Чревато взаимностью

Поначалу это было жутко. Зажигать расставленные свечи в полной темноте, ползать по полу, чертя мелом символы… Темнота без конца шевелилась. Она была живой. Требовательной. Было жутко поначалу вглядываться в неё. А ещё страшнее находить отклик: паутина призрачных прикосновений на лице, ледяной шёпот на ухо. Ни то свидетельства обретённого безумия, ни то подтверждение существования незримого, оплетённого нитями тайны, мира. «Иди к нам, Эмили», — звали встревоженные невидимки, протягивая когтистые лапы. «Эмили» «Эмили», — вторил им Габриэль, являясь во снах. Гордое осознание, пьянящим восторгом охватывает сердце — Эмили больше нет. Теперь всё проще.

Дорогой Феликс! Мне знакомо твоё чувство потери…

Эмили уверена, что племянник станет одним из лучших её средств на пути к успеху. Столько ниточек, за которые можно потянуть! Агрест чуть откидывается назад, перечитывая написанное. Пальцы безотчётно касаются броши под горлом, напоминающей силуэт мотылька. На губах Эмили проскальзывает улыбка, когда она оставляет последнюю строчку в записке.

Надеюсь на скорую встречу С уважением Бражник

Мадам Агрест откладывает письмо и берёт в руки нож. Нужно поторапливаться. Близится полночь.

___

Съемочная площадка тонула в дыму. Он был искусственным, разумеется. От раскачивающихся декораций пахло свежим лаком. В костюме было жарко, голова под париком безостановочно чесалась. — Ничего, я подожду, – произнесла Лила реплику, кажется, в двадцатый раз за последние несколько часов и уселась на ствол дерева. — У меня много времени. Лила чуть ли не зарыдала от облегчения, когда разнеслось пресловутое: «Снято!». Она вытащила бутафорские клыки и побежала за режиссером. Он будто специально даже не посмотрел в её сторону. — Подожди, Боб. Стой же! Лила обогнула огромные светильники, нырнула под брезентовый навес и увидела Боба, беседующего с одним из сценаристов. — А, Росси, — Боб удостоил её быстрым взглядом и полез во внутренний карман пиджака за папиросами. — Из тебя вышла недурная кровопийца. Лила сложила руки за спиной и прочистила горло. Комплименты от Рота всегда были на грани с оскорблением. Ей не привыкать. — Вы ведь знаете, я хотела главную роль. Лила много работала, непомерно много. Она достойна главных ролей, достойна внимания. Во всяком случае она сама в это охотно верит. Это как с ложью: если верить в свои небылицы, то поверит и слушатель. — А я хотел стать волшебником, когда был сопляком, — пробасил Боб, возясь со спичками. — Не всё так просто, милочка. — Меня зовут Лила. Она больше не улыбалась, внутри собиралась пульсирующая злоба. — Мсье, здесь курить не положено! И-извините, но… К режиссеру подскочил паренёк в фуражке с испуганно-виноватым выражением лица. Боб небрежно зыркнул на него и усмехнулся: — Катись-ка ты к черту! — Но… — Слушай, Лила, — Боб проигнорировал парня. — На главную роль ты не подходишь. Лила фыркнула. Она догадывалась, что Боб ответит именно так. — Чем Бореаль лучше меня? — Скажем честно, актриса из неё так себе, — Рот бросил окурок на пол и потушил подошвой ботинка. — Но Аврора тянет на невинную, юную героиню, в то время как ты… Лила остановила его взмахом руки. — Я поняла, Боб. Она развернулась и поспешила прочь, на ходу отстёгивая ворот душного плаща. Вслед ей донеслось: — А чего ты хотела? Время театра давно прошло! Лила обернулась, но фигуру Рота загородила лестница, которые несли рабочие. Один из них приподнял кепку и улыбнулся. — Добрый вечер, мадам! Лила ушла. Выслушала упрёки костюмерши, у которой каждая минута на счету, и не дождавшись гримёра, принялась самостоятельно снимать макияж с лица. «Мадам» — что-то неприятно кольнуло в груди, и смывая слои пудры, Лила пристально вглядывалась в отражение. Неужели она похожа на замужнюю женщину? В гримёрке пахло табаком, духами и потом. Росси стянула парик и принялась ожесточенно расчёсывать волосы. Когда-то она думала, что ей будет достаточно простой жизни рядом с тем, кого любишь. Та маленькая Лила была законченной идеалисткой. Верила во всю эту романтичную чушь… Та Лила, вероятно, не расстроилась бы обращенному к ней «мадам». — Хочешь выпить? Рядом, громко сталкиваясь с поверхностью туалетного столика, оказывается стакан. Лила словно отмирает, ловит золотистый блик в зеркале и чувствует тонкий аромат мёда и сирени. — Я не плакала, если что, — Росси быстро растирает влагу по щекам. Она никогда не плачет. Хлоя Буржуа всучивает стакан ей в руки. На её лице появляется понимающее выражение. — К дьяволу Боба. Он просто козёл. С этими словами Хлоя опрокидывает в себя содержимое рюмки и выжидательно смотрит на Росси. — Вообще-то я… — слова улетучиваются. Кому теперь есть дело до приличий? Лила поднимает стакан, криво улыбнувшись. — За твоё здоровье. Это первый раз, когда она пьёт водку. Хлоя потом признаётся, что влюблена в Аврору Бореаль по уши.

