Он же самый-самый

Кирилл косит лужайку Сони. К сожалению, это не эвфемизм для чего-то более приятного, чем таскание старой косилки взад-вперед по ее огромному, просторному двору. Здесь, на жарком солнце, пока его мускулы двигаются под кожей, а пот капельками стекает по спине, парень осознает, что несколько месяцев не занимался сексом. Шесть, если быть точным. У него не было секса так долго еще до того, как он потерял девственность. Но что действительно пугает, так это то, что он не много пропустил. Во время своих путешествий Кирилл встречал кучу девушек, готовых и желающих встряхнуть его мир. Желающих - не совсем подходящее слово. Они отчаянно жаждали трахнуться с ним. Они знали, кто он такой, и делали всё возможное, чтобы стать той девушкой, которая бы так задурила ему голову, что он взял бы ее с собой. Одна и та же старая добрая история в течение последних лет. Между «славой» и «охотницами за членами» знак равенства. Толкая газонокосилку, блондин вспоминает всех этих девущек. Боже, некоторые из них и вправду встряхнули его мир. Вещи, которые они позволили ему вытворять, и то, что они сами сделали для него, были невероятны - очень близко к тому кайфу, что он мог получить, выходя на сцену. Но всё всегда заканчивалось, как только его член обмякал. В конце концов, секс с фанатками стал почти что еще одной формой мастурбации. Волнение от него давно прошло. Не важно, как технически были подкованы цыпочки, они никогда не видели в нем ничего более, чем средство для достижения собственной цели. И все эти девушки никогда не высказывали свое мнение, которое бы противоречило его потребностям. Он мог отправить члена дорожной команды, чтобы сказать очередной фанатке, что он тоже участник команды, и она бы трахалась с ним также неистово. В общем, он использовал девушек так, как они использовали его. Соси, расставь ноги и свали куда подальше. Бездушные потрахушки. Это же чувствовал и Барз? Бездушность? Неуравновешенность? Впервые за несколько лет он чувствует себя так, словно стоит на твердой земле. И при этом не делает ничего, кроме ухода за лужайкой. Соня бросила на него косой взгляд, когда он спросил, что еще может сделать, поэтому он отшутился на этот счет. Но при этом был абсолютно серьезен. Он чувствует себя хорошо. Хочет больше этого - больше понимания того, что он нормальный, что он - человек, как и все остальные в этом мире. Вытягивая футболку из заднего кармана, он вытирает пот со лба и направляется к большому гаражу-сараю в задней части имения. Газон покошен. Не идеально - линии слегка косят. Парень разминает плечи, когда Соня появляется на задней веранде дома. Она держит два стакана с ледяным лимонадом. Девушка встречает его на полпути, и он едва выдавливает искреннее «спасибо» до того, как залпом выпивает содержимое стакана. Холодный. Свежий. Идеальный. Он начинает думать, что эта девушка никогда не даст ему ничего ниже звания «охуенно». Затем бросает беглый взгляд внутрь сарая и чуть не давится последним глотком лимонада. - У тебя есть самоходная ездовая косилка, - выпаливает, прыская напитком и глядя на косилку «JohnDeere», которая справилась бы с его работой меньше, чем за час. София, маленький дьявол, просто пожимает плечами, делая глоток вкуснейшего лимонада. - Разве мистер Мияги позволил бы Даниелю-сану использовать силу шлифовального станка? Я так не думаю. Соня испускает удивленный девчачий визг, когда он бросается на нее, перехватывая девушку за талию и закидывая на свое плечо. - Ты пролил мой лимонад, урод, - кричит она, но смеется. Слава богу. Правда, потому что он не думал о последствиях, когда набросился на нее. Он вообще редко думает о последствиях. Но