***
Ливси пролежал в горячке уже сутки, почти не просыпаясь, и бредил во сне. Капитану и Трелони, что дольше остальных находились рядом с ним, приходилось слушать отрывки фраз вызванные кошмарами. В частности, они были связаны с последними событиями на острове. И невольно Смоллетту пришлось узнать множество переживаний доктора. Например, о том, как тот скорбел, считая Джима погибшим; как был зол, скрывая настоящую обиду и гнев от остальных, когда мальчик сбежал из форта; как был напуган, когда Джима нашли едва живого в руках пиратов. Александр смутно знал, что тогда произошло с мальчишкой. Ливси сильно страдал, когда за чередой всплывающих воспоминаний последовало это. Сквайр знал гораздо больше капитана и под его непонимающий, и от природы просто требующий объяснений взгляд поведал правду: Джима пытали, силясь узнать, где спрятан корабль. Закрывали в бочке, мучая удушьем и страхом. После этого, капитан больше молчал (хотя, куда уж больше) и ни о юнге, ни об острове слова не ронял. Однажды поздним вечером, когда больной совсем успокоился и спал мирно, капитан задержался у него. Хотел было уже уйти, когда услышал крик из соседней каюты. Зайдя к Джиму, он обнаружил, что мальчик мечется по постели, вскрикивая и хватаясь за горло, при этом всё ещё находясь во сне. Смоллетт спешно подошёл к кровати. Джиму снилось, что он снова в той бочке, только стенки у неё мягкие, безумно горячие, пульсируют. Здесь душно, он задыхается, от ужаса в том числе. Доктор, где же доктор? Почему он всё не приходит? Он же должен прийти, так должно быть. Откроет крышку, вытащит его из этого ада, возьмёт на руки и будет успокаивать, крепче сжимая в таких родных, тёплых объятиях. Но крышка не открывалась, никто не приходил. Джим кричал в отчаянии, пока не стало больно. Стало болеть плечо, а по щекам проходился огонь. Вынырнув из кромешной тьмы, Хокинс открыл глаза. Над ним навис капитан, в глазах проскальзывало беспокойство. Но стоило ему отойти от шока, как взгляд моряка стал прежним. Свалились ему на голову, что Джим, что Ливси. Смоллетт уже откровенно устал от этой нескончаемой атмосферы страданий. Словно на корабле не мужчины, а маленькие дети, не считая Джима конечно. Хокинс уже оправился от кошмара и теперь, сев, глядел на капитана. — Успокоился? — Спросил моряк. — Угу. — Не "угу", а да. — Да, сэр. — Отлично, — буркнул Смоллетт и встал. Джим тут же схватил его за рукав, не давая уйти. — Не уходите, — слёзно просил мальчик. — Джим… — Пожалуйста, на пару минут. — Может, тебе не двенадцать, а пять? — Едко спросил Александр. Хокинс нахмурился и не сводил сверлящего взгляда. Моряк, фыркнув, всё же сел, всем своим видом показывая, что толку никакого и с этим пора заканчивать. — Ну, и что дальше? — Ничего, просто посидите немного, — пробормотал паренёк. С каждой секундой, всё сильнее хотелось забрать свои слова назад. — Господи, Джим. Почему ты просто не ляжешь спать и не дашь мне наконец уйти? — Не выдержал капитан. — Не могу, — прошептал ребёнок. — Мне… страшно. Он опустил голову, избегая пересекаться взглядом с капитаном. Ему было безумно стыдно признавать такое перед этим человеком. Но перспектива сию же минуту остаться совершенно одному просто убивала. Лучше было сидеть тут, один на один с самым противным человеком на этом корабле. — Это не смертельно. Со своими капризами будешь обращаться к доктору. — Он не просыпается уже третий день, — заговорил Джим дрожащим голосом, на что Смоллетт раздражённо выдохнул. — Хокинс, немедленно успокойся, у него обычная простуда. — У моего отца тоже была