Бакет и Вонка

      Элизабет и не заметила, как пролетела неделя. Кажется, эти дни были самыми счастливыми в её жизни за эти два с половиной года. Время рядом с любимым родителем не шло, не бежало, а летело со страшной скоростью. День, казалось бы, по длительности был равен часу. По сути, с появлением Вилли, в работе фабрики поменялось только настроение всех, включая умпа-лумпов, которые тоже были в шоке и до безумия рады. Эти человечки даже песню сочинили по такому случаю, а потом часа два танцевали у костра в «Лумпаландии».       В тот день, когда отец «воскрес», его ждала встреча с Чарли и другими четырьмя и, конечно, с умпа-лумпами. Вот только если последние попадали на колени и начали ему кланяться, то другие пятеро изо всех сил старались остаться в сознании, хоть Верука с Майком всё же и осели на пол.       Сейчас дело было в «Цехе изобретений». Один предыдущий и два настоящих владельца фабрики в данный момент творили очередное волшебство. Но Чарли за последнюю неделю иногда стал чувствовать себя ненужным. Он видел, как счастлива была Элизабет, какой хорошей командой была она с мистером Вонкой. Эти двое понимали друг друга, в большинстве случаев были одного мнения. Однако, схожее мышление не мешало им в создании конфет слушать и Чарли тоже, а потом они втроём выбирали лучшие варианты, но всё же Бакет порой чувствовал себя третьим лишним.       — Может, добавить лимонный сок? — Предположила Элизабет.       — Тогда сладкий вкус будет подкисливать… Да, думаю, подойдёт! — Улыбнулся Вилли, — Чарли, а ты что думаешь?       — Я не против лимона. И… Может, вишню добавить? — Предложил Чарли и получил оба положительных ответа.