блондин не хотел разозлить ее или свести с ума. Широко усмехаясь, кружит девушку и шлепает ее по сочной попке. Она еще раз громко визжит, молотя ногами по его бедрам, а руками - по заднице. - Ты умрешь за это, мистер. - Значит, я могу повеселиться напоследок, - кричит парень в ответ на ее протесты и снова шлепает ее по попке. Господи. Ему нужно остановиться, потому что сейчас он хочет сжать обеими руками ее округлую задницу. Возможно, проскользнуть пальцами между ее ягодиц и... «Успокойся, парень». Он мог бы обвинить жару и недостаток сексуальной жизни, но не уверен. Есть что-то странно-привлекательное в этой колючей, но такой плюшевой Соне. Нехотя, он опускает ее на ноги и напрягается, готовясь к нападению. Вместо этого она ударяет по его руке, а ее лицо такое же красное, как и томаты на грядке. - Придурок, - говорит Соня без эмоций. - У меня теперь кружится голова. - А, это к лучшему, - до того, как она сможет пошатнуться, он прикасается к ее локтю, чтобы помочь удержать равновесие. Сейчас она не у него на руках, и он почему-то не решается снова полноценно прикасаться к ней. Только вчера они были готовы перегрызть друг другу глотки. А теперь он хочет прикасаться к ней так много раз, как она ему позволит. - Ты сумасшедший придурок, знаешь это? - ее хмурое выражение лица кажется милым. - Я бы сказал, что так лишь время от времени. - Не удивлена, - Соня пропускает волосы через пальцы, и солнце заливает светом ее пряди. - Я собиралась предложить тебе пойти на пляж... - Пойдем же, - он пытается схватить ее за руку, но на этот раз она уворачивается. - Я не знаю... - София, - предупреждает он. - Не заставляй меня перебрасывать тебя через плечо и тащить туда твой маленький зад. - Ага, верно. Спорю, здесь ты тоже брешешь, чувак. Он делает шаг вперед так быстро, что почти прижимает ее тело к стене сарая. На самом деле их тела не соприкасаются, но она всё равно замирает. Кирилл пользуется преимуществом и наклоняется вперед, пока их носы не оказываются в миллиметрах друг от друга. - О, я кусаюсь, малыха. Но тебе это понравится. И только затем он осознает, что делает. Ее запах словно солнце, лимоны и топленый сахар. Сигнал об опасности раздается в светлой голове, крича «осторожно» и «сделай шаг назад». Но он не может остановиться и опускает взгляд на ее губы. Ошибка. Огромная ебаная ошибка. Они такие розовые, мягкие и приоткрытые, словно ждут, пока их поцелуют. Жар приливает к его члену, и приходится физически бороться с невыносимым желанием толкнуться бедрами вперед. Что за хуйня? Он потерял самоконтроль. Доказательством того, что это плохая идея, служит то, что Соня сжимает вместе эти красивые губки. - Я кусаюсь в ответ, и тебе это не понравится. В результате он широко и фальшиво улыбается. - Ты так только говоришь. А теперь собирайся, или я буду донимать тебя весь день. Она закатывает глаза, но, слава богу, поворачивается к дому. - Я упакую обед. Боже, она собирается его накормить. Ему нравится эта девушка уже только за это. Но Кирилл должен собрать себя в кучу. Потому что она не его тип, чтобы дурить ей голову. Любой парень с половиной мозга может это понять. Может, она и грубая снаружи, но это кажется лишь хрупкой оболочкой. Господи, в этом плане она напоминает ему Барза. Данная мысль охлаждает его. Возможно, ему следует сказать ей забыть обо всем и просто пойти домой. Но затем она поворачивает голову в сторону входной двери. - Входи. У меня есть, чем тебя нагрузить. И вот он снова на крючке. Есть в ней что-то такое, что парень не может игнорировать. Он отталкивается от стены сарая и тащится к лестнице в дом. - До тех пор, пока ты не забыла об обеде, я весь твой.

