Память, не молчи!

      После Северного Предела Такко догадывался, что Эслинге тоже не остался захолустьем. Но всё ж не ждал, что Элеонора отстроит город с таким размахом.       Он помнил, что вокруг замка простиралась вересковая пустошь, где среди редких лачуг паслись козы. Крепкие дома стояли только с юга, между крепостной стеной и частоколом. С запада блестела узкая лента реки, быстро нырявшая в ущелье. С востока подступал сосновый бор.       Сейчас лес отодвинулся далеко, а на пустоши, насколько хватало глаз, высились дома. Настоящие городские: в два-три этажа, из вековых брёвен и валунов, мелькала и модная кирпичная кладка. На окраине гордо щетинились колёсами ветряные мельницы — знак, что на Севере больше не было недостатка в зерне. Окружал Эслинге уже не частокол, а каменная стена под стать замковой.       — Узнаю имперский размах, — желчно выплюнул Арн. — Здесь поди пропуск неделю ждать…       В Нижнем Пределе Арна отмыли и приодели. Новый стёганый поддоспешник пришёлся впору, под кожаной курткой темнела вычищенная кольчуга. Только меч был по-прежнему обмотан тряпкой, чтобы не признали герб на рукояти, да глаза сверкали угрюмо и недоверчиво. Временами Арн беспокойно оглядывался, будто из-за сосны мог выскочить Ардерик и отчитать, что опять служит не тому.       — Когда я тут ехал первый раз, меня до самого замка ни о чём не спросили, — протянул Такко. — А сейчас боязно и к воротам подходить. Ещё скажут: рылами не вышли, поворачивайте домой!       Арн фыркнул.       Такко искал хоть что-то знакомое и не находил. Неизменными остались только курганы Эслингов, горы на горизонте и, конечно, сам замок. На месте леска, куда выходил подземный ход из покоев баронессы, громоздились амбары и сараи. Речка, по берегам которой они с Вереном гнались за мятежником Шейном, терялась за сплошной чередой крыш.       Верен… В дороге Такко гнал мысли о друге, но сейчас они сплелись вокруг сердца тёплым гнездом. Письма от Верена приходили дважды в год — весной, когда с севера везли шерсть, и осенью, с рыбными обозами. Они были глотком свежего воздуха, окнами в прежнюю свободную жизнь. Верен писал, как открыл на побережье красильню и дела пошли хорошо; как Бригитта однажды сожгла хлеб до углей, а старшая дочка выдумала разрисовать ими белёную стену; как хорошо нынче уродилась репа и плохо ловилась рыба, а в прошлом году — наоборот. От его писем оставалось странное щемящее чувство. И никак не выходило написать в ответ что-то столь же искреннее и простое.       Прошлое накинулось с воспоминаниями, как охотник набрасывает сеть на добычу. Такко придержал лошадь и привстал на стременах, благо тракт пока не спустился в долину, и сверху она была как на ладони. Нет, на этом новом Севере ничего не разберёшь!       Он и могилу Олларда теперь не найдёт… Тем более, был там всего раз: после похорон они с Ривеленом уехали. Помнил только, как лес неожиданно расступился перед скалой, как звенел водопад — а остальное, как в тумане. Кажется, там и правда клубился туман — такой же, какой окутывал по утрам Эсхенский замок…       Ледяной стрелой пронзила мысль: а вдруг близнецы не обрадуются новому наследству? Кому нужна заброшенная громада с призраками и жуткими легендами? Эсхен и Эслинге были как два дерева, срубленные под корень. Одно засохло, а второе пошло в рост, выпустив новые побеги. И пусть привиты они были с эсхенского древа, как срезать их, не загубив? Удастся ли привить назад?       Никогда Такко не просил послать ему знак. Знал: судьба слепа и глуха, а может, и безумна. Если и решит предостеречь, вывернет всё так, что лишь задним числом поймёшь, к чему всё было. Но сейчас он оглядывал город и неширокую полосу снега с тревогой и надеждой. Ведь однажды перепал ему цветок на эсхенской пустоши, получил от Агнет последний привет из-за Грани! Вдруг и на этот раз кто-то подскажет, как сложится дело?       — Если Рик будет в замке, хера с два я войду, — заметил Арн, задумчиво глядя вдаль.       Такко дёрнул плечом. Интересно, а близнецы ладят между собой? Посмотреть на Арна — кажется, лучше бы на свете вовсе не рождались братья. Непременно же перегрызутся! И как Элеонора думает делить Север между двумя наследниками? Уже пробовали разок, не поделили...       На снегу шагах в пятидесяти что-то шевельнулось. Птица! Крупная — тетерев или глухарь. Такко привычно потянулся за луком, но птица снова махнула крылом — странно, косо. Такко пригляделся и понял — она мертва. Ветер ерошил перья, но тушка лежала неподвижно.       И откуда взялась? То ли охотник выронил добычу и не заметил, то ли собаки загрызли в лесу и бросили.       Если это и был знак, то вообще не такой, какой хотелось получить.       — Чего встал-то? — нетерпеливо спросил Арн. — Домой захотел?       — Дорогу вспоминал, — отговорился Такко и тронул коня.       Арн только хмыкнул. Северный тракт всегда оттаивал первым и лежал в снегах влажным и серым. Булыжники блестели, как чешуя гигантской змеи, вползавшей в пасть ворот.       Даже захочешь — не свернёшь.

