Светлячок в долине света

Мадара с Хаширамой стояли на морских волнах неподалеку от скалистого острова и наблюдали, как перед ними разворачивается в ярости сама стихия. Небо все быстрей темнело, укрытое тяжелыми низкими тучами, за ним почернело и море, наливаясь под ногами двух шиноби плотной свинцовой тяжестью. Злые волны стонали и бились о берег, и кипящая пена шипела, как тысяча разъяренных змей. Пространство вокруг стремительно покрывалось игольчато-острыми кораллами, которые вспыхивали в искусственных сумерках яркими радужными искрами. Позади кораллового рифа, в густом ядовитом тумане угрожающе поднялась к пасмурному небу гигантская серая туша биджу. Бронированные пластинчатые хвосты Зверя сердито били о берег, с невообразимой легкостью откалывая и отшвыривая в море огромные валуны, размером с дом, остров стонал и скрипел от каждого удара. — Один... Два... Три... — посчитал Хаширама и весело улыбнулся. — Ну вот и разгадка. Похоже, наши братья разбудили Великую Треххвостую Черепаху! Мадара только хмыкнул, не считая нужным проговаривать вслух еще одну банальность... А потом Зверь их увидел. Единственный левый глаз его — желтый и круглый, как луна в полнолуние, — поглядел на две крошечные человеческие фигурки перед собой и раздраженно прищурился. «Несно-о-сные бука-а-шки... Нет... поко-о-я...» — вдруг взвыл от ненависти и гнева ветер над головами двух шиноби. Бронированный хвост хлестнул, как хлыст, Сенджу прикусил язык, мгновенно став серьезным, и отпрыгнул в сторону, едва разминувшись со смертью. — Надо увести его подальше от порта, — выдохнул Учиха, уворачиваясь от удара второго хвоста, развернулся и побежал на восток, в открытое море. Хаширама бросился за ним...

