танцуй

Кисок, конечно, ни разу не танцор, но на все уличные и официальные баттлы в их районе исправно ходит. Как только с Джебомом познакомился, так и начал ходить. Лет десять уже. За это время много ребят сменилось, Кисок всех их помнит. С горящими глазами и быстрыми ногами они всегда вызывают у него искреннее восхищение. Кисок бы хотел всем им отдать первое место, но может только подбадривать во время выступления и сжимать в утешающих объятиях, когда заветный кубок уходит кому-то другому. Победителей, конечно, Кисок тоже обнимает. — Фууу, от тебя несёт, как от псины! — притворно воротит Кисок нос, когда полуголый и неадекватно орущий Джебом едва не сбивает его с ног. Тот горячий, весь липкий от пота и пахнет от него соответствующе. — Ну будет тебе. Будто впервые выиграл. Кисок ворчит, но лыбится всё равно, стискивает Джебома до хрустящих рёбер и лохматит его мокрые кудри ещё сильнее. Взрослый мужик уже вроде, а радуется, как ребёнок. И Кисок, глядя на него такого живого, радуется тоже. И тоже чувствует себя живым. Причастным к этой очередной победе. — Я похерил где-то свою толстовку! — Выкрикивает ему в самое ухо Джебом и не прекращает подпрыгивать в такт играющей музыке. Кисок по инерции подпрыгивает тоже. Внутри него булькают стакан кофе и съеденный в перерыве кимпаб. Хочется если не прилечь, то присесть точно, но у фонтанирующего какой-то бешеной энергией Джебома свои планы. Он отклеивается от Кисока и порывается нырнуть в толпу обратно, туда, где всё ещё соревнуются ребята помладше. Кисок едва успевает ухватить его за ремень опасно приспущенных джинс и дёрнуть обратно. — Ну куда ты голый?.. — Кисок снимает с себя рубашку и накидывает её Джебому на плечи, скрывая татуировки. — Там же дети, а на тебе места чистого нет. Джебом корчит мину, но послушно в рубашку влезает, торопится, и из-за этого пуговицы попадают не в те петли. Кисок ржёт над ним, но не лезет. У них три года разницы, а не тринадцать, уж пуговицы Джебом и без его советов застегнуть способен. Джебом выругивается, когда опять попадает не туда, Кисок только морщит нос. Или всё-таки не способен?.. — Идём, — Джебом одёргивает край криво застёгнутой рубашки, — хочу на молодняк посмотреть. Слышал, у них там битва насмерть. И они идут. Кисок, по правде, с удовольствием бы уже пошёл домой или посидел в баре с пивом. Они же вроде как победили, есть повод отпраздновать. Но Джебом не пьёт совсем (потому что бестолково это: оборотни не пьянеют), а из стаи больше никого нет с ними сегодня. Сонхва застрял на работе, а противная Хёнджон — в университете. В углу дебютантов действительно жарковато: малышня визжит и вытворяет на специально сооруженном танцполе что-то невообразимое. Они ещё не знают, что такое страх, но уже понимают азарт и соперничество, не жалеют себя, танцуют так, будто завтра никогда уже не настанет. — Хорошая смена подрастает, а? — Кисок пихает свистящего и улюлюкающего Джебома в бок. — Скоро можно и на покой. — Не дождешься, — Джебом толкает его локтем в ответ, — буду танцевать, пока не рассыплюсь. — Ну танцуй-танцуй, — хмыкает Кисок и щипает Джебома за щёку, — разве я против. Так и будет. Будет танцевать до тех пор, пока его сильные волчьи ноги не откажут, пока огонь в его сердце не потухнет. Кисок надеется, что этого не произойдет никогда. Даже если его, Кисока, не будет уже рядом, Джебом продолжит танцевать. — Ты только посмотри на него! — Джебом тянет Кисока за рукав футболки. — На одуванчик похож, правда? Там, куда указывает Джебом, в центр круга только что выбежал мальчишка в ярко-жёлтой футболке. Высокий, лохматый и несуразный, как и все подростки. На прилепленной к футболке наклейке написано «Ким Югём». С немного ошалевшим взглядом он движется под музыку совсем не так, как все до него. Кисок не профессионал, но и ему понятно, что у Югёма какое-то нереальное чувство ритма. На лицо ему лет тринадцать, не больше. Столько же было Джебому, когда они с Кисоком впервые попали на такие же соревнования. Джебом тогда тоже казался ему удивительным и особенным. Не потому, что был маленьким Альфой. Просто Джебом выделялся. Выросший далеко в Америке, он танцевал по-другому, в своем собственном стиле. И, конечно же, победил. Кисок так и говорит: — На тебя похож, — и добавляет ехидно, — только высокий. — От коротышки слышу, — огрызается Джебом. — Спорим, он возьмёт первое место? — И не подумаю спорить, — фырчит Кисок, — и мне понятно, что возьмёт. Югём на площадке под одобрительный гул заканчивает