Призрак Западной башни

      Кристина Даае любила своих друзей. Ей нравилось слушать, как они обсуждают даже самые глупые вещи; ей нравились длинные вечерние разговоры; ей даже нравились периодические ссоры и драмы между ними. Для девочки, которая выросла только с папой в качестве друга, быть в школе, полной девочек и мальчиков, было для нее воплощением мечты.       Но как бы она ни любила большую компанию рядом с ней, иногда она обнаруживала, что ей тоже нужно немного побыть в одиночестве. Всякий раз, когда ее охватывало чувство потребности в пространстве и тишине, она покидала своих друзей и находила какое-нибудь уединенное место на территории кампуса, чтобы расслабиться. У нее было несколько таких мест, которые она нашла, но ее любимым местом была Западная башня.       На вершине Западной башни находилась Совятня, и иногда ей нравилось подниматься туда, чтобы погладить птиц, когда они вопросительно моргали своими большими и круглыми глазами. Иногда она просто сидела в маленьком дворике у подножья Башни, наслаждаясь слабым солнечным светом и сильным ветерком.       Никогда раньше она не видела там никого одновременно с собой, поэтому однажды, когда она собиралась подняться по последней ступеньке лестницы, прежде чем добраться до Совятни, она была удивлена, услышав пение. Она остановилась, тяжело дыша.       Пение было прекрасным.       — Кто там? — нетерпеливо спросила она, и Голос резко затих.       Она оглянулась по сторонам и была уверена, что единственное место, где кто-то мог спрятаться — это небольшая комната слева от нее. Она толкнула дверь, ожидая услышать тот божественный Голос, но в комнате, казалось, были только старые птичьи клетки, полупустые мешки с птичьим кормом, старые и потрескавшиеся горшки, а также различные метлы и садовая утварь. Выцветшие и покоробленные деревянные панели на стенах вызвали у нее озноб.       — Ты тут? — спросила она, стараясь не слишком долго зацикливаться на одной точке в комнате.       — Вы призрак? — добавила она, когда ничего не услышала, будто это была запоздалая мысль.       Эрик увидел в этом свою возможность и решил воспользоваться ею.       — Да, — донесся до нее голос, и ее глаза метнулись к месту на потолке, откуда, казалось, исходил звук.       Конечно, он сразу узнал Кристину. Она, как и раньше, всегда была на периферии его внимания; казалось, она никогда не исчезала из его поля зрения, хотя он действительно старался не зацикливаться на ней. Он определенно не планировал встречаться с ней здесь — он даже не знал, что она тут делает. Иногда он приходил сюда по ночам, чтобы петь для сов в качестве публики (ибо кто еще захочет его слушать?). То, что он пришел сюда ближе к вечеру, было чистой случайностью — он чувствовал себя еще более одиноким после очередного обеда, проведенного в одиночестве (он быстро понял, что уединенные обеды предпочтительней неловкого разговора, а его присутствие терпели те немногие, кто на прямую не просил его не сидеть с ними).       Он пытался спрятаться за деревянными панелями, когда услышал, как она вошла, но, неуверенный в том, что этого достаточно, чтобы скрыться, он также наложил маскирующее заклинание. Он чувствовал себя довольно умным, зная это заклинание. Его не было ни в одном из стандартных учебников, он сам выучил его из большой книги в закрытой секции библиотеки. Была ли это книга о темной магии, его это не особо беспокоило. В простой маскировке не было ничего плохого, особенно когда прятался такой, как он.       — Вы пели оперу? — спросила Кристина, слегка улыбнувшись.       — Вы знаете оперу? — теперь ему было любопытно, удивляясь тому факту, что эта красивая девушка может разделять интерес с такой горгульей, как он.       Горгулья или нет, он любил красоту, и он видел столько красоты в этих старых песнях и рассказах. Это был интерес, которым никто из его однокурсников не увлекался.       — Мой папа хотел, чтобы я стала оперной певицей… — она сделала паузу, затем опустив голову, печально продолжила. — Я тоже хотела стать оперной певицей. Но потом папа умер, и я… Я просто перестала петь.       — Мне очень жаль, Кристина, — сказал Голос, обеспокоенный и добрый.       Ее брови слегка приподнялись, когда она услышала свое имя.       — Как вас зовут? — спросила она с любопытством.       — Моё имя… Моё имя… — он подыскивал ответ. Он не мог сказать ей! — Моё имя было забыто для меня давным-давно.       — О… Это очень печально. Извини. Как же мне тогда вас называть?       Кристина знала многих призраков, в кампусе их было немало. Даже у тех, у кого не было имен, все еще был титул, что-то, чем их можно было называть.       Эрик какое-то время молчал.       — Я — Призрак Оперы, — объявил он. — Моё имя, может быть, и утеряно, но когда-то я посещал оперный театр, будучи в нем исполнителем…       Как бы он хотел, что бы это было правдой.       — Как ты тут оказался? — спросила Кристина.       — Театр сгорел дотла, — ответил Эрик, понимая, что теперь лгать становилось легче.       — Ой!       — Да, — согласился он печально.       — Ну… Я рада, что ты сейчас здесь, — робко сказала она.       — Действительно? — в его голосе прозвучала надежда.       Никто никогда не был рад его близости.       Конечно, она была рада не ему, не так ли? Как это часто бывало в его жизни, за счастьем следовал горький привкус реальности и разочарования.       — У вас такой чудесный голос, — продолжала Кристина. — Хотелось бы и мне, так же петь…       Эрик чуть было не предложил, но передумал. Нет, она определенно не хотела, чтобы он…       — Как вы думаете, вы не могли бы меня научить? — прошептала она.       Он был уверен, что прямо здесь умрет от счастья.       — Конечно, Кристина!       Ее лицо просияло, и сердце Эрика защемило, когда он увидел такую красоту.       — Спасибо! Я так давно не пела, я уверена, что пою, как старая ржавая петля! Но я так рада попробовать начать еще раз! Как вы думаете, мы сможем проводить тут уроки? Вас это устраивает, Призрак Оперы?       — Да, Кристина, как пожелаешь, — он пытался сдержать дрожь в голосе.