***

...Мадара покосился через плечо и выругался. Они с Хаширамой вот уже битых полчаса петляли по заливу, как зайцы, надеясь хоть немного измотать и ослабить Хвостатого. Вот только проклятая тварь чихать хотела на чужие планы и следовала за ними по пятам. Тяжелая туша Санби скользила по волнам, словно гигантская водомерка, не давая двум беглецам времени придумать новый план. Молочно-белые языки тумана тащились, летели, мчались за ним и Хаширамой на невообразимой скорости, стремясь удушить, раздавить, уничтожить... «Убью-ю-ю!!!» — стонали волны. «Убью-ю-ю!!!» — шептало свинцовое небо. — Упрямый этот Санби, — воскликнул Хаширама на бегу и белозубо улыбнулся. — Настойчивый, как настоящий шиноби! Хоть бы немного замедлился или отвлекся. — Берегись! — крикнул Мадара, махнул гунбаем, и чакровый поток отшвырнул одно из туманных щупалец, которое едва не ухватило Сенджу за пятку. Сам Мадара тоже отпрыгнул в сторону, чудом увернувшись, когда под его ботинками внезапно закрутился водоворот. Морская вода растянулась, будто звериная пасть, стремясь ухватить, затянуть под воду, утопить... — Вот черт. Будто снова на соколиной охоте оказался. Только охотник и сокол не я, — выдохнул Мадара. — Мы с тобой прямо две уточки-неразлучницы... — хохотнул Хаширама. — Черт-те что творится! «Не уйдё-о-о-о-те, ме-е-елкие тва-а-а-ри!» — эхом заметалась по волнам ярость биджу. — Ты только посмотри, он еще и обзывается! — в каком-то лихом кураже возмутился Хаширама. — Не слушай его. Наглая тварь пытается достать нас гендзюцу, — выдохнул Учиха. — Это ложь, обман. — А что тогда настоящее? — крикнул Хаширама. — Ядовитый туман вполне настоящий, — Мадара увернулся от еще одного белого щупальца, — коралловый риф... Хаширама оглянулся назад, наблюдая, как все быстрее за ними разрастались кораллы, закрывая горизонт. Сквозь бритвенно острые радужные ветви проглядывала окутанная туманом огромная туша биджу. Единственный желтый глаз его горел ненавистью и жаждой крови... «Убью-ю-ю!» — протяжно свистел ветер над головами двух шиноби. «Убью-ю-ю!» — выло и шумело сердитое море под их ногами. Мадара высоко подпрыгнул, маневрируя при помощи гунбая, и на долгий миг завис в воздухе, быстро складывая печати одной рукой. Мощный поток воздуха отшвырнул клочья ядовитого тумана из-под его ног на сотню кэнов назад. Хаширама, не теряя драгоценных мгновений, создал высокий и длинный барьер, полупрозрачная стена которого полыхала в скудном рассеянном свете багровым огнем. — Время на то, чтобы составить план, — тяжело дыша, пояснил Сенджу и криво ухмыльнулся. — Пока глупая тварь не сообразила, что барьер можно обойти сбоку. Мадара прищурился, внимательно наблюдая шаринганом за биджу и анализируя его действия. — Ты ошибаешься, Хаширама. Он не глуп и способен к обучению... Смотри. Сенджу приподнял бровь, недоверчиво разглядывая сквозь полупрозрачный барьер, как биджу останавливается в недоумении перед непонятной преградой. Радужные кораллы, будто отважные разведчики, осторожно поползли вперед и вверх, ощупывая и пробуя границу на прочность. Санби приблизился следом. Желтый глаз смотрел, не мигая, сквозь багровую границу на двуногих врагов. «Не уйдё-о-о-те», — удовлетворенно прошелестело небо. Треххвостый широко раскрыл пасть, и над его головой возникла маленькая черная точка, яркая и обжигающе горячая, как солнце. Она медленно взбухла и, загудев, сформировалась в большой тяжелый шар, пылающий фиолетово-черным огнем. А потом этот шар концентрированной чакры сорвался с места, полетел вперед, врезался в барьер и взорвался с оглушительно-трескучим грохотом. Коралловый риф, который поднялся уже почти до середины багровой стены, мгновенно испарился от чудовищного жара, следом за ним пошел трещинами и осыпался и сам барьер, угасая в беспокойном море алыми искрами... — Значит, барьер не подходит, — спокойно проговорил Хаширама, и они с Мадарой снова побежали...

***

— Надо что-то решать, мы не можем бегать от него вечность, — спустя несколько долгих минут раздраженно проговорил Учиха. Он обернулся, взглянув на биджу, и нехотя предложил: — Может, ослепить? Стрелой Сусаноо? — Биджу нельзя убить навсегда, — не согласился Хаширама, — не стоит и пробовать, это разозлит его еще больше. Сейчас мы от него отделаемся, но потом он возродится и станет мстить всем Учиха и Сенджу до двенадцатого колена — отпечаток чакры хвостатые очень хорошо запоминают... — Сенджу кувыркнулся и замолчал, уворачиваясь, от еще одной зубастой волны. Мадара снова высоко подпрыгнул, развернувшись и балансируя в воздухе, как канатоходец, и попытался заглянуть в круглый желтый глаз Мангекё шаринганом, но Санби не позволил провернуть одну и ту же уловку дважды. В ответ на взмах гунбаем десятки туманных щупалец, как по команде, метнулись вперед и вверх со скоростью молнии. Одно из них сумело ухватить Учиха за лодыжку и дернуло вниз, мгновенно утаскивая под воду. Хаширама бросился на помощь, но и сам тут же был окружен ядовитым облаком...

