальных (особенно Третьей) это было в диковинку. Обитатели Дома, в котором каждый день что-то происходит, с восторгом приняли Новый Закон с широкой руки Слепого, вот только пожинать плоды обратной стороны медали сейчас пришлось бедному Стервятнику – по его потрёпанной физиономии (да-да, Рыжая углядела его в углу Кофейника у открытого окна), он не спал несколько суток, курил каждый час и забывал пить воды. В перерывах, наверное, пускал слёзы, но это только для того, чтобы оправдать красные глаза, светящиеся под чёрной подводкой. Трость привычно лежала у стула, а любимого кактуса или какого другого цветочного горшка у него не было. И сидел он один, явно желая, чтобы эта ситуация забылась поскорее. Но это не случалось хотя бы потому, что надпись оказалась свежей, а местные сделали пару заметок, аккурат вокруг Птичьего Гнезда. Почему-то гнева Стервятника никто не боялся, или боялись первые пару слов, но осознав, что он выбрал тактику игнорирования, принялись с большим энтузиазмом и восторгом. Иногда, Рыжая признаётся, рядом с Папой-Птицей блуждал Красавица, иногда, по завещаниям Лорда, чьё настроение тоже нехило подпортилось за это время, Стервятник всё же организовывал игровой кружок. Но случилось это явно не в ночь, когда появилась надпись. Да и странно это, в самом деле, что такое дело провернулось совсем без свидетелей. Думается, что наблюдавший либо не опознал в густой тьме Сирену, либо она хорошо пряталась. Под водой, как самая настоящая морская хищница. Ближе к вечеру Рыжая всё-таки добралась до своей спальни, но картины начинали повторяться – заплаканная Сирена лежала в обнимку с подушкой, а радушная Русалка гладила её по волосам, приговаривая слова утешения, слишком тихо, что не разобрать, или просто на языке подводных жительниц. - Нет, Сирена, правда, разрази меня гром! Твоя первая чудачка была на тебе Вестником Смерти в лице Папочки, а теперь ты решила пригласить её на чай? Я диву даюсь, как ты додумалась… - Это Тень подсказал. – сипло ответила страдалица. Она приняла вертикальное положение и посмотрела на свою подругу: - Он сказал, что если я хочу помириться, то лучше что-то написать. Он опять сегодня во сне приходил. Надиктовал строчки, а от себя я добавила маленькую иллюстрацию. Хотела, чтобы получилось в стиле Босха, детализировано, со вкусом, но стены и обитатели не дремлют. Скажи, кактус хоть хорошо вышел? - Тебя серьёзно сейчас больше интересует кактус, якорь тебе в глотку, чем само послание?! - Рыжая так и осела у порога, не в силах сдержать удивления. А глаза она закатила под робкий кивок головы Сирены. – Ты хоть понимаешь, что я уже не в силах улаживать это маленькое недоразумение. Эту птичку прикорми, эту псинку почеши, крысу вообще… не будем вдаваться в подробности, на какие жертвы мне приходиться идти ради тебя. Девушка обиженно сложила руки на груди и отвернулась в сторону. Русалка, до этого сидевшая тихо и мирно, раздобыла где-то расчёску с морским коньком на обратной стороне и принялась расчёсывать белёсые локоны Сирены. А она, в свою очередь, сидела смирно и виновато косилась на Рыжую. Между тремя девушками, без лукавства, была очень странная, но достаточно крепкая дружба, где каждый знал, кто что сейчас скажет, что начнёт делать, и как, в данном случае, в ссоре, прийти к какому-то заключению. Обычно примирение происходило по инициативе Русалки, потому что Сирена слишком ребёнок, такой же непосредственный и робкий, а Рыжая наоборот, подросток-максималист с набором «непоколебимых» скрепов. Русалка находилась где-то по середине. - Тогда как насчёт того, чтобы прийти к Стервятнику напрямую и попросить прощения? Поговорите про свою Тень, чем бы оно ни было, ну и принесёшь другой кактус. И на чай не забудь позвать. – завораживающий голос Русалки, казалось, отрезвил девушек. Егоза-Рыжая поднялась с придверного коврика и присела на маячащую у кровати Сирены табуретку. - Мир? – протянула ей руку Сирена. - Мир. – согласилась Рыжая. – Выдвигаешься завтра. После обеда. Чтобы без приключений. И платье надень покрасивше. - Платье… - ахнула Сирена, прикидывая, в каком наряде было бы достойно просить прощения. – Какое, как вы думаете, будет лучше – сиреневое или голубое?***
