Художник и бедная леди.

      Говорят, что в последний момент перед глазами проносится вся твоя жизнь или какие-то особенные моменты. Я вижу перед собой лица Тёмы и Юли. А я была для них тем самым «особенным моментом»?       Умирать страшно. Я говорю Вам это, как человек, который умирает.       Мои глаза ещё открыты. В ушах стоит шум, но я могу его терпеть. И пока я могу терпеть, я могу говорить.       Перед глазами появляется новое лицо. Мои пальцы окунаются в рыжеватые волосы, затем скользят по лёгкой щетине. Я вижу голубые глаза и непроизвольно улыбаюсь.       Мне было семнадцать, когда мы познакомились. Вообще-то мне до сих пор семнадцать.       Я училась в одиннадцатом классе, а он приехал в мою школу, чтобы преподавать рисование… Зима 2012 года. Школа-пансион «ЛОГОС».       Старые двери пошатнулись и издали характерный звук. Анна незамедлительно обернулась. Увидев вошедшего, женщина метнулась к нему.       — Никита! — вскрикнула Ольшанская, прижимая к себе парня. — Ты как здесь?       — Решил, что хочу быть, как можно ближе к своей единственной, — Никита снял шапку, на которой застыл уже подтаявший снег, — и любимой сестре.       Анна закатила глаза и звонко рассмеялась.       Старкова замерла возле лестницы, рыжеватый парень был ей незнаком. Девушка неосознанно остановила свой взгляд на нем.       — Даш, — требовательный тоном произнёс Авдеев.       Ольшанская вздрогнула, услышав голос бывшего возлюбленного. Женщина потупила взгляд. Андрей презрительно оглядел её.       — Давай поднимемся наверх, — Анна подняла ручку синего чемодана и двинулась вперёд.       Авдеев схватил Старкову за руку и потянул наверх. Даша встрепенулась, выдергивая свою ладонь. Она разозлилась то ли из-за телодвижений Андрея, то ли из-за того, что её отвлекли. В любом случае, виновен в этом был Авдеев. Старкова незамедлительно поднялась по лестнице, оставляя позади и Андрея, и Анну, и их недосказанность друг к другу. Но главное: она оставляла позади его.       Помню, как злилась тогда на Андрея. Да и на Анну тоже. Теперь мне так жаль… Так много времени ушло на выяснение каких-то непонятных и никому ненужных отношений. Мне нужно было уже давно покинуть этот любовный треугольник, но не получалось.       И нет, я не влюбилась в него с первого взгляда. Я про Никиту. Это был интерес. И интерес этот был связан больше с Анной.       Да и вообще наше знакомство с Ольшанским произошло чуть позже, на следующий день…       По холлу безмятежно носились дети, которые только что покинули кабинеты. Старкова была погружена в свои мысли (Андрей никак не выходил из головы). Девушка видела его взгляды в сторону Анны, их разговоры, не словесные… они общались, хотя не говорили уже вторую неделю. Но Даша не ревновала. Это была обида.       Негласная обида, потому что он ей не поверил, потому что даже сейчас Авдеева тянуло к Ольшанской.       — Подходи, не ленись, — из раздумий девушку выбил голос, незнакомый голос, — изучай живопись!       Старкова неосознанно улыбнулась и остановилась возле мольберта и парня, стоящего рядом. В нём Даша узнала вчерашнего незнакомца.       — Привет, — парень протянул руку, — Я Никита.       — Даша, — Старкова вновь улыбнулась и протянула свою руку в ответ.       — Увлекаешься рисованием? — Никита кивнул головой в сторону мольберта.       — Как-то… нет, — девушка смущено потёрла шею, — честно говоря, я совсем рисовать не умею.       — Никогда не поздно начать!       Даша прищурилась и поджала губы, тем самым выражая свои сомнения.       — И всё же я надеюсь на твой положительный ответ.       Никита сморщил умилительную гримасу, а девушка рассмеялась.       — Я обещаю подумать.       Старкова принялась отходить, при этом не разрывая зрительный контакт с новым преподавателем.       Казалось, что ещё чуть-чуть его нужно продержать.       Затем она снова улыбнулась и отвернулась. Никита ещё долго смотрел ей вслед.       Я не могу сказать, что влюбилась в него сразу и бесповоротно.       Я не влюбилась в Никиту и на следующий день, а по ночам мне всё также мерещились поцелуи с Андреем.       