***

...Мадара моргнул, не понимая, как оказался в родных краях. Вокруг вздымался знакомый лес, и тихо катила серебристые воды река Нака. В небе бежали дымные клочковатые облака, и, поспешая за ними, скользили по земле причудливые тени. Сизая, словно прибитая инеем, трава беззвучно трепетала на ветру, и абсолютно беззвучно качались алые листья деревьев вдоль пустынного берега. Мадара встревоженно принюхался, почти мгновенно узнавая привычный, и такой страшный, горько-сладкий запах дыма и сожженной плоти. Он ринулся вперед, но едва не наступил на чье-то тело посреди лесной дороги. — Кори! — Мадара опознал друга только по растрепанному низкому хвостику каштановых волос — лицо было измазано грязью, одежда обгорела и стала бурой от крови и сажи. Мадара присел и осторожно приподнял друга за плечи, стараясь не потревожить многочисленные раны. — Ты опоздал, — спокойно и хрипло, как только он один умел, проговорил Молчун, укоризненно заглядывая своему командиру в глаза. — Мы держали оборону долго, очень долго, но ты опоздал... — грудь его выгнулась от боли, опала и больше уже не поднялась... Мадара стиснул зубы и замер, едва сдерживая крик. Лицо его в один единый миг страшно побледнело, осунулось и заострилось, глубоко посаженные черные глаза запали еще глубже, так что кожа на скулах болезненно натянулась, а от переносицы к щекам разошлись глубокие морщины, как у старика... Он ссутулился, склонив голову, и крепко обнял друга, прощаясь перед долгим расставанием, потом встал, тихо подхватил отяжелевшее тело на руки и отнес к корням высокого клена у обочины. Мадара бережно уложил Молчуна на багрово-красную опавшую листву, стянул собственную куртку и укрыл его плечи и голову — так, как тот любил делать в долгих походах, перед сном. Затем постоял еще мгновение, мысленно провожая друга в последний путь до Смертного Перекрестка, и отправился дальше, не оглядываясь. Совсем скоро он очутился у стен родного селения. ...И больше ему оказалось некого искать. Все Учиха были здесь, на берегу Наки, у сожженных ворот. Вот только клан больше не ждал своего главу, как и Молчун. Мертвым желания и страсти живых уже без надобности. Мадара стиснул кулаки от тяжкого гнева и скорби, оглядывая берег, усыпанный трупами: мужчины, женщины, дети, старики — его люди и какие-то незнакомые шиноби. И кровь... повсюду кровь... цвета алых кленовых листьев. Он прищурился, пытаясь получше разглядеть тела врагов и чужие клановые моны, но, как ни старался, зрение внезапно его подвело. Это не было неожиданностью. Мадара знал, что такой день когда-нибудь настанет, знал, что даже помощь Сакуры будет лишь короткой отсрочкой — мангекё всегда и во все века забирало свою дань. Он тщательно скрывал от брата и жены насколько стал хуже видеть, и пока ему даже удавалось. «Это должен быть другой день... не сейчас... только не сейчас... Надо обязательно увидеть моны чужаков... и успеть отомстить!» Мадара прищурился, смаргивая слезы от дикого напряжения, но чужие куртки, утыканные кунаями и сюрикенами, расплывались нечеткими разноцветными пятнами, не давая признать врага. Он выругался и пошел к воротам, осторожно обходя трупы своих и чужих, но вскоре остановился, будто налетел на невидимую стену. Зрение снова мигнуло, и он сумел разглядеть то, что до этого ускользало от его взгляда, в мельчайших подробностях, до самой последней песчинки на дороге. У разбитых ворот, чуть поодаль от остальных, лежали двое... Худощавый темноволосый мужчина, с ужасными колотыми ранами, в последнем смертном порыве заслонял хрупкую девушку с обгоревшими руками и лицом. Короткие розовые волосы ее слабо покачивались под бесшумными порывами ветра... Горе, бесконечное и глубокое, как океан, затопило сердце Мадары, а разум словно отключился вдруг, не сумев вместить злую и страшную истину. Ноги его подкосились, и Мадара рухнул на колени, несмело протянув руку вперед, к легкой, как тополиный пух, розовой пряди, но так и не нашел в себе сил коснуться... Он не знал, сколько просидел так, в оцепенении, рядом с телами тех, кого любил больше всего на свете. Дымные, клочковатые облака все так же равнодушно бежали по сизому небу, и все так же равнодушно и бесшумно качались алые листья кленов и седая трава под ветром... но в один момент все разом изменилось. На краю зрения шевельнулось что-то незнакомое, чуждое и несущее угрозу. Мадара метнул кунай, ориентируясь на движение, и миг спустя лезвие вонзилось в полураспахнутые ворота. Створка громко скрипнула, резанув по нервам, а черные пятна сажи и копоти на потемневшей древесине внезапно ожили. Они неспешно поплыли в стороны, огибая железное острие, а затем слились вместе, как капли ртути, и вздыбились большой черной кляксой, которая насмешливо и безжалостно смотрела на Мадару двумя бездонными желтыми дырами. Черная плоть раздвинулась в широком беззубом подобии улыбки и глумливо прошипела: — Судьба жестока к людскому роду... хе-хе-хе... Разве ты забыл об этом, Учиха Мадара? Твой удел — вечная тьма, одиночество и скорбь. Тела Изуны и Сакуры рассыпались пеплом под руками главы уничтоженного клана, и бесшумный ветер унес невесомые хлопья к далекому равнодушному небу, развеяв их без следа... — Не-е-е-ет!!! — заорал Мадара... и открыл глаза, осознав вдруг, что медленно опускается на морское дно. Неподалеку от него колыхалось и покачивалось спиной вверх тело Сенджу Хаширамы...