***

Полоса пляжа возле дома довольно узкая, но переходит в дикие дюны. Девушка стелит одеяло, устанавливает зонтик и кресло, пока Кирилл в полной растерянности осматривается. - Выглядит так, словно ты собираешься разбить здесь лагерь, - говорит он, когда она берет из его рук переносной холодильник и ставит его в тени за пляжным креслом. - Дальше собираешься вытянуть надувной матрас? Или кухонную раковину? - Мне нравятся удобства. И я предпочитаю не сгореть на солнце, как картофельные чипсы. Кирилл фыркает. - Я буду картошкой. Соня стягивает с себя футболку и освобождается от джинсовых шорт. - Делай, что хочешь. Но не приходи ко мне поплакаться, когда сгоришь. Я не стану втирать алоэ в твою спину. Ложь. Она была бы крайне рада втереть в него что-то. - Станешь, Сонь, - его голос подозрительно тихий, отвлеченный. - Ты всё брешешь, малыха. - Малыха? Так ты не заставишь меня... - она поднимает взгляд и обнаруживает, что он наблюдает за ней. Не искоса, а прямо. И у девушки возникает желание надеть футболку обратно. Ее черный бикини выбран с точки зрения комфорта, а не сексуальности, и он прикрывает больше, чем простой лифчик и трусики. Но она не привыкла, чтобы мужчина видел так много ее тела. Она не стыдится себя - хотя не будет рыдать, если ее задница вдруг станет меньше, а грудь побольше. У нее второй размер груди, так что приходится носить лифчик каждый день, и она не возмущается на сей счет. Что-то подсказывает ей, что Кирилл видел за свою жизнь приличную долю впечатляющих сисек. И ее раздражает то, что она боится показаться слишком плоскогрудой. Их взгляды встречаются, и, кажется, воздух между ними замирает. Голубые глаза Кирилла прищуриваются, а выражение его лица становится непроницаемым. Интересно, о чем, черт возьми, он думает. Ее сердце начинает колотиться, а небольшой поток тепла разливается внизу живота. Неизвестно, как долго они так стоят, глядя друг на друга, словно чужаки, которые наткнулись друг на друга на этом пляже. Вероятно, несколько секунд, но они кажутся вечностью. А затем он моргает, прерывая эту связь, и притворно спокойно осматривает весь пляж. Они здесь одни. Хотя на приличном расстоянии видно очертания нескольких людей, идущих вдоль берега. - Я схожу поплавать, - говорит он. - Хочешь со мной? - Ты не хочешь сперва съесть сэндвич? - что-то в груди сжимается сильнее, потому что сейчас парень вроде как нервничает, словно жаждет отделаться от нее. Кирилл смотрит на сумку-холодильник и шумно выдыхает. - Верно. Забыл об этом. Он приземляется рядом с девушкой на пляжное одеяло, достаточно близко, чтобы его бедро почти задело ее, и она почувствовала тепло его тела. У парня отличные ноги, мускулистые и с темными волосками, его кожа уже довольно загорелая. Ей не следует разглядывать его ноги. Не стоит суетиться с тарелками. - Ты часто сюда приходишь? - спрашивает он. - Почти каждый день. - С друзьями? Она вытирает руки о бедра. - Нет. Одна. Он откусывает кусочек сэндвича, глядя при этом на море. - Нет друзей? Боже, этот парень - ищейка. Или раздражительная крыса, сующая свой нос во все ее слабые места. С этим прекрасным образом перед глазами она кладет свой сэндвич. - Здесь не очень-то развита социальная жизнь. Большинство моих друзей в интернете. И когда в последний раз она говорила с кем-то из них? В шоке осознает, что не писала никому в течение нескольких месяцев. И никто не писал ей тоже. Она не стеснительна. Но всё же интроверт. Гулянки и тусовки - это не для нее. Но когда она стала такой изолированной? Почему сама не заметила? Или почему ее это не заботило? - В любом случае, мне нравится приватность, люблю заниматься собственными делами... - шея девушки