В полшаге

Вслепую вновь перелистай Пергамент нам доступных тайн. Лёд, раскалённый докрасна, Любовь страшнее, чем война, Любовь разит верней, чем сталь. Вернее, потому что сам Бежишь навстречу всем ветрам. Пусть будет боль и вечный бой Не атмосферный, не земной, Но обязательно с тобой. (с) Мельница, «Любовь во время зимы» Ревекка спокойно жила в своем и отцовском доме в Йорке. Некоторые пересуды, поднявшиеся с их возвращением, мало-помалу затихли. Исаак, по своему обыкновению, рассудил, что для него выгоднее помириться с дочерью. Поэтому неприятную для обоих тему замяли и больше к ней старались не возвращаться. Конечно, еврея несколько огорчил тот факт, что Ревекка наотрез отказалась уезжать в Испанию. Будучи человеком предприимчивым, Исаак не хотел упустить те возможности, которые ему могли открыться при дворе короля Боабдила, да ещё и при протекции брата. С другой же стороны, после всех приключений еврей осознал, насколько он все же утомился, так что возможность немного пожить спокойно воспринималась им с благодарностью. Мик и Элия прислуживали в доме Ревекки и были очень довольны своим опекуном. Элия также пела свои замысловатые песни, а по вечерам забавляла местную детвору сказками "дяденьки сарацина". Истории становились все краше и интереснее, ими заслушивались даже взрослые. Мик как-то незаметно стал тенью госпожи - выполнял все ее поручения и внимательно ловил каждое ее слово. За день до их возвращения в Йорк во двор внезапно вбежал крупный бурый кот и горестно заорал перед домом. - Живой, зверюга, - сказал Мик и отрекомендовал жителям Фамарсвилла кота как превосходного мышелова. Но когда процессия уже отъехала в сторону Йорка, что-то большое и пушистое прыгнуло в закрытые носилки Ревекки. Так что сейчас кот ловил мышей уже в Йорке. Кроме этого, какой-то неизвестный, не желающий открыть своего лица и имени человек, закутанный в плащ по самые глаза, передал Рейбену полторы тысячи крон. Деньги были сложены в красный бархатный кошель, кроме них там же лежала маленькая и неприметная записка, в которой по-арабски было написано "Аль мадафи" - "Защитник". Рейбен повертел записку в руках и выбросил ее, решив ничего не говорить госпоже. Но шустрый мальчишка увидел жест опекуна и подобрал обрывок пергамента позднее, передав его госпоже. Ревекка увидела написанное и в ее памяти всплыло - ее ведут на суд, большой зал Темплстоу, ей страшно, хоть она и старается не подавать виду, и тут кто-то сует ей в руку такой же пергамент, на котором по-арабски написано " Ас'аль аль мадафи" - " проси защитника". Бледное лицо храмовника, которому задал вопрос Лука Бомануар. Оно искажается, и он с трудом произносит "Письмена, письмена". Девушка зачем-то ещё раз осмотрела записку. Потом, сознавая что выглядит глупо, поднесла ее к лицу. Запах был… странный. Пахло пряностями. Мик мрачно посмотрел госпоже в глаза. Он промолчал, но очень уж красноречиво, и Ревекка почувствовала, как ее лицо заливает краской и что-то ёкает в животе, как при сильном испуге. Внезапно Ревекку захлестнула тоска. Долгими ночами она лежала без сна, вспоминая их с Буагильбером три недели. Страшными и сладкими были эти воспоминания. Его лицо, его запах, крепость его рук. Это чувство, когда в уголке губ его, кажется, промелькнула искорка, осветившая все лицо мгновенным светом. Его губы… даже в мечтах Ревекке не хотелось заходить столь далеко. Но тоска снедала ее все эти месяцы. Глупо было не обращать на это внимание. Он всё-таки держал ее в плену, несмотря на кажущуюся свободу. Ее женское начало, которое прежде всегда было ей подконтрольно, теперь желало властвовать над ней. Еврейка чувствовала, что сходит с ума. Окружающие заметили, что она изменилась. Спящие с ней в одной комнате служанки жаловались