простуда, — голос совсем надломился. Повисла тишина, неловкая для Александра и болезненная для Джима. По щеке юнги скатилась первая слеза. — А вдруг он умрёт? Не проснётся… Он разрыдался себе на колени, пряча в них лицо. — Джим, кончай реветь, слышишь? — Строго сказал взрослый. Джим правда старался перестать, но страх жгучими тисками сдавил горло, вырывая всхлипы. Капитана это жутко раздражало, он не любил, когда люди плакали. Успокаивать он тоже не умел. Но с этим так или иначе нужно кончать. — Послушай-ка, Джим. И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — так же серьёзно обратился он к мальчику, и, когда тот не откликнулся, осторожно взял его за подбородок, заставив приподнять голову и смотреть себе в глаза. — Запомни, никогда не смей забивать себе голову такими вещами. Уверен, доктор не собирается бросать такого мальчика, пусть и плаксивого. После последних слов, Джим невольно надул губы, но слова капитана дали заметный результат. Хокинс успокоился. — А теперь спать, сонные матросы мне не нужны, — закончил капитан.***
Дэвид медленно приходил в себя. Голова просто раскалывалась, и подташнивало. Горло просто иссохло. Доктор хотел прижать пальцы к виску, чтобы хоть как-то облегчить боль. Но еле-еле передвигающая себя рука, встретила препятствие. Ливси открыл глаза и, устремив взор куда-то вниз, увидел, что у него под боком спит не кто иной, как Джим Хокинс. Сжавшись в комочек, мальчик неосознанно передёргивал плечами. Дэвид кое-как вытащил из-под него одеяло и укрыл. Может сразу, а может чуть позже, в каюту вошёл Трелони. — Дэвид! Наконец вы проснулись, — громогласно воскликнул он, и его голос болью отдался в голове, отчего доктор не сдержал порыва болезненно поморщиться. Сколь бы не хотелось ему огорчать друга, но гримаса боли пошла ему на пользу. Джон стыдливо извинился жестом и теперь говорил гораздо тише. — Я так рад, что вы пришли в себя. Признаться, мы уже стали волноваться. — Ч-что случилось, Джон? — Просипел Ливси, голоса всё ещё почти не было. В этот момент Джим зашевелился, сонно потирая глаза. — Вы не приходили в себя четыре дня, не считая этот. Мы уже всерьёз пожалели, что на судне всего один врач. — Что ж, справились вы без него неплохо, — попытался улыбнуться Дэвид. — Доктор! — Рядом разразил воздух звонкий голос Джима. Он обвил шею мужчины руками и прижался к груди Ливси. — Ох, полегче, малыш. Но мальчик не спешил ослаблять хватки, столько дней разлуки с доктором были просто мучительны. — Я так скучал по вам. — Я тоже, солнышко. В этот момент в каюту зашёл Грей, в руках у него был поднос с обедом. — Добрый день, доктор. — И тебе, Грей, — ответил врач. Джим уже слез с него и расположился рядом, помогая Дэвиду принять сидячее положение (даже с помощью парнишки получилось это у него не сразу), чтобы тот мог поесть. И это было как раз кстати. Доктор прилично похудел за дни болезни. — Ммм, очень вкусно, — едва успел сказать Ливси, прежде чем под натиском голода отправить себе в рот ещё одну ложку супа. — Сильвер постарался, — хмыкнул Абрахам. — Думаю, нам пора. Мистер Трелони, нужна ваша помощь на палубе. Но сквайр его не услышал. Грей громко прокашлялся. — Ах да, — неловко спохватился Джон и ушёл вслед за Эйбом. Джим и доктор остались одни. Вскоре Дэвид опустил тарелку на колени и обессиленно откинул голову назад. — Что случилось? — Обеспокоенно спросил мальчик. — Не волнуйся, я просто немного устал, — улыбнулся Ливси. — Тогда давайте я вас покормлю! — Воодушевлённо воскликнул Джим. Дэвид мягко, коротко рассмеялся. Было довольно мило, когда Джим