В первый день зимы

      В этом мире есть место, где бескрайний лес переходит в горный массив. Отвесные скалы простираются до горизонта, отбрасывая длинную тень на близлежащие кроны деревьев, а с высоты кажется, будто черный клинок рассекает зеленое море. У подножья хребта происходит ожесточенная борьба за территорию. Каменистая почва начинает преобладать над плодородной землей, деревья здесь растут редкие и чахлые, но сквозь трещины в камне вверх по склону пробивается густой темный мох, увлекая за собой низенькие кустарники, способные прорастать в подобных, не слишком плодовитых местах. Не первую сотню лет сражаются здесь эти два гиганта, а закончат не через одну тысячу. Лишь время будет им судьей, и повезет тому из живущих, кто увидит финал этой схватки воочию.       На протяжении всего массива, местами, из земли вырастают отдельные каменные столпы, монолитные стражи, в высоту лишь немного уступая горным грядам. Их макушки, покрытые переменной растительностью, давно облюбовали хищные птицы, и ныне на каждом из пиков виднеется множество гнезд различных форм и размеров. Короткими осенними вечерами, на закате, когда солнце практически касается горизонта, над горами возникает сияющий ореол, вместе с вершинами убегающий вдаль. Кроны деревьев переливаются золотистыми оттенками в лучах заходящего солнца, крупные звери нежатся на полянках, стараясь урвать последние крохи тепла отступившего лета, звери помельче спешат укрыться в норках до наступления темноты, а высоко в небе, под облаками, кружат гордые птицы — орлы, осматривая свои владения в предсумеречный час. Но сегодня не такой день, однако, забегая немного вперед, не менее особенный.       На отдаленном пике близ самой верхушки острый глаз может различить каменное плато с широкой расселиной на дальнем его конце. Около самого края сложено гнездо из молодых деревцев, размером явно превосходя орлиное. Высокие скалы нависают над плато, защищая его от сильных ветров, в случае же непогоды его обитатели всегда имеют возможность отступить внутрь горного кряжа. Сейчас, однако, такой необходимости нет, и на краю обрыва виднелась одинокая фигурка, чуть подрагивающая и непрерывно всматривающаяся вдаль. Темно-синяя чешуя цвета ночного неба, когтистые лапы, длинный хвост с острым наконечником, перепончатые крылья, усики, рожки… Дракон!.. чик. Совсем еще малыш по меркам своего рода, он склонил голову набок и не отрывал пристального взгляда от горизонта. А вид перед ним, действительно, открывался шикарный. Во все стороны, сколько хватало глаз, тянулись разукрашенные багрянцем деревья, рассекаемые высоченными каменными монолитами, над его головой висели низкие, как ему казалось, пышные облака, а вдали осенний лес изредка расступался перед отдельными скальными образованиями, или же взбирался и покрывал пологие холмы. Его мать улетела в те края за добычей две ночи назад, и как только малыш не цеплялся за ее хвост, не залезал ей на спину и прочими средствами не упрашивал взять его с собой, положительного результата он не добился. Причина была проста — он еще не умел летать. Планировать по воздуху — да, но не летать. Поэтому ему так редко доводилось спускаться к подножию гор и играть между деревьями.       Морозный воздух овевал чешуйчатую кожу дракончика, его мышцы сокращались, но не от холода. Вдалеке, где небо, казалось, тонуло в пылающих кронах, из земли вырастал грандиозный клин, играющий тенями в косо падающих лучах высокого солнца. Поистине гигантский, он находился на самом краю мира и полностью поглощал внимание завороженного малыша. По всему его телу распространялось какое-то странное чувство, будоражившие и заставляющее подрагивать каждую клеточку. Остроконечный хвост мерно раскачивался по плоскости плато, передние лапы переминались и скрежетали когтями по камню. Дракончик закрыл глаза, расправил крылья, и, подставив их потокам горного ветра, представил, будто он соскальзывает с обрыва, проносится над самыми деревьями и устремляется вдаль, к одиноким скалам и холмам, покрытым золотистым лесом. К величественному пику, вырастающему у самого горизонта.       Он просидел так несколько минут, пока охватившее его возбуждение не начало постепенно спадать. Тогда он встрепенулся, отстранился от края обрыва и подпрыгнул на месте — все-таки воздух был действительно холодным. Потряхивая лапами, он прошел мимо гнезда из деревцев, пересек такое знакомое ему плато и растворился во тьме расселины.       