Солнцепёк

      Каждое утро походило на предыдущее своей ритуальной последовательностью — просыпался кто-то, назначенный дежурным, будил всех остальных, а эти остальные будили тех, до кого дежурный не смог дозваться. Следом начинались водные процедуры, завтрак, проверка рюков… Словом, та рутина, которую походной можно было назвать лишь отчасти.       А дальше следовало самое интересное.       Расставшись с Иней, когда роса на траве ещё холодила щиколотки, группа туристов под руководством Игоря Дятлова дружной цепочкой преодолела мост, прощаясь с последним островком настоящей цивилизации. Разумеется, в горах уже были и другие группы, там работали учёные, собирал сведения о погоде метеорологический зонд. Но столь привычные удобства на долгие дни оставались позади. И место старенького патефона с радостью заняла гитара в умелых руках Чубарёва.       Надя, прошептавшаяся с Лёлей ночью, бодро топала по каменной земле, то и дело оборачиваясь на спорящих о предстоящем маршруте Хализова и Юдина. Слава, напевая какую-то мелодию, распознать которую было невозможно из-за того, что исполнитель постоянно делал паузы, чтобы что-нибудь ответить, самоуверенно утверждал, что с походными трудностями справится без проблем. Идущий следом Тибо только усмехался, пряча глаза от солнца за широкополой шляпой, хотя его так и подмывало ляпнуть что-нибудь язвительное Хализову в ответ.       Юрка же пути не боялся, хотя и резонно решил не нагружать себя лишними вещами — больная нога накануне выхода на маршрут дала о себе знать. Пришлось несколько раз сходить в поликлинику, перетерпеть долгие, а подчас и бестолковые допросы терапевта, даже обратиться к знакомому по турклубу Саше Колеватову, чья сестра работала в поликлинике УПИ, чтобы получить заветную справку и предъявить её Игорю. Да и в Ине, пообещав Дятлову проверяться в любом встречающемся населённом пункте, Юдин с достоинством выдержал осмотр фельдшера, не больно-то и довольного необходимостью тратить время на приезжих-проезжих.       — Тяжело? — Рудольф, чуть ускорив шаг, оказался рядом с Олей, самозабвенно вертевшей головой. Та была на Алтае впервые, но уже успела прочувствовать тот восторг, который наполнял любое сердце, стоило только оказаться в заветном, но ещё мало известном месте.       — Как и всегда, Рудичка. Не тяжелее гирь и жестянок на тренировках.       — Ну, мне и подавно, — широко улыбнулся Седов, чуть уязвлённый тем, что шла Лёля куда бодрее. Кто бы сказал ему, что в этой девчонке, метр с кепкой и короткими косами в разные стороны, столько силы, он ни за что бы не поверил. А Алейникова дышала глубоко, ровно, может иногда и задыхаясь от восторга, когда окружающий пейзаж чуть менялся.       — Все мы тут силачи, — хохотнул Тибо-Бриньоль, для вида подкинув за спиной жалобно дзынькнувший внутренним содержимым рюкзак, и едва не врезался носом в рукоять ружья идущего впереди тёзки.       — Железные туристы, как никак, — поддакнул Слободин, на ходу завязывая на голове платок. От шапки вспотела вся голова, и волосы, обычно уложенные гладкой волной, стали потихоньку виться в жёсткую кудряшку на затылке.       — Механические, — бросив на него шутливый взгляд, поправил Гося.       — Ага, металлические, — опять влез Коля, теперь чуть не оступившись на гальке, потому что слишком активно оборачивался назад.       — Навернёшься, каменный ты наш, — хватая его за шиворот, фыркнул Володя, помогая удержать равновесие.       — А Тибо будет не Тибо, если чего-нибудь нам не устроит, — хмыкнула Надя, обходя их и лениво пожёвывая сорванную рядом с тропкой травинку.       Коля и впрямь был бы не Коля, если бы на это замечание, брошенное, словно специально, в попытке раззадорить, промолчал. Он открыл рот, возмущённо втянув воздух и готовясь произнести глубокомысленное «Вот дела!», но не успел.       Лёша Будрин, возглавлявший колонну, словно предчувствуя очередную сбивающую с ног шутку, резко остановился и махнул остальным, чтобы тоже последовали его примеру. А потом сбросил с плеч рюкзак, вытягивая за шнурок уже порядком потрёпанный походами фотоаппарат с фотоэкспонометром. Стоя чуть на возвышении, Будрин отлично видел всю группу, и пока ребята не успели толком ничего понять, Лёша не преминул этим воспользоваться.       