___

Лила выскальзывает из такси, всучивает водителю чаевые и неровной походкой идёт в сторону дома, разыскивая ключи в сумочке. В голове взрываются радужные фейерверки, маслянистые и неровные. Лила справляется с дверью, и попадает в тепло, от чего сразу же появляется желание завернуться в одеяло и проспать до позднего утра. — Где ты была? — голос Феликса бодрит не хуже холодной воды. Лила оставляет вопрос без ответа. Гремит связкой ключей, пытается совладать с пуговицами жакета. Феликс хватает её за плечи. — Боже правый, — произносит он равнодушно. — Ты пьяна. Лила вздыхает и вязнет в его руках. Она что-то без конца принимается говорить ему, путая правду и вымысел, а Феликс лишь мычит в ответ, избавляя её от одежды и укладывая в постель. В спальне становится темно и тихо, Лила слышит, как Феликс выскальзывает в коридор. — Уходишь? — она приподнимается на локтях. Головокружение сбивает с толку. Феликс оказывается рядом. От него пахнет зимним утром и сигаретами. Пальцы Лилы находят непривычную щетину. — Я скоро вернусь. — Служба? — Да, Лила, — голос Феликса становится мягок как велюр. Губы оставляют тающий поцелуй на лбу. — Спи. Лиле снится, как Феликс расчленяет останки доктора с помощью чайной ложки из любимого сервиза Амели. — Самое сложное это сухожилия, — говорит он и улыбается. Лила наблюдает за происходящим безучастно, пока к ней не подходит Лука Куффен. Он выглядит разочарованным. Лука держит две тёмно-лиловых розы, его брови нахмурены. — Не знал, что ты такая же, — бросает, грубо впихнув ей цветы. — Передай Адриану мои соболезнования. Лила потрясённо выдыхает, ей вдруг становится холодно. — Постой, Лука! Ей за ним не успеть, разумеется, нет. Ноги скользят по мокрому паркету, напольные часы издевательски щёлкают маятником. Лила натыкается на зеркало, и понимает: что-то не так. — Это просто смешно, дорогая, — говорит Феликс. — Ты не принесёшь мне топор? Сердце пропускает несколько ударов, часы спотыкаются и замирают, а Лила по-прежнему не может найти своё отражение в зеркале. Сон прерывается. Подскакивая в постели, Лила вертит головой по сторонам, желая убедиться, что она в безопасности. С трудом проглатывая вязкую слюну, Росси понимает, что почти умирает от жажды. Обрывки вечера смутны, но стыда не возникает. Она ждёт, что тот объявится, жадно глотая холодную воду, но всё остаётся прежним. Пустым. За окнами собирается светать. Лила не хочет возвращаться в постель, боится вновь столкнуться с кошмарами. Их присутствие остро ощущается в пустой квартире. Феликс приходит, когда макушка малиново-рыжего солнца выныривает из-за крыш. Лила делает вид, что читает, так проще прикинуться, что всё в порядке. Феликс гасит ненужный ночник и усаживается на край кровати. — Я думал, ты проспишь до обеда, — его голос тускл, обесцвечен. Сердце Лилы задевает ненасытная жалость. Она поднимает взгляд, и