***

      Они начали встречаться в Западной башне несколько раз в неделю. Верная своему слову, ее пение поначалу было ржавым, но с его помощью она быстро восстановила свои утраченные навыки и начала оттачивать новые.       И это не было пением все время. Иногда они говорили о других вещах, и Эрик поражался тому, какой доброй и отзывчивой она была. Она старалась не задавать слишком много личных и назойливых вопросов, но, казалось, ей было интересно узнать его и его мнение.       Было ли это тем, что означало иметь друга?       Несмотря на то, сколько времени они проводили время вместе (она даже принесла большую мягкую подушку в комплекте с одеялом, что бы сидеть подольше в комнате и не простудиться), он обнаружил, что жаждет больше проводить времени с ней. Но он никак не мог подойти к ней, будучи самим собой. Он останется ее Призраком, и будет для нее только им. Так будет лучше. Но все же… Он не мог не присматриваться к ней во время обедов и ужинов, воображая, будто они действительно друзья, что после окончания трапезы они будут разговаривать и смеяться; быть может, даже пойдут гулять, как и все остальные.

***

      Кристина поймала себя на том, что часто витает в облаках, когда она не была на уроке вместе со своим Призраком. Ей так нравилось его общество! Временами это ее поражало. Он был умен и забавен, и хотя он был строг к ее пению, он так же часто был милым.       Некоторые из ее друзей временами поглядывали на нее с подозрением, совершенно убежденные, что она в кого-то втайне влюблена. Возможно, так оно и было, подумала она покраснев.       Так продолжались их уроки в течение трех месяцев, прежде чем все рухнуло.