Легенды Сонной Лощины

Икабод был хорош. Наверное, так хорош, что другие учителя, бесспорно, позавидовали бы ему, если, конечно, понимали бы его добрые качества. Он не был наделён отменной красотой, зато ему во всём городке не было равных в мудрости. Обладающий сдержанностью и всегда стремящийся к справедливости, он пользовался большим уважением как у женщин, так и у фермеров, которым помогал по сельскому хозяйству. Галантность и знания придавали Икабоду особое обаяние. Неудивительно, что многие матери учеников так часто зазывали его к себе на обед или ужин. Завтрак у учителя состоял из той еды, которую он брал с собой с ужина.       Но стоило Икабоду увидеть прекрасную певицу Рэд, как он мгновенно забывал, что он учитель. После очередного её концерта в кафе или на крохотной городской площади, он удалялся с ней в лес недалеко от школы, срывал для неё грозди дикого винограда и читал ей вслух из своих книг. Содержимое книг Рэдди находила очень завлекающим, так как сама интересовалась романтическими историями, а то и наукой. Если же учителю приходилось уходить слишком далеко от города, он брал у соседа старую лошадь, которую звал Герцогиней, и скакал на цветущий луг, на скаку срывая цветы для возлюбленной. Любил он и собаку Принцессу, и даже купил ей ошейник — из простой кожи, но всё-таки настоящий.       Для Брома ухаживания Икабода за Рэд, были, конечно, жестоким романсом. Боясь потерять подругу, Бром пытался изловить её после концертов, и уводил на заливные луга, чтобы там побеседовать с ней и найти ей какую-нибудь лесную диковинку.       Но однажды случилось то, что заставило Рэд переключиться на Брома. То было в банный день, когда Рэд прибралась в мужской общественной бане. — Пора в баню идти, всё готово уже, — сообщила она Брому и Икабоду, ужинавшим в кабаке, а сама убежала погулять на заходе солнца. — Неудачно вышло, — прошипел Бром учителю, — что нам с тобой вместе придётся в одной бане мыться. — Это ещё ничего. — ответил Икабод. — Страшусь я не соблюсти банные правила. — Это — да, — подтвердил Бром, — ведь банник наказывать умеет. Икабод прекрасно знал о баннике — духе, обитающим в бане, — поэтому прибавил: — Баня вообще считается опасным местом. Ты, наверное, помнишь, что в бане категорически нельзя шуметь, стучать и даже громко говорить. А особенно строгий запрет наложен на брань — ведь произнесённое в бане проклятие обязательно сбудется. — Ты Яшку знаешь? — спросил Бром. — Какого Яшку? — Да один из моих приятелей. Год назад он вернулся с ярмарки ночью, решил попариться, зашёл в баню, залез на полок. Вдруг в чаду и дыму явился ему страшный лохматый мужик в красной шапочке! «А, попариться захотелось! — закричал банник. — Забыл, что после полуночи баня наша!» И ну хлестать Яшу двумя огромными раскалёнными вениками. Утром нашли его в бане в беспамятстве валяющегося. Долго, бедный, говорят, в себя приходил, трясся и молчал. Учитель нервно сглотнул: — Чтобы с нами не произошло подобной истории, пойдём, попаримся, не иначе как до захода солнца. Взяли полотенца, пришли в баню. Зашли в предбанник, Бром стал раздеваться; скинул безрукавку с рубахой и велел: — Кофту тоже снимай! — Ни за что! — остался непреклонным школьный учитель, снявший верхнюю одежду. — Я не буду намыливаться целиком. — Не хочешь мыться — так и скажи! — проворчал Бром, а про себя подумал: «И кто меня дёрнул журавля этого с собой брать?! Чего доброго, сам таким же странным стану.» И нарочно завёл очередную страшилку: — А то ещё случай такой был. Одна девушка тоже в полночь пошла в баню. А потом вдруг оттуда — раз! — и