на то, что госпожа стонет и ворочается по ночам. Иной раз она вскакивала с кровати с воплем "Пожар!!!". Исаак тихо изводился, про себя понимая, что здесь он ничем не может помочь. От предлагаемых им лекарей, знахарок и мудрецов Ревекка отказывалась, понимая, что вряд ли они дадут ей то, к чему так стремится ее сердце. Намеки отца на необходимость начать выбирать себе достойного мужа, - а претенденты, конечно же, имелись, - девушка отметала, как неуместные. - Госпожа, - все-таки не умолчал мальчишка – вы изводите себя и совершенно напрасно. Стоит вам только приказать.... - Приказать что?! – еврейка на миг потеряла над собой контроль и закричала в голос! Как ты вообще смеешь?! Кем ты себя возомнил, сопляк?! Шадханом (сводником)?! Мик промолчал, справедливо полагая, что глупо спорить с разъяренной женщиной. Но тут уже не могла успокоиться Ревекка. Она впервые в жизни схватила мальчишку за край одежды и встряхнула, краем мысли отмечая, что сейчас она, верно, похожа на Буагильбера. - Ты виноват в том, что его оруженосец похитил меня. Ты полез туда, куда нельзя было и сунул свой длинный нос в чужое и взрослое дело! А я.... я … плачу по счетам...– последнее она уже прошептала и залилась слезами. Мик поклонился, позвал служанок и вышел, никем не замеченный. Смеркалось, моросил лёгкий дождь, предвестник осенних ливней. Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, он дошел до огромного дуба, под ногами пузырилась грязь. Начал дуть ветер, но мальчик терпеливо ждал чего-то. Когда он почувствовал, что весьма замёрз и скоро будет вынужден вернуться в дом, от дуба отделился силуэт, ненамного темнее окружающего вечера. Он молча подошёл к Мику и поприветствовал того одними глазами. - Господин – очень тихо сказал мальчишка. - Что скажешь, малыш? - он говорил по саксонски. В сгущающейся тьме Мик уловил очертания большого лука на плече говорившего. - Она... тоскует. - наконец решился ответить он. - Прекрасно. Наверняка и злится, а малыш? Сколько ударов розгой тебе досталось сегодня? - говорящий усмехнулся. Мик почувствовал, что краснеет, хорошо еще, что тьма скрыла его чувства. - Госпожа никого не бьёт! – запальчиво возразил он. Потом он наклонился поближе к темному силуэту и что-то зашептал, но столь тихо, что услышать это можно было бы, лишь стоя к беседовавшим вплотную. Дик Самострел, а это был именно он, принял из рук у мальчишки увесистый мешочек, ухмыльнулся и тяжело ступая, растворился во тьме. Мик с минуту смотрел ему вслед, тяжко вздыхая. Его мятежная детская душа требовала приключений, а разум, весьма практичный, как и подобает сыну его народа, противился им. Очутившийся тут же кот потерся о его ноги и заурчал, он тоже скучал, с тоской вспоминая уютную прецепторию и тамошних вкусных мышей. Один из друзей Исаака, прослышав о странной меланхолии его дочери, предложил тому взять ее с собой в деловую поездку. Еврей долго колебался, но увидев, как сверкнули потускневшие было глаза дочери при такой новости, он решил, что большой беды не будет. Ему нужно было встретить груз пряностей и тканей в порту Дувра. Дорога туда заняла несколько дней, но Исаак не поскупился на охрану, поездка была приятной и увлекательной. Большинство слуг остались в Йорке. Мик прощался с госпожой особенно долго и торжественно, а Элия по обыкновению лукаво улыбалась и напевала. Стояла золотая пора, деревья уже сбросили большую часть своего пышного наряда, но солнце ещё немного грело, а под ногами был шуршащий лиственный ковёр. Ночи были холодными, но на ночь они останавливались в уютных гостиницах при тавернах, и ни в чем не знали нужды. Ревекка решила присоединиться к отцу и при оценке товара в порту. Она с любопытством выглядывала из носилок. Пахло пряностями и рыбой, дул тихий