Error

      Мы сидим возле баков даже тогда, когда рабочий день официально начался. Всё это время я предпринимаю попытки себя успокоить. В голову не приходит ни одна нормальная мысль: ощущение, будто всё подходит к неизбежному концу, не оставляет меня в покое. Однако, кажется, что исход в виде конца всего — наилучший. Я вырвусь из этой системы, испытания надо мной прекратятся. Возможно, имеет тогда, в виде бонуса, я получу ответы на все свои вопросы. Хотя, безусловно, хотелось бы нормальной жизни, чтобы всё, чем я дорожила, стало неизменным, день шёл за днём, а за поводок меня не держал сероголовый дьявол во плоти. И ведь раньше я никогда не думала, что полюблю даже своего босса, который до сих пор торчит в больнице после операции, его сварливость и просто неприятный нрав.       Я, на самом деле, вовсе не знаю, что делать. Я могу услышать желанные ответы, убив Грэга, а следом — и себя, ибо от такой меня мне будет до ужаса мерзко. Могу же наоборот — соврать, сказать, что он мёртв. И куда после этого Грэг исчезнет? Я не хочу портить ему жизнь! Или же… попросить помощи? А есть ли смысл? Кажется, словно всё утратило смысл. Стало чем-то безликим, без внутренностей. Всё перекрыто одной целью — разузнать.       — Да и мы вряд ли, — глаза косятся в сторону места, куда упал нож, — сможем. Питер… он… не так прост. Он — чудовище. Он пытается заставить меня сделать самую ужасную вещь в моей жизни, и я бы не смогла жить с этим дальше, даже если бы всё вернулось на круги своя.       Отчаяние поглотило полностью. Почему так резко пропала мотивация делать хоть что-то? Почему я… не я?       — Сможем, — заверяет Грэг и помогает мне подняться с грязной земли, к которой я так уже привыкла.       Наивный. Он ещё не знает, с чем ему придётся столкнуться!       С безумием, саморазрушением, безразличием. С желанием скорее покончить — и неважно, с кем или с чем именно. Это выедает тебя изнутри, пока твоя голова пытается одновременно бороться с паникой и нерешаемой, кажется, проблемой. Я не знаю, почему так происходит, если я могу намного больше, чем я делаю на данный момент. Словно кому-то хочется сломить мою волю к жизни.       — Т-ты что?..       Растерянный вопрос слетает с языка сам по себе, пока Грэг подходит к ожидающему своего часа ножу и поднимает его, крепко удерживая в руке. Он не сможет ничего сделать! Он слаб, как и я! Он просто-напросто не знает, к чему может привести его напыщенное геройство!       Я пытаюсь отнять у него нож, в то же время стараясь удержаться на ослабевших ногах, но он ловко передаёт из одной своей руки в другую необычайно острый предмет. Жонглёр чёртов!       — Я помогу, — напористо убеждает он, и я прекращаю свои глупые попытки оказаться сильнее.       — Ты что творишь?! — пытаюсь достучаться до Грэгора я в ответ на его безрассудное уверение. — Хочешь быть соучастником? Прекрати этот цирк!       Нет! Пусть даже если всё обойдётся рестартом, я не хочу этого всего! Хватит с меня переживаний. Мои нервные клетки, в отличие от неудачных дней, не восстанавливаются. Надо это прекратить. Скажу Питеру, что я не могу убить человека. Грэгор — мой коллега, человек, которого я знаю достаточно, чтобы быть уверенной, что он этого точно не заслуживает. По крайней мере, сегодня. Я буду видеть себя последней мразью, если я решусь. Пусть Питер знает, что я не он. Я не буду убивать невинных, даже если сне это действительно надо; я догадываюсь, что я могу сделать всё иначе. Хватит отныне с меня ошибок и трусости. Я не потеряю в себе человека в погоне за спасением. Довольно, к чёрту.       — Что ты, мы не убьём его, — уголки его губ подрагивают. — Просто поставим на место и научим, что грязные делишки надо делать своими руками, а не чужими.       — Я чуть тебя не прикончила! — машу руками я, отрезвляя его.       — Но не прикончила же, — гениально! — Я знаю, каково это — жить с манипуляторами. И я не могу злиться на тебя из-за этого.       Выдохнув, я прижимаю руку груди. Сердце болит. Ноет, не выдерживает. Я не могу жертвовать Грэгом, но он нарывается сам. Верно, ведь нихрена не понимает, какая туча нависла надо мной. Он не знает, что Питер может повторять каждый день лишь для того, чтобы хорошенько его помучать. Но как мне эту мысль донести? Как признаться, в каком лице предстанет наш враг?       Я горько улыбаюсь.       — У тебя вообще есть какой-нибудь инстинкт самосохранения или вроде того?       Грэг улыбается в ответ и опускает взор.       — Хах, — начинает посмеиваться он. — Сара мне сказала, что нет.       Я хмурюсь, когда слышу знакомое имя, когда его лицо мрачнеет, а рука, в которой он держит нож, начинает трястись.       Сара, Сара, Сара… не может же это быть моя Сара!       — Сара? — переспрашиваю я, наклонив голову вбок.       Поджав губы, Грэг отворачивается. Как будто не желает об этом говорить. Это его девушка? Впрочем, Сара — довольно популярное американское имя, в нашем городе их может быть также полно, так ведь? Сара, Сара… кто же ты такая, Сара? Хах, забавно, даже захотелось позвонить своей Саре. Как она?..       — Неважно. Вытравим эту погань, — решительно выпаливает Грэг и тащит меня за собой.       Он сильный, но я всё равно пытаюсь притормозить и ослабить его хватку, ударяя по руке. Что ты, мать твою, творишь, идиот?! Решил нас похоронить?! Ещё если тебя в соседней могиле похоронят, вообще охуенно будет, если конечно, найдут твоё тело, герой, блядь! Почему Грэг такой баран?!       — Нет, Грэг, мы не можем! — останавливаю его я, привлекая внимание прохожих. — Он тебя убьёт!       Реально как на конченых смотрят. Пусть хоть копам не наяривают!       — Я уверен, он убиваем, — хмыкает скептически Грэг. — Может, не так всё просто, как кажется, но…       — Нам конец, конец! — вторю я и всё же освобождаюсь, благополучно приземляясь задницей в который раз наземь.       Бедные мои джинсы.       — Ты думаешь, я не знаю, к чему ты клонишь? Я знаю, что с ним не так просто, однако мы можем попытаться. У нас с тобой общая проблема, детка, и, к слову, прекрати уже падать, — заканчивает свою короткую мотивационную речь он и подаёт мне руку.       Я хватаюсь за неё, как за спасательный круг. Мне, по правде говоря, уже немного легче. Но знает ли Грэг больше, нежели сказала я? Не мог же он догадаться, это просто невозможно. Или он к этому причастен? И о какой Саре шла, чёрт побери, речь, из-за чего он поник? Какая-то чертовщина. Хотя… хотя стойте-ка. Сара. Хах. Сара, Сара. Я всё поняла. Кажется, уже что-то я видела, когда больно много информации хотела нарыть про ту треклятую игру.       Улыбнувшись, я кладу руку ему на плечо. Значит, друг мой, мы в одной лодке?       — Спасибо, Грэг, — едва выдавливаю из себя я. — Не хочу больше ничего спрашивать, я просто хочу с этим покончить.       Это самое большое и искреннее желание в моей жизни. Я устала терпеть и делать вид, что всё в порядке, ведь нихуя не в порядке абсолютно всё.       — Я тоже, — содрогается его голос. — Но будь готова к любому исходу. Мы лишь попытаемся.       