***

«Ах, ты тварь... — разъяренно цедил сквозь зубы Мадара, пробираясь в тенях собственных иллюзий к небольшому скалистому островку. — Я покажу тебе настоящее гендзюцу...» Он сплюнул, поправил на плече безвольное тело Хаширамы и обернулся назад, глядя, как далеко в море бушует биджу, потерявший добычу. Мадара выбрался на берег, уложил Сенджу за каменистой насыпью и отвесил напарнику крепкую оплеуху, вкладывая в удар свою чакру. — Подъем, химэ. Солнце высоко. Хаширама подорвался с места и сел, растерянно хлопая глазами и потирая ноющую челюсть. Он взглянул на Мадару и неожиданно прослезился от радости. — Мадара, ты живой?! Но я ведь тебя убил! — У тебя кишка тонка меня убить, — саркастично хмыкнул Учиха, — ты же предсказуемый и прямой, как ручка от зонтика... Деревянный Хаши. — Нет, ты не понимаешь... — Хаширама, в шоке, даже не обратил внимания на полузабытое прозвище, данное Мадарой оттого, что он был в детстве высоким и худым, как щепка. — Я действительно тебя убил, друг, — продолжил изливать душу Сенджу. — Ударил в спину... так подло, бесчестно, а потом просто ушел, оставил умирать в одиночестве... Понимаешь?! Равнодушно бросил и ушел! — Хм-м... то есть, мне считать, что ты поумнел? — Мадара, ну что ты такое говоришь?! Это же нехорошо, как тебе не стыдно?! — Ну иди порыдай в уголке, — проворчал Учиха и добавил: — А потом прекращай страдать — никого ты не убивал, это была иллюзия. Биджу все-таки достал нас обоих гендзюцу, только и всего. — Но ведь так по-настоящему... Как ему это удалось? Он не знает ни тебя, ни меня, как же умудрился создать такую жуть? Даже у тебя, когда мы сражались, не получались такие страшные иллюзии. — Ему не нужно нас знать и что-то придумывать, тварь просто пыталась нас напугать. Помнишь тот туман? Это оно и есть. Хвостатый создает иллюзии, как дышит, интуитивно вытаскивая из подсознания наши страхи. Для него все твои кошмары — только небольшое усилие и поток чакры. Уверен, он даже не знает, что именно ты видел. Хаширама нахмурил красивые брови и огляделся по сторонам. — А кстати... где это мы? — На острове, недалеко от того места, где он прихватил нас гендзюцу. Мне удалось прикрыть нас иллюзиями. — Значит, на него иллюзии тоже действуют? — мигом сообразил Хаширама. — Да, но без мангекё — это кратковременное решение, я так и не сумел заглянуть в его глаз. Слишком быстрый гад, не успеваю дотянуться... Может, попробуешь задержать Хвостатого своими погаными лианами хоть ненадолго? — предложил он. — А я еще раз попытаюсь подчинить его мангекё. — С чего это мои лианы поганые?! — несколько возмутился Сенджу и, не дождавшись ответа, добавил: — Не выйдет. Живое дерево с морского дна не вытащить, а этот остров слишком маленький, негде развернуться. Надо гнать его к соседнему, который побольше. Попробуем там, — Сенджу указал пальцем на видневшийся вдали широкий желтоватый берег. Мадара поглядел в ту сторону, куда указывал напарник, и кивнул. — Тогда поспешим. И они снова побежали... Вдалеке раздался яростный рев биджу, который вновь обнаружил добычу. Белые щупальца ядовитого тумана понеслись за двумя беглецами...

