Игра мерцаний

Не подойдет в черновиках решение ни одно Вместе- никак, и врозь - никак, а третьего не дано Я подсмотрел ответ в конце, не сходится он ни с чем Видимо, нет варианта С совсем. Держись от меня подальше Иначе я не ручаюсь Что не провалюсь как раньше И снова не заскучаю. Я падаю в море фальши Ломаю замки и стены Держись от меня подальше Задену... Н. Гринько

Сердце колотится так, что того и гляди вырвется из груди. Как же давно не было рядом с ней второго дыхания, смешивающегося с ночью, сильных рук, умеющих так нежно и мягко вести ее тело к радости и свету. Вот сейчас ладонь опускается на внутреннюю поверхность бедра, перебирается все выше, задевает чувствительную кожу, палец скользит вовнутрь, прикасаясь к точке наибольшего возбуждения. Тяжелый темный крик-стон, мольба об освобождении. Этери резко вздыхает и вываливается из сна, как давно забытая лыжа из кладовки, которую зачем-то решили открыть без предупреждения. Возбуждение в теле переливается щекочущими волнами то и дело в приливах становясь невыносимым. “Ваш же кантилевер через бауэр, Даниил Маркович, и что вам в моих снах спокойно не сидится? Все-то вы меня раздеваете и издеваетесь!” “Не стоило спать с хореографом”,- задний ум никогда не дает плохих советов. Одно жаль - ничего к моменту, когда они были бы ценны, вернуть нельзя. Женщина поднимается с кровати и устало шагает в сторону ванной комнаты. Уже три месяца при отсутствии какой-либо личной жизни, если не считать церебральные совокупления с федерацией, начальником “Самбо 70”, а временами и Минспортом, у тренера Тутберидзе идет невероятно бурная сексуальная жизнь в снах. Столько, сколько она полово сожительствует с собственным хореографом ночами в одинокой постели сейчас, она ни с кем не спала уже лет двадцать наверное. Гад Глейхенгауз навещает сны с отвратительным постоянством и, черт возьми, каждый раз оказывается на высоте. В реальности же Даниил Маркович, как исчез в тот январский вечер от ее двери, так к вопросам их отношений и не возвращался. Просто превратился в коллегу. Вернулось дежавю 2014: вот еще целовал, а вот же ходит и смотрит безразлично, не более заинтересованно, чем на Дудакова. К чести мальчика стоило признать, что вел он себя строго в соответствии с обещанием, то есть “как мужик”. Ни одного повода одернуть за смешение личного и профессионального не дал. В январе свое молчание и его молчание Этери считала благом. С февраля, когда время внутри нее начало творить непонятные выкрутасы рядом с краткосрочным любовником, стала подозревать, что молчание - все же не золото в их случае. А течение минут и правда превратилось в хаос, то замирало в эффекте слоу-мо, когда казалось можно разглядеть каждую крошку льда скрывающуюся с конька при развороте, то неслось рапидом по двести кадров в секунду, чтобы потом вспоминаться прекрасным фильмом молчания рядом. Вот так она прожила зиму, и неотвратимо шагала через март, заканчивающийся близким чемпионатом мира в Хельсинки. Вылет через два дня. Летят все, а значит и Даня. Сутки напролет бок о бок, не расцепиться. Ну что же, есть такое слово - “преодоление”. Будет преодолевать себя. В первый раз ей что ли? Чешскую Остраву же как-то преодолела. Впрочем, тогда ее еще так и не крутило, казалось, что права. Капли душа текут по телу, впитываясь в полотенце, а мысли безостановочно крутятся вокруг одной персоны. Ни днем, ни ночью нет покоя от Данечки ее голове. Фен гудит над русыми кудрявыми прядями, укладывая волосы в прическу. Уходовые бальзамы приглаживают пушистые кудри. Вот бы и мысли так же уложить, обрызгать спреем из бутылочки и до следующего утра, когда процедуру можно повторить, а то торчат во все стороны, жить мешают спокойно. Раз уж ее подняла нелегкая с постели в такую рань, пойдет паковать чемодан. Собирая привычно вещи, которые даже в шкафу разложены так, чтобы можно было быстро переложить в дорожную сумку, не теряя времени, Этери наткнулась на шелковый звездный шарф-подарок. Подержала в руках и бережно уложила в сумку, сама не понимая - зачем. Снова запустила пальцы на полку и наткнулась на жесткую кожу ремня: так и не отдала с момента приезда из Челябинска. Повертела в руках и тоже отправила в чемодан. Не хранить ведь вечно чужую деталь гардероба. В соседней комнате раздается мурлыканье будильника на Дишином телефоне. Дочери пора вставать на тренировку. Нового партнера она нашла. Дети даже что-то там катаются вместе. Дишка вроде не жалуется. И он в любом случае лучше своего предшественника. Этери закрывает чемодан, решая продолжить сборы после того, как проводит ребенка на тренировку. Есть свой огромный плюс в ситуативной бессоннице: в кои то веки увидит ребенка не только на экране смартфона по видеосвязи. И что толку, что живут в одной квартире: когда мать приходит, дочь спит, когда дочь уходит, мать еще не просыпалась. Даже выходные не совпадают. - Ты чего в такую рань поднялась?