Ее портрет.

Летний вечер, благоговейно окутывающий старинный особняк с мансардными крышами, упоителен и прекрасен. Легкий ветерок, пропитанный дурманящим ароматом цветов и румяных яблок, заинтересованно заглядывает в распахнутые окна, бесстыдно нарушая покой кисейных занавесок с пышными оборками наверху. Солнце, смущенно выглядывающее из-за верхушек многовековых деревьев, с небывалой нежностью и заботой гладит сочные зеленые листья, о чем-то горячо перешептывающиеся меж собой, темную черепицу и фасад отеля, и лишь немного, точно не может позволить бóльшую вольность, касается таблички, на которой аккуратными буквами со старомодными завитками выделено "Valle Deliria". Ранее на том месте висела другая, деревянная, однако не так давно ее было решено заменить более презентабельной. Откуда-то из глубины сада то и дело раздается заливистый девичий смех — Прима вновь играется с уличным рыжим котом. Девушка в очередной раз проводит подушечками пальцев по мягким лепесткам нежной бегонии, едва касаясь их, вдыхает полной грудью пленительный аромат летнего сада. Она несколькими движениями расправляет длинную юбку ситцевого платья, доходящую до середины щиколоток, сдувает непослушный локон, столь нагло опустившийся на лоб. Взгляд пробегается по ярким цветам, распространяющим вокруг пленительный аромат, цепляется за какое-то движение с левой стороны. Она чудом успевает отскочить в сторону, прежде чем на усыпанную гравием дорожку выскакивает озорная девчушка. Прима замирает на миг, устремив пристальный взгляд больших темных глазок на замершую Лилит, после чего заливается звонким смехом и пускается в пляс. Крутится вокруг своей оси, поддерживая пышную юбку нового платья, на днях великодушно подаренного ей Жозефиной, и девушка не сразу замечает, что девочка разгуливает без обуви. Мелкие камушки врезаются в нежную кожу маленьких ступней, но она этого будто не замечает. — Снова потеряла туфли? — Лилит подбоченивается и напускает на себя грозный вид, для пущей убедительности сводя брови к переносице. Прима делает еще один круг вокруг своей оси и резко замирает — пышная ткань юбки запоздало взметывается, обнажая колени и часть бледных бедер, и возвращается в исходное положение. Девочка опускает голову, переступает с ноги на ногу, будто только сейчас заметила пропажу туфель, и неопределенно пожимает плечами. — Наверное, оставила у пруда, — Лилит обреченно вздыхает в ответ, на что Прима недовольно закатывает глаза и вновь берется за юбку. — Вечно ты ворчишь! Не можешь хоть раз не обратить на это внимание? — И попасть под горячую руку Жозефины? — Поругается немного и перестанет, — девочка наклоняется, без зазрения совести срывает сочную травинку и сует себе в рот. Вскидывает подбородок и с вызовом глядит в суровые глаза Лилит. — Пообещай мне, что не будешь давать ей повод лишний раз наказать тебя. — Только ты считаешь уборку особняка наказанием, — Прима хихикает, довольная своим высказыванием, отворачивается от девушки и как можно скорее скрывается в ближайших кустах, тем самым оставляя Лилит в одиночестве. Она стоит без движения некоторое время, словно пытается вникнуть в смысл озвученных девочкой слов. Тихо фыркает, вновь поправляет подол юбки, на сей раз нервознее. Выбравшийся из ближайших зарослей можжевельника рыжий кот сладко тянется, прогибаясь в пояснице, вальяжно проходит несколько шагов и усаживается в прохладной тени. Лилит отступает от него и морщится — животных она не жалует. Кот прикрывает глаза, облизывается и замирает вдруг, навострив ушки. Девушка тоже застывает, и нехорошее предчувствие возникает где-то внутри нее. Ощущение притаившейся опасности подбирается совсем близко и захлестывает с головой, и Лилит пятится, прижимая руки к груди, где отчаянно бьется готовое в любой момент вырваться наружу сердце. — Вот ты где, — она испуганно вздрагивает, зажмуривается и разворачивается, замахиваясь для удара, но чья-то ладонь успевает перехватить руку прежде, чем та достигает цели. До слуха Лилит доносится тихий смешок. Столь знакомый, что заставляет ее приоткрыть глаза. — Думал, что найду тебя у пруда, милая Лилит. Однако на сей раз ты решила укрыться от меня в прохладной тени сада. Лилит шумно выдыхает и расслабленно опускает плечи под пристальным взглядом молодого господина. На пламенных