Первый походный снимок был смазан. Только вот совсем не по Лёшиной вине. Бартоломей, споткнувшись о камень, вдруг дёрнулся в сторону в самый ответственный момент, закрыв своим боком почти весь кадр. Тибо, приготовившись позировать, только цокнул языком, кинув Наде многозначный взгляд, говоря одними глазами: «А так ли ты уверена, что первым что-нибудь выкину именно я?».       Надя была уверена. Но исключительно в том, что, если её вчерашняя выходка, словно самая интересная сплетня, разлетится по УПИ, её тотчас примут в компанию к главным зачинщикам туристских беспокойств. Да и потом, Коля, как ни странно, был абсолютно прав — не он первый уж точно.       — Плёнки у кого с собой много? Народ, эй! Давайте сфотографируемся, — продолжал активничать Будрин, теперь старательно ловя объективом каждого по отдельности.       Лекомцева, любившая фотографироваться не больше, чем выдирать сорняки с грядки с молодой морковью, живо вытащила свой новенький фотоаппарат, купленный на сбережённую стипендию. Куда больше ей нравилось фотографировать самой, а потом размноживать снимки, подписывая их друзьям. Лёля, например, хранила в тумбочке чуть ли не целый альбом, заполненный первыми Надиными попытками разобраться в сложном устройстве аппарата.       — Ну-ка, Володя, улыбочку, — Шунин оказался первым, кто попал к Лекомцевой в кадр. Его косоватая улыбка вместе с весёлым прищуром без особых усилий выдавали в нём ту ещё добрую душу, пусть и весьма шутливую. — Так, снимаю на счёт три. Раз, два…       Надя оторвалась от фотоаппарата и раздражённо уставилась куда-то Володе за спину. Шунин, всё это время не моргавший, чтобы не оказаться на фотографии с закрытыми глазами, резко потёр кулаками лицо, благодаря эту задержку за полученную возможность.       — Ну, Рустем, чего ты в кадр лезешь? Тоже хочешь плёнку зря потратить? — строго и возмущённо спросила Лекомцева у появившегося словно из ниоткуда Слободина, так невовремя оказавшегося на Надином пути к фотоискусству.       — Я не думал, что у вас тут портретная съёмка, — просто пожал плечами Рустик, скрывая в опустившихся уголках губ чувство уязвлённости. И Наде стало стыдно. Не потому, что она отчитала его за ерунду, как какого-то шебутного мальчишку. А потому, что обидела. Да и свежо ещё было воспоминание о вчерашнем вечере — он её защищал, а она…       — Прости, пожалуйста, — вдруг торопливо заговорила Надя, шагнув ближе к Слободину, будто совсем забыв о Володе. Лицо предательски краснело, и Рустем не на шутку заволновался, что ещё немного и Наде станет плохо. Но она упрямо смотрела прямо ему в глаза. — Хочешь, я следующим тебя сфотографирую?       — Плёнки не жалко? — с доброй улыбкой, но всё же язвительно уточнил он и не поверил своим глазам. Разве можно было покраснеть ещё сильнее?       — Не жалко, — хмыкнул топтавшийся рядом Шунин. — Давайте-ка лучше я вас вместе сфотографирую. Надя, отдавай фотоаппарат.       Лекомцева только возмущённо открыла рот. А Володя тем временем сам стянул у неё с шеи фотоэкспонометр и, забрав из ослабевших пальцев «Зоркий», подтолкнул к ней Рустика, неловко остановившегося рядом на расстоянии локтя и вытянувшегося по струнке. Володя звонко цокнул языком, будто переняв эту привычку у Коли.       — Нет, ну что вы как не родные? На документы что ли фотографируетесь?       — На память, — буркнула Надя, заметив, что остальные ребята стали с интересом поглядывать в их сторону. — Давай уже быстрее.       — А вы так и будете стоять?       — Могу присесть.       Рустем, понимая, что всё это могло вылиться в очередную перепалку, просто и быстро притянул Надю чуть ближе к себе, невесомо приобнимая за плечи. И, пока та не успела очухаться, кивнул Володе, чтобы начинал.       — Ты чего творишь? — пристроив на лице улыбку, не разжимая зубы, спросила она.       — Зато теперь у нас будет общая фотография. Можно потом в «Индустриальные кадры» отдать, может, и напечатают, если поход удастся.       — Не болтайте! — велел Шунин и, наконец, сделал снимок.       Надя резко отскочила от Слободина, посмотрев на него таким взглядом, что любому бы сразу стало не по себе. Только вот Рустика это ни капли не смутило. И он, будто ничего и не произошло, поинтересовался, сдержит ли Надя обещание снять ему портрет.       Сняла. Да так быстро и умело, что, пока Будрин мучил Лёлю просьбами придумать позу поинтереснее или уговаривал Игоря сделать что-то из ряда вон выходящее для кадра, последовала очередь обоих Коль и Юры, улыбнувшегося так широко и ярко, что Надя почти сразу оттаяла.       — О, братцы, вот в чём разгадка, — повеселел заметивший это Тибо. — Ты, Надь, в следующий раз только скажи, я тебе каждые пять минут улыбаться буду.       — В следующий раз, — дёрнув за край его шляпы и натянув ткань ему на глаза, отчего Коля неопределенно фыркнул, Надя будничным тоном произнесла, — это не сработает.       — Тогда мы попросим Юру. Или Рустика. На него, кажется, твои взгляды не действуют.       Слободин тихо хмыкнул, однако и бровью не повёл. А Надя, не дав едва успевшему поправить шляпу Тибо прийти в себя, тут же несильно потянула его за ухо. Коля ойкнул и, отойдя в сторону, принялся тереть покрасневшую мочку.       — Ну, спасибо, теперь буду лопоухим и красивым.       Но Игорь не дал ребятам долго наслаждаться остановкой. Устраивать стоянку для отдыха было ещё слишком рано, а потому, двигаясь постепенно всё выше и выше в сторону гор, Дятлов поглядывал на часы, на глаз определяя, сколько метров и за какой промежуток времени удавалось пройти. Пока что рюкзаки, под завязку набитые нетронутой провизией, тяготили спину, всё сильнее оттягивая назад стремящихся вперёд туристов.       Коля Трегубов, что-то напевая под нос, тяжело шёл перед замечтавшейся Олей. И хотя она знала, что вся настоящая алтайская красота была впереди, уже эти местные виды заставляли её сердце трепетать от восторга.       — Чудо какое, — счастливо выдохнула она и повернулась к Наде, кивнув подбородком на открывающийся пейзаж. — Здорово, правда?       — Здорово, да, — без раздумий согласилась Лекомцева, но глядела только себе под ноги, стараясь не споткнуться.       Так продолжалось долго. Шли преимущественно молча, только изредка в их строгой колонне раздавались чьи-нибудь голоса, но и они быстро смолкли. После внеплановой остановки Дятлов решил долгих передышек не делать. И хотя иногда все останавливались на пару минут, а Рустик и Бартоломей снимали с плеч тяжеленные рюкзаки с палатками, сильно по времени это не затягивалось.       Но несмотря на всё это, путь не был скучен. То тут, то там обязательно встречалось что-то новое и необычное — какой-нибудь яркий алтайский цветок, высоченная трава ростом с самых высоких мальчишек, в которой девочки просто терялись, отчего Володя предложил перевязаться верёвками. А ещё камни. Очень много камней. Встречались и настолько большие, размером с холодильник, что Тибо порывался забраться на каждый. Были и следы других туристов. Например, сложенные кем-то каменные башенки, ровные и аккуратные, а потому неподдающиеся порывам ветра.       Оля, засмотревшись на одну такую, заслужила лёгкую Колину подколку, больше напоминающую простую попытку завязать разговор. Долго молчать Тибо не умел, тут уж ничего не поделаешь. Но из-за жары и начинавшего палить всё сильнее солнца язык прилипал к нёбу, а потому особо поболтать не получалось. Каждый раз сглатывая вязкую слюну, Рудольф думал только о ближайшей остановке, но, как назло, чем больше чего-то ждёшь, тем дольше это не происходит.       — Гось, а когда обед? — как бы невзначай уточнила Надя, ускорив шаг, чтобы оказаться поближе к руководителю.       Дятлов тихо хмыкнул, покосившись на неё пару секунд, и поправил сползшую на глаза кепку.       — Уже устала? А я говорил…       — Давай без этих твоих «я же тебе говорил, что где-то мимо ходил крокодил». Я не про отдых спрашиваю, а про обед. Пора бы уже.       