выбегает, вся исхлёстанная вениками. Отец ей — что такое? Она — ни слова. Тогда отец в баню забежал. Час ждут, два ждут — нету! Забегают в баню… а там его кожа на печи натянута! Это всё банник! Отец-то с ружьём побежал, раза два выстрелить успел, ну и, конечно, рассердил банника шибко. И кожа так ещё страшно натянута на печи… Увидев, что такой легенды Икабод испугался ещё больше, коварный Бром довольно усмехнулся. Учитель дрожащим голосом изрёк: — Уверен, баннику не придётся сдирать с нас кожу, так как мы идём в баню до захода солнца… А впрочем, довольно слов, а то оно совсем скроется. Заходи в баню. — А ты? — спросил парень, пролезая в низкую дверь. — Я почитаю заговор. — Икабод вышел на крыльцо бани, повернулся к солнцу, которое почти зашло и заговорил: — Встал из избы дверьми, со двора воротами, вышел в чисто поле. Есть в том поле сухая поляна, на ней цветов нет, и трава не растёт. Так и у меня в бане никакой нечисти! …Вскоре они оба уже находились в бане: Бром обнажённый по пояс, а Икабод в рубахе, панталонах и чулках. Хоть при Броме он не собирался мыть всё тело, но знал, что даже при недолгом нахождении в таком нечистом месте, как баня, необходимо помнить правила. Теперь же заговор прочитан, банные правила напомнены — а значит, ничто не пойдёт не так! — Эй, поторопись! — прикрикнул Бром. — мыло не только для тебя одного. — Нельзя в бане громко говорить. — напомнил учитель, обмывая мылом руки. — И за то, что торопишь, банник под печь затолкать может и там ободрать. Недовольно рыча, Бром отсел в угол. Он был зол на Икабода, и вновь, пользуясь его суеверием, хотел напугать его. Хулиган стал стучать в стену кулаками, говоря, что это банник стучит, но Икабод сделал ему суровое замечание: — Не банник стучит, а ты, и этим нарушаешь очередное банное правило. «Ну нет, ты точно журавль!» — подумал на Икабода Бром, намыливая спину. Икабод же смыл с волос пену и совсем случайно выглянул в окно. Там под своим розовым зонтом прогуливалась Рэд; Икабод, позабыв обо всём, высунулся из банного окошка и тихонько крикнул: «Здравствуй, Рэдди!» Белокурая красавица, смеясь, помахала ему. Бром, не желающий слышать ничего подобного, затащил учителя за косичку обратно в баню, и сам помахал Рэд, но та уже развернулась и ушла в другую сторону, даже не взглянув на парня. Окончательно раздосадованный тем, что всё её внимание достаётся какому-то школьному учителю, Бром не удержался от ругательства: — Ах, ты… Да чтоб тебя, такого-сякого, всадник без головы взял! Икабод вздрогнул, услышав страшное проклятие; теперь оно сбудется, непременно сбудется! Но он не подал вида, а только вышел из бани, как будто уже помылся, накинул кафтан и шляпу и выскочил на улицу. Не помнил бедный Икабод, как достиг дерева, огороженного круглой скамейкой. Откуда ни возьмись, прибежала Рэд и подсела к нему. — Как в бане? — спросила она. — Ужасно! — воскликнул учитель и шепнул девушке на ухо: — Бром проклял там меня! — Не может быть! — ахнула Рэдди. — Додумался же… — Может, очень может быть! — с горечью говорил Икабод. — Он знал, что проклятие, произнесённое в бане, сбудется бесповоротно. Он пожелал, чтобы меня забрал всадник без головы! Теперь я проклят! Что же делать?! Рэд прекрасно знала, что всадник без головы — опаснейший призрак, изредка появляющийся в соннолощинской роще, поэтому спросила: — А когда было произнесено это проклятие? — Прежде чем зашло солнце. Сейчас оно уже зашло… — Значит, ему не суждено сбыться. Если было бы оно произнесено после заката, то обязательно сбылось бы. Так что, ничего не бойся. Страх, мучавший учителя, ушёл