Черная легенда

Если бы кого-то из присутствовавших тогда у Кипелова спросили, как разворачивались дальнейшие события, то никто не смог бы ответить внятно. Холстинина и Дуба, шокированных чуть ли не больше всех, отпускать одних домой побоялись и вызвали их взрослых детей, чтобы те развезли отцов по домам. Марго, удивляясь сама себе, неутешно рыдала и уехала домой, икая, сопровождаемая Мишей, напуганным, но сохранившим собранность, Прист и Алик, проработавшие и дружившие с Кириллом долгие годы, потерянно, молча сидели у Кипелова до следующего утра, просто не находя в себе сил подняться и уйти. Лекс убежал в свой любимый лес, чтобы справиться с эмоциями, не будучи уверен, что в каменных стенах это получится, а Маврин и Харьков ушли не прощаясь и тяжело задумавшись. И ни один человек ни слова не сказал Кипелову — даже Виталий, который заслуженно чувствовал свою вину и постоянно шептал себе под нос: — Это я, из-за меня… Господи, господи… Кипелову в глухой и мрачной тишине собственного дома, где на кухне сидели и молча смотрели друг на друга Попов и Грановский, хотелось выть от безнадежной боли и тоски, хотелось выйти с балкона — лишь бы избавиться от чувства вины. Ни на следующее утро, ни даже через несколько дней легче Валере не становилось, и, судя по молчащему телефону, всех остальных пришибло не меньше. На репетиции перед запланированными концертами Валера просто бросил ходить, но, казалось, группу Кипелов это совершенно не волновало: участники коллектива не звонили и не писали ему. Только на официальных ресурсах Арии и Мастера появились скупые, лаконичные сообщения о смерти бывшего участника. Арийской тусовке повезло: не так часто ещё умирали близкие, давно знакомые люди, но, тем не менее, каждый такой случай был тяжелым, болезненным. А в случае с Кириллом Покровским ситуация была ещё хуже: каждый, кто был причастен, знал, в чем действительно была причина ухода клавишника — пусть и не прямая, но годами копившаяся. И никто не говорил об этом вслух — а тем более виновникам, и от этого и Кипелову, и Дубинину было ещё хуже: как будто все негласно постановили не ругать и не обвинять их. Виталию хотелось, чтобы Володя разбил ему об голову его собственный бас, накричал на него, обвинил. Дико хотелось сделать что-то с собой, чтобы не представлять угрозы для Холста, чтобы не повторилась история с Покровским, и дико хотелось, чтобы боль и вина от потери Кирилла перестали его терзать, но басист сам же себя постоянно грыз, и жена и дети никак не могли понять, что творится с мужем и отцом. Кое-как он смог донести, что переживает из-за смерти старого товарища, и домашние отвязались с расспросами — по крайней мере, явно его больше не тревожили. Однако беспокоиться не перестали: басист упорно сидел дома, что ему было обыкновенно не свойственно, и занимался чем угодно, что не требовало больших усилий и умственного напряжения. Странная, неестественная ситуация всеобщего молчания продлилась почти месяц, за который Кипелов в принципе не участвовал в жизни группы имени себя, а Ария существовала по инерции, силами лишь непосвящённых в глубину драмы людей. Макс Удалов внезапно обнаружил, что именно он заведует всем, что раньше делали все поровну, и директор группы, и Соколов, казалось, смирились с тем, что исполняющим обязанности лидера внезапно стал драммер. Драммер, поняв, что ни от кого ничего не добьется, отважно тащил на себе воз всех текущих дел, надеясь на то, что апатия остального состава Арии рано или поздно прервется. Главной проблемой был тур, к которому надо было активно готовиться, и тридцатилетие группы, намеченное на конец ноября, но об этом ещё оставалось время позаботиться. В группе Кипелов тоже назревали сложности: впереди был сезон фестивалей, где команду ждали каждое лето, и уже было оговорено заранее немало выступлений. Харьков, понимавший причину отсутствия вокалиста, говорил остальным, что также не имеет понятия о происходящем, но упорно делал вид, что всё в порядке, и никто, кроме него, так и не понял, что внезапная пропажа вокалиста связана с глубочайшей депрессией. Валера же, быстро поняв, что в пустой квартире он рано или поздно окончательно свихнется, сначала задолбал всех друзей, родню и детей регулярными визитами и приглашениями, а потом, когда уже сын с дочерью логично спросили его после длительных наблюдений: «Отец, что с тобой не так?», сбежал на дачу к изумлённой, не ждавшей