Следующим днём Сирена, вся при параде, стояла на предпоследней ступеньке лестницы, ведущей в мужское крыло. Под рукой – свежедобытый кактус из Наружности, выменянный у Крысы на неделю без гитарных завываний, и какие-то плюшки, чудом свежие. Последний шаг в «Бездну», как окрестила это место девушка с утра, давался с запредельным скрипом – это вчера казалось, что завтра сделать что-то будет проще, а сегодня от обязанностей не убежишь. Вчера можно было смело кичиться бесстрашием перед яркими жёлтыми глазами, а сегодня изволь по-настоящему в них заглянуть. Да ещё и заговорить с их обладателем. Сегодня чудилось, что тысяча морских чудовищ утащат её на дно, стоит ей только появиться в их поле зрения. И, тем не менее, нарядная Сирена шагнула вперёд, когда в девушку полетели нелестные слова от других девушек, мол, проход загораживаешь, что было, к слову, правдой. Рыжая с Русалкой решили переждать этот спектакль в своём крыле, чтобы концерт прошёл строго по написанному сценарию. Шаг за шагом, скрип половицы за скрипом половицы, девушка добиралась до Кофейника. Для этого ей пришлось спросить наугад у кого-то из домовцев, и ей, благо, радушно ответили. Надпись до сих пор красовалась на видавшей виды (или лучше сказать, надписи?) стене, только кто-то вдовесок пририсовал розовым мелом сердечко, с припиской «для Папочки». Такого девушке лучше было не видеть, но теперь предстояло ещё одно испытание – делать вид, что про этого самого Папочку она ничего не знает. В Кофейнике было пустовато для послеобеденного времени, но Стервятника там не оказалось, к несчастью девушки. Она смекнула, что если его нет здесь, то придётся стучаться в комнату и разыгрывать спектакль для более восприимчивой публики. Она ещё раз крутила головой туда-сюда, пока высокий бармен, вынимая изо рта сигарету, не оповестил её: - Здесь нет Стервятника, Кактусик. - К-кактусик? – захлопала глазками Сирена. Чёрт, если её узнали, это плохо. Если это плохо и от этого уже не убежать, придётся принимать позор. Если придётся принимать позор, то следует провести лечение в виде трёх дней в комнате безвылазно. Тем не менее, она оглянулась на парня, что выглядел чуть старше неё, и сверила испуганным взглядом. С ним иметь дел, отметила про себя Сирена, было бы проще. - Ну да, Кактусик. Тебя все так здесь прозвали. Ты просто не появлялась несколько дней, а потом так феерично вернулась, что не могли мы тебя безымянной оставить. - А девочки… - Ах, девочки, - хмыкнул бармен, делая затяжку. – Девочки ни в какую тебя не сдавали. Не это ли женская солидарность. - Не сдавали по тому, что я знаю, где каждая из них живёт. И где жить перестанет. – оскалилась девушка, понимая, что отнюдь не высоким авторитетом добилась такой поддержки. Никто не сдал, никто не приволок за шиворот на растерзание падальщику (они вообще едят рыбу?) только потому, что здесь было нечего ловить. Маленькая девчушка Сирена не несла в себе никакой выгоды. – Так и всё же, где Стервятник? - А-а, в гости собралась, мириться. Значится, вторая дверь налево. И Сирена, почесав уложенный завитыми локонами затылок, утопала в нужном направлении, также траурно, как это делали обитатели оной. У двери она снова замешкала, благо, никто больше не обращал на неё чересчур много внимания, и, наконец собравшись с мыслями, постучала в дверь. - М… Можно войти? – сипло протянула девушка, отступая на шаг в надежде, что раз её не услышали, то, возможно, и не откроют. Не тут-то было. По тяжёлым шаркающим ногам по ту сторону стало понятно, что бежать ей уже точно некуда. Из последних сил она держалась, чтобы не упасть или не сигануть в другом направлении, желательно подальше от этого места, и лишь крепче прижимала кактус и плюшки, как на пороге, в открытой двери, появляется сам Стервятник. Только какой-то потрёпанный. - А, это ты. – безучастно прокаркал он. – Проходи, я тебя как раз заждался. И в пригласительном жесте отступил с прохода, выжидающе сверля запаниковавшую девушку. «В пасть дьяволу» - пробежало красной строкой в голове девушки перед тем, как дверь позади неё закрылась. Комната встретила девушку затхлым смогом разнообразных растений, через которые усилием