***

      Сейчас они были в своём общем кабинете. Чарли и Элизабет занимались чертежом для новой машины, а Вилли страдал над, казалось бы, никому не нужными документами.       — Пап, мы всё.       Вилли встал и подошёл к столу. Склонился над чертежом. С минуту рассматривал его.       — Да, хорошо, — сказал он, не отрываясь от чертежа, — но, если я не ошибаюсь, вы собираетесь поставить треть машины в «Цехе сортировки орехов». Да?       — Как это? — Удивился Чарли, и Вилли указал кончиком карандаша на погрешность. — А. Ой. Это нет, это ошибка.       — Я так и понял. — Улыбнулся он и вышел из кабинета, а потом, через несколько секунд, вернулся. — Чарли, мне только что сообщили, что в «Желейном цехе» проблемы. Иди туда и помоги, пожалуйста, Августу и трём… И трём другим.       Чарли кивнул, вышел из кабинета и отправился в другой конец фабрики. Вилли повернулся к дочери, которая склонилась над чертежом и исправляла свою с Чарли ошибку.       — Пойдём, Элизабет.       — Но… куда?       — Пойдём, скоро сама всё поймёшь.       — Нет. Мне нужно доделать чертёж. Ты же знаешь, что часто можешь забыть о чём-нибудь, и ты так же знаешь, что я вся в тебя.       — Да, я это знаю. Но пойдём, я тебе кое-что покажу.       Он вышел из кабинета и направился по коридору. Элизабет ничего не оставалось, как последовать за ним.       Шли они не очень долго и в молчании. На все вопросы дочери «Куда мы идём?», он отвечал молчаливой и загадочной улыбкой. С каждым разом, когда эта улыбка появлялась на лице папы, она всё больше начинала казаться Элизабет не столько загадочной, сколько зловещей.       — И все-таки, куда мы идём? — Вновь спросила Элизабет.       — Сюда.       Они стояли напротив сплошной стены коридора.       — Сюда? То-есть в стену?       Отец ей ничего не ответил. Он лишь подошёл к стене почти вплотную. Снял правую перчатку и приложил руку к стене. В то же время из стены вылез датчик, просканировавший его глаз. На стене высветилась надпись «Willy Wonka», затем «access is allowed», и потайная дверь открылась. Элизабет стояла в шоке.       — Заходи, — тихо сказал отец с ухмылкой, которая не понравилась Вонке, но деваться было некуда.       То, что Элизабет увидела после того, как прошла через проём, она совсем не ожидала увидеть. Она и подумать не могла, что здесь, в её доме, на фабрике, есть такой огромный механизм, о котором она даже и знать не знала. Элизабет прошла чуть-чуть вглубь помещения. Его нельзя было назвать широким и длинным, но оно было большим в высоту. Смотровой мостик, на котором сейчас находилась Вонка, был на самом верху помещения, и если подойти к краю моста, то можно понять, что пол помещения находится внизу метрах в двенадцати. механизм, что работал достаточно громко, пугал своим видом. Видимо, стены этого помещения были хорошо изолированы, раз никто не слышал такого шума.       Сзади послышался шорох. Подумать только, но Элизабет уже успела забыть о том, что в этом помещении находится не одна. Когда она обернулась, то сразу столкнулась с темно-фиолетовыми, почти чёрными глазами.       — Ну что, как тебе?       — Ну, я даже не знаю. Почему ты мне раньше не показывал этого помещения? И что это за огромный механизм?       — Я не могу ответить на первый вопрос.       — Почему? — Она только теперь поняла, что её отец изменился ещё в кабинете: его голос стал каким-то другим, а взгляд холодным.       — А вот на второй вопрос я ответить могу, но зачем мне это? Ты и так скоро умрёшь.       — Умру?! — Для Элизабет ещё многое оставалось загадкой, но одно она знала точно — это не её отец. Отец никогда не стал бы её убивать, он никогда не говорил таким холодным и безразличным тоном, даже когда сердился. — Кто ты?       — Я? А тебе, собственно, какая разница?       — Кто ты? — повторила свой вопрос Элизабет.       — Ну что ж. Я — фабрика. Да-да, — видя вопрос в глазах Вонки, повторила она, — эта самая фабрика. А механизм, про который ты спрашивала, — моё сердце. Да, все считают сердцем «Шоколадный цех», где находится шоколадный водопад, но это не так. Ведь этот механизм, что сейчас расположен за твоей спиной, из небольшого относительно фабрики количества электричества, поступающего сюда, делает его намного больше, и без этого механизма «Шоколадного цеха» в принципе не существовало бы, ведь без оборудования, работающего на электричестве, этот цех и водопад просто невозможно было бы создать.       — Так. Кто ты, и что это за механизм, — я поняла. Но теперь объясни мне, пожалуйста, почему ты в теле моего отца, зачем ты показала мне это место, и почему ты говорила о моей смерти.       — Какая любопытная… — Хмыкнула фабрика. Несмотря на то, что тело, а, соответственно, и голосовые связки были мужскими, тон и манера разговора отчётливо показывали на то, что это говорила женщина. Даже движения были другими, более плавными, но в то же время строгими: лицо было немного надменным, обе руки были за спиной с прямой осанкой, плечи назад, грудь вперёд. Элизабет была в глубоком замешательстве, ведь кто бы мог подумать, что у здания будет пол, оно сможет мыслить и говорить. — Ну что ж. Ты же всё равно скоро умрёшь, почему бы тебе и не узнать. А то знаешь — бывает такое, когда дети приходят к своим родителям, находящимся в предсмертном состоянии, прощают им все их ошибки, и те, со спокойной душой сразу умирают. Пусть так будет и сейчас — ты получишь ответы на вопросы и умрёшь.       Элизабет похолодела, но её интерес стал только больше.       — Всё началось много лет назад, когда Вилли Вонка торжественно перерезал красную ленточку, его сфотографировали, и он в первый раз по-настоящему, а не для проверки стройки, зашёл в свои владения. Он тогда был молодым человеком, хоть совсем недавно и был юным парнишкой. Он мне сразу понравился — такой добрый, весёлый, красивый. Но, ещё изначально, при моей постройке, Вилли допустил глубокую ошибку. Он просто-напросто немного перестарался, наделяя меня слишком большим интелектом и, что вышло случайно, некоторыми человеческими факторами, куда вошли и чувства. Да, я влюбилась в него. И вот сюда, к нему на работу, пришли люди. Я молчала, никак не говорила о себе, что я есть. Но потом я об этом пожалела, ведь могла бы ему и сказать о краже, я же видела, кто и когда крал. Но я ничего не сказала, Вилли было больно. Он закрылся, как он думал, от всех. У меня тогда были противоречивые чувства: с одной стороны, ему плохо, но с другой стороны — мы остались вдвоём, наедине. Но я молчала, просто наблюдая за ним.       — Извини, но можно вопрос? — Перебила Элизабет.       — Давай.       — Как ты можешь следить за людьми?       — Очень просто — через камеры я вижу, через микрофоны и динамики слышу. Всё? — кивок в ответ — Тогда я продолжу. Так вот. Мы остались одни. Но однажды он отправился в путешествие, а вернулся уже не один, а с целым народом. С умпа-лумпами мне пришлось смириться, они мне не мешали и не приносили вреда ни мне, ни Вилли. Он был счастлив, и это главное. Потом он задумался о наследнике. Бакеты здесь — не такой уж кошмар, хоть внимание Вилли уже и делилось. А потом, буквально из ниоткуда, взялась одна блондинка, вскружившая ему голову. Моё сердце было разбито, но я терпела. Вилли был счастлив. А потом появилась ТЫ. И что ты думаешь?! Ему уже было не до меня! Да, он иногда занимался документами, иногда ходил на совещания, но мне этого было недостаточно. Прошу ещё учесть, что он мог спокойно себе сидеть за документами, открывается дверь, вбегаешь ты, и всё — о бумагах он забывает где-то на пару часов. Потом умерла твоя мать — ему плохо, но у него есть ты, и при тебе он не может сидеть и горевать. И из-за того, что ему теперь нужно было быть для тебя и отцом и матерью, обо мне он теперь вспоминал далеко нечасто. И вот он умер. Я осталась ни с чем, так и не узнавшая его любви. И зачем она вообще существует, эта любовь?! Ведь именно из-за неё происходит большинство проблем. Я начала обдумывать, как мне вернуть моего Вилли. И придумала! Теперь он здесь, в этом мире. И раз он теперь будет жить вечно, ему уже не нужны наследники. Так что я избавлюсь от тебя, от Бакета и этих четырёх других людей, и от той семьи, что вы недавно приютили. Я буду с Вилли вдвоём. Умпа-лумпы не в счёт, ведь они просто работники. А теперь я отвечу на твой вопрос по поводу того, зачем мы здесь. Ну тут всё просто. Видишь, сзади тебя есть перила, чтобы случайно не упасть с мостика? Так вот, они действительно могут спасти, но всё-таки они низкие. Через них можно с лёгкостью перевалиться. Так что здесь, в этом помещении, ты встретишь свою смерть. И встретишь ты её прямо здесь и сейчас, я помогу тебе во всех смыслах — толкну тебя и превращу в фарш при помощи своего сердца.       До Элизабет только сейчас дошло, что за всё время рассказа фабрики, та постепенно приближалась к ней, заставляя неосознанно для самой себя пятиться назад, то-есть к перилам. Она обернулась, обнаружив сзади, в шаге от себя, те самые перила. Сердце уже было видно целиком. Теперь оно было ещё страшнее, чем когда Элизабет только вошла в эту комнату. Она сглотнула и повернула голову обратно к фабрике, с ужасом обнаружив, что та уже стоит почти вплотную к ней.