ветерок, небо казалось холодным и прозрачным, по воздуху летали маленькие паутинки. Девушка любила этот период года, когда ещё не слишком холодный, чистый воздух нёс запах моря и надвигающегося дождя. У нее было какое-то странное предчувствие, будто она что-то потеряет или произойдет какая-то досадная случайность. Мимо проскакали несколько всадников, конь одного из них показался ей знакомым. Потом она заметил корабль, стоящий на причале и машинально прочитала написанное на боку название - "Защитник". Защитник! Сердце девушки заколотилось, как у пойманного зайца. - Лали, - обратилась она к служанке, сидевшей в носилках рядом с ней, - поди узнай, куда плывет этот корабль. - Слушаюсь, госпожа. Время шло, а служанка не торопилась. Наконец послышались чьи-то шаги и Ревекка, не оборачиваясь, только сказала с коротким упрёком: - Лали, что ж так долго. Я заждались уже. Так куда же направляется этот корабль? - В Палестину, радость моя. А уж я-то как заждался!! Девушка обернулась, ощущая себя как во сне - и жутковато, и хочется, чтоб подольше не кончалось. К голосу прилагался улыбающийся храмовник, нахально влезший в её носилки. - Ты!!!! - только и смогла сказать она. - - Я, отрицать не буду, - он ласково и с видимым удовольствием провел тыльной стороной своей ладони по ее щеке. - Ты соскучилась по мне, жизнь моя? По глазам вижу, что да! - Буагильбер! Какой же ты наглый, надменный, самодовольный…. - Ага, и любимый. Я же говорил, что я даже хуже, чем ты думала. Так что, поедешь со мной? - В Палестину? - Да. Там у меня есть связи и власть, там никто не посмеет упрекнуть тебя в том, что ты еврейка, и никто не сможет помешать нашей связи. Я могу изыскать лазейку в уставе ордена, но сделаю так, что ты сможешь сочетаться со мной законным браком, я клянусь тебе. - Но как же... - она растерялась -- Как же мне быть с отцом? - Ревекка, ты уже большая девочка. Ты вольна сама решать, где и с кем тебе жить. Я не буду препятствовать твоим встречам или сообщениям с отцом, но помни - это твоя жизнь. Он свою уже прожил. - Искуситель! Боже мой, я не верю тому, о чем говорю сейчас с тобой! Одна бровь приподнялась в деланном недоумении. - Ты так скучала и не можешь поверить, что я тебе не снюсь? Ревекка вдруг почувствовала, как все ее напряжение последних недель словно растворяется, расплывается и исчезает. Ей захотелось просто, чтоб он ее обнял и можно было ни о чем не думать. Храмовник так и сделал, словно прочитав ее мысли. - Да, я скучала, - шептала она, в то время как он жадно целовал и гладил ее волосы, - Мне каждую ночь почти снятся кошмары. Ты моё проклятие, но видит бог, я не могу без тебя. - Как и я без тебя. Ревекка, я совершенно потерял голову, когда понял, что мог тебя лишиться. Я не хочу и не в силах расстаться с тобой. Молю тебя, поедем же вместе. Оставь письмо отцу, потом напиши ему из Палестины. - Бриан, ты…. Совершенно невозможный человек. Я боюсь тебя, признаюсь честно. С тобой так легко сбиться с пути, а назад дорогу не найдешь. - Но я же могу защитить тебя. Мы сами проложим тот путь, который нас устроит! - Да, но что я буду делать, когда я тебе надоем? Останусь твоей наложницей? Десятой после Иветты, Нинетты, Лизетты, Жанетты, Жоржетты?! - Кто все эти люди, милая? Ты пугаешь меня; я столько не выпью, чтоб должным образом удовлетворить всех этих прекрасных дам! - Ах, они уже прекрасны? Ты даже с ними не знаком, сам же сказал! - Dispardieux, она уже ревнует! Но это радует меня, ибо ревность - верная спутница любви. Слушай же, настырная моя любовь. Мы можем с тобой жениться тайно, если так тебе угодно, я буду связан клятвою. - По законам твоей веры, к коим я не принадлежу? Нет уж, спасибо, сэр рыцарь! - Можем даже по законам обеих вероисповеданий, но сомневаюсь, что