Она сунула ему под нос своё левое запястье, на котором красовались большие мужские часы, явно не подходящие по размеру и болтающиеся на тонкой руке, пусть в кожаном ремешке и было проделано шилом несколько дополнительных отверстий. Идущий рядом Слава быстро глянул на свои часы, чтобы убедиться в том, что пришло время перекусить.       — Действительно, завхоз, когда команда? От Игоря не дождёмся, так хоть ты повлияй, — Хализов обернулся к Рустему.       А Рустик только недоумённо пожал плечами и, остановившись, уставился на Дятлова, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Следом подошла и оставшаяся растянувшаяся колонна, и теперь ребята испытующе глядели на Госю и всё ещё стоящую рядом Надю, будто от неё что-то зависело.       — Знаете что, — вздохнул Игорь, прислушиваясь к тому, как собственный желудок жалобно заурчал, требуя еды после длительного перерыва, — тут примерно метров через триста хорошее место должно быть, я по картам смотрел. Там и остановимся, договорились?       Всё дружно кивнули.       Петя, не чувствуя затёкшую спину, торопливо зашагал вперёд, отчего движение группы заметно ускорилось. Или всех просто подгоняло желание наконец перекусить.       Вообще, пробираться даже эти оставшиеся метры оказалось той ещё задачей. Мало было травы и камней, влажная почва скользила под ногами, из-за чего вся обувь давно оказалась заляпана грязью, чавкающей при каждом шаге. Поскользнуться на такой было проще простого.       Юдин, например, не очень удачно приземлился на колени, сразу перепачкав штаны, а Седов, пытаясь помочь ему подняться, залез рукой в жирную глину. В общем, на обещанную стоянку ребята выходили как самые настоящие туристы, уже успевшие вкусить дорожных трудностей.       Первым делом, быстро обустроившись, ребята стали чиститься. Ох, как вздыхал Слава, обнаружив на подошвах некогда новых кед не просто слой, а целый пласт грязи, толщиной с фалангу пальца.       — А что на обед? — с надеждой спросил он, будто хоть этим пытаясь поднять себе настроение.       — Чай быстро сейчас заварим, бутерброд с сыром, шоколад, — начал раздумывать Рустик, но, заметив погрустневший взгляд Хализова, терпеливо объяснился. — Если чего посложнее выдумывать, времени уйма уйдёт, а нам рассиживать нельзя.       — Тушёнку возьми, если больно голодный, только подели с кем-нибудь, — добавил Дятлов, пытавшийся оттереть глину со штанов.       — Отлично! Кто со мной? Володька? Коля? Или, может, Надюша?       — Не подлизывайся к ней, — шутливо фыркнул Тибо-Бриньоль и вытащил из рюкзака консервную банку, перебрасывая её Хализову.       — Не хочу я, Слав, — будто и не обратив внимание на Колю, ответила Надя, помогая Оле развести небольшой костерок из ближайших сухих веток, чтобы можно было вскипятить воду для чая.       — Заканчивайте уже. Оба, — протяжно вздохнул Шунин, которому порядком успели поднадоесть Коли-Надины перепалки.       Рустик тихо хмыкнул в усы. Эти закончат, конечно. Он бросил короткий взгляд на Лекомцеву, старательно укладывающую ветки на оставшееся от прошлых туристов кострище. Оля крутилась рядом, вертя в руках коробок спичек, то и дело сдвигая крышку, а потом резво закрывая её пальцами.       — Лёля, иди-ка сюда, — позвал Слободин, рассматривая то, что ребята вытащили из своих рюков для обеда. — Помогать будешь?       — Буду, конечно. А Надя…       — А мы сейчас ей вместе поможем.       Рустем, отряхнув ладони, внимательно огляделся по сторонам, щурясь от яркого солнца, а потом резво двинулся к большущему сваленному дереву, упавшему чуть в стороне от стоянки. Вернулся он с горстью сухого мха и, опустившись рядом с Лекомцевой на корточки, принялся укладывать его так, чтобы костёр быстрее разгорелся.       Оля поднесла зажжённую спичку. Мох пыхнул травяным дымом, а потом, начиная тлеть, постепенно разгорелся, перекидывая огонь на рубленые сучья и тонкие стволики деревьев, притащенные мальчишками.       — Ну вот, с первым костром! — хлопнул в ладони Бартоломей и, чуть замявшись, уточнил. — Ура?       — Ура. Только это дело вечером отпразднуем, — Игорь, сидевший прямо на сухом клочке земли, задумчиво разглядывал карту, не отвлёкшись даже на то, чтобы быстро взглянуть на друга.       — Какие все серьёзные, — фыркнул Петя и, пошарив по карманам, вытянул пачку сигарет. Одну папиросу он лихо спрятал за ухом, будто чертёжник карандаш, и ещё одну сжал губами. — Оль, дай спички, пожалуйста.       Алейникова, оторвавшись от костра, вручила ему коробок.       Пока Бартоломей прикуривал, Рудольф, подкравшись сзади, резко вытащил вторую, пока ещё не использующуюся папиросу из-за его уха. Получив от Пети позволительный кивок, Седов с торжественным видом достал явно не дешёвую зажигалку, отмахнувшись от спичек.       — Вот ведь жук. Хоть бы сказал, что у тебя зажигалка имеется. А мы тут со мхом мучались, — наигранно возмутилась Надя.       — Ну уж нет, переводить газ будем только в крайнем случае. Пока так, — отмахнулся Рудик. И было это вполне разумно. Группе предстоял ещё переход через реку, а зажигалка вполне могла бы спасти их, если спички вдруг намокнут.       Обедали долго, несмотря на все попытки Дятлова поторапливать друзей. Но под жарким солнышком и поддувающим с юга ветерком всех быстро разморило, а движения стали спокойными и ленивыми.       Женя, мурлыча какую-то песенку, настраивал гитару, пока было время. Устроившийся рядом с ним Юра с интересом следил за тем, как ловко управлялся Чубарёв со струнами, отличая малейшие изменения в их дребезжании. А потом Женька неожиданно для всех запел. И было в его веселой песне про поход, товарищей и новые маршруты.       Надя, заслушавшись, чуть склонила голову к плечу, едва не разлив плещущийся в кружке чай. Оля, заботливо кружившая над Володей, наконец успокоилась и уселась рядом, поджимая ноги и задумчиво перебирая в пальцах сорванную длинную травинку.       — Знаешь, мне кажется, сегодня далеко мы не уйдём, — поделилась с ней Лекомцева и стрельнула взглядом в прикрывшего глаза Игоря, отдыхавшего теперь наравне с остальными.       Лёля согласно кивнула и, пристроив голову на Надином плече, тихо вздохнула.       — Спасибо, что вытащила меня сюда с собой. Я бы сама ни за что не решилась…       — Рано благодаришь, — шепнула в ответ Надя, — вот вернёмся домой, тогда уже и можно. А пока всё только начинается.

***

      Вечереть стало поздно. Благо, Игорь ориентировался по часам, а не по солнцу, отчего не обманулся его хитрыми лучами, и ребята успели обустроить ночную стоянку до того, как на землю опустилась густая летняя тьма.       Под руководством Коли Трегубова поставили обе палатки, потом поужинали и, наконец, принялись отдыхать. Только вот у всех понятие отдыха было разным. Тибо, завалившись на мягкую траву, считал звёзды, объясняя устроившемуся рядом тёзке что-то про созвездия. Надя пыталась слушать краем уха, но больше была занята ремонтом одежды — штаны Юдина всё-таки оказались порванными на коленках после падения.       — А Игорь где? — повертев головой и не увидев Дятлова, спросила Лекомцева у сидящего неподалёку и пишущего в дневник Бартоломея.       — Так они с Рустемом в разведку ушли. Решили посмотреть, как лучше завтра повернуть, — Петя почесал ухо острым концом карандаша. — Ты меня не отвлекай, я забыл, что написать хотел.       — Да чего там писать?       — Ну, не все же у нас лирики. Строчки вот не идут, хоть тресни.       — Мда, пустили слона в посудную лавку, — буркнула Надя себе под нос и, подсев поближе, забрала у Бартоломея тонкую книжицу. Буквы скакали в разные стороны. Лекомцева хмурилась. Глядя на неё, хмурился и Петя.       — Ну и чего?       — Сухо больно — только про погоду и маршрут. Дай-ка карандаш… Эй, куда пошёл? Баш на баш. Я за тебя пишу дневник, а ты Юрке штанину штопай, там немного осталось.       — Может, Оля лучше? — как-то обречённо предложил Бартоломей, заранее прекрасно понимая, что отвертеться не получится.       — Чуть что, так у вас сразу Оля, — проворчала из палатки Алейникова и, высунув наружу нос, серьёзно закачала головой. — Нет уж, я тоже занята сейчас. Так что сам, Петя, сам.       — Нет в вас, девчата, сострадания, — хмыкнул совсем рядом Володя, и Надя всерьёз задумалась, что он мог бы посоревноваться с Тибо за звание главной язвы в группе. Хотя Колю, конечно, невозможно было переплюнуть.       