его так рано жене. Новостей про Алика и Лекса не поступало в принципе: после некролога Покровскому группа Мастер, казалось, вымерла в полном составе. *** Остатки решимости после удара сохранили только Харьков, Маврин и Житняков, и однажды, через месяц с лишним после памятного мрачного вечера, стихийно организовали встречу в баре, где решили, наконец, решить тот самый вопрос, ради которого все собирались ранее. Без особой радости молодой вокалист наблюдал, как мир вокруг стремительно меняется в его глазах, и страшная, неведомая сила продолжает пожирать — прямо или косвенно — людей, которых он считал своими наставниками и ориентирами в музыке. Михаил осознал, что настало его время проявить себя сознательно: не для того, чтоб что-то доказать, но для того, чтобы защитить свою группу — и свою семью. Жена ждала ребенка, и Житняков понимал: даже завязанная на других людей, потусторонняя опасность, присутствующая в его мире, может затронуть и его самое дорогое. Именно поэтому он решительно настроился на разговор и, удивляясь себе самому, взял инициативу в разговоре первым. — Сергей, быть может, вы знаете их дольше, но я сейчас с ними ближе, — определил Миша сразу, как только все трое музыкантов собрались в баре. — Поэтому, пожалуй, начну я. Михаил подробно описал состояние дел в группе и поделился подозрениями о том, что тварь, несмотря на мощную защиту, как-то добравшаяся до Кирилла, может становиться сильнее и начать вредить тем, кто не был с ней связан кровью, как Кипелов и Дубинин. Свои комментарии он подкрепил очень простым аргументом: если оно начало являться без вызова и оно смогло сожрать жертву без контакта со своим носителем, то есть какой-то фактор, который был не очевиден и не учтен. — Ты думаешь, что оно могло выйти из-под контроля через столько лет неслучайно? — задумчиво поинтересовался Харьков, отхлебывая пиво. — Я более чем уверен, что мы что-то не знаем об этом. Не потому, что недооцениваю силы и знания твои или наших старших коллег, — кивнул Миша в сторону Маврина. — А потому, что все признают: мы просто не встречали ничего подобного ранее, и вся информация, которая была у нас, была в той книге, которую я, кстати, не видел. — И не увидишь, — отметил рыжий. — Я её сжёг. — Но зачем? — резко повернулся к гитаристу Харьков. — Ты не думал, что она может ещё пригодиться? — Кому? — флегматично спросил Маврин, не демонстрируя ни малейшего волнения. — Ещё одним гиперактивным, вроде Виталика или Валеры? — Нам! Она могла пригодиться нам! — воскликнул Харьков, всплеснул руками и уперся кончиками пальцев в виски, мрачно вздохнув и закатив глаза. — Чем ты вообще думал? Гитарой? — Нет, медиатором, — несмешно пошутил Сергей и внезапно улыбнулся. — Но это не проблема. — Как это? — поднял бровь Житняков. Басист продолжил мрачно смотреть мимо Маврина. — Помните мультик про котёнка Гава? — ещё больше заулыбался Сергей. — Так вот, наша котлета тоже в полной безопасности. Она, — Сергей постучал пальцем по виску, — она здесь. Харьков убрал руки от головы и посмотрел на Маврина, как будто видел его в первый раз. — Ты её запомнил? — недоверчиво уточнил он. — Всю? — Всю, — подтвердил Сергей. — Не спрашивай, как. — А я спрошу, — вдруг заявил Житняков, залпом всадив остаток пива в кружке. — Потому что, как я слышал, книга была на крайне редких языках и весьма внушительных размеров. Сергей Константинович, как? — Мёртвая зона, — лаконично сказал Бес, и, видя полное непонимание на лицах собеседников, вздохнул и пояснил: — У меня в сознании есть то, что я называю мёртвой зоной. Она на самом деле не мертвая, просто туда можно очень быстро запихать какую-то редкую и сложную информацию и доставать в неизменном виде только в случае крайней необходимости. Я так её назвал из-за романа Кинга, мне в свое время ничего лучше в голову не пришло, а потом как-то привык. — Я сначала про Арию подумал, если честно, — протянул Михаил на последние слова гитариста. — Тебе по должности положено сначала думать про Арию! — ехидно хихикнул Харьков и обратился к Маврину. — Ну, Константинович, ты как обычно полон новостей. Житняков, улыбнувшись на подкол, поинтересовался: — И как же мы ей воспользуемся, если она только у вас в голове? — Обычно, — хмыкнул Маврин и вдруг взял Мишу за руку. *** И Миша распрощался с окружающим миром и ухнул в никуда: никуда, а точнее нигде, было пустым и темным, но через пару мгновений Миша увидел свет