воли приходилось перешагивать – мало того, что они занимали все стеллажи комнаты, так ещё были разбросаны по полу. И каких только не встретишь, но больше всего здесь любили кактусы, что не удивительно, и фикусы. Реже, но тем не менее, попадались стопки разнообразной литературы, большая часть кроватей была в порядке, а вишенкой на торте стал не камин посередь комнаты, а щупленькая, но высокая стремянка, на которую без промедления забрался Стервятник. Со своего гнезда он рассматривал гостью, которая всё ещё мешкала, оценивая обстановку. Её единственно ореховый глаз едва поспевал за различными деталями скромного птичьего обиталища. Папа Птиц не торопился, ему уж точно спешить было некуда. Перешагнув через последний ряд благоухающих цветов, девушка осеклась. Мест для присесть, кроме чужих кроватей, не оказалось, а без разрешений владельца было как-то некультурно. Никого из птиц здесь не было. Куда и по каким делам подевались ведает только Папа. Сирена набрала в лёгкие воздух и привычно затараторила, всякий раз во время волнения или ответа у доски – одно неверное слово могло лишить её головы: - Уважаемый Папа Стервятник. Может, вы мне и не Папа, но мне очень нравится, как это звучит и придаёт статности в век иерархической раздробленности Дома. Я искренне соболезную произошедшему инциденту с вашим любимым кактусом Луисом, о чём меня оповестили две мои любимые подруги, и в знак примирения позвольте преподнести этот скромный подарок, доставшийся почти что кровью и почти что потом. На этих высокопарных словах Сирена согнулась ровно на девяносто градусов, ухищряясь приподнимать горшочек с кактусом, на котором назревали бутоны. Ох, Крыса, кажется, промахнулась, указав, что неделя-без-гитары будет достойной ценой. Могла бы попросить и побольше. Стервятник, меж тем, продолжал глядеть на девушку с высоты, также безразлично, как делал это несколько дней назад в коридоре. Причмокивал иногда самокрутку, зажжённую во время скромной речи. - А ещё, - перебила его мысли девушка. – Позвольте пригласить Вас на чашечку кофе или чая. Любопытство снедало изнутри. В комнате стояла отрезвляющая тишина - ни скрипов, ни вздохов, ни даже шумов из-за двери. Здесь было беззвучно, как на кладбище, и Сирена на этом моменте вспомнила старую байку, что в каждом горшочке цветов спрятано по человеческой черепушке. Но девушка испугалась по тому, что понятия не имела, имеется ли он в её горшке. Ей этого очень хотелось, ведь главное, чтобы подарок-то понравился, и неважно, какие у получателя тараканы и пристрастия. Однако Стервятник рассмеялся, виновато прикрывая свой клюв: - Так ты поэтому нарисовала несколько бутонов под неказистым стишком. - Вообще, - разгибаясь, замялась девушка. – это вышло чисто случайно. Но если совпало, значит, так надо. - Кому надо? – не унимался Птиц. - Не знаю, кому-нибудь. Разве мы можем в полной мере контролировать всё происходящее вокруг, а также прошлое и будущее? Ну и получается, надо тому, кто это может делать. - И у тебя есть предположения, кто это может быть? - Это первый случай на моей практике, поэтому буду проводить дальнейшие наблюдения. Сирена совсем растерялась и ей показалось, что стала чувствовать себя более расслабленно из-за отвлечённой беседы. В довесок, она осмелилась поднять взгляд прямиком на хищный прищур, страх будто скрылся и ждал её за дверью этой комнаты. - А не боишься, что тот, кому это надо, тебя съест? - Ну, раз я до сих пор жива, то пока не боюсь. Стервятники же питаются падалью, умершими телами. – и осела на корточки в раздумьях. - Любопытно, - раздалось совсем близко над макушкой. Вожак Третьей навис над девушкой и изучал её, только более дружелюбно, что ли. Когда Сирена поднялась на ноги, понимая, что выходит очень некультурно, то осознала, что едва достаёт до острого подбородка. Зато может углядеть каждую детальку множества ключей от всевозможных и невозможных дверей. - И спасибо за подарок. – вынимая из рук горшочек, благодарил Папа. От него пахло мятой и ацетоном, а ещё смесью пахучих трав, которые он раскурил парой минут назад. Он был по-домашнему небрежен, и, тем не менее, угостил гостью чаем, когда девушка умудрилась всучить в когтистые