Глаза малыша не сразу привыкли к сгустившемуся мраку, но этого и не требовалось, ведь когда-то, на самом деле, не так давно, именно здесь он появился на свет и знал теперь каждый уголок пещеры. Чего-то необычного в ней не было: несколько ответвлений от основного туннеля, многие из которых заканчивались тупиками, плоский камень слева от входа – на нем любила отдыхать и спала его мать, когда не отлучалась из дома, и множество сталагмитов и сталактитов, преимущественно по правой стороне от внешней расселины. Под последними скапливались небольшие лужицы пресной воды, неровной вереницей растянувшиеся вдоль стены из влажного черного камня. Утолив по пути жажду, дракончик прошел пещеру насквозь и вышел с другой ее стороны, навстречу белому свету.       Картина с этой стороны хребта принципиально отличалась от той, что будоражила его разум всего лишь пару минут назад. Вся местность была исщерблена трещинами и остроконечными вершинами, некоторые из которых едва доставали ему до середины лап, а другие вздымались высоко вверх, в редких случаях врезаясь в облака. Между ними наблюдалось бесчисленное множество тропок и тайных проходов, которые дракончик, конечно же, знал, но только в пределах ближайшей окрестности. Какие-то из них оканчивались сплошными завалами, другие – ущельями и крутыми обрывами, но были и те, что вели в другие пещеры, таинственные и уходящие далеко в недра гор. Вот только там стоял такой затхлый и смердящий запах, что дракончик никогда не отваживался исследовать их глубины. Едва вспомнив о нем, голова у него пошла кругом, и он резко перевел взгляд.       Справа вверху, на склоне пика, из небольшой трещинки пробивалось крохотное деревце, непонятно как туда попавшее, и на котором холодный ветер безжалостно трепетал последний не опавший красно-желтый лист. Он гнулся во всех направлениях, поочередно подставляя воздушным потокам то одну, то другую свою сторону, сворачивался пополам, и все же, казалось, из последних сил цеплялся за ветвь, не желая покидать такое привычное и родное для него место. Малыш тоскливо наблюдал за ним несколько секунд, после чего повернулся, и перед ним возникла туша крупного животного с бурой шерстью и рогами, размерами чуть ли не достигавшими половины тела зверя. Это был запас пищи, оставленный ему на несколько дней, принесенный матерью с предыдущей охоты, и именно с целью трапезы дракончик покинул каменное плато и перешел на эту сторону гор. Он приблизился к туше, склонился над ней, облизнулся и принялся есть.       Ветер негромко посвистывал и завывал в каменных лабиринтах. Он же гнал по небу облака, а дракончик лежал на спине и восхищался причудливым многообразием их форм и размеров. В своем понимании он классифицировал облака по двум признакам. Во-первых, они бывают хорошие и плохие. Хорошие облака он любил больше, они в прямом смысле были белые и пушистые, обычно медленно плыли в небе и спокойно позволяли собой наслаждаться. Плохие же облака были черными, как смоль, покрывали огромные площади, испускали неведомые ему яркие зигзагообразные лучи, а вместе с ними оглушительный грохот, который еще долгим эхом гулял меж горных вершин. Даже его мать старалась избегать плохих облаков, и когда последние проплывали над их убежищем, дракончик с мамой прятались в пещере, дожидаясь, пока они пройдут мимо и стихнет последнее горное эхо. Поэтому он их не любил. Еще малыш сомневался, в какую сторону отнести обычные серые облака, которые сами по себе не делали ничего плохого, и он искренне хотел отнести их к разряду хороших, но слишком уж часто небо за ними затягивалось сумраком.       Во-вторых, они бывают взрослыми и детьми. Чаще всего это можно заметить у хороших белых облаков. Облачка-дети всегда стараются держаться около больших облаков-родителей, прямо как сам дракончик во время их редких спусков к лесу вместе с матерью. И поэтому ему было очень жаль видеть маленькое облачко на фоне голубого неба, одинокое, потерявшееся, и в мыслях он желал ему как можно скорее догнать своих сородичей и больше никогда от них не отставать.       