Мне этого достаточно, Грэг. Ты слишком много делаешь для меня, как для простой коллеги, и ты даже представить не можешь, насколько мне становится легче. Груз несказанного словно с грохотом пал с моих плеч. Я сказала тебе, если честно, чертовски мало, однако это гораздо лучше, чем мучительное молчание. Мне казалось, что я не дождусь чего-то хорошего. Я увидела чересчур много смертей за это короткое время, когда могла бы прожить остаток жизни, не увидя ни одной. Это давит и, в конце концов, разрушает. Ты блуждаешь в непонимании и пытаешься бороться с тем, чего не знаешь. Я не знаю, кто или что этот Питер. Я не уверена, что знаю, чего он действительно хочет. Полного и беспрекословного подчинения? Не на ту напал. Он прекрасно знает, что со мной это не работает, поэтому идёт на радикальные меры. Он знает, что ему подвластно всё, кроме меня, и его это изводит. Он может изменить день, небось, и время, но подходящий ключ на пути к моему сердцу бесповоротно проебал ещё в самом начале. Наивный идиот. Если Питер и получит кого-то, то уж точно не меня. Если я подчинюсь ему, это буду не я. Если я сдамся, это буду не я.       Я доверяю Грэгу. Мне больше некому. Но самое главное, что он не пытается ломать меня. Он принимает все мои ёбнутые черты и идёт сейчас вместе со мной.       Грэг держит меня за руку. У него она тёплая. У Питера — холодная. Грэг улыбается всегда мирно и добродушно. От улыбки Питера так и сочится зловещее его нутро, что сочится за фальшивой приветливостью. Грэг помогает. Питер пытается делать вид, что помогает, когда за этой иллюзией всё понемногу рушит. Грэг настоящий, хотя сдаётся мне, что не может быть он так прост. Или это такое влияние Питера? Нет-нет, он не мог сломить меня окончательно. Он не успеет это сделать, как я сломаю себя физически. Тогда он уже меня не склеит — не из чего будет. Шах и мат, сука.       Вот мы уже стоим у моей двери. Достаю ключ, открываю им дверь. Делаю это неспешно, нарочно осторожно. Смотрю на Грэга, на его руку — нож. Представляю, как на нём будет кровь Питера. Это будет его искупление за всё, что он натворил. Умрёт ли он? Надеюсь. Мы его убьём, уничтожим пусть ради этого даже и придётся заплатить жизнью. Я буду свободна.       Мы внутри. Карло начинает шуметь.       Я пропускаю Грэга, а сама закрываю дверь. После позвала Питера, а сама вооружилась зонтом. Переглядываемся — Грэг серьёзен. В этот момент подбегает Карло, за ним Питер. Попался.       Он просто встал, осматривая нас, словно напротив него не стоят с холодным оружием.       — Дорогая, — как можно более наивно говорит он, — что это значит?       Я аккуратно отодвигаю ногой Карло и направляю в его сторону зонт. Можно проткнуть глаз, как он сделал той девчонке.       — Почему он жив? — наконец звучит вопрос, и из моих лёгких будто выбивают весь воздух.       Действительно. Может, потому что я человек?       Что ж. Я теперь понимаю, почему тебе всё равно. Ты не человек. Та запрограммирован, дабы быть обезумевшим на мне, поэтому тебе ничто и никто не помешает быть со мной.       Ты был запрограммирован, чтобы существовать вместе со мной.       — Сука, — шипит Грэг и первым начинает атаковать.       Питер, сволочь, не так прост: даже нож его не ранит сразу, он ловко перехватывает руку Грэга и отталкивает от себя. Я, не страшась, нападаю сзади с зонтом, дабы ударить по голове, однако и меня так же молниеносно отталкивают, из-за чего я отлетаю прямо в стенку и ударяюсь головой. Карло начинает скулить, пока я пытаюсь сориентироваться в пространстве. Сукин сын! Даже мне урон нанёс! Я, покачиваясь, приподнимаюсь, в то время как Грэг предпринимает очередную попытку повалить противника. К несчастью, Питер пока справляется лучше: он наваливается прямо на Грэга, всякий раз успевая перехватить руку. Тяжело вдыхая каждую порцию