руки свежие плюшки. - Без гостинца как-то некрасиво было бы… Когда они уселись за чьими-то кроватями, Стервятник, будто ни с того ни с сего, спросил: - И как часто приходит Тень? Вопрос для обоих был щепетильным, по-разному волнительный. - Ну, впервые это было пару лет назад. Или не пару. Я тогда только появилась здесь. – отставила девушка чай. – Как я поняла, здесь не очень-то и любят новеньких, ну а я ещё достаточно тонкой душевной организации… «Плакса», - подумалось обоим, но никто не посмел произнести этого вслух. - И тогда Тень пришёл ко мне, в день, когда мне выкололи глаз. – продолжала меж тем Сирена. – Это произошло случайно, да и за давностью лет это не имеет значение. И он пришёл, безголосый и бестелесный. Зато вечно грустный. Не знаю, почему получилось, что я могу его разглядеть, но он стал мне показывать причудливые сны, как мне думалось по началу. И только потом это стали не сны. Это был другой мир. Мир его одиночества. Я могла бывать там только с его помощью, но это зрелище всегда завораживало. Бескрайние луга, щекотливый ветер и чувство то ли полной свободы, то ли невероятной безмятежности. - Изнанка. – подтвердил Стервятник, дивясь рассказу. В голосе этого удивления Сирена или не заметила, или проигнорировала, погружённая в воспоминания. - Ну, это я потом выяснила, что оно называется так. И наблюдала за некоторыми людьми, которые, вероятно, тоже могли попадать на Изнанку. Но они, увы, меня не замечали, как и не замечали Тень. Только Изнанка недурно изматывает мой организм – и если раньше оно истощало тело, отчего я часто бывала в Могильнике, то сейчас будто отбирает сон. Кажется, в такие моменты я не сплю, а продолжаю бодрствовать. Вы не подумайте, мне очень нравится это место, только мне правда нездоровиться в последнее время… Так закончила свой длинный рассказ Сирена. Она не упомянула, кого именно видела на Изнанке, потому что лично с этими персонажами знакома не была, а то маленькое количество времени, проведённое в мужском обществе, не позволили ей оценить обстановки. Стервятник не улыбался, точно весь этот рассказ заставил его вспомнить что-то до ужаса неприятное, мерзкое и отвратительное. Сирена перевела свой взгляд на хромую мужскую ногу, которую он то и дело поглаживал, чтобы унять боли, а потом робко посмотрела в его грустные глаза. Она могла поклясться, что чем дольше в них смотрела, тем отчётливее проступали сухие слёзы поверх подводки. Горбатый нос ничуть не портил профиль, а тонкие губы, вытянутые в ниточку, слегка подрагивали. - Простите ещё раз, пожалуйста, за тот спектакль. – проникновенно прошептала Сирена, отчего голос казался соблазнительным и чарующим. Сирена же. – Я правда надеюсь, что такого не повториться. Я просто хочу выспаться. Залёгшие круги под её глазами вновь появились, как только горячий пар чая растопил невлагостойкую косметику. Девушки собирались впопыхах, потому что Сирена проспала. Стервятник подскочил с места чересчур резко, и, опёршись на трость, проковылял к многочисленным стеллажам. - Вот, возьми, безымянная красавица. От нашего скромного дома вашему. – и протянул ей увесистый горшок цветущей хризантемы. – Зайди потом ко мне, составлю памятку по уходу. Цвет под платье как раз. Сирена трижды хлопнула глазами. Подарок от самого Папы Стервятника. Да как же ж оно так вышло. Сирена готовилась к крикам, скребущему голосу, нахальным интонациям и нефильтрованным словам. Даже к изысканной смерти, но не к тому, что ей преподнесут подарок. - С… спасибо большое. – волнительно затрещала Сирена. – Я постараюсь, в первую очередь, донести его в целостности и сохранности! И дрожащими руками, пальцами в мозолях, приняла подарок, слегка коснувшись потрескавшейся кожи рук Стервятника. Девушка осматривала цветущие бутоны, вдыхала непривычный, но успокаивающий аромат, и улыбалась. Впервые за эту беседу, что, собственно, не укрылось от всевидящих глаз Стервятника. - И приходи в Кофейник, часам к четырём. - Обязательно приду! – звонко голосила довольная Сирена, уже на пороге. А после, попрощавшись с Папой, убежала в свою комнату, счастливая и вдохновлённая. Обновившаяся. Будто Стервятник забрал все её хлопоты себе, и было это на самом деле так. После её ухода комната слегка потускнела, запахи стали резче, а грусти и давящей боли в груди больше. Судороги в ноге отозвались с новой силой, и Стервятник зашагал на свою койку. Тень в это время виновато наблюдала за ним.***