Боюсь, не произошло это и через три дня.       Но я будто тонула, а он протянул мне руку. От него исходило невероятная энергия, которая притягивала меня стоило нам зацепится взглядом в коридоре или столовой. И каждую нашу встречу я улыбалась, не могла иначе, с ним я не умела поступать иначе. Я впервые за долгое время ощутила себя обычной школьницей, героиней не детектива, а романа для девочек-подростков, в таких ещё невзрачные школьницы влюбляются в своих преподавателей.       Он светился, и я загоралась от него.       Наше общение не могло остаться незамеченным, да мы и не скрывались. По правде говоря, поначалу нам и скрывать было нечего.       Мы рисовали.       Трудно даже представить, что после запаха сырости в подземелье, после холодных стен того самого подземелья, я заходила к просторный и светлый класс и вдыхала запах краски.       Я растворялась, и казалась, что больше я ничего не значу, но именно тогда я значила больше всего.       Наше общение, как я уже сказала, не могло остаться незамеченным.       «Он брат Анны! Он опасен» — я слышала это слишком часто. Я смеялась, когда это говорил Андрей, который, к слову, ревновал.       Однажды при просмотре очередной мелодрамы я услышала фразу: «человек ревнив не тогда, когда любит, а когда хочет быть любимым». Тогда я её не совсем поняла, но со временем всё встало на свои места.       Андрею нужна была не я, а моё внимание, моё признание и обожание.       Максим вальяжно разлёгся на небольшом зеленом диване, Андрей, облокотившись спиной на перила лестницы, разглядывал рыжеватого парня возле окна. Никита что-то рассматривал на экране телефона, он отвлекся, стоило темным волосам мелькнуть в поле его зрения. Старкова остановилась, услышав своё имя. Ольшанский расплылся в привычной улыбке, и Даша, вновь не удержавшись, ответила тем же.       — Ты давно не появлялась на занятиях, — Никита быстро сорвал с себя шапку, — передумала?       — Не думаю, что это хорошая идея…       — У тебя отлично получается.       Даша рассмеялась, вспомнив свои каракули.       — Ну, у тебя определённо есть предрасположенность, — Никита заметно смутился.       — Спасибо тебе, — Старкова как-то резко переменилась в лице.       — За то, что не научил рисовать, — Никита пытался шутить, а Даша лишь умилялась, глядя на него.       Девушка принялась перебирать в голове варианты. Нельзя ведь сказать: «Спасибо просто за то, что ты здесь».       Теперь смутилась Старкова.       — Просто спасибо за то, что ты научишь меня рисовать, — Даша улыбнулась.       — То есть ты придёшь? — Ольшанский чуть ли не сложил руки для мольбы.       Девушка кивнула в знак согласия.       — Здорово, — протянул Никита с определенным переизбытком эмоций в голосе.       Он вновь смутился и опустил глаза на пол, словно его очень заинтересовал паркет.       — Здорово, — повторила за Ольшанским Даша.       И когда Никита вновь поднял глаза на девушку, внутри что-то защемило.       — И друзей своих приводи, — произнес преподаватель, кивая куда-то за спину Даши.       Она даже не обернулась, спиной считывая все эмоции с недовольного лица Андрея.       — Они у меня слишком вредные…       Никита, поджав губы, кивнул.       Мы очень много времени проводили вместе. Даже так: мы проводили вместе всё свободное время.       Общение с Викой медленно сходили на нет, и со временем выяснилось, что мне и поговорить больше не с кем.       Он был первым, с кем я откровенно поговорила о смерти мамы. К несчастья, выяснилось, что он, как никто другой, понимает мою боль: родителей Никиты не стало, когда ему было пятнадцать.       Я узнала, что Анна — его единственный родственник, я узнала, что он никогда не завязывает галстуки, потому что так и не научился.       Также мне стала известно, что Никита никогда не застёгивает верхние пуговицы на рубашке, так как считает, что в такие моменты он выглядит глупо.       Независимо от размера кружки, в чай он всегда добавляет одну чайную ложку сахара с небольшой горочкой.       Он терпеть не может кофе, потому что однажды на спор с другом съел целую горсть кофейных зёрен.       