Определенно, малыш любил наблюдать за облаками, чем и занимался сейчас, лежа на спине после сытного обеда, и к его счастью на небесном своде не было ни потерявшихся облачков, ни плохих облаков, ни даже их серых предвестников. Они плыли медленно и размеренно, в основном группами, хотя некоторые взрослые облака предпочитали держаться особняком, и выстраивались в интересные последовательности, создавая целое изображение. В основном это были горы. Например, взрослое облако с ребенком наверху образовали невысокий пик, и когда они проплывали мимо настоящих каменных пиков, малыш сравнивал их между собой. Подобным образом семейство облаков чуть поодаль образовало целую горную гряду. Ее сравнить с какой-либо последовательностью пиков было уже сложнее, но иногда представлялась возможность, а один раз хорошие облака выстроились в такую форму, какую имела скала, возвышающаяся на горизонте за лесом, и тогда дракончик наслаждался ими на протяжении всего их видимого ему полета.       Из наблюдений его вывело какое-то быстрое движение у самой кромки зрения. Что-то яркое пролетело на сером фоне и, повернув голову, он увидел красно-желтый лист, вращающийся и переворачивающийся в потоке горного ветра. Переведя взгляд на крохотное деревце, торчащее из расщелины в камне, малыш с сожалением подтвердил свою догадку. Все усердные попытки последнего листика остаться на дереве оказались напрасными, и теперь, подхваченный ветром, он уносился от него все дальше и дальше. На дракончика напала грусть, и, оторвавшись от созерцания облаков, он наблюдал, как кувыркающийся лист огибает внушительный серый камень и исчезает за поворотом одной из многочисленных горных тропок. Ему внезапно стало очень интересно, где же закончится путь этого листика, и, шустро преодолев пересеченную местность, он ступил на хорошо известную ему дорожку. Высокие хребты по обеим сторонам создавали внушительную тень, но все же дракончик успел заметить, как на развилке в конце пути яркий листик выбрал правый путь. Он тотчас поспешил за ним и догнал его у следующего разветвления, на котором листик снова повернул вправо. Спешить больше не было нужды, и малыш легкой трусцой семенил за красно-желтым пятнышком по скалистым коридорам, выбирая те пути, в которых поток воздуха был сильнее, и в которые, как следствие, сворачивал лист.       Мелкие камешки разлетались в стороны под его лапками, песчаная пыль проносилась мимо, подгоняемая ветром, и вот уже несколько минут дракончик путешествовал по горным лабиринтам, ведомый последним ростком с маленького деревца над порогом его дома. Порой у него возникало непреодолимое желание схватить кувыркающийся в воздухе листик зубами, но зачастую в последний момент он подавлял в себе эти позывы, а пару раз удачно промазал, тем самым продолжив путь. Сам же листик, ведомый потоком, казалось, вовсе не сожалел о том, что его вынудили покинуть родную ветку. Напротив, он резво вращался и описывал замысловатые пируэты, переливаясь огненными оттенками, чем только сильнее раззадоривал малыша.       Они проносились мимо исщербленных серых скал и однообразных каменистых развилок, и в какой-то момент дракончик понял, что совершенно не знает этих мест. Это обстоятельство, впрочем, не сильно его беспокоило, так как в любую минуту он мог вскарабкаться по неровностям на возвышенность, уже оттуда сориентироваться и прикинуть обратный маршрут. Поэтому он беззаботно продолжал преследовать несущийся впереди древесный листок, как вдруг, за следующим поворотом, тот внезапно исчез.       Дракончик уперся передними лапами в землю, и, проскользив небольшое расстояние, замер на месте. Развернулся, исследовал соседний путь, но и там не наблюдалось никаких признаков красного и желтого цветов. Малыш в растерянности повращал головой, принюхался, прислушался и, обратив внимание на слабый шелест наверху, нашел-таки своего пропавшего провожатого. Лист зацепился за выпирающий шероховатый уступ в паре метров над дном каньона и беспомощно трепыхался на ветру. Дракончик присел на задние лапы и пристально за ним наблюдал в надежде, что листик, наконец, оторвется от камня, и они вместе продолжат их веселое путешествие. Однако тот засел достаточно крепко, и только было дракончик полез за ним наверх, как резко налетевший воздушный поток сорвал лист и помчал его дальше с удвоенной скоростью. Малышу ничего не оставалось, кроме как спрыгнуть с, к его радости, не такой уж большой высоты, и уже не трусцой, а галопом преследовать уносящийся вдаль росток.       