- Ну, как всё прошло? – первым делом спросила Рыжая, соскакивая с насиженной койки Сирены. Матрас был продавлен в двух местах (там ещё сидела Русалка), но кого это сейчас заботило. Завидев свою соседку чересчур счастливую, с улыбкой на пол-лица и ухоженной хризантемой в руках, вопросов стало больше. Только формулировки были всё ещё размытые. - Девочки, - тихо прошептала Сирена, отчего голос её смягчился. Она водрузила горшок на прикроватную тумбочку у изголовья кровати и улеглась на пол в позе звезды, сверля потолок. – Кажется, я влюбилась. За следующие два часа настроение всех троих поиспортилось. Рыжая продолжала активно жестикулировать, Русалка для успокоения расчёсывала свои длинные, до колен, волосы, а Сирена делала вид, что не слушает наседания. Или слушает, но делать будет ровно наоборот. Она всё косилась на висящую гитару, потому что в таком благоприятном расположении духа хотелось только одного – перебирать выученные ноты и петь. Или сочинить что-то своё, более серьёзное, а не маленькие стишки-пирожки, которые любили некоторые обитательницы женского общежития. - Вы помирились, так? – подводила итог Рыжая. – Так. Он пригласил тебя на чай, так? Так. Он одарил тебя в ответ, так? Так. И по итогу нехитрых дружеских мероприятий мы имеем упрямую влюблённую дурочку, готовую растаять от парочки ванильных слов про «красавицу». Сирена, ну где твоё критическое мышление? А Сирена, к слову, не понимала, что в этом не так. В конце концов, это хрупкое чувство, баюкающее её сердце, только окрыляло до того, что она была готова прямо сейчас выдраить всю комнату вместе с туалетом, возможно, коридор, испечь торт и много чего ещё. Активностей Дома в её распоряжении было немного. Петь, как она опомнилась, обещала Крысе за несколько лестничных пролётов от их крыла. Нотации Рыжей, которая отчего-то возомнила себя знатоком Дома, Сирену уже порядком потрепали, и цирк пора было прекращать. - Рыжая, - серьёзно заявила Сирена, поднимаясь с кровати. – довольно. Я всё поняла. И хватит уже. Я не твой ребёнок. В конце концов, - с запинкой тараторила девушка. – мы со Стервятником сами в этом разберёмся. Но от этих слов стало только хуже: - М… Мы, Сирена? МЫ? Крик Рыжей врезался в хлопнувшую дверь, прямым текстом говорившая о тактическом отступлении Сирены. Она куталась в тёплый плед, скрепя дощатым полом на пути в библиотеку, чтобы подготовиться к новой встрече с Вожаком Третьей. Она выделила в них большие буквы, чтобы весомость её намерений казалась чуть больше, если бы эти два слова были написаны с маленькой буквы. В конце концов, с кем ещё Стервятник загробно смеялся и улыбался одними уголками губ? Да мало ли с кем, в самом-то деле. Но Сирена решила поставить в этой веренице гипотетических людей точку в собственном лице. Не смотря на поздний час, она собрала увесистую стопку всевозможных справочников по ботанике, вперемешку насобирала пару книг художественной литературы, в числе которых были рукописи Ван Гога. Люди искусства обычно лучше понимаются ими же подобными, только вот нужных книг, например, от известного Курта Кобейна, она в местной библиотеке не нашла. И ничего, в искусстве одинаково важно созерцание, чему по большей части её учила живопись, и творение под руководством неведомой музы и перешедшей по наследству от предыдущей жительницы гитары. Но первым на очереди всё же были справочники по ботанике, и, открыв на первой же странице щупленькое руководство по садоводству, принялась читать.***