устах Лиама играет прекрасно знакомая ей легкая полуулыбка, и в светлых омутах его завораживающих глаз плещется нежность, смешанная со снисходительностью. Он протягивает руку к ее волосам — она неосознанно замирает и затаивает дыхание. Тонкие пальцы пробегаются по немного растрепанным локонам, едва касаясь их, и когда она вновь поднимает на него взгляд, замечает в них лепесток розового оттенка, который, вероятно, нагло запутался в рыжих прядях. — Прима вернулась к плетению венков? — Лилит пожимает плечами, благополучно пропуская вопрос мимо ушей. Лиам тихо смеется — вероятно, догадался о том, что мысли девушки в этот миг витают где-то очень далеко. — Сестрица взяла ее под опеку для того, чтобы следила за садом, а не рвала в нем цветы. — Вы же каждые два дня меняете букеты в нескольких комнатах, чтобы всегда были свежими, — Лилит передергивает плечиками и отступает от молодого господина, который понимающе усмехается и как ни в чем не бывало протягивает правую руку к ближайшим кустам душистой сирени. — Мы собираем цветы в специально выделенных для этого частях сада, тогда как Прима безжалостно срывает все, что попадают под ее маленькую горячую ручку. — Она делает это редко, — чуть слышно замечает Лилит и переводит взгляд на длинные тонкие пальцы юноши, которые мягко, почти невесомо очерчивают маленькие цветочки сирени, будто ласкают их. Движение вверх, к веточке и сочным зеленым листикам причудливой формы, которая напоминает небольшие сердечки. Задерживаются там на некоторое время, ведя по гладкой поверхности листа, после чего нехотя возвращаются к многочисленным цветочкам нежного розоватого оттенка. Девушка сглатывает несколько громче, чем планировалось, и тут же заливается предательским румянцем, который не остается незамеченным. — Жозефина искала меня? — Лилит старается придать голосу непринужденности, но выходит скверно — он предательски дрогает. Лиам ведет носом из стороны в сторону в знак отрицания, задумывается на несколько секунд, прикрыв веки, будто баюкает в сознании какую-то мысль. Девушка легонько касается его руки — молодой господин тут же поворачивается к ней, пряча в глазах мягкую улыбку. — Пойдем в дом, — уголки девичьих губ приподнимаются; во взгляде появляется оттенок заинтересованности. — Иначе чай остынет. — Ромашковый? — Да. Твой любимый, милая Лилит. Лиам предлагает ей руку, и Лилит некоторое время смотрит на нее, после чего отвечает согласием и слегка опирается, чтобы было удобнее. В ее взгляде, обращенном к молодому господину, теплится благодарность, смешанная с едва уловимой нежностью. Особняк встречает уютной тишиной с вплетением перешептывания листвы на близрастущих деревьях и кустарниках и ароматом пряной корицы с нотками душистых чайных листов. Прохладный ветерок снует по многочисленным длинным коридорам, словно любуется рядами чудеснейших картин в громоздких позолоченных рамах и прекрасными цветами в граненых горшках, заботливо расставленных по углам для красоты. Плотные бархатные шторы лениво покачиваются из стороны в сторону, слизывая с пола частички осевшей пыли, подрагивающие, точно от холода, солнечные зайчики, появившиеся из-за массивной хрустальной люстры, виднеются на стенах и деревянном полу. Лиам замирает на мгновение, и Лилит следует его примеру, мягко опуская руки на уровень талии. Они слышат едва различимый женский голос в отдалении — вероятно, Жозефина по привычке разговаривает с собой в томительном ожидании, пока вода в чугунном чайнике закипит. Женщина медленно, точно с неохотой, оборачивается на звук шагов, ненавязчивым движением поправляет аккуратную прическу, точно она растрепалась. Лилит рассеянно оглядывает столовую, задерживает взгляд на приоткрытом окне, со стороны которого доносится протестующее мяуканье — кажется, коту наскучила компания жизнерадостной и энергичной Примы. Жозефина морщится, недовольно дергает бровью, однако нарушить несколько затянувшееся молчание не спешит. Только осторожно касается пальцами аккуратно сложенного втрое листа — телеграммы, которая была доставлена почтальоном ранним утром. — Ты наконец-то дождалась ответа от миссис Клиффорд? — женщина поворачивается к Лиаму и легко кивает в знак согласия. Молчит некоторое время, прежде чем дать более развернутый ответ. — Прошлый месяц она провела на геотермальных