Свист ветра в ушах достиг небывалой силы, сердечный ритм повысился, а скалистая поверхность по бокам слилась в сплошную серую массу. Листик, как будто тоже приободрившийся, стремительно несся вперед, выбирая случайные направления на каждой развилке. Влево, вправо, снова вправо… Ветер усиливался, и малышу уже было тяжело гнаться с ним вровень. Около следующего поворота росток совершил неестественный маневр, зашел в вираж и, как бы махнув своему преследователю, нырнул в левый коридор. Достигнув того же места, дракончик едва успел заметить, как в самом конце красно-желтая точка исчезает за очередным горным ответвлением. Боясь в конец потерять лист из виду, он стремглав помчался вперед, поднимая тучи пыли, мгновенно сносимые воздушными порывами, повернул направо, и тут твердая поверхность ушла из-под его ног, ветер стих, а в глаза ему ударило ослепительно-яркое солнце.       В мгновенье перед его взором возникла потрясающая и до боли знакомая картина: под всеобъятным простором голубого неба с разбросанными по нему хорошими белыми облаками раскинулись бесчисленные древесные кроны, уносящиеся к горизонту, огибающие скальные образования и взбирающиеся на пологие холмы. Но насладиться этим великолепием у дракончика не получилось по причине того, что он падал с огромной высоты, стремительно набирая скорость. На секунду его конечности сковала судорога, воздух единым порывом покинул легкие, оставив после себя леденящую пустоту, молниеносно распространившуюся в груди. Дракончик далеко не сразу расправил крылья, а когда он это сделал, ветер ударил в них с такой силой, что от боли у малыша потемнело в глазах. Однако недюжинным усилием он сумел обуздать ревущий поток, восстановил равновесие и лишь тогда впервые вдохнул. Жадный глоток воздуха рассеял застилающую взор пелену тумана, и от увиденного дракончик обомлел и чуть было снова не сорвался вниз. Эмоции захлестнули разум, леденящий страх сковывал конечности, и он бы, несомненно, упал, если бы еще более сильное чувство огненным жаром не разгоралось у него внутри. Малыш определил его однозначно. Именно его слабые признаки, не идущие ни в какое сравнение с тем, что он испытывал в настоящий момент, он ощущал сегодня утром, упершись передними лапками в край обрыва, а глазами — в далекую полосу горизонта и одинокую скалу, которая прямо сейчас возвышалась вдалеке каменным монолитом, неприступным и манящим. От осознания сего факта дракончик пришел в неописуемый восторг и на секунду прикрыл глаза, наслаждаясь чувством рассекаемого воздуха на кончиках крыльев. В то же время он понимал, что малейшая оплошность может привести к трагичным для него последствиям. И потому, восстановив зрительный контакт с окружающим миром, он твердо сконцентрировался на поддержании равновесия в воздухе, контролируя дыхание и следя за симметрией перепончатых конечностей.       К его глубокому сожалению, это все-таки не был полноценный полет. Тело его оставалось статичным, и он постепенно снижался над поверхностью земли. Один раз он попытался сделать полноценный мах крыльями, но движение получилось неестественным, и воздушная яма, выбраться из которой стоило дополнительных усилий, сей же час сообщила ему о совершенной оплошности. Периодически мимо проносились птицы, с интересом разглядывающие знакомое, но подозрительно маленькое чешуйчатое существо, которое, впрочем, не обращало на них никакого внимания. Малышу было попросту не до этого. С каждой минутой он прилагал все больше усилий для лавирования в воздушных потоках и очень скоро тяжело задышал. Крылья внезапно стали тяжелыми, словно бы высеченными из камня, и поддерживать их в одном положении становилось все труднее. В этот момент чувство страха начало преобладать над эйфорией полета, и дракончик судорожно, с надеждой огляделся по сторонам. Однако горные гряды остались далеко позади, а безжалостные деревья плоской равниной растянулись на сотни метров вокруг, ни скалы, ни холмика. Из очередной воздушной ямы он выбрался с колоссальным трудом, уже начиная чувствовать покалывания в области спины. Он вспоминал, как мать с присущей ей легкостью срывается с плато, расправляет крылья, и могучим махом взмывает ввысь, скрываясь за облаками, выныривает в совершенно ином месте и грациозно уплывает вдаль. В такие моменты малыш с восхищением наблюдал за ее полетом. Их великолепие даже ненадолго затмевало грусть от осознания того, что он снова остается один.       Верхушки деревьев приближались, но вместе с тем появились спазмы в мышцах, отдающиеся тупой болью во всем теле. Крылья задрожали, и дракончик почувствовал, как начинает снова стремительно терять высоту. Из последних сил он попытался восстановить равновесие, но тщетно, и, провалившись сквозь кроны, несколько раз зацепившись за ветки, он почувствовал удар, за которым последовала темнота.