Минут через двадцать с дневником было покончено. Игорь с Рустемом вернулись чуть раньше, и теперь о чём-то тихо переговаривались, сидя у костра. Дятлов мимоходом бросил на Лекомцеву странный взгляд, качнул головой и, будто ничего и не случилось, поджал губы, согласно кивая на слова Слободина.       Алейникова, заметив это, строго нахмурились, отчего глазки-пуговки ярко заблестели в свете огня. Ей не нравилось, что на Надю так смотрели почти все. Настороженно, будто чего-то опасаясь, хотя Лекомцева спокойно себе чёркала что-то в своей записной книжке. И то улыбалась, то напряжённо водила карандашом по бумаге. Пожалуй, по-другому во всей группе на неё смотрели только четверо — сама Оля, Володя, Коля Тибо и Русик.       Оля знала Надю с самого первого сентября своей взрослой жизни, как отзывалась Алейникова о первом курсе университета. Они поразительно сошлись характерами, хоть и были с виду почти полными противоположностями. Но именно Лёля рассказала Наде про турклуб, а Надя всё-таки потянула Лёлю туда вступить. Не Володя, — друг детства, которого родные и школьные друзья за глаза давным-давно величали женихом, хотя Шунин никаких серьёзных действий не предпринимал — а именно Надя, умевшая как никто в нужную сложную минуту промолчать, внимательно слушая, а в счастливую — радоваться сильнее, чем за саму себя.       И всё-таки. Володя видел в Наде только бесконечную колкость, которую не раз испытывал и на самом себе, порой забывая, что Оля теперь не только его друг. Шунин сначала злился, но потом пришлось смириться, что какая-то деревенская девчонка заняла в жизни его Лёли почти столь же значимое место, какое всегда занимал и он сам. Со смирением пришла и привычка, а колкости смягчились и стали взаимными щелчками по носу, не более. Это Тибо всё ещё боролся, хорохорясь всякий раз, стоило придумать очередную причину для глупого спора. Коля смотрел весело и призывно, ожидая новенькой шутки, только и всего.       Прочитать взгляд Рустема Оля не могла.       Рустик был не очень-то разговорчив, что роилось в его мыслях оставалось большой загадкой, не отражающейся в задумчиво поджатых губах и прищуренных глазах. Но смотрел Слободин всегда пристально.       — Моргни два раза, если ты меня слышишь, — раздался над ухом голос Володи. Оля вздрогнула, проморгалась, приходя в себя, и наконец повернулась к Шунину.       — Что?       — Ясно, — тяжело вздохнул тот. — Дырку в нём сейчас просверлишь.       — В ком?       — Ольга-Ольга, — шутливо покачал головой Володя, а потом мотнул подбородком на Рустема. — В завхозе нашем. О чём так задумалась?       — О Наде, — честно отозвалась Алейникова.       Лекомцева, услышав своё имя, подняла голову, отрываясь от чего-то в блокноте, и, забывшись, не стала прятать лёгкую спокойную улыбку с губ. Только непонимающе оглядела всех вокруг, перехватив задумчивый взгляд Рустема на своём лице, а потом снова уткнулась в книжицу.       — Чего о ней думать-то? — раздалось глухо из-за плеча, а потом Лёле на глаза опустилась шляпа Тибо. — Надежды у нас от этого больше не станет.       Коля хмыкнул, довольный получившейся игрой слов. Но веселость его была недолгой.       — Глупейшая шутка из всех, что я от тебя слышала, — не отрываясь от своего занятия, заявила Надя, привлекая теперь внимание и всех остальных.       — Опять что ли? — со стороны костра послышался обречённый вздох Игоря, но Лекомцева и не подумала на него реагировать. Так же, как и на недовольно сощурившегося Тибо-Бриньоля. У неё было чудесное настроение, чтобы тратить его на пустые перепалки.       На общую радость, продолжения не случилось. Коля спокойно устроился у костра, заменив в беседе с Дятловым Рустема, который теперь молча сидел рядом, оперевшись локтями на колени, и из-под полуприкрытых век наблюдал своим рысьим взглядом за всем вокруг: за дремавшим под кустом Юркой, за плетущим непонятные венки из травы Петей… За Надей, точно так же наблюдающей за всеми из-за блокнотных листов.       Надя, скользнув ответным взглядом по его лицу, довольно улыбнулась, не пытаясь это скрыть.