источниках на юге Германии, поэтому ответила так поздно. Обещает посетить нас в начале осени. — Чудесная новость, сестрица, — Жозефина мягко улыбается, согласная со словами брата, и бросает в сторону Лилит мимолетный взгляд. Девушка стоит у окна и в глубокой задумчивости теребит украшенные причудливыми узорами занавески, вглядываясь в чудесный сад, расположенный на заднем дворе. Слова едва ли доходят до ее сознания — от одной лишь мысли об этом улыбка хозяйки особняка становится шире. Несколько минут проходят в тишине, прежде чем ее нарушает внезапно раздавшийся топот ножек. Открываясь, скрипит деревянная дверь, и Прима врывается в помещение, однако замирает на пороге, пойманная взглядом Жозефины. Женщина некоторое время смотрит на нее, точно испытывает на прочность, после чего раздраженно дергает щекой и отворачивается, чтобы взять со стола полученную утром телеграмму и двинуться к выходу. Прима скользит в сторону, обходя хозяйку, подходит к Лилит — легкое касание вырывает ее из омута тягостных мыслей. Расправив плечи, она поворачивается к Жозефине. Остановившаяся в дверях женщина еще раз оглядывает записку, на которую ответ так и не был дан, и кивает каким-то своим мыслям. — Завтра мы по обыкновению посещаем церковь, не забудь об этом, — голос звучит равнодушно. Девушка подавляет порыв усмехнуться и только отвечает книксеном, который остается без внимания — едва уловив движение с ее стороны, Жозефина скрывается за дверью. Лишь легкий шлейф ее духов остается витать в воздухе, но и он спешит раствориться уже через несколько секунд. Лилит позволяет себе тихо фыркнуть, и Прима тут же смеется, явно удовлетворенная реакцией. — И почему Жозефина никогда не берет тебя с собой, — недовольно сопит девушка. Девочки задумывается, монотонно постукивает по подбородку несколько раз, после чего пожимает плечиками, как бы говоря о том, что не может удовлетворить ее любопытство. Лилит ведет носом из стороны в сторону, устало отмахивается от нее — Прима звонко хохочет в ответ на это действие. Она смахивает с ресниц воображаемую слезинку, оглядывается, словно ищет что-то, и срывается с места — уже через считанные секунды ее хрупкая фигура скрывается за скрипучей деревянной дверью, петли которой стоило бы смазать. Лилит садится на стул, педантично расправляет подол платья. Проходит некоторое время, прежде чем перед ней опускается фарфоровая кружка с ароматным напитком, украшенная очаровательным цветочным узором. Лиам удобно устраивается рядом с ней, пододвигает ближе серебряный поднос с аккуратно разложенными фруктами. Девушка задумывается на некоторое время, тянет к ним руку — она замирает в воздухе на долгие секунды. Она берет с подноса апельсин, придвигает ближе заранее приготовленную предусмотрительным господином салфетку, куда будет отправлять кожуру. — Берт уже закончил портрет мистера Пемброка? — как бы невзначай спрашивает, устраиваясь поудобнее и закидывая одну на другую. Лиам согласно кивает, не меняя позы. — Вновь наблюдали за процессом? Тихий смех нарушает царящее в столовой умиротворение. Лилит демонстративно закатывает глаза, опускает руки с зажатым в них фруктом на колени и всем телом поворачивается к Лиаму. В светлых глазах — мягкость и отблески озорства, но ей удается уловить едва тень возвышенной, почти литературной печали. Пойманный, молодой господин замирает, и улыбка медленно, с явной неохотой сползает с его лица, а сам он отводит взгляд в сторону и нервно начинает теребить рукав кружевного манжета — привычка, закрепившаяся за ним с детства. Девушка накрывает его теплую ладонь своей, сжимает тонкие пальцы. — Ты все еще боишься? — дает себе вольность перейти на неформальное общение. Она замечает, как напрягаются плечи под хлопковой рубашкой. Лиам не отвечает, однако Лилит не требует ответа — без слов все понимает. — Жозефина не позволит мне вернуться к рисованию, — ей приходится напрячь слух, чтобы услышать едва различимый шепот. Она вытирает руки о подол платья, не обращая внимание на остающиеся на ткани следы, подносит ее к лицу молодого господина и, помедлив миг, осторожно касается бархата бледной, почти мраморной кожи. Мягким движением поворачивает голову к себе, заставляет поднять взгляд, оторвавшись от гипнотизирования чугунного чайника. — Она не узнает, — отвечает