тут же подскакивает в беспокойстве. Книга шлёпается на пол обложкой вверх. — Это кровь? Феликс, тебя ранили? Темные пятна украшают манжеты рубашки. Лила чувствует, как на её запястьях смыкаются холодные пальцы Феликса. Она не успела заметить, как потянулась к нему. — Успокойся, Лила. Я не ранен. Произнесенные слова облепляют комнату. Взволнованно начинают роптать голуби под окнами. Их громкое курлыканье выдавливает из Лилы дрожь. — Это не моя кровь, — произносит Феликс, становясь тише. Солоноватый запах железа пробирается до острого обоняния Лилы. Отпрянув, она отползает на кровати, пока не сталкивается со спинкой. Феликс безмолвствует, он по-лицедейски спокоен и холоден. Лиле он кажется незнакомцем. — Чья? Резким взмахом пера вопрос прорезает тишину. Ненарочно выявляет усталое и почти обречённое выражение, застывшее на лице Феликса. Он так и не ответил: как будто целую вечность провёл в ванной, прежде чем вернуться в спальню. Лила успела одеться и заплести волосы. Её неприятно поразило, когда Феликс застыл в дверном проёме, словно не желая её спугнуть. Он с минуту молча наблюдал за её сборами прежде чем поинтересоваться: — Куда ты? Лила замерла, раздавленная желанием накричать на своего жениха. Вместо этого она процедила: — Почему тебе можно уходить от ответа на вопрос, а мне нельзя? Феликс — сама невозмутимость, ответил будничным тоном. — Я не говорил, что нельзя. И ты начала уходить ещё раньше, чем я спросил. Лила бросила на него острый взгляд, мысленно посылая к чёрту. Гордо подняв подбородок, она двинулась к выходу. Феликс придержал её за локоть. — Что происходит? — его голос прозвучал очень тихо, и наконец Лила различила в нём тень чувства. Феликс выглядел непривычно с влажными после мытья волосами, и с этой чёртовой растерянностью, оттягивающей уголки его рта. — Не знаю. Ты мне скажи. В зелёных глазах Феликса отобразилась озадаченность. Лила добавила, неосознанно переходя на шёпот: — Чья это была кровь? — Подозреваемого, — Феликс отпустил локоть Лилы и слабо улыбнулся. — Ты подумала, что я кого-то убил? Серьёзно? Росси покачала головой: и стыд, и радость затопили учащённо бьющееся сердце. Как она могла так подумать? Что-то задело край разума, как будто соленая вода тревожит края раны, но Лила не сочла необходимым обращать на это внимание. — Мне снился плохой сон в твоё отсутствие. Феликс не стал спрашивать о чём он был, притянул Лилу к себе и поцеловал в макушку. — Это был всего лишь сон. Лила дёрнулась, будто от удара. Неискренность — вот что она ощутила до этого, но не придав значения, не стала вглядываться. Феликс не был честен. Лила не знает точно: задевает её это или просто смешит. Она мирно произносит: — Поэтому мне нужно пройтись. В одиночестве. Недоверие обжигает изнанку рёбер. Вывернувшись из объятий, Росси спешит к выходу, унося с собой мнительность и ядовитые сомнения.

