То чувство, что измучило меня…

      Вот уже которую ночь молодому человеку снился один и тот же самый сон.       Они вместе, кружат по комнате Винсента в бешеном вальсе, борясь за главенство. Откуда звучит музыка? Сейчас это неважно. Только вдвоем в целом особняке. На ней прекрасное алое платье, платье цвета страсти, а в волосах — шикарная черная вуалетка. Он хочет снять ее, но она, смеясь, вывертывается из его объятий — ей так больше нравится. Он пытается что-то возразить, но язык не слушается, словно над челом махнула лапой Соня. До кровати всего несколько шагов, несколько шагов до райского блаженства... но ни у кого нет сил пройти их.       С трудом разжимая губы, он спрашивает: — Чему вы улыбаетесь?       Она, с ухмылкой глядя на него, отвечает: — Сейчас узнаете…       Танец становиться все быстрее, а по комнате с шорохом летят их одеяния. Предвкушение сладкого греха наполняет душу волнением. И нет вокруг ничего, лишь только горящие безумным огнем глаза, ради которых в Ливере было совершено множество подвигов и злодеяний. Огнем, доказывающим всю многогранность и таинственность ее души. Но она не принадлежит к Детям Несчастий: ее глаза не таят в себе даже намека на красный цвет. А посреди этого танца внезапно начинают слабеть колени, и стоит сделать хотя бы шаг в сторону соблазнительно колышущегося балдахина, как он спотыкается обо что-то и падает в бездонную тьму...       В жизни же все было куда прозаичнее и, разумеется, отнюдь не так, как Винсенту того хотелось. Опасность, липкими и лишающими воли волнами исходившая от обманчиво хрупкой и беззащитной на вид девушки, претила окружающим ее мужчинам даже приближаться к ней, не то, что прикасаться. На всякий выпад, шуточный или серьезный, со стороны Найтрея-младшего у леди был свой весомый ответ — отточенный до предела складной ножик и изящный пистолетик, которые она прятала в складках платья и пользовалась с поразительной ловкостью. Дружба с Шарлоттой Баскервиль все же не прошла даром.       Винсент мог бы расценить эту юную особу как достойную соперницу. Желая как можно лучше обустроить собственное благополучие, она даже не подозревала, как порой портила планы самого Найтрея. Не зря в определенных кругах Ливеры она была известна не иначе, как Паучиха — в искусно сплетенные ею сети интриг попадали без надежды на то, чтобы выбраться. Все: от простых крестьян до высокородных дворян. Ее не волновали чувства других людей, собственные цели всегда были важнее. Эта девушка была глуха к чужим переживаниям, вынося собственные потребности на первое место. Именно этим и заслужила уважение контрактора Сони.       Бывали дни, когда этим двоим доводилось пересекаться на деловых встречах, порученных руководством Пандоры, которые, к слову, никогда не проходили без потасовки: будучи по натуре личностью вспыльчивой, она слишком часто хваталась за оружие, стоило Найтрею положить ей на плечи облаченные в перчатки руки или же просто оказаться за спиной. Тогда юноша с необыкновенной четкостью осознавал, насколько же эта личность непохожа на всех тех девушек, с которыми ему доводилось иметь дело едва не каждый день.       Эти капризные молодые особы уже давно успели надоесть молодому человеку хуже горькой редьки: как на подбор, они были покорными, согласными за одну лишь его улыбку идти хоть на край света и стайками осаждающие его во время празднеств в особняке. Стоило же подарить им пару обворожительных взглядов или прикосновений — и они были готовы на все. Даже Эхо, по его мнению, уже не скрашивала досуга. Не говоря уже о вездесущей Аде Безариус, которая будто нарочно подстерегала его, дабы в очередной раз рассказать о своем глуповатом братце или кошке, которую она приютила несколько дней назад.       Что же касалось этой мисс, то она даже отдаленно не напоминала эту разноцветную массу. Его желание соблазнить девушку ни к чему не привело, кроме разрезанной рубашки и нескольких кровоточащих рубцов, рассекающих грудь Винсента. Она сопротивлялась, готовая оборонять собственную неприкосновенность чего бы ей это не стоило. Уже тогда, демонстративно слизывая с ножика крохотные рубиновые капельки его крови, она дала понять, что еще одна попытка домогательства окажется последней ошибкой в его жизни. Но результат оказался вовсе не таким, как она того желала.       Со временем простой интерес, который контрактор Сони испытывал к красивой и в то же время опасной леди, довольно быстро превратился в неприкрытую одержимость, а из нее — в настоящую манию. Теперь ничего так не хотелось безумцу, как увидеть всепоглощающий страх в надменных глазах, в которых порой нет-нет да и мелькало что-то, напоминающее ярость Бармаглота. Заставить всегда искривленные в издевательской ухмылке губы открыться в громком пронзительном крике. Сломать, слушая лихорадочные мольбы о пощаде и не внимая им. Опорочить, упиваясь ее беспомощностью и собственной победой. Эти картины так ясно виделись молодому лорду во сне и наяву, что он окончательно лишился покоя, выжидая удобного момента для исполнения своих желаний.       С некоторых пор Винсент стал бояться одиночества. Этот страх был безотчетным — он накатывал липкой ледяной волной, заполнял всю душу и превращал его в маленького ребенка, оставленного родителями в большой темной комнате. Потроша игрушки одну за другой, беспокойно озирая собственную комнату, стены которой, как ему чудилось, сдвигались с каждой секундой, юноша ловил себя на мысли, что успокаивался лишь когда рядом была она. С ней было не страшно. Пусть эти минуты и не приносили ничего, кроме наполненных ядом разговоров и развороченных в порывах обоюдной ярости комнат.       Находясь рядом с ней, он более, чем отчетливо ощущал, что ее внутренний огонь с каждым новым столкновением все сильнее обжигает его самого. Избегая смотреть в бездонные, гипнотизирующие потенциальных жертв ее хитрости глаза, Найтрей-младший все больше убеждался, что это увлечение уже вряд ли можно назвать мимолетным. Верно, с таким уникальным экземпляром придется повозиться. Но результат определенно того стоит.       …Ножик отлетает в сторону, глухо ударяясь о стеллажи с пыльными объемными фолиантами и оглашая стены библиотеки тоненьким звоном при столкновении с паркетом. Пистолет уже давно покоится в одном из кресел рядом с журнальным столиком.       Лежа на холодном полу, она смотрит с нескрываемой ненавистью, тщетно стараясь не морщиться от боли, стремительно сковывающей руку. Нависая над побежденной девушкой и медленно, с наслаждением слизывая ее кровь с испачканных ножниц — так же, как и она тогда со своего ножика! — Найтрей постепенно пьянел: от металлического привкуса, смешивающегося с ноткой вишни, и осознания собственного превосходства, достигнутого с таким трудом. С усилием отрываясь от этого занятия, он сдавливает ее подбородок двумя пальцами, вынуждая смотреть на него. — Вы теперь не сможете уйти от меня, моя леди. Вам придется дорого и сполна заплатить за все те ночи, которые я потратил, грезя о вашем падении, представляя, как вы растеряете всю свою смелость передо мной. Слишком уж долго я ждал… От меня еще никто не уходил просто так, и вы, дорогая моя, не станете исключением. И уходя первым, я даже не посмотрю вам в лицо. Вы смеете думать, что я, как нищий монету, должен выпрашивать вашего внимания, а потом все такой же нищий обязан уйти? Я никогда больше не буду нищий. А после настанет ваш черед не спать ночами, терзаясь тем, что сейчас произойдет, и каждую минуту думать обо мне…