Никита не ест жаренное, так как у него проблемы с поджелудочной.       А ещё он всегда дёргает ручку двери, чтобы убедиться в том, что она закрыта.       Я отметила, как он держит кисть в руке, пока рисует, а в скором времени я заметила, что стала точно также держать ручку, пока пишу на уроках.       Я до сих пор помню, как он морщил лицо, чтобы оценить только что законченную картину.       И я заметила, что Никита всегда расставляет краски в определенном порядке, но через несколько секунд они хаотично «валяются» рядом.       Он не умел злиться, а я не умела злиться на него.       За всё наше общение я ни разу не упрекнула его в том, что Анна — его сестра. У меня в мыслях даже не было как-то косо посмотреть в его сторону.       Как бы самовлюблённо это не прозвучало, думаю, Никита влюбился в меня сразу же…       В коридорах повисла предсонная тишина. Ольшанский расположился за столом в кабинете, заполняя ведомости. Старкова пришла в то же время, что и обычно.       Без слов она села на стол и слегка наклонившись принялась разглядывать Никиту, тем самым привлекая его внимание.       — Как день прошёл? — парень поднял на неё глаза и улыбнулся.       — Назарова задала целых два доклада к следующей неделе, — Старкова громко выдохнула носом.       — Будем видеться реже? — Никита вновь отвлекся от бумаг, сжатых в руках, и взглянул на девушку.       — Ещё чего, — усмехнувшись ответила Даша, — ты моё единственное спасение в этом безумии…       Старкова обреченно взглянула куда-то в пустоту, а Никита смущено улыбнулся.       — Вообще, — Ольшанский принялся собирать документы со стола, — я могу тебе помочь с докладом. Не зря я школу с отличием закончил, верно?       Собирая бумаги, парень случайно провел тыльной стороной ладони по ноге Даши, расположившейся на столе.       Старкова неосознанно замерла, собственно, как и Никита.       Мысленно девушка несколько раз поблагодарила свои плотные тёмные колготки за то, что они смогли скрыть мурашки, которыми моментально покрылись ноги от прикосновения парня.       Никита тяжело вздохнул и Старкова почувствовала, как он отводит руки. Руководствуясь непонятно чем, Даша вернула его руку на прежнее место, а затем отпустила.       Ольшанский кинул быстрый взгляд вверх, на лицо Даши, а затем его пальцы медленно заскользили по бедру девушки.       Та ночь стала первой, когда в моей голове был только Никита. Никакого Андрея, никакой Анны, никакого подземелья. Только Никита, нежно проводящий пальцами по моему телу.       Я помню его смущение, когда он впервые дотронулся до меня.       Я помню, как он бережно вырисовывал но моем бедре узоры, понятные только ему.       Он делал это так аккуратно, словно я один из его шедевров, который он только что нарисовал.       Словно я настолько недосягаема, что ему подобное и не снилось.       Ничего больше прикосновений у нас не было, хоть в какой-то момент я и поймала себя на мысли, что хочу большего.       Мне становится хуже, но стоит сказать, что это и близко не сравнится с той болью, которую я испытала, когда узнала, что Никита уезжает из школы.       Да, да… всё настолько прозаично.       Это было перед новогодними каникулами.       Все спокойно собирали вещи с пониманием, что скоро вернутся сюда вновь. А я пришла на последнее занятие с мечтаниями о том, что Никита… просто не уедет. Но все сложилось даже хуже, чем я могла представить, но не буду забегать вперёд…       По стенам кабинета были развешены рисунки детей с факультатива по рисованию. Никита гордо рассматривал каждое творение своего ученика. Даша стояла в дверном проёме и с привычным умилением наблюдала за каждым движением Ольшанского.       Только когда Никита подошёл к своему столу, Старкова приблизилась к нему.       — Моя любимая ученица не сдала свой рисунок, — парень улыбнулся, складывая некоторые рисунки в папку.       — Твоя любимая ученица его испортила… — Даша поправила волосы, — Уезжаешь?       Как-то резко спросила Даша, и Никита замер.       — Как раз хотел об этом поговорить, — Ольшанский повернулся лицом к девушке.       