***

      Чарли был недоволен. И у него был вопрос к мистеру Вонке. Да, машина действительно не работала, перегорела пара проводов с электричеством. Вопрос заключался в том, почему не работал лифт. Когда Чарли зашёл в него и понял, что тот никуда ехать не собирается, он открыл маленькую коробочку в потолке лифта, чтобы посмотреть, всё ли в порядке с лифтом. Никаких проблем Бакет не заметил и решил, что он просто не смыслит в электронике. Отправив разбираться с лифтом умпа-лумпов, он отправился в свою комнату пешком. Идти пришлось долго, но желание скорее лечь в кровать было сильнее усталости, поэтому он заставил себя идти быстрым шагом и без отдыха. Вот он уже идёт по одному из коридоров, от которого до жилых комнат рукой подать, как вдруг услышал странный гул. Раньше он его никогда не слышал. Странно.       Чарли направился на звук. Вот он подходит к какому-то дверному проёму, которого раньше, сколько себя помнит, он не видел. Оттуда и доносился гул. Он подошёл к проёму и увидел там Элизабет, стоящую рядом с низкими перилами. А напротив неё стоял мистер Вонка. Сразу вмешиваться Чарли не стал, решил понаблюдать, что будет дальше.

***

      Элизабет было очень страшно. Она вдруг поняла, что не хочет умирать. И видеть перед собой такого странного отца, хоть и понимая, что это не он, было очень необычно и страшно. Она надеялась на чудо. Решила потянуть время.       — Многие говорят, что мой отец — гений. Но кто гений здесь? Тот, кто изобрёл бессмертие, или тот, кто изобрёл того, кто изобрёл бессмертие?       — Знаешь, я как-то не задавалась этим вопросом. Но я, наверное, согласна с обоими вариантами — гении оба.       Фабрика подошла ближе. Элизабет вжалась в перила понимая, что если её толкнут, она упадёт. Но тут внезапно что-то изменилось в выражении лица фабрики.       — Элизабет? — Этот добрый и ласковый взгляд, интонация голоса. Это был он, папа — Что ты здесь… Что случилось? — Но тут на его лице появилась догадка. Он посмотрел на её воротник рубашки — Элизабет, всё дело в броши.       — Что?       — Всё дело в броши. Сними её и выкинь, уничтожь.       — Или же отдай её мне, — и снова этот голос. Элизабет поняла, что фабрика просчиталась, забыла про брошь. В её глазах она увидела едва заметный страх. Значит брошь действительно что-то значит. Фабрика протянула ладонь Элизабет, чтобы забрать брошь. — Ну же, давай. Отдавай.       — Элизабет, выкинь её.       — Или же отдай мне.       Мозг Элизабет пух от этого всего. Одно тело, и две интонации голоса, две манеры разговора, два выражения лица. Она сняла брошь.       — Умница. Давай, отдавай.       — Выкинь её.       — Но папа, ты ведь тогда… — На её глаза навернулись слёзы. Вилли боялся подойти ближе и обнять дочь в последний раз, ведь в его сознание могла вернуться фабрика, он не мог её контролировать.       — Отдай брошь мне.       Элизабет стала слабо протягивать руку. Если честно, она не знала, что делает. Но отдавать брошь она точно не будет, ведь отец ей говорил сделать обратное, а она не собиралась его ослушаться.       — Элизабет, — окликнул её отец, — я всегда любил тебя, люблю и буду любить. Всегда. Прости, если я был в чём-то виноват перед тобой. А теперь прощай, — улыбнулся он, и на его месте снова появилась фабрика.       Элизабет, с болью в сердце и душе, резко отдёрнула протянутую руку, развернулась и бросила брошь вниз, прямо в опасный механизм.       — Нет! — издала протяжный крик фабрика и начала буквально растворяться в воздухе. Вот от неё уже ничего не осталось.       Мир перед глазами Элизабет покачнулся и погрузился в темноту. Она стала падать назад, но тут подбежал Чарли. Он успел поймать её до того, как она перевалилась бы через перила.