проникновенным шепотом, наклоняясь ближе, и нежно гладит его щеку большим пальцем, точно пытается успокоить. — Хочешь, я посижу рядом? Прямо как в детстве, помнишь? Мы убегали к лиману, прячась от Жозефины, и ты рисовал накатывающие на берег волны и морскую пену, что образовывалась на их гребнях. Ах, как мне нравились твои картины, милый Лиам! Лилит позволяет себе повысить голос, но тут же краснеет и затихает. Бросает взволнованный взгляд на прикрытую дверь столовой и сидит без движения некоторое время в томительном ожидании. Но поняв, что произнесенные слова никем из домочадцев не были услышаны, хихикает и возвращается к Лиаму. Она замечает очаровательный румянец на его щеках — наглядный признак смущения, который не может не очаровать. — И ты рисовал меня, помнишь? — молодой господин замирает, точно пойманный зверек, и его глаза взволнованно расширяются. — Нет, я не сержусь. Но мне всегда было интересно, какой ты меня изображаешь. Порой Берт рисует меня. Так, на скорую руку, чтобы попрактиковаться, когда нет работы. У него выходит очень красиво. — Он талантлив, — подтверждает Лиам, прикрыв веки. — Я всегда считала тебя более талантливым, — ему не удается сдержать радостную улыбку, что теряется в уголках пламенных губ. Между ними воцаряется молчание. Столь комфортное, что никто не спешит его как можно скорее нарушить. Лилит долго смотрит на лицо молодого господина, на котором отражается безмолвное выражение нежной благодарности, и в голове вдруг мелькает идея, за которую цепляется, чтобы не ускользнула. Она сосредоточенно баюкает ее некоторое время, оценивая и присматриваясь, и вокруг нее, будто недостающие пазлы, начинают расцветать мысли, собираясь в цельный план. Ее глаза сверкают в предвкушении, что не скрывается от внимательного взора молодого господина — он вопросительно вскидывает брови. — Уделишь мне немного времени? — придвинувшись совсем близко, шепчет заговорщическим шепотом, от которого по спине Лиама бегут непрошенные мурашки. Он молча кивает, и тогда Лилит радостно хлопает в ладони, совсем как ребенок, и подрывается с места. Одной рукой придерживая подол юбки, чтобы ненароком не запутаться в нем и не потерять равновесие, другой утягивая Лиама за собой, спешит покинуть особняк. Вероятно, боится, что молодой господин может передумать. Девушка переходит на шаг, когда в поле зрения появляются стены хорошо знакомого ей домика. Поворачивается к Лиаму и замечает складку, залегшую меж бровей. Ей удается поймать его мимолетный взгляд, но он отворачивается прежде, чем ей удается уловить отражающиеся в нем эмоции. Но она не останавливается, а, напротив, ускоряется и только крепче сжимает его руку своей. — Берт предупредил меня, что собирается нанести визит Мэри сегодняшним вечером, — поспешно говорит Лилит. Она оглядывает несколько цветочных горшков, аккуратно поставленных у входа, и, заприметив нужный, опускается и не без усилий приподнимает его — ключи играючи сверкают в лучах солнца. — И я позволила себе вольность спросить разрешение посетить мастерскую в его отсутствие. Ключ дважды проворачивается в замочной скважине. Скрипит дверь, приглашающе открываясь. Лилит входит первой. Морщится от резкого запаха масляной краски — он будто въелся в дом и стал неотъемлемой его частью. Оставив туфли на невысоком каблуке рядом с низеньким шкафчиком, девушка поворачивается к Лиаму. Молодой господин так и не решается войти. Смотрит куда-то в сторону, заведя руки за спину, и от него во все стороны сочится нерешительность вперемешку с безмолвной, беспокойной печалью, ему свойственной. Пламенные губы поджаты; ресницы подрагивают. Она украдкой вздыхает, подходит ближе, чтобы взять за руку и потянуть за собой — он позволяет этому произойти. Потому что противиться ей не может. В мастерской Берта светло и уютно. Просторное помещение изобилует художественными принадлежностями — большая их часть хранится в специально отведенном под это шкафу, придвинутом к одной из стен, — и рамами самых разных размеров и форм. Холсты, пустые или с картинами, которые, вероятно, уже никогда не будут закончены, буквально повсюду; портреты чередуются с пейзажами и натюрмортами. Солнечные лучи, ловко минующие шторы, ложатся на деревянный пол, заинтересованно подбираются к кистям и масляной краске, будто хотят