напрягается, и она делает большой глоток лимонада. Соня пытается понять, о чем думает Кирилл, но он просто кивает и ест сэндвич, аккуратно откусывая большие куски булочки. Вздох удовлетворения покидает его, прежде чем он опускает сверток бумаги в холодильник и немного хмурит брови. - Держи, - она дает ему еще один сэндвич. - Я сделала тебе три штуки. Его усмешка мимолетная и широкая. - Я знал это. Всё брешешь. Она не улыбнется. Не-а. - Ешь свой обед. - Я вижу эту улыбку, Сонь. - Я могу забрать еду. Он хватает третий сэндвич и кладет себе на колени, скрючившись и прикрывая его грудью, пока поглощает второй. - Ты выросла здесь? - спрашивает он, после того как проглатывает огромный кусок еды. - Нет. Я выросла в Херсоне. Это дом моей бабушки. Она оставила его моим родителям, когда умерла, а они оставили его мне, - вот. Она произнесла это. И ощутила лишь капельку боли. Тупой боли, что как валун дробит ребра. - Я жила в Польше, но после... Ну, я просто захотела уехать домой. Это было ближайшее место для меня. Кирилл хмурится, но его голос нежен. - Когда они умерли, Соня? Она не хочет отвечать. Но молчание еще хуже. - Чуть больше года назад, - девушка делает вдох. - Мои мама и папа поехали на ужин. Папа напился, но всё равно сел за руль. Соня не говорит ему, что папа всегда был пьян в конце дня, отдаваясь тому образу жизни, от которого обещал отказаться, когда родилась она. Была ли она виной его пагубного выбора? Нет. Но в некоторые дни казалось, что так. Она напряженно сглатывает. - Он врезался в семейный минивен. Убил мать в минивене, себя и мою маму заодно. - Ебаный ад. Она пытается пожать плечами, но ничего не выходит. - Что есть, то есть. - Это отстойно. Кивая, она тянется к холодильнику за еще одной порцией лимонада. - Соня? Его голос такой нежный и осторожный, что она сразу же замирает и поднимает голову. Кирилл сжимает свой затылок рукой, его челюсть стиснута. Но он не отводит взгляда, хотя очевидно, хочет это сделать. - Я... Блядство... - он делает еще один вдох. - Прости меня. За то, как мы познакомились. За то, что меня вырвало на тебя, и я испортил твой газон, - его щеки краснеют, что даже немного мило. - Но больше всего за то, что заставил тебя заботиться о пьяном водителе. Он стряхивает несколько песчинок с колен. - Это было отстойно. И я не такой парень, - его светлые глаза округляются, и в них мерцают призраки. - Или я не был таким до недавнего времени. У меня просто... в последнее время трудный период, - заканчивает он, бормоча и хмуро глядя на море. - И ты обратился к бутылке, - не ей его критиковать. И она пытается смягчить свой голос. - Это никогда не помогает, знаешь ли. Он фыркает. - О, я знаю, - Кирилл снова бросает на нее взгляд, и его губы изгибаются в горькой улыбке. - Очевидно, что я провалил этот эксперимент. - Если бы ты провалил его, - говорит она тихо, - то был бы мертв. Кирилл бледнеет. - Думаю, ты права, - говорит он очень тихо. Они молчат, слушая шум волн и крики чаек. Затем она передаю ему сэндвич. - Я рада, что ты не умер. «Рада, что ты здесь. Со мной». Но у нее не хватает смелости произнести это. Он качает головой, словно смеется над самим собой, но когда встречается с ней взглядом, в его выражении появляется легкость. - Я тоже рад, София, - Кирилл наклоняется вперед и глядит на девушку. - Теперь мы в порядке? Кажется, он переполнен надеждой - и немного неуверенностью - что разрушает в ней остатки гнева по отношению к парню. И это слишком пугает ее. Гнев - отличная стена, которую Соня построила для своей защиты. Она знает это. Чего она не знает, так это того, как защитить себя от боли без гнева. Но хочет попытаться. Так что она улыбается. - Мы в порядке.