воздуха, я упускаю зонт из рук и пытаюсь притянуть Питера к себе, дабы выпустить Грэга. Но блядь! Несмотря на его чрезмерную худосочность, и это у меня удаётся с трудом; он не пытается отбиться от меня, как зарядить противника по голове своими лапищами. Я же, в свою очередь, пытаюсь и ущипнуть Питера, и впиться ногтями, и тыкнуть пальцем прямо в глаз, что пару раз, но удаётся. Грэгору же удалось наконец воспользоваться ножом, что вонзился прямо тому в ладонь, проткнув насквозь, тем самым вызвав крик у того, что всегда вызывал этот эе самый крик и у меня. От такого вида, по правде говоря, чуть не вырвало: целый потолок крови оказался прямо на лице лежащего. Это немного, но всё же сбивает Питера с равновесия, и я могу как можно лучше перетянуть его на себя и повалить на пол, тем самым успев навалиться сверху. Нож ещё в его руке — не дремля, я вынимаю его и пытаюсь вонзить его прямо в грудь, в чёрно-белое сердце, под которым настоящего, кажется, и не имеется. Нет места жалости. Пора прекращать это. Вторая рука — здоровая — пытается мне помешать, но и без того понято, что тщетно.       Питер тем временем пытается остановить меня, крича сквозь слёзы:       — Нет, не надо, п-пожалуйста! Я же люблю тебя больше всего, почему ты так поступаешь?!       Нет жалости. Нет жалости, нет жалости, нет жалости, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет…       Нет!       — Потому что я тебя ненавижу, — произношу я прямо в его плачущее лицо и вонзаю нож в его грудь.       — Бац! — он не дышит.       Его голубые глаза безжизненно уставились на меня.       Я медленно поднимаюсь, пытаясь унять дрожь в коленях, и всхлипываю. Всё. Всё? Всё! Ха-ха! Я смогла, смогла! Ха-ха! Это конец! Всё закончилось! Ха-ха! Я оборачиваюсь, улыбаясь впервые так широко в своей жизни. Но тут же улыбка спадает. Грэга нет.       — Грэг? Грэг?! — кричу я, бегая по квартире, и вспоминаю самое главное: — Карло! Малыш! Где вы?!       Я выбрасываю нож, не понимая, где все. И даже не нахожу мёртвое тело Питера. Пугающая пустота. Витает смерть.       Слышится дивный звук из комнаты. Бегу туда, вспоминая о мониторе. Питер подключил его… ещё вчера. Какого хуя он сейчас включён?! Сука! Нет, не может же быть всё зря!       Подбегаю к рабочему столу и жадно вглядываюсь в монитор, что начал работать сам по себе. Руки, ноги трясутся, сердце едва на месте. Я начинаю плакать, когда вижу на экране знакомое лицо. Всё ведь… как тогда.       — Мне жаль, дорогая, что так вышло, — начал говорить Питер, в этот раз оставаясь за экраном. — Наверное, мне с самого начала стоило объяснить, дабы ты не доверилась всяким… вроде него. Он абсолютно бесполезен в любых противостояниях, знаешь ли. Ему просто посчастливилось так же, как и тебе. Однако, он стал слишком много себе позволять. Надеюсь, впредь он будет умнее, если ему дадут когда-нибудь возможно, что вряд ли, ибо его роль на этом заканчивается. А что насчёт нас, нашей любви… всё должно было быть иначе, когда я пытался исправить всё, что ты делала не так, когда мне позволяли делать так возвращаясь назад, повторяя тот же самый день, когда мне безумно повезло. Ты должна была стать моей с самого начала, как ты увидела меня, принять к себе. Это так, как устроена эта система, против который ты неосознанно пошла. Ты и я… мы были созданы друг для друга. Нас создали друг для друга. И это единственное, что меня неимоверно радует, ибо для кого-то мы просто буквы… или даже картинки. И единственное, что ты могла сделать, принять это, но я не учёл, что ты была вне осознания данного факта, что ты пошла против того, чего ты была создана, делая одну ошибку за другой…       Я оседаю на пол, закрыв уши руками, едва не вдавливая их в голову. Не могу слушать его голос, его бред, чушь, хуйню, боже, можно ли это вообще описать каким-либо словом на каком-либо из существующих языков, блядь, да заткнись уже!       — Закрой свой рот, сукин сын! — и ударяю по столу. — Закрой!       — Все твои важнейшие решения была лишь чья-то прихоть, — продолжает твердить голос. — Даже твоё имя — чья-то прихоть. Ты даже не знаешь, как ты выглядишь, ибо каждый сам решает, как ты выглядишь. И поэтому знаешь, кто из нас самая главная ошибка, дорогая? Ты. Потому что ты не позволила работать системе так, как она была устроена. Видишь ли… произошёл сбой. И пора его исправить. К слову, знаешь, какая будет твоя последняя мысль?       Замолчи! Замолчи! Замолчи, замолчи, замолчи, пожалуйста, прекрати! Прекрати! Хватит… ну хватит… прошу!       — Да будет так.       Я подрываюсь с пола и, вырывая монитор с корнем, разбиваю его об стенку, после чего сама падаю на пол.       — Увидимся завтра, дорогая! — и всё, вот, что эта хуйня прохрипела мне в последний раз эта штуковина.       Забавно. Вот я лежу, свернувшись в жалкой позе эмбриона, и реву, как дитя. Реву да так, что плач разрывает изнутри всё, что помогает мне жить. В том числе и надежду. Её больше нет. Её разорвало самой первой. Это единственное, что помогало мне каждый раз противостоять этому… этому… хах. Значит, ошибкой всё это время была я? Хах. И таков мой конец?       Хорошо. Хо-ро-шо. Да будет так.

***

      Темно. Питер сказал, что это хоррор, поэтому для пущего эффекта мы выключили свет. Очень жду, когда мы сможем поиграть! Я не боюсь играть в такие игры тем более тогда, когда мой парень рядом со мной. Я уверена, что мы хорошо проведём время, правда, игра что-то долго загружается.       — Что-то долго загружается, — освещаю сей факт вслух я. — Хоть бы не завис.       Питер кладёт мне на макушку подбородок и мне кажется, что я чувствую как он улыбается. Он очень меня любит, как и я его! Нам важны даже случайные прикосновения друг к другу! Даже самые ненавязчивые, но нам важно знать, что мы рядом друг к другу!       — Компьютер? — уточняет Питер, и я киваю. — Нет, дорогая, я же его вчера ещё отремонтировал.       Точно! Как я могла забыть? Он же вчера трудился почти целый день, чтобы мы снова смогли вместе поиграть. Питер у меня умный и трудолюбивый, я не могу об этом забывать!       — Может, вколим снова обезболивающее? — осторожно говорю я, когда чувствую нарастающую боль в ноги.       Я чувствую, как встрепенулся Питер. Он едва-едва коснулся моей перебинтованной ноги, чуть зацепив край бинта ногтём.       — А что… начинает болеть?       — Да, — отвечаю и касаюсь его руки.       Питер отчего-то задумался.       — Хорошо, — отвечает вдруг, — я сейчас, любимая.       Он приподнимает меня, когда всё это время до этого я сидела у него на руках, и аккуратно усаживает на нагретое место. Питер улыбается мне и кивает, после чего уходит в другую комнату. Я же и сама внезапно начинаю улыбаться. Я люблю Питера. Он заботливый, в конце концов, он же меня любит! И я очень его люблю, больше всего на свете. Это так и должно быть, чтобы два человека, будучи вместе, очень друг друга любили, несмотря на всё.       Слышу звук. Игра началась.       — О! Загрузилось! — оборачиваясь, кричу Питеру, что бежит ко мне со шприцом.       Питер очень заботливый. Очень-очень. Хотя иногда он позволяет себе много, но после этого всегда очень много извиняется.       Но это неважно!       Ведь я очень люблю Питера.       И он меня очень сильно любит.