____

Впору возненавидеть это утро. Блестящее, свежее, окрылённое летним воздухом. Лила прячется от него на улице Монторгёй за покупкой газет, заголовки которых вызывают мандраж. Люди продолжают бесследно исчезать с улиц Парижа Версия сыщиков из Скотланд-Ярда: преступник похищает влюблённых… Лила не успевает обдумать возникшую мысль в голове как следует, потому что происходит следующее: вдали, прокатываясь волной по ещё сонному кварталу, раздаются крики. Лила оборачивается, от неожиданности роняя газеты на асфальт. Она видит, как люди в паре сотен метров от неё разбегаются в разные стороны, отравляя воздух паникой. По улице смешно перебирая лапками, гонится следом за толпой странная собака… Лила не совсем уверена, что это за животное. За ним, ловко объезжая испуганных людей на велосипеде, несётся молодой человек. — Простите! Не пугайтесь, он абсолютно безобидный… — слышит Лила обрывки речи, и внезапно осознаёт, что знает его, этого велосепедиста. Она совсем упускает из виду «безобидного» зверя, и наклоняется, чтобы поднять газеты. Лила не успевает испугаться, когда мощный удар валит её на мостовую. Она чувствует нечто вроде чужого дыхания на лице, открывает глаза и видит желтоглазого демона. Демон скалит огромную пасть в улыбке и скулит совсем по-собачьи. Лила вновь зажмуривается, принимаясь медленно отползать в сторону. — Как тебе не стыдно, Клык! — раздаётся рядом возмущённый голос, на то, чтобы вспомнить чей он, у Лилы уходит несколько секунд. — Извините, мадемуазель… Я сейчас. Лила с опаской наблюдает, как Лука цепляет крокодилу ошейник, а тот послушно отползает и даже — это уже слишком, — виляет тяжелым хвостом. — Ещё раз извините, мадемуазель! Вы не ушиблись, когда падали? — Лука суетливо помогает Лиле подняться, и наконец обращает на неё внимание. Его лицо вытягивается. — Мадемуазель Росси? Лила давит нервный смешок и принимается с повышенным усердием очищать юбку от пыли. Смущение проходит быстро, и вот с губ уже летит ответ: — После случившегося можно просто Лила. Лука улыбается. По-мальчишески, совсем не так, как Феликс. Сравнение Лила поспешно вычёркивает из мыслей. — Вы ведь не пойдёте жаловаться мадам Агрест? — беззаботно осведомляется музыкант. Лила качает головой. — Не пойду, но... – удостоверившись, что с одеждой полный порядок, она по-лисьи щурится, глядя на Куффена.— Если расскажете, откуда у вас это чудовище. Привезли из Америки? Лука гладит крокодила по голове, и тот жмурится, будто от удовольствия. Росси не уверена, что чудовищное создание способно испытывать хоть что-то. — Это крокодил, — Лука произносит это на английский манер, дурашливо, затем продолжает нормальным языком. — Его зовут Клык. Отец попросил погулять с ним. Но вот беда, Клык обожает всё блестящее, совсем как сорока! Рванул со всей силой за машиной. — Лука нежно улыбнулся и тут же смутился. Он прочистил горло и уставился на Росси. — В общем, крокодил не мой. Лила удивлённо воззрилась на Куффена. — Кто ваш отец? — в голове вдруг всплыли статья второсортных журнальных изданий, и предположение родилось следом, озвученное шутливым тоном. — Сам Джаггед Стоун? Куффен легко рассмеялся. — Ну, вообще-то да. Лила скептически ухмыльнулась, но это выражение в миг сменилось деловым и собранным. Она заметила бегущих в их сторону мужчин в приталенных пиджаках, с громоздкими микрофонами и фотоаппаратами. Положив ладонь Куффену на плечо, Лила заявила: — Репортёры. Предлагаю ретироваться отсюда. Лука кивнул, без лишних раздумий взял Росси за руку и потянул за собой. — Я вас выведу, — пообещал он, задорно улыбнувшись, при этом сохраняя таинственность, которая может принадлежать только музыканту с несуразными волосами и крокодилом на поводке. Лила почему-то верит Луке. Снова.