так делал. — Не стоит, малыш, я сам. — Я хочу о вас позаботиться. Ну как можно было отказать таким милым глазкам? Вышло как-то неуклюже и даже смешно, но со временем у Джима стало получаться лучше. Закончив, Хокинс отложил тарелку и прилёг рядом, прижавшись к Дэвиду. Ему нужно было это, чтобы убедиться, что всё реально и доктору действительно лучше. Не прошло и пары минут, как зашёл капитан. Он отослал Джима на палубу продолжать работу. Тот хихикнул и с громким «Есть, сэр!» выскочил из каюты. Дэвид такой реакции мальчика немного удивился, ведь, тот к приказам капитана испытывал всё что угодно, но только не радость. — Что произошло, пока меня не было? — Спросил он у севшего рядом на стул Смоллетта. — Ничего особенного, просто мне пришлось за ним приглядывать, пока вы спали. Совершенно несамостоятелен. — И вы подружились. — Не совсем, — твёрдо ответил Александр, но тут же неловко прокашлялся — что и выдало его. Дэвид улыбнулся, но попытался скрыть это, чтобы не задеть друга. — Как вы себя чувствуете? — Перевёл тему моряк и внезапно, как и в прошлый раз, коснулся его лба ладонью. Можно было удивиться, как такие грубые, сильные руки, в такие моменты становились осторожнее и мягче лёгкого ветра. — Хорошо, скоро совсем поправлюсь. Вы хорошо справились. — Скажите спасибо нашему юнге, не отходил от вас ни на шаг. Я даже готов сказать, что доктор из него сейчас лучше, чем искатель приключений на свою и чужие головы, — совершенно серьёзно произнёс капитан. Ливси не выдержал и рассмеялся, тепло и лучезарно. Но эту радость прервал сильный кашель. Когда Дэвид снова смог нормально дышать, капитан дал ему кружку чая. В душе доктор не знал, как благодарить друга. Онемевшие руки были до предела рады теплу. — Спасибо. — За что же? — Немного удивился капитан. — Эм, просто, — пожал плечами Дэвид.***
Дэвид — плохой пациент, в этом капитан убедился с первого же дня, как тот пришёл в себя. Он принимал лекарства и чаи, в частности, сам помогал капитану лечить себя. Но категорически не хотел соблюдать постельный режим. Однажды это сыграло ему на зло. Очередной раз навестив доктора, Смоллетт застал его за письменным столом. Тот сидел за записной книжкой, которую часто можно было заметить у него в руках, а во рту была трубка. Несмотря на то, что сам моряк обожал жевать табак, особенно во время работы, дым он не выносил. Но не это сейчас заставило брови Смоллетта нахмуриться, а губы сжаться в тонкую линию — Ливси сидел в одних кюлотах и рубашке, а плед, закутавшись в который он обычно проводил время, одиноко лежал на кровати. Окошко и вовсе было приоткрыто. — Накинули бы хоть камзол, вечером холодно. — Ничего лучше, чем это, капитан не придумал. — Мне достаточно тепло, — тихим, что едва было слышно голосом ответил доктор, даже не повернувшись к нему. — Открывать иллюминатор тоже было опрометчиво. — Сквозняка нет, а проветрить каюту давно пора. — На самом деле, Ливси было просто жарко. — Дэвид, вы доктор, — рассердился капитан. — Уж вы-то должны знать, что нельзя так яро не беречь себя. Александр подошёл ближе и наконец разглядел Дэвида спереди. Щёки его были красные, и когда моряк обыденным уже для обоих движением коснулся лба друга, тот был значительно горячее чем ещё утром. — У вас поднялся жар. Дэвид с детским удивлением приложил тыльную сторону ладони к месту, где секунду назад касалась рука моряка. — Ничего не чувствую. — Немудрено, — буркнул в усы Смоллетт. Как и ожидалось, жар поспешил подняться, а за ним в гости заглянул и бред. Дэвид прятал лицо в подушке упрямо мыча, отказываясь принимать