Подружки начали замечать за соседкой метаморфозы не сразу – сперва, смирившись в приподнятым настроением Сирены, относились к этому снисходительно, а потом было не до шуток. По ночам Сирена стала выбираться из комнаты и блуждать по пустым коридорам, изредка натыкаясь на скромного заблудшего гостя. Она ходила, словно призрак, не перебирая дороги, и сворачивала назад, когда натыкалась либо на лестницу, либо на закрытое окно «гостиной». Наматывать круги, по разным показаниям девушек, и Рыжей с Русалкой в частности, Сирена могла на один раз, после чего возвращалась в комнату, или это происходило всю ночь. На утро после таких прогулок Сирена была потрёпанной, с ещё большими синяками под глазами и осунувшимся лицом. Она почти ничего не ела и говорила очень и очень тихо. Тревогу принялись бить только после ряда домашних экспериментов, в число которых входило привязывание к кровати, ссылки в Могильник, где Сирена вела себя абсолютно адекватно, исключая жалобы на бессонницу, и заканчивая странными настойками Шакала Табаки, местного знахаря и всезнайки по части самолечения. Заволновались также некоторые члены мужской половины, но в основном обеспокоенные поведением девушек. Почему-то Стервятнику доложить никто не решился, а Рыжая теперь то и дело за ним посматривала – он был в норме, или, по крайней мере, держался бодрячком. Позже Русалка застала Сирену с гитарой в руках, только мелодия всё никак не лилась из-под её струн. Она сидела точно статуя, неподвижная и бледная. Ажурные кукольные платья сменились домашним тряпьём, а волосы запутались, несколько дней не видавшие расчёски. Осторожным шагом Русалка придвинулась к Сирене, чтобы ненароком не спугнуть, и вкрадчиво поинтересовалась её самочувствием. В ответ раздалось сиплое «эх», а на вопрос про красивую причёску прилетело «эээ». - Сирена, поделись, прошу тебя, что тебя волнует? - Шторм. – звонко слетело с каменно-бледных губ. - Может, всё же сходим к Стервятнику? Русалка помнила их уговор с Рыжей – Сирену к нему не подпускать, испортит такую красоту и неустоявшееся душевное царство «ещё ребёнка». Рыжая взяла Сирену под своё крылышко в день её прибытия, и окрестила её таким чудным прозвищем – то она была громкая и писклявая, как пожарная сирена, то убаюкивающая и соблазнительная, как мифическое создание. Удивительным образом в одном теле сочеталась реальность и выдумка, поэтому девушкам нетрудно было найти общий язык. Иногда не ладили, расходились во мнениях, но это им ничуть не мешало, особенно когда к ним присоединилась Русалка. Теперь твёрдое решение Рыжей разбивалось о ненормальное поведение Сирены, и Русалка, в отличие от своей подруги, в первую очередь заботилась о её благополучии. Со Стервятником или нет решать было не совсем ей, и именно поэтому она решила ослушаться соглашения. Русалка выудила из платяного шкафа более-менее свежий наряд, одела, как куклу, Сирену, и тихим неспешным шагом засеменила к Вожаку Третьей. Для неё он оказался большими буквами потому, что вселял надежду на скорое выздоровление подруги. Сирена всё перебирала шагами, больше шаркая, чем ступая по половицам, а лестницу пришлось проходить с помощью некоторых неравнодушных логов. Они участливо поддерживали маленькое и худое тело, предвкушая новую сенсацию. Теперь-то её все называли по-старому, Сиреной, так как этого пожелал сам Стервятник. Откуда до него донеслось её имя оставалось загадкой, но Птичий Папа никогда не дремлет. - Он сейчас в Кофейнике. – прогнусавил Лэри, главный среди логов. Он присутствовал на нерадужных сетованиях Русалки, и сразу сложил «два плюс два». Эта парочка никак не давала ему покоя, смекнув, что такая чудачка и траурный птиц очень странное сочетание. У входа в Кофейник Сирена немного воспрянула духом, глазами наискивая знакомый силуэт. Он сидел спиной, сгорбившись над чашкой чая, в окружении других лиц, среди которых Сирена узнала только Рыжего, названного брата Рыжей, по характерным зелёным очкам и художественной розе на щеке. Рыжий тоже был достаточно наблюдательным, и ему повезло сидеть лицом ко входу, где он заметил подружек своей сестры, одна из которых, словно мумия или призрак, приближалась к их столику. Комедии Рыжий любил, поэтому под удивлённые взгляды коллег придвинул к их столику ещё один стул, втискивая его между своим местом и Стервятником по правую руку. - Послушай, Стервятник, - перебивая чей-то монолог вальяжно начал Рыжий. – К тебе тут гостья пришла. Стервятник сощурил свои жёлтые глаза и обернулся. А Сирена, тем временем подошедшая к столу, лишь упала на приготовленный стул и облокотилась о левое плечо Стервятника. Вяло прошептав «Рекс», она засопела.