куда-то вглубь. Ему хотелось, чтобы слова его подруги сбылись как никогда достоверно. А Рэд, направляясь на свою ферму, думала о том, что дружба с суеверным боякой не доведёт до добра. Ей, как интеллигентной девушке, лучше побольше быть с Бромом, который никаких чудовищ, и без того не существующих, не боится. А на следующий день Балтус ван Тассел праздновал свой юбилей. В его доме должно было собраться много гостей, и Рэд писала всем им приглашения, которые развозили специально нанятые люди. Также предстоящая вечеринка стала поводом для Рэд вновь подлить масла в костёр соперничества, поэтому послала обоим своим кавалерам любезные приглашения.       Через десять минут после уроков, Волшебница зашла в школу, пряча за спиной какой-то листок. — Что ты там принесла? — спросил её Икабод, стирая надписи с доски. — Приглашение. Я нанялась в посыльные к Рэд, чтобы иметь честь передать его вам. Она элегантно протянула учителю письмо, в котором было: «Вы сердечно приглашены посетить праздник у Балтуса ван Тассела сегодня вечером. Прошу, приходите. Рэд.» Икабод не мог шевельнутся от изумления и радости. Выхватив у девочки лист, он поставил его на полку рядом с полуразбитым зеркалом и стал причёсываться. — Мистер Журавль, а можно я тоже… — начала было Волшебница, но учитель махнул на неё рукой: «А ты домой, спать!» — У меня нет здесь дома… Но зато есть личные вещи… — что-то придумав, она пошла к себе в башню. Икабод был несказанно счастлив, полагая, что такое приглашение может означать только одно: она предлагает ему руку и сердце! Учитель заплёл себе косичку, повязав на неё бантик, и аккуратно отряхнул свой единственный чёрный кафтан ото всех пылинок. — Ты слышала, Принцесса? — радостно сказал он собаке. — Я добился своего! Сегодня всё решится! Собака довольно забила по полу хвостом. Икабод воткнул в кафтан жёлтую розу, служившую единственным украшением возле старого зеркала, и ещё долго любовался собой. — Если ты всегда будешь таким неотразимым, то Рэд станет твоей наверняка, — сказал он своему отражению. Затем взяв в одну руку зонтик, с которым часто гулял на прогулках, в другую — Принцессу, учитель направился к соседу за лошадью. Серая лошадь Княгиня была настоящей клячей с маленьким хвостиком и паршивой гривой. Она всю жизнь служила на пашне, и бежала быстрее, только если стоило посильнее ударить её. Путь на ферму ван Тасселов сам по себе был довольно долгий, да и не хотелось Икабоду позже всех приходить. Поэтому он решил в гости быстренько доехать на Герцогине, чтобы не пропустить ничего интересного. Собаку он устроил в седле позади себя и, окрылённый надеждой, поскакал навстречу своей мечте.       Герцогиня шла шагом. Перед Икабодом проплывали многочисленные поля и огороды фермеров, освещённые густым золотом заката. Несчётны были и богатства ван Тасселовских владений, где каждый колос, каждый кочан капусты, каждый кустик ухоженной картофели вызывал у Икабода восторг и даже некоторую зависть. А Рэд… Уж она-то наверняка его полюбила всем сердцем, потому и пригласила. Да она практически уже принадлежит ему, в этом можно не сомневаться… Икабод зажмурил глаза и мысленно увидел себя хозяином в собственном богатом доме за столом, уставленным яствами; рядом его прекрасная Рэд, заваривает чай… Смех и весёлые голоса прервали его мысли; учитель уже был у дома фермера. Вокруг было тихо и торжественно — даже свиньи в новом красивом свинарнике не хрюкали. И только из светящихся окон дома доносился шум голосов и музыка. Соскочив с лошади и быстро сказав ей «Подождёшь меня.», Икабод подманил собаку и уже