***

      Сперва Элеонора решила, что оллардовский мальчишка не изменился ни капли. Она узнала его сразу — одним из первых спрыгнул с коня и отвесил ей неторопливый поклон.       Приглядевшись, поняла — ещё как изменился. Нахватался придворных ужимок: пробормотал дежурный комплимент о красоте, над которой не властно время, и выразил надежду, что сможет засвидетельствовать своё почтение госпоже баронессе в спокойной обстановке. Вчерашний бродяга обрёл особый столичный лоск и самодовольную уверенность, свойственную людям, которым успех дался слишком легко.       Элеонора родилась с этой уверенностью. Нося одну из знатнейших фамилий Империи, она с младенчества не знала отказа ни в чём. Ей достаточно было протянуть руку, чтобы получить то, что хотела — игрушку, наряд, мужа.       В ладони ей не упал только Север. Его Элеонора выгрызла, вырвала — и отдала взамен южную изнеженность и веру, что жизнь — лишь забавная игра.       А безродный мальчишка с чужим гербом торчал напротив неё с таким видом, будто сроду не получал от судьбы отказов. За одно это хотелось подлить ему в вино все яды мира.       Элеонора любезно улыбнулась:       — Буду рада видеть вас у себя через час. Нет ничего приятнее, чем побеседовать со старым знакомым.       Мальчишка учтиво кивнул. И, дубина этакая, загляделся на Айрис, стоявшую за плечом Элеоноры. Ну-ну. Айрис не поведётся на смазливую рожу и призрачный титул, особенно если их носит мужчина.       Она поднялась к себе и устало опустилась в кресло. На плечи немедленно легли руки Айрис. Сильные пальцы размяли ноющие мышцы, пробежали по позвонкам. Элеонора жмурилась и лениво, из-под ресниц рассматривала стол: череп-чернильницу, комок воска и свиток с аккуратно срезанной печатью. Мальчишке и в голову не пришло отправить послание Ривелену с надёжным гонцом, и вместо столицы оно прибыло в Эслинге.       — Он правда графский ублюдок? — спросила Айрис, не прекращая массировать Элеоноре шею.       — Полагаешь, мы с покойным Оллардом были настолько близки, чтобы я знала достоверно? Понятия не имею. Но Ривелен за такие просьбы сотрёт наглеца в порошок, это я знаю точно.       — Для нас это что-то меняет?       Ровные строчки письма приковывали взгляд. У мальчишки всегда был хороший почерк, Элеонора помнила по графским отчётам. Только мозгами его природа обделила. Если он правда метит в наследники — такая дерзость может дорого обойтись. Если же просчитал, что Элеонора перехватит письмо, посвятил канцлера в тайну, и это письмо — часть игры… Что ж, это обойдётся ещё дороже. Череп мерцал самоцветами в глазницах, будто подтверждая: из тех, кто пытался перейти ей дорогу, никто не ушёл живым.       — Посмотрим, что он хочет от меня, — Элеонора ласково отвела руки Айрис и повела плечами: стало гораздо легче. — Если попытается заручиться поддержкой — это будет величайшая глупость с его стороны.       — Судя по его самодовольной роже, попытается. И заранее уверен в успехе.       — Что ж, земля ему пухом. Но я помогу. Если попросит.       Айрис привычно грела над свечой воск, чтобы снова запечатать свиток. Густо капнула на пергамент, умело приложила вырезанный из сосны герб мастерских. Мальчишка присылал на Север достаточно писем, чтобы разобрать печать в деталях. Теперь письмо уйдёт по назначению, и никто не узнает, что в игре появился ещё один участник.       — Близнецы уехали? — спросила Элеонора.       — Да, я видела, как они скрылись в лесу. Они разминутся со столичными гостями, не сомневайтесь.       Элеонора удовлетворённо улыбнулась. Мар и Эстен — ценнее золота. Пока не станет понятно, с чем явился маркграфский прихвостень, знакомить их не стоит. Да и многовато чести для безродного с порога быть представленным наследникам Севера.