попробовать себя в живописи, и опускаются на мольберты и многочисленные листы, служащие черновиками. Девушка проходит вглубь комнаты, как бы невзначай касается шершавой поверхности чистого холста и оборачивается к Лиаму. Молодой господин делает несколько шагов ей навстречу, оглядывается вокруг. За окном шумит зеленая листва; шторы лениво покачиваются из стороны в сторону, потревоженные ветром, который снова и снова предпринимает безуспешные попытки вытолкнуть едкий запах красок из мастерской. Лилит подходит к одному из окон, выглядывает на улицу, словно удостоверяется в том, что никто не направляется к дому, чтобы потревожить их покой, и несколькими движением закрывает его плотной холщовой тканью. Под непонимающим взором Лиама она проделывает то же самое и с другими. Мастерская погружается во мрак, когда Лилит задергивает плотной шторой последнее окно. Она стоит без движения некоторое время, гипнотизируя грубую ткань, которую сжимает в руке, прислушивается к тишине. В сознании надоедливо гудит беспорядочный рой мыслей, и ей кажется, что голова вот-вот лопнет. Девушка массирует виски, шумно выдыхает и отходит к столу, чтобы зажечь керосиновую лампу. Со второго раза ей удается справиться с вредной спичкой, и она аккуратно подносит ее к фитильку, боясь потревожить мягкое пламя. Неясные тени ложатся на пол и стены, и в уголках ее губ теряется удовлетворенная улыбка. Лилит пододвигает мольберт ближе к источнику света и, обернувшись, бросает на Лиама взгляд из-под пушистых ресниц — Нарисуй мой портрет, — слова отражаются от стен, теряясь в самых дальних уголках мастерской. Девушка останавливается напротив молодого господина, с надеждой заглядывает в его светлые очи. На его лице отражается удивление, которое сменяется смиренной печалью. — Ты ведь знаешь, милая Лилит, — он сглатывает, замолкая на миг, — что я не могу рисовать. — Можешь, — Лилит вновь касается его лица, и молодой господин приникает щекой к ее теплой ладони. — В прошлом месяце ты рисовал цветы, помнишь? Тогда все было в порядке. Она улыбается нежной полуулыбкой. Столь прекрасной и родной, что создается впечатление, будто она способна избавить от всех опасений и неуверенности, которые отражаются в светлых юношеских глазах. Лиам молчит, борясь с собой. Не отвечает, а только глядит на девушку, словно пытается найти в ней поддержку и подтверждение тому, что все будет в порядке. — Я не смогу, — шепчет и ведет носом из стороны в сторону. Девушка не двигается несколько минут, после чего нежно берет его за руки и увлекает за собой к мольберту. — Смотри, — она садится на низенький стульчик — тень послушно ложится на чистый холст, в точности повторяя положение. — У меня прекрасный профиль. Берт чаще рисует меня именно в таком ракурсе. Вероятно, такое положение привлекательно и потому, что нет необходимости соблюдать симметрию лица. Лилит берет одну из кистей из специально отведенной под них небольшого размера вазы, с ее помощью прихватывает непослушные волосы, чтобы не мешали. Лиам нехотя переводит взгляд на холст, наблюдает за тем, как подрагивающая тень послушно двигается, повторяя движения девушки. Делает еще один шаг вперед, протягивает руку и проводит по шероховатой поверхности кончиками изящных худых пальцев, едва касаясь. Лилит усаживается поудобнее, складывает руки на коленях и поднимает голову, чтобы взглянуть на молодого господина. — Не хочешь приступить? — он поворачивается к ней. В его глазах по-прежнему отражается неуверенность, от которой не так просто избавиться. — Просто обведи линию тени. Лиам прикрывает веки. Взволнованно кусает губы, теребит рукав манжета и словно пытается в своей голове взвесить все "за" и "против", чтобы прийти к верному решению. Лилит терпеливо ждет, не пытаясь нарушить несколько затянувшееся молчание. Только протягивает руку, чтобы осторожно коснуться его ладони и, мягко скользнув по пальцам, сжать их. Неясно, сколько проходит времени, прежде чем молодой господин открывает глаза. Он делает еще один шаг к мольберту, оказываясь рядом с ним, опускается на корточки и пробегается взглядом по неясной линии тени, которая подрагивает из-за игриво танцующего пламени керосиновой лампы. Лилит возвращает руки на колени и устремляет взгляд куда-то перед собой, чтобы молодому господину было проще