хотел было толкнуть дверь, как вдруг сзади будто колокольчики прозвенели. Учитель обернулся и увидел свою верную ученицу Волшебницу, в длинном зелёном платье с широкими удлинёнными рукавами. Позолоченные шпильки, вставленные крест-накрест в высокую причёску и, покачиваясь, звенели тонкими подвесками. — Это что за карнавал? — сдвинул брови Икабод. — Понимаете, очень китайскую моду люблю. — улыбнулась Волшебница. — А вы как думали, учитель? Пока вы будете на вечеринке развлекаться, я, значит — дрыхни в своей конуре? Нет уж. — Вот пожалуюсь твоим родителям… — Эй, мистер Журавль! Вы разве забыли, что родителей у меня нет и никогда не было? — Жаль. Ладно, пущу тебя на этот взрослый праздник. Ты только там не балуйся. — Как вам угодно! — надменно фыркнула Волшебница, и они втроём — учитель, ученица и собака — распахнули двери в имение богачей и вошли. Входная дверь вела прямо в столовую, где уже вовсю шумели гости: здесь были и матери учеников Икабода, и многочисленные приятели Брома, и женщины с хорового пения, и все фермеры городка, и всех не перечислить. А на столе были выставлены все кушанья, какие только могла приготовить искусная голландская хозяйка: копчёная говядина, свиная ветчина, только что принесённые с жаровни молочные поросята, голуби, фаршированные виноградом, рыба с грибами, куропатки с апельсинами. А на десерт были готовы торты с самой сладкой и густой глазурью, медовые пирожные, ватрушки, эклеры. При виде этих умело приготовленных лакомств, у Икабода аж слюнки потекли — так ему захотелось их отведать. Волшебница не стала медлить, сразу уселась с собакой за стол и целый медовик умяла. Учитель тоже, следуя на запах шоколадной глазури, уже хотел взять первое попавшееся пирожное, как к нему выбежала Рэд. Она была в розовом шёлковом платье, с синей лентой на шее; светлые волосы её, которые она в обычные дни прятала под белой шапкой, были заплетены в две косички. В знак приветствия, она сделала реверанс; Икабод с поклоном легко кинул ей жёлтую розу из своего кафтана. Поймав её, Рэд аккуратно поставила её в стоящую рядом вазу на столе, и заговорила: — Я знала, ты придёшь. А это кто с тобой вошла? — О, это моя ученица Волшебница. Может, потому она и странная такая, что умеет колдовать ледяной магией и любит одеваться в тяжёлые китайские наряды? — Надо же… — девушка была удивлена. — А мы… Мы, знаешь ли, тоже очень странные. Ты школьный учитель, я — городская певица. Ты суеверный, я — обыкновенная. Мне восемнадцать лет, тебе — около сорока. Мы совершенно разные. Но что-то нас объединяет… Тут они оба словно догадались и хором воскликнули: — Косички! И оба засмеялись, дёргая себя за косички. Тут Икабод взял Рэд за руку и предложил: — Ну, если так, тогда позвольте пригласить вас, мисс ван Тассел, на этот праздничный… хм!.. танец! — Ладно, — улыбнулась Рэдди, и певица с учителем начали вальсировать по огромной столовой, сливаясь с другими танцующими парами. Икабод получил возможность похвастаться своими незаурядными танцевальными способностями, но поначалу он не мог свыкнуться с этим радостным случаем, и двигался плавно и осторожно, словно боясь забыть каждое движение. Шаг влево, шаг вправо, обмен местами, поворот… Но притом, учёный Икабод намеривался снискать себе расположение и представить себя в высшем обществе, поэтому начал кружится с Рэд всё энергичнее, чтобы люди обратили на них внимание. Громкость музыки от флейт, пианино и скрипок музыкантов усилилась. Учитель неутомимо вертел в объятиях свою избранницу, умудрившись в ходе танца даже съесть кусочек торта, и всем этим ещё больше