Старкова почувствовала, как каждый нерв в её теле напрягся до болезненного треска. В животе крутанулись все органы, в ожидании чего-то плохого.       — Я не вернусь, — Никита виновато опустил глаза.       Внутри что-то оборвалось и навсегда исчезло. Даша выдавила из себя что-то похожее на улыбку и принялась крутить кольцо на большом пальце.       Ольшанский не решался вновь взглянуть на Старкову, и только когда девушка подняла на него глаза, Никита произнёс:       — У меня есть кое-что для тебя, — парень достал из папки листок и протянул Даше. — Это подарок на память…       Старкова улыбнулась, узнав в нарисованной девушке себя. В горле что-то неприятно заскреблось.       Даша быстро сократила расстояние и, положив руку на плечо Никиты, поцеловала его в уголок губ. И пока Ольшанский пытался сообразить, что только что произошло, девушка произнесла:       — А это тебе на память…       Никита вновь смутился, но глаза не отвёл. Он протянул руку, а Даша пожала её. Последнии секунду они мягко поглаживали пальцы друг друга, а после — Старкова, не оглядываясь, покинула кабинет.       Данная сцена может показаться Вам скомканной, ведь я никак не отреагировала на его отъезд, но поверьте… внутри меня всё действительно рухнуло. На тот момент мне казалось, что между нами что-то начинает зарождаться.       Стоит ли говорить, что я влюбилась в преподавателя по рисованию? Или Вы прочтёте это между строк?       Когда он сказал это, я была уверена, что упаду. Словно я стояла на стуле, а какой-то прохожий резко выбил у меня его из-под ног.       «Он же точно влюблён в меня! Почему?» — думала я.       Покидая в тот вечер кабинет, я молилась, чтобы он догнал меня и поцеловал, но он этого не сделал. И я его не виню, ведь всё встало на свои места на следующий день…       Первый день каникул выдался на удивление тёплым.       Снег искрился от неназойливых солнечных лучей; сиял на Солнце и школьный автобус, который должен был вот-вот развести обитателей «Логоса» по домам. Разумеется, не всех…       В холле царил Хаус. Галина Васильевна ходила со списком учеников, которые до сих пор не собрали вещи для отъезда. Пролетали всевозможные крики, чаще всего всё-таки исходящие от Смирновой.       Никита стоял с чемоданом в ожидании Анны.       Даша даже не заметила бы его среди толпы людей, если бы Ольшанский не позвал её. Старкова улыбнулась, как и всегда.       Без слов он обнял девушку. Впервые.       Даша опешила. Её руки повисли вдоль тела, а Никита лишь сильнее прижал девушку к себе, словно хотел впитать её всю, словно таким образом он мог увести часть Старковой с собой, такую ничтожную, малую часть, но это хоть что-то.       Через несколько секунд Даша точно также прижалась к нему.       Ольшанский еле-еле прикоснулся губами к уху девушки. Это было почти неощутимо, но Старкова почувствовала дрожь, которая, возможно, передалась от Никиты. Когда Ольшанский заговорил, Даша почувствовала спазм в области поясницы.       — Я уверен, — прошептал парень, — ты ещё встретишь достойного парня.       Никита, на этот раз уже более ощутимо, прикоснулся к мочке уха девушки. Старкова лишь сильнее прижалась к парню и чуть наклонила голову вбок, подставляя шею. Ольшанский прикоснулся к ней. Даша почувствовала лёгкое покалывание от щетины и горячее сбитое дыхание.       Никита чуть отодвинулся от девушки, так, чтобы видеть её лицо. Глаза Даши начали заплывать, но она сдерживалась, не хотелось плакать, не хотелось, чтобы он чувствовал себя виноватым.       Ольшанский смотрел в глаза, Даша потянулась к его губам, но он не дал им соприкоснуться.       — Мы не можем, — он расцепил их объятия, — прости, что так вышло.       Он последний раз прикоснулся к щеке Старковой, а затем ушел.       Не оборачиваясь.       Из глаз Даши тут же полились слёзы. В школе сразу стало пусто.       Можно ничего не говорить?       Ладно… я ведь сама решила Вам всё рассказать.       Тут, наверное, стоит сказать, что я была разбита, убита и уничтожена.       Он хотел быть со мной, он ведь хотел, верно? Ну, да, Вы ведь не можете мне ответить, а так хочется с кем-нибудь сейчас поговорить.       С ним хочется поговорить.       