рисовать. Она слышит шорох с его стороны — Лиам неуверенно берет грифель. Вновь медлит, не сводя пристального взора с тени девичьего профиля, подносит руку к чистому холсту и все оставляет на нем первый штрих. Едва различимый в полумраке, полный тоски и сожалений, он темным пятном выделяется на фоне чистого холста. Молодой господин разглядывает его с минуту, после чего добавляет к нему еще один, более уверенный. За ним еще два. Постепенно на холсте образуются очертания девичьего профиля. Просто граница легшей тени, которую старательно обводит. Лилит не смеет двинуться. Все так же смотрит перед собой, отсчитывая минуты на выцепленных взглядом часах, что так удачно расположились на одной из полок шкафа среди художественных принадлежностей. Краем глаз она ловит движения Лиама — время от времени он расправляет плечи, чуть отстраняется от мольберта, чтобы оценить результат, наклоняет голову набок. Во всей его фигуре — духовная сосредоточенность и углубленность. Создается впечатление, что весь мир для него сузился до одного лишь холста и подрагивающей, точно от холода, смутной тени, которую послушно повторяет. Лилит краем уха слышит приглушенный звук — Лиам откладывает грифель в сторону. Она поворачивает голову, несколько томительных минут разглядывает результат кропотливой работы. Ее губы растягиваются в счастливой улыбке, и девушка наклоняется, чтобы нежно, едва касаясь провести рукой по мягким волосам молодого господина. Он вздрагивает, поворачивается к ней с немым вопросом в светлых глазах, которые проникновенно смотрят на нее из-под длинных подрагивающих ресниц. — Очень красиво, — Лилит повторяет движение рукой, на сей раз заправляя переднюю прядь за правое ухо юноши, — мой милый Лиам. Он долго смотрит на нее, точно пытается удостовериться в ее словах, и медленно придвигается ближе, вставая на колени. Обнимает за талию и приникает щекой к ее груди, точно ребенок, стремящийся получить тепло любящей матери. Девушка замирает на миг, после чего расслабляется и начинает медленно перебирать его волосы. Пропускает пряди сквозь пальцы, любуясь притягательными отблесками подрагивающего пламени керосиновой лампы, шепчет что-то себе под нос, отдаленно напоминающее похвалу. И оба наслаждаются мгновением близости. Столь хрупким, необходимым обоим. Лиам приподнимает голову, но не отстраняется, а только сильнее прижимает ее к себе, точно боится, что она отстранится. Лилит касается его лица. Нежно очерчивает скулы, скользит к шее и замирает на ней, поглаживая большим пальцем линию челюсти. Он припадает к ее руке, закрывает глаза. Шепчет о чем-то едва слышно — слов невозможно разобрать. Девушка наклоняется ближе к нему в надежде услышать проникновенный шепот, однако длинные ресницы дрогают и его колдовские глаза с отблесками безмерной благодарности и нежности встречаются с ее. — Ты невероятна, моя милая Лилит, — она тихо смеется. Лиам поднимает руку, берется за кисточку, поддерживающую волосы, и аккуратно тянет ее в сторону. Локоны рассыпаются, мягким дождем опускаются на девичьи плечи. Он поправляет их, зачесывая за уши, и она заключает ее лицо в чашу своих ладоней. Молодой господин не двигается больше, словно предоставляет Лилит возможность контролировать ситуацию. Она наклоняется еще ближе, оставляет невесомый поцелуй на лбу— Лиам прикрывает веки от неизъяснимого блаженства, и на его лице расцветает счастливая улыбка. Девушка спускается ниже, касается губами самого кончика носа и немного отстраняется, но лишь чтобы приникнуть к его устам. Несколько мгновений, наполненных чем-то донельзя возвышенным, трогательным и даже сентиментальным. Они смеются в поцелуй, неизбежно отстраняются друг от друга. Лиам сильнее прижимает Лилит к себе, кладет голову на плечо и вдыхает едва различимый аромат ее сладкого цветочного парфюма. Снова закрывает глаза, позволяя комфортной тишине заполнить все пространство вокруг и окутать со всех сторон. — Я так люблю тебя, моя дорогая Лилит, — снова проникновенный шепот, проникающий под кожу и приятным теплом разливающийся по телу. Девушка указательным пальцем выводит незамысловатые узоры на мужской спине сквозь хлопковую рубашку и смотрит на холст, чувствуя, как быстро бьется в грудной клетке сердце. — И я тебя люблю, мой милый Лиам, — ее губы растягиваются в нежной улыбке.