найдем раввина, готового на это. - И что же ты предлагаешь? Стать твоей любовницей без благословения господнего? - Нет, Ревекка, но есть один выход, который я могу тебе предложить. Мы можем стать мужем и женой на корабле. - И что же с того? - Ревекка вдруг почувствовала, что ее колотит нервная дрожь. - Капитан на корабле имеет право скреплять союзы любого вероисповедания. Перед богом мы будем мужем и женой, а люди - сами разберутся. Ну как, ты готова к такому повороту? Уехать со мной в Палестину, начать там новую жизнь? Ну что она могла на это ответить? - Хорошо, сэр рыцарь, я подумаю об этом. Однако ж где моя нерадивая служанка?! - Полагаю, что лежит где-то связанная, чтоб не мешать нам, счастье мое. Ай! Да пошутил я, она здесь, терпеливо ждёт снаружи за пару серебряных монет. - Бриан, - взгляд Ревекки стал серьезным. - Я должна идти к отцу. Я объяснюсь с ним и оставлю ему письмо. Где мне найти тебя? - Ещё чего, чтоб моя будущая обожаемая супруга исчезла с поля моего зрения хоть на миг! Я дождусь, пока ты не закончишь объясняться с ним, и сам отведу тебя на корабль. - Но как же ты договоришься с капитаном? - Ревекка, ты всё-таки ещё наивное дитя! Я уже обо всём с ним договорился. И отвалил ему немало золота за все его нынешние и будущие услуги. И ещё. - он снял с пальца массивное золотое кольцо с солидных размеров рубином. - Считай это моим обручальным подарком. Такой камень был, по преданиям, среди камней вашего первосвященника Аарона. Это камень колена Реувенова, если я не ошибаюсь. Он послужит доказательством серьезности моих намерений. - Не ошибаешься - приятно удивилась Ревекка. - это эвен одем (красный камень, еврейское название рубина). Благодарю тебя, Бриан. Это бесценный подарок. - Ты, вот кто для меня бесценный подарок. Это же - безделушка, способная только позабавить. Иди же, Ревекка, и возвращайся. Я буду ждать тебя, сердце моё. Последующую сцену разговора Ревекки с Исааком, ее уговоры, слезы и мольбы, его изумление, негодование и - что греха таить - определенные денежные интересы - описывать бесполезно. Все, что сможете себе представить - будет правдой. Храмовник передал Исааку загодя подготовленное письмо, которое он, конечно, порвал, даже не читая. Выждав немного, Ревекка передала отцу копию письма, ибо рыцарь вынужденно стал намного более дальновиден, чем до начала нашей истории. Прочитав второе письмо и обнаружив в нем вексель на своё имя, и вдобавок ктубу (брачный контракт) на серьезнейшую сумму денег, - Исаак немного смягчился. Даже несмотря на то, что ктуба не была и не могла быть законной, вексель придавал ей весомости. В конце концов, на кону счастье его дочери. В конечном итоге, Ревекка из страха, что гордому храмовнику надоест ждать и он лично придет в очередной раз уводить ее силой, почти что выбежала из помещения, где они разговаривали. Завершилось все тем, что Ревекка, вместе с верными служанками Лали и Миррой, с вещами в дорогу и родительским благословением, взошла на "Защитник" ближе к отплытию. По настоянию храмовника, обе свадебные церемонии были проведены незамедлительно. Это лишний раз доказывает то, что когда у тебя много денег и умение их правильно применить - количество преград значительно снижается. Шафером со стороны Буагильбера был довольный и разодетый Болдуин, а со стороны Ревекки хупу держал Рейбен. Очень печалило невесту отсутствие Мика и Элии, но она написала им письмо, приложив к нему множество подарков. В письме она обещала любить их вечно, по возможности, навестить и слать им всякие диковины из Палестины. Ещё до заката корабль отчалил и на тот момент, Ревекка была настолько переполнена впечатлениями, что сил у нее не осталось даже на то, чтоб затосковать, что уж говорить о первой брачной ночи.