***

      Круглый столик для уютных посиделок больше напоминал стол переговоров. С одной стороны — Элеонора, за плечом которой стояла Айрис. С другой — довольный гость с угрюмым телохранителем, так и не снявшим низко надвинутый капюшон.       — Вы совершенно преобразили Север, госпожа Элеонора, — болтал мальчишка, крутя в руках кубок. — Моё восхищение было бы более искренним, если бы не день в Нижнем Пределе, потерянный из-за ненужной бдительности ваших стражников.       — Это Север, — пожала плечами Элеонора. — Если не держать этот край в ежовых рукавицах, снова начнутся смуты. Вы, верно, позабыли, как трудно дался нам мир.       — Не забыл. И искренне восхищён вашей стойкостью.       — У меня не было выбора. Я должна заботиться об этих землях в память о покойном муже и ради сыновей. Им нужно оставить процветающий край. Но хватит о Севере! Он ещё успеет вам надоесть. Лучше расскажите, как устроились. Вижу, ваши дела идут неплохо.       — О да. Я бесконечно благодарен канцлеру Ривелену за то, что принял живое участие в моей судьбе. Без него я бы не достиг и половины.       — Надо полагать, за ваши успехи стоит так же благодарить маркграфа Олларда, оставившего вам немалую часть наследства. Удивительная отзывчивость для человека его нрава, не так ли?       — Да, безусловно.       Элеонора наклонила голову в знак интереса и чуть пригубила вино. Обмен любезностями начинал раздражать. К счастью, мальчишка понял намёк или сам решил не терять времени.       — Признаться, госпожа Элеонора, я не просто так хотел увидеться с вами наедине. Я хотел кое-что обсудить.       — Я вся внимание. Говорите спокойно. Здесь нет никого, кому бы я не доверяла.       Мальчишка поставил кубок на стол и поднялся:       — Вас не затруднит выйти на балкон?       Элеонора с недоумением кивнула. Айрис неслышной тенью шла за ней, следом тяжело топал телохранитель.       Двор внизу был весь заставлен повозками, гружёными сундуками, ящиками, тюками. Элеоноре уже доложили о переложенных соломой стеклянных сосудах и деталях механизмов, но что лежит в запертых сундуках, узнать пока не удалось.       — Полагаю, вы хотите знать, что стоит под вашими окнами? Я расскажу. — Мальчишка указал на гружённую сундуками повозку, стоявшую под самым балконом. — Вон в том сундуке — взрывчатка.       — Что, простите?       — Взрывчатка, баронесса. Не очень много, но её хватит, чтобы убрать с дороги пару больших валунов. Или, скажем, снести вон тот флигель.       — Что?!       Элеоноре собрала всю волю, чтобы не шарахнуться назад. Она хорошо знала, что такое эти взрывчатки! Много раз пробовала использовать их в горах и каждый раз только теряла людей. Проклятый порох годился только на фейерверки: от них хотя бы не гибли, лишь калечились.       — Мне удалось раздобыть новый рецепт смеси, мощной и безопасной, — непринуждённо болтал мальчишка. — Прошу вашего разрешения и помощи испытать её здесь, на Севере. Вам часто приходится дробить камни в полях или пробивать горные дороги. Сотрудничество будет выгодно нам обоим.       Элеонора смотрела на него, от всего сердца желая скинуть вниз — прямо на телегу с взрывчаткой. Парализующий ужас постепенно отпускал. Осталась ярость на нахала, в два счёта окунувшего её в пучину бессилия.       Нахал, кажется, понял, что перестарался.       — Полагаю, канцлер Ривелен скажет доходчивее. — Он протянул Элеоноре свиток, на котором она сразу узнала канцлерскую печать.       — Выходит, проверка — только предлог? — Она деловито просмотрела письмо. Руки каким-то чудом не дрожали. — Но почему Ривелен не написал сразу?       — Вероятно, побоялся доверить гонцу столь важные вести. Вы давно не бывали в столице и не знаете, какая борьба развернулась вокруг взрывчатых смесей. Тот, кто первым найдёт и испытает рецепт, получит от императора величайшие милости. Я нашёл. Осталось испытать.       — И вы уверены в безопасности смеси?       — Совершенно. Иначе не стоял бы перед вами. Мы везли взрывчатку от столицы, и она выдержала все тяготы пути.       Элеонора свернула письмо. Определённо, мальчишку стоило придушить в тот день, когда он явился на Север. Хорошо бы вместе с Ривеленом.       — А вы невероятно честолюбивы, друг мой, — улыбнулась она. — Что если я откажусь? Повезёте сундук обратно?       — Не откажетесь. Вы теряете на перевозке соли по две марки в год. Я дам вам прямую дорогу через горы. А взамен попрошу лишь помощь и молчание.       — Вы ещё и невероятно самоуверенны. Что ж, я должна посоветоваться с сыновьями. Ведь настоящие хозяева земли — они.       Мальчишка склонил голову в знак согласия. А в следующий миг недоуменно поднял глаза — сверху на его плечо упал кусочек мха.       Как в дурном сне, Элеонора наблюдала, как на узком козырьке над балконом балансируют близнецы. Раскорячились, вцепились в трещины стены, едва держась на замшелом камне. Увидев, что их заметили, нахально улыбнулись и спрыгнули вниз, на балкон.       — Мы всё слышали, — заявил Мар.       — И согласны, — подхватил Эстен. — Нам же нужна дорога!       Элеонора прикусила язык, чтобы не устроить хулиганам разнос при чужаке. Но Айрис не была столь сдержана:       — Позвольте узнать, господа, отчего вы не на пути в Северный Предел? — осведомилась она сквозь зубы.       — Увидели с уступа обоз и вернулись, — небрежно бросил Эстен. — Зачем ты сказала ехать через лес! Мы едва всё не пропустили!       Элеонора мысленно закатила глаза. Сделала Айрис знак молчать и повернулась к гостю.       — Мои сыновья, — церемонно проговорила она. — Эстенфрид и Марбрехт. Мы обсудим вопрос и…       — Мы согласны! — перебил её Мар. — Когда будем взрывать? Мы тоже поедем!       Элеонора метнула на него убийственный взгляд. И с бессилием отметила, что глаза близнецов горят совершенно неуместным и неукротимым азартом.