***

Хаширама выпрыгнул на берег и на ходу начал складывать печати, как вдруг море забурлило и отхлынуло назад за спинами двух шиноби, обнажая увитые водорослями камни и песок. Темная волна поднималась все выше и выше, ширилась в стороны, будто капюшон огромной атакующей кобры, и наконец, набрав силу, обрушилась на остров, сметая все на своем пути... Через пару минут вода схлынула, обнажая опустевший берег, посреди которого одиноко покачивался диковинный бутон гигантского деревянного лотоса. Увитые клочьями тумана кораллы неумолимо надвигались к берегу. Они тянулись, карабкались по песку и камням, и где-то за ними стремительно надвигалась туша биджу. Санби выбрался на берег и с любопытством приблизился к деревянному цветку. Желтоватые лепестки перед ним раскрылись, позволяя разглядеть два темных мужских силуэта посредине. Глаза одного из них полыхнули алым, и остров затопил черный огонь, который мгновенно выжег ядовитый туман и большую часть кораллового рифа. Отдельные синеватые огоньки заплясали по шкуре Хвостатого Зверя. Санби заревел от боли, отшатнулся в сторону, но путь ему перекрыла зеленовато-бурая масса гигантских лиан, пробивших песчаный берег и мгновенно опутавших и скрутивших лапы, огромное тело, укрытое панцирем, и три бронированных хвоста. Хаширама сжал руку в кулак, и несколько десятков ветвей-лиан притянули одноглазую голову Зверя к самой земле в каком-то чудовищном подобии поклона. — Давай, Мадара! Учиха положил руку на плечо напарнику, вгляделся Мангекё шаринганом в огромный глаз биджу, пространство мигнуло, и двое шиноби оказались... где-то... Хаширама осмотрелся вокруг, отмечая под своими ботинками гладкую, словно стекло, поверхность темного озера, подернутого ряской, и желтую, как распахнутый глаз, полную луну в свинцово-сером, застывшем небе. Ни ветра, ни стрекота насекомых, ни пения птиц не было в этом молчаливом и тихом мире. — Куда это мы попали? — с любопытством спросил он. — В его сознание, — коротко пояснил Мадара и приказал: — А ну выходи, тварь, не заставляй тащить тебя силой! — Учиха чуть сжал пальцы и повернул запястье, будто цепляя кого-то... или что-то. Тихий мир вздрогнул в агонии. По плоским, будто нарисованным, деревьям вдоль озера прошла волна, отозвавшись в барабанных перепонках двух шиноби эхом чьей-то мучительной боли и страдания... — Ну! — сердито прикрикнул Мадара. Плоские деревья раздвинулись, и на гладь озера с опаской выползло, опираясь на две почти человеческих руки, неуклюжее и нелепое, будто вылепленное чьим-то злым разумом, существо. Кожистое и красноватое безногое тело его прикрывал большой крабий панцирь, усеянный шипами, позади тянулись по стеклянистой поверхности озера три бронированных хвоста, как у креветки. Серое бугристое, словно гранитный камень, лицо с довольно узнаваемыми человеческими чертами было укрыто между тяжелым нависающим лбом и шипастой челюстью. Единственный левый глаз, такой же круглый и желтый, как луна в этом мире, смотрел испуганно и обреченно. — Злой человек, — вдруг робко и тихо попросило существо, — пожалуйста, не бей больше. Мальчику Исобу больно, — круглый глаз моргнул по-совиному и наполнился слезами...