и почувствовал приземление. Приземлился Миша в чем-то, похожем на пустыню — только вот вместо солнца пустыня озарялась ровным, чуть приглушённым светом, исходящим ниоткуда и отовсюду. «Кастанеда какой-то», — мелькнуло в голове у вокалиста, когда он рассмотрел окружающий, немного гротескно и неловко выглядящий мир: всё было будто нарисовано талантливым, но сильно обдолбанным художником — скалы вокруг, песок, какие-то коряги, барханы и колючие мелкие кустики. Рядом в песке, чуть закопанная в него, лежала книга — та самая книга, найденная Дубининым и Кипеловым и сожженная Мавриным. Миша с осторожностью и любопытством притронулся к ней, потом, осмелев, вытащил и, усевшись на песок, положил к себе на колени, раскрыл. — НИЧЕГО НЕ ЧИТАТЬ ВСЛУХ! — Пронеслись перед Мишей в воздухе горящие буквы. Однако Житняков уже не особенно удивился и кивнул буквам, тающим в воздухе: понял, понял. Бормоча «наркомания какая-то», начал листать страницы проклятого фолианта. Сначала он никак не мог взять в толк, как так он вообще сможет прочитать что-то: все было написано на непонятных языках, знакомыми, но никогда не изучавшимися Мишей алфавитами. Однако, поразмыслив, Миша решил применить ставший привычным для себя приём: тихонько напел под нос первую попавшуюся мелодию, сосредоточился и повел рукой над страницами. Буквы не изменились, но Миша с удовольствием обнаружил, что фокус сработал: суть написанного стала для него понятной. — Так, надеюсь, этот автопереводчик работает лучше Промта, — Сам себе сообщил Миша и углубился в чтение. Через какое-то время — Миша не мог сказать точно — он дочитал до конца и понял, что больше он уже не узнает. В тот же момент его резким рывком втянуло обратно, и вокалист, как ни в чем не бывало, обнаружил себя сидящим за столом с Мавриным и Харьковым, заморгал, потряс головой. Сергей отпустил его руку, но тут же перехватил руку Лёши: глаза того приняли абсолютно бессмысленное выражение, басист застыл без движения. — Я тут так же сидел? — полюбопытствовал Миша. — Слюни хоть не пускал? — Нет, что ты, — серьезно ответил Маврин. — Ты просто на пару минут завис. Лешу сейчас тоже обратно вытянем. — То есть, технически я только что побывал у вас в голове? — Миш, по-моему, после того, что между нами было, можно перейти на ты, — Маврин выглядел совершенно невозмутимым, но глаза у него улыбались. Миша засмеялся и встал заказать себе ещё пива. Вернувшись, он увидел, как Харьков так же, как и сам Михаил несколько минут назад, моргает и приходит в себя. — А чего там так мрачно, в твоей мёртвой зоне? — спросил Лёша у Сергея. — Если бы мне пришлось в реальности напрягаться читать при таком освещении, то я бы нихрена не разобрал. — Мрачно? — удивился Житняков. — По-моему, нормально. Только как-то… Упорото. То ли Дали рисовал, то ли мескалина поел. Маврин с интересом слушал обе точки зрения, и постановил: — Ну видимо, каждый видит то, что ему ближе. Я-то там вообще не бывал — так, как вы. Итак, что мы имеем? — Мы имеем полное дерьмо, — честно сказал Миша и потерял веселость. — Оно растет и усиливается, если много лет связано с одним конкретным человеком. — То есть, ты хочешь сказать, что всё дело в том, что Виталя с Валерой НЕ жрали все эти годы своих жертв? — мрачно уточнил Маврин. — Да, — подтвердил Леша слова вокалиста. — Никто не был таким совестливым раньше. Все, кто пользовались этим сраным ритуалом, без всякого морализаторства жрали своих жертв и фиксировались на новых. Потом их довольно быстро убивали, я так понимаю. Сущность использовала носителей и понемногу, но регулярно питалась… — А в нашем случае она успела обжиться в нашем измерении и, видимо, смогла с голодухи поломать защиту и сожрать одну из жертв, запугать носителя и даже бурно посопротивляться в бою, — подхватил Житняков и неосознанно начал перебирать и крутить волосы. Маврин нахмурился и пробормотал: — Что ж, значит мы все имеем один и тот же вывод. Хорошо, если так… — Теперь осталось всего ничего: понять, что с этим делать! — саркастично улыбнулся Михаил. — И для начала надо привести в чувство всех остальных. Что в Арии происходит — вы в курсе. Что с остальными? — Мы потеряли Кипелова! — развел руками Алексей. — Точнее, мы знаем, где он, но он не идёт на контакт, и очень скоро это начнет бить по работе. — И Грановского с Кравченко надо отыскать… — задумался Маврин. — И закончить то, что начали месяц назад — подытожил Житняков.