Скоро поговорю, получается.       Дальше происходила что-то слишком страшное…       Каникулы закончились и вернули в стены родного пансиона его обитателей.       Вернулись все, приехали даже новые ученики. Но Даша чётко ощущала пустоту. «Логос» стал другим. Изменилась и школа, и сама Старкова.       Даша сидела на кровати Максима. Вика уже второй раз перечитывала вслух параграф по истории. Завтра проверочная работа, но всем явно не до этого.       — Я вам завтра помогать не буду! — слегка повысила голос Кузнецова, и Даша встрепенулась.       Максим отложил гитару и произнёс с явной усталостью в голосе:       — Викуль, выдохни…       Рома рухнул на кровать. Эти дни он был сам на себя не похож.       Даша запрокинула голову назад и уткнулась затылком в стену. В комнату ворвался Андрей. Он был явно зол.       С размаху парень ударил по дверке шкафа, та захлопнулась, а шкаф пошатнулся. Старкова моментально вернулась в прежнее положение. Ей не в первой видеть Авдеева в таком настроении. Дело в Анне, никак иначе. Даша поджала губы и наклонила голову набок, глядя куда-то в пустоту.       — Полегче! — прикрикнул Максим, поднимаясь с кровати. — Выдохни!       — Она сказала, что не знала про моего отца, — Авдеев провёл рукой по волосам, — Анна…       Его взгляд остановился на Даше и тут он вспомнил, о чём ещё проговорилась Ольшанская. Все проследили за взглядом Андрея, все уставились на Старкову. Но девушка не смотрела на них, прожигая глазами пустоту.       — Анна сказала, что… — Андрей взглянул на друзей, которые словно тут же всё поняли, — Даш, — девушка, будто отойдя от транса, переключила внимание на парня, — Никита разбился.       Из-под ног снова ушла земля, в ушах что-то настойчиво зазвенело.       И теперь «Логос» точно помрачнел.       Никита разбился двадцать девятого декабря 2012 года.       Никита подарил мне всего один месяц своей жизни.       Никита навсегда оставил неизгладимый отпечаток в моей жизни.       Я до сегодняшнего дня смотрела на то, что у меня осталось от него. Единственное, что он оставил. Рисунок. И пока я сжимала плотный лист в руках, клянусь, он был жив.       Вы могли заметить, как резко из моих мыслей пропал Андрей, могу Вас заверить: всё было именно так, но нет!       Никита Ольшанский не был заменой.       Да, он был спасательным кругом для меня, но это никак не связано с Авдеевым. Он спасал меня от всего происходящего вокруг.       Он спасал каждый мой день и каждую минуту в нём. Спасал... своей не до конца застёгнутой рубашкой и отсутствием галстука.       Никита Ольшанский показал мне, что всё вокруг нас может излучать свет, если ты сам будешь этот свет отражать. И ты сможешь это делать, даже без кофе в твоей жизни или, допустим, жаренной картошки.       Мы не переспали, но никто ещё не был так близок ко мне; никто ещё не был так близок со мной.       Одно его лёгкое прикосновение, и мой мир, не задумываясь, перевернулся.       И сейчас я понимаю, что позови он меня с собой, я бы не задумываясь пошла куда угодно.       Я без преувеличений помню каждую минуту, проведённую с ним. Помню, как он морщил лоб, рассматривая картины, помню, как он держал кисть.       Перед нос стоит запах сырости, но мой мозг отлично помнит его парфюм. Как жаль, что Вы не можете его ощутить.       Как жаль, что я не могу поделиться своей любовью со всем миром.       Шум в голове становится настойчивее. Кажется, это всё.       Верхушки деревьев перед моими глазами расплываются. Мне нравилось на них смотреть, но сейчас я могу только думать о том, как Никита бы их нарисовал.       Перед глазами настойчивая пелена. Внутри становится как-то слишком пусто, а шум в ушах перебивает голос. Голос Никиты.       Теперь слышатся чьи-то ещё голоса. Они меня ищут.       Наверное, Вам интересно, как я оказалась в подобной ситуации?       Я бы рассказала, но на это уже нет времени, да и вообще, это уже другая история…       Как там поётся… «Выше облаков мы начнём с тобой с начала».       Мои пальцы окунаются в рыжеватые волосы, затем скользят по лёгкой щетине. Я вижу голубые глаза и непроизвольно улыбаюсь.