лекарство. Но Александр был настойчив и ухитрился влить его в доктора. Присев на стул, моряк устало вздохнул и наконец задался вопросом: почему он всем этим занимается? Почему бы не доверить Дэвида его хорошему другу — Трелони, который беспокоится за него точно больше капитана? Дело в том, что капитан просто побаивался оставлять его с доктором. К тому же, так же как и с Греем, на палубе будет труднее без пары рук, а Смоллетт, как помнится, ранен. Тут в каюту зашёл Джим, который практически в любое свободное время заглядывал к доктору. Дэвид, едва увидев его, подозвал к себе, и не обращая внимания ни на какого капитана, потянув за руки уложил себе на грудь. Ливси полусидел, прижимая к себе юнгу под осуждающий взгляд моряка. В один момент этой идиллии доктор ни с того ни с сего вдруг буквально заплакал. Обнимал Джима и целовал его макушку, пока тот ошарашенно пытался высвободиться. — Доктор, что с вами? — Спрашивал мальчик. — Мальчик мой, солнышко, — сквозь всхлипы лепетал Дэвид. — Ещё вчера совсем маленький был, в моей треуголке помещался. А теперь уже совсем большой стал… взрослый… Где ж взрослый, мальчик ещё. А я тебя одного там оставил. Не уберёг… от этих… Прости меня, малыш, прости пожалуйста. Джим от такой речи впал в ступор, к горлу был готов подступить ком слёз. — У него бред, — объяснил капитан, заметив реакцию Хокинса. — Он меня пугает. — Не бойся, это пройдёт. Как бы только он выражаться не начал. — Доктор никогда не ругается, — встал на защиту Джим. — В горячке и не такое бывает, — усмехнулся Смоллетт, позволив себе вспомнить немного из прошлого. — У меня однажды на судне матрос такое загнул — рыба за бортом повсплывала. Джиму последние слова капитана показались забавными, и он рассмеялся. Вскоре, выплакавшись, Ливси уснул, но и юнга держался недолго. Так приятно было лежать на тёплой груди любимого доктора, что он, забыв обо всём на свете, блаженно нежился в этих объятиях, погрузившись в сон. Александр хмыкнул, но больше добро улыбнулся, и поправил одеяло, укрыв обоих. Задув огонёк в лампе, он покинул докторскую каюту.***
Через несколько дней, доктор Ливси поднялся на палубу. Все члены экипажа сердечно приветствовали его, всё будто снова встало на свои места. Особенно был рад его возвращению Джим. Уже к середине дня доктор заметил, что капитан стоит в стороне и приглушённо кашляет, пытаясь скрыть это за кулаком. Причём кашель был явно не от того, что тот подавился. — Капитан, как вы себя чувствуете? — Спросил он, подойдя ближе. — Кхм, прекрасно, — ответил Смоллетт, пытаясь прочистить горло от хрипоты. — Что помимо кашля вас беспокоит? — Продолжил врач, будто проигнорировав его слова. — Першит в горле? — Дэвид, я же сказал… Кх… всё в порядке. Я неудачно сглотнул. — Мне так не кажется. Не отмахивайтесь. — Я не отмахиваюсь, серьёзно. Я не могу оставить команду без присмотра. — Не беспокойтесь, совершать сложные манёвры корабль не собирается. Вам нужно немного посидеть в тепле и отдохнуть, тогда всё быстро пройдет. Верно, Джим? Мальчик, уже появившийся из ниоткуда рядом, выразительно закивал. — Ливси, я не могу прямо сейчас всё бросить. Может, попозже, — устало проговорил моряк. Джим и доктор переглянулись, ухмыляясь, будто заговорщики, и Александру это уже не нравилось. — Мистер Трелони! Не могли бы вы подойти? — Крикнул Дэвид. — Хорошо, хорошо, я ухожу, — сдался капитан. Спорить с неугомонным сквайром было последним, чего ему хотелось. Дэвид слегка улыбнулся и вздохнул, прежде, чем последовать за Александром. Деньки с таким пациентом предстоят нелёгкие.