***

      — Если смешать масло с ржавчиной, а потом с двумя кислотами, получится жидкость, которой можно рвать камни, — объяснял Такко, стоя у телеги. — Она может взорваться, если бутылку сильно встряхнуть. Даже если она просто постоит на солнце.       Близнецы молча кивали. На Такко они не смотрели: безотрывно следили за сундуком.       — Обуздать её можно лишь одним способом — смешать с особой горной породой, которая свяжет силу жидкости и сделает её послушной человеческой воле. — Он поднял крышку сундука и открыл ровный ряд пергаментных чехлов, внутри которых пряталась взрывчатая смесь.       Сразу после знакомства близнецы велели показать заморскую диковинку и разве что не приплясывали на месте, пока Такко перебирал ключи. Баронесса наблюдала с балкона, застыв чёрным изваянием.       Такко произносил заученные слова, а сам радовался, что опыт лучника не давал пальцам дрожать. Хотелось всё бросить и всматриваться, вглядываться в лица близнецов, пока не увидит знакомые черты. Одно дело мечтать, как встретится с наследниками. Совсем другое — стоять на расстоянии вытянутой руки, разговаривать, смотреть в глаза... и не узнавать.       Близнецы удались в баронессу. В ясных серых глазах не плескалось ни намёка на зелень. Смугловатая кожа даже после зимы выдавала южную кровь. Лица будто отливали с материнского слепка, только брови погуще да подбородки потяжелее и обмётаны юношеским пушком. Разве что в движениях не было ленивой кошачьей вкрадчивости, свойственной Таллардам, но откуда ей взяться здесь, в суровых краях?       Что-то знакомое чудилось в стати, в изломах худощавых тел, сгибах длинных ног и рук. Но виной тому могла быть подростковая угловатость, ещё не оставившая близнецов.       Такко привык думать о них как о близких друзьях. Это же дети Олларда, братья Агнет! Но перед ним стояли два чужих парня, в которых не было ни единой знакомой черты.       — В таком виде смесь безопасна, если нарочно её не разбудить, — бесстрастно продолжал он. — Чтобы проложить дорогу, уйдёт несколько тысяч мер. Если госпожа Элеонора разрешит, мы наладим производство на побережье.       — Точно не рванёт? — спросил один из близнецов. Такко ещё не научился их различать.       — В таком виде нет. Лови! — он бросил кожаный футляр.       Он ждал, что близнецы шарахнутся назад. Но они уверенно протянули руки, в одну из которых легла взрывчатка.       Словно бы лопнула туго натянутая струна. Свой знак Такко получил.       Ему показалось, что чёрная фигура наверху дёрнулась. Но когда он поднял глаза, баронесса стояла в прежней позе.       Пока близнецы рассматривали заряд, Такко огляделся. Внутренний двор был знаком до щербинки — вот дверь в оружейную, вот в кладовые. Осмотрел и стены: голые, не увитые плющом или виноградом, как на юге. Сложенные из грубых валунов, таких древних, что не сразу вспоминалось, как молод замок Эслинге — всего-то сто лет.       Близнецы по-своему истолковали его взгляд:       — Здесь не особо высоко. Залезть — раз плюнуть.       — Знаю, — отозвался Такко. — Сам как-то забирался. Давно ещё, в войну.       Сказал — и прикусил язык. Нашёл о чём рассказать! Но близнецы переглянулись с уважением. Похоже, сблизиться с ними будет проще, чем казалось.       — Ладно, — сказал он. — Я отмечу на карте, где залегает нужная порода и откуда, на мой взгляд, удобнее прокладывать дорогу.       Вынул свинцовый карандаш и быстро набросал на бумаге знакомые очертания — берег, старую крепость и нужную гору. Помедлил и протянул карандаш близнецам:       — Я подзабыл, как проходит конная тропа. Там наверняка много изменилось.       Дождался, пока по карте проляжет извилистая линия и добавил ещё одну:       — Ага, значит, тропа идёт по-старому. Тогда дорогу будем бить здесь. Обсудите с госпожой Элеонорой. Может, надо что-то поправить.       Скатал карту в свиток, протянул близнецам и отвернулся к повозке.       Агнет тоже была вылитая мать. От Оллардов ей достался только характер — и ещё одна фамильная черта, безошибочно выдававшая наследников.       — Танкварт! — окликнул его один из близнецов.       — Друзья зовут меня Такко, — поправил он.       — Мар. Если мы c матерью всё решим сегодня, сможем уже завтра ехать на побережье?       — Да. Как же без вас, наследников!       Стало легче, будто рухнули невидимые стены. И дело было не только в обмене именами. Мар писал правой рукой. Но взрывчатку поймал — левой. И карту взял тоже.       Перед тем как уйти, Такко поднял взгляд на балкон, чтобы попрощаться с баронессой. Но там никого не было.