раздражал Брома, изнывающего от ревности в углу. Когда Рэд увидела Икабода, она конечно бросила своего прежнего партнёра, и теперь великий охотник просто не знал, что ему делать. Но вдруг он обратил внимание на девушку Куколку, одиноко сидящую на другом конце скамьи и выжидающую кавалера для танца. «Она для Икабода — самая пара, — подумал Бром, — его ученица — пусть с ним и танцует.» Раздумав план действий, парень встал, будто приглашая Куколку на танец, и она охотно бросилась с ним в лихой пляс. С трудом удерживая Куколку за её пухлые руки, Бром прорвался к Икабоду, дождался момента, когда тот отпустит Рэд, и швырнул на него свою толстую партнёршу. Тут же схватив Рэд за руки, Бром галантно пошёл с ней по залу, взглядом спрашивая: «Нравится ли тебе мой танец? Довольна ли ты?» Рэд лишь, отводя глаза, вздохнула с томной улыбкой и передала себя… Икабоду, вынырнувшему между ней и Бромом. Почуяв, что толстая девушка опять вцепилась в него, раздосадованный Бром схватил её в охапку побежал догонять свою любовь, уходящую с «прóклятым журавлём». Икабод же, наоборот, из-за спасения своей красавицы от злобного Брома испытывал какое-то восторженно-нежное чувство. В настоящей реке танцоров Бром нашёл его не скоро; он пытался догнать учителя, но тот ловко увиливал от него, чуть ли ни прижимая Рэдди к себе. Белокурая красотка, часто дыша, сказала своему партнёру «Браво, Икабод!», и он продолжал в прямом смысле убегать от преследовавшего их Брома, и щёки учителя даже порозовели от оживления и жары.       Волшебница была рада ни меньше, чем её учитель. Она, сидя за столом, быстро находила его с Рэд в потоке танцующих, и, искренне радуясь его счастью, хлопала в ладоши. Вихляния в танце учителя и красавицы, стук башмаков по дощатому полу и убыстрённое вождение скрипача смычком, — всё это казалось девочке умилительно красиво. Давно она не испытывала ничего подобного. Сердечко её билось часто-часто от всего ловкого и мелькающего, а ноги сами просились в пляс. Не выдержав, Волшебница схватила сидящую рядом Принцессу за лапы и закружилась с ней по столовой. Ничего не понимающая собака недовольно зарычала, сжимая в зубах кусок бекона, которым наслаждалась в последний момент. А Бром хотел усадить Куколку обратно на скамью, но та вновь прилипла к своему партнёру, прямо-таки надрываясь от смеха. Наконец Бром изловчился и забросил прилипчивую партнёршу в кладовую, подперев дверь стулом. Затем открыл погреб, в надежде, что Икабод свалится туда. Икабод пошёл спиной к погребу, встал на самый край… и ни шагу назад! Парень не успел даже рассердиться: из кладовой выбралась Куколка и снова бросилась к нему! В ужасе бедный Бром стал отступать и через секунду упал в ловушку, которую сам подстраивал учителю. Выбравшись из погреба через выход на улицу, Бром с неимоверной злостью взглянул в окно на Икабода, который прямо в азарт вошёл от танцев, и лихими прыжками кувыркался через голову. — Ишь, что вытворяет! — ахнула Волшебница. В затяжном прыжке Икабод вскочил на тыкву и, проехавшись на ней, как на цирковом шаре, вокруг Рэдди, наконец окончил танец и припал к её руке губами. Все аплодировали учителю и кричали «Браво!», хлопала и Волшебница, так же крича «Браво!» Восхищённые танцем Икабода, к нему сбежались чуть ли не все приглашённые женщины. Учитель гордо кивал всем и улыбался — казалось, весь городок аплодирует ему. Зато Бром на улице готов был взорваться от злобы, как перегретый чайник. Таким посрамлённым он не выглядел ещё никогда в жизни. Однако маленькая надежда ещё теплилась в нём — час Икабода пробил, пробьёт и его час.