выступление и очень скромно отвешивает поклон. Смущённый, не знающий куда ему деться. Кисок подмигивает ему, когда ловит его взгляд, и Югём от этого тушуется ещё больше. Очень мило. Судят малышню прямо на месте. Склонив друг к другу головы, известные в определенных кругах хореографы голосуют и, кажется, никак не могут определиться. Кисок им не завидует, все дети в этом году крутые. Джебом нетерпеливо переминается с ноги на ногу до самого объявления результатов, Кисок устаёт просто находясь с ним рядом и, чтобы тот хоть немного постоял спокойно, приваливается к нему плечом. Помогает мало: теперь их мотает из стороны в сторону вдвоём. Только с чуть меньшей амплитудой. Кубок за первое место неожиданно уходит не тому, кому надо. Джебом возмущённо орёт прямо Кисоку в ухо что-то вроде «Судью на мыло» и за это получает очередной тычок в бок. Малышня вокруг вдруг начинает напирать, их с Джебом сдавливает со всех сторон, кто-то топчется по ногам. Кисок не сразу понимает, что это всего-навсего все разом кинулись поздравлять осоловело хлопающего глазами победителя. Стоящий в самом эпицентре Югём начинает пятиться, на щекастом лице его Кисок замечает зарождающуюся панику. Кажется, мальчишку надо спасать. Джебом, видно, думает о том же. Он осторожно расталкивает всех вокруг, хватает Югёма за локоть и вытаскивает его из визжащей толпы. У того глаза на мокром месте и губы дрожат, он выглядит насмерть перепуганным из-за давки. Кисоку хочется его крепко обнять и сказать, что никто его не тронет. — Привет, герой. Где твои родители? — Я с братом, — мямлит Югём и насупливается. — Только он опять куда-то свалил. И всё пропустил. — Это он зря, — тянет осуждающе Джебом, — ты был крут! Мы за тебя болели. Жалко, что только второе место дали. — Это ничего, в следующий раз обязательно выиграю, — несмело улыбается ему Югём и перекатывается с пятки на носок. Стесняется. — Ты тоже очень крутой, хён. — Обещаю, что придём на тебя посмотреть, — Кисок поднимает вверх большие пальцы и, не удержавшись, всё-таки лезет обниматься. В свои тринадцать Югём уже с него ростом, а ведь ещё вытянется вверх и раздастся вширь. Современные дети пугают. — Давай вместе поищем твоего брата? Югём мотает головой из стороны в стороны и показывает телефон: — Не надо, я ему позвоню сейчас. И, застеснявшись снова чего-то, бурчит: — Я уже взрослый, хён. Чего ты со мной как с маленьким. Джебом рядом силится не заржать и издаёт страшные звуки. Желание отвесить ему знатного пинка практически нестерпимо, но Кисок только поднимает ладони в сдающемся жесте и кивает Югёму, мол, окей-окей, страшные дядьки отваливают. — Ну, взрослый Ким Югём, — говорит Джебом, по-идиотски улыбаясь, — увидимся ещё. Танцуй! *** Чёрта с два бы Кисок поехал в больницу, если не умудрившийся забыть дома мобильник Сонхва. Можно было бы и забить, но после того, что учудил Джебом без его ведома, у Кисока сердце не на месте. Отсутствие связи со стаей теперь оборачивается для него смутной тревогой. Постоянно кажется, что эти волчата в любой момент выкинут что-то такое, что нельзя уже будет исправить. В детской хирургии, где сейчас проходит практику Сонхва, почти не пахнет лекарствами и очень оживлёно. Закованные в гипс и обмотанные с ног до макушки бинтами дети всё равно умудряются с воплями и визгами носиться по светлым коридорам и доводить медсестёр до белого каления. У ординаторской Кисок даже попадает под костыль: это один из непоседливых пациентов неожиданно выворачивает из-за угла и говорит сперва «Извините», а потом и неуверенное «Привет?». Поднимающий костыль Кисок тоже бубнит машинально «Привет», а уже разогнувшись, не удерживается от удивлённого: — О, одуванчик! — Югём вообще-то, — хмурится тот и трёт нос с белой нашлёпкой пластыря. На лице его красуются уже почти зажившие ссадины и бывший когда-то страшным синяк. Но не это пугает. И даже не разукрашенный разноцветными фломастерами монструозный гипс на ноге. Глаза у Югёма потухшие. Не должно быть у детей таких глаз. — Югём! — Раздаётся знакомый суровый окрик из-за спины. Кисок, хоть ругают и не его, втягивает голову в плечи. Сонхва, как всегда, в гневе страшен. — Ты почему встал? — Я себе уже всё отлежал, — гундосо ноет Югём, — и горячий шоколад хочу. — А хромать до конца жизни хочешь? — Сонхва упирает руки в бока. — Что непонятного в формулировке «Постельный режим»? Югём шмыгает своим выдающимся носом и послушно ковыляет обратно в палату. Идёт он тяжело, умудряясь припадать на обе ноги