- удивляется Диана при виде материализовавшейся на кухне матери. - Не спится что-то,- привычно привирает Этери. Между двумя самыми близкими женщинами стоит одна на двоих влюбленность, упоминание которой и даже размышления о ней старшая просто запрещает в присутствии младшей. Чтобы не беспокоить космос лишними колебаниями. - А я бы еще поспала,- вздыхает Диша.- Давай ты за меня сходишь на тренировку, а я за тебя посплю. Предложение из уст дочери звучит так непосредственно, что женщина закатывается неудержимым смехом. - Да-да, сначала сведем с ума твоего Федю и тренеров, а потом ты сходишь за меня на работу, чтобы добить всех моих спортсменов. - Твои решат, что ты им выходной неурочный дала, а Федю, пожалуй, жалко,- соглашается Диана. - Не веришь ты в меня, Дишка,- притворно возмутилась мать. - В тебя - всегда, а вот за Федей надо присматривать. Он и так мне все уши прожужжал вопросами о тебе и восхищением. Как бы при виде живой тебя на одном льду с собой не начал демонстрировать четверные, чтоб попасть в группу самой Тутберидзе. Девушка закинула тарелку из-под каши в мойку, чмокнула мать в висок и отправилась собираться. “Вот ей уже и четырнадцать”,- подумала с неожиданным удивлением женщина. Как же все быстро. Уже и рассуждения маленькой женщины, а не ребенка. В этой задумчивости о скоротечности дней и лет она вернулась к сборам. Привычно уложила пару свитеров, смен белья, дорожную косметичку, рутинно проверив, что всего достаточно, к ней добавилась дорожная аптечка, прошедшая такую же ревизию. Жизнь показала, что несессер с косметикой необходим, но пластыри, бинты, и прочие обезболивающие совершенно неотменяемы. Ни разу не было, чтобы в аптечку не пришлось лазить за поездку. В недавней Остраве она заклеивала Данечку, который на редкость “удачно” схватился за конек и рассек ладонь. В кончиках пальцев ожили дурацкие воспоминания теплой мужской ладони. Он даже не попытался взять ее за руку, хотя бы из благодарности, с горечью подумала Этери. Сказал “спасибо” и тут же убрал руку. Так невольно задумаешься: это у него настолько хорошее самообладание или это ему так все безразлично? Дали от ворот поворот, повернулся и пошел, как ни в чем ни бывало. И ведь строго по ее же пожеланию. На прикроватном столике закурлыкал телефон. Мама решила побеспокоить ребенка на удивление рано. - Я смотрю, мы все сегодня ранние пташки,- улыбнулась в трубку Этери вместо приветствия. - Да что-то голова разболелась, даже проснулась от этого. Дише набрала, чтобы спросить как дела, она же сейчас в дороге. От нее и узнала, что ты не спишь уже. - В общем, в марте нашему семейству не спится,- засмеялась счастливо от звуков родного голоса Этери.- Не спроста это, мамочка, как ты думаешь? - Да уж наверно,- голос матери на другом конце тоже звучал тепло и улыбчиво.- У меня на смену погоды, а у тебя, наверное, от любви, как весной и положено всем молодым и красивым. Умела ее матушка ткнуть наугад и попасть в цель. Иногда Этери даже подозревала, что у мамы есть какой-то экстрасенсорный дар. Ни разу не было ситуации, чтобы она ошиблась в своих подозрениях о душевных терзаниях дочерей. - Да что я, мам!- Этери уже была рада, что в такую рань подскочила сегодня, хоть пообщается с семьей.- Ты в курсе, что наша Дишка влюбилась! Вот расскажи мне, как жить, когда у твоей дочери первая влюбленность?! - И кто же этот счастливчик?- улыбнулся голос Этери Петровны. - Да не поверишь, наш несчастный хореограф!- все-таки надо с кем-то делиться, пусть и обрывочно, но своими переживаниями. - А, это не страшно,- весело отмахнулась старшая Тутберидзе. - Это почему?- удивилась дочь. - Через годик максимум пройдет,- засмеялась трубка маминым смехом.- Первая любовь в четырнадцать - это вообще редко когда страшно, вот последняя в сорок - это часто беда. “Все-таки у мамы где-то встроен радар, не иначе”,- подумалось Этери второй. - Вот поэтому, мамочка, никого я и не люблю, кроме тебя и Дишки,- улыбнулась женщина, намотав кудрявую прядь на палец. - Ну и зря, брала бы лучше пример с дочери,- не одобрила поведение младшей из детей Этери Петровна.- Да хоть бы и в того же хореографа, раз уж он у вас такой неотразимый красавчик, что даже девчонок юных пленяет. - Только этого не хватало!- возмутилась дочь. А впрочем не столько возмутилась, сколько напряглась от материнской проницательности вторично. - Такая умная, а такая глупенькая,- услышала она в трубку и провалилась в декабрьский вечер, крепкие объятия и баритон, произносящий в макушку ровно те же слова. - Ладно, мамочка,- побегу я мир украшать своим умом и красотой,- через глубокий вздох, утешающий открытую рану в душе, проворковала Этери, дала отбой и бессильно закрыла глаза. Как же было спокойно без этой любви. Уверенно. А тут… все одно к одному. Зарылась лицом в подушку и разревелась, как в детстве, когда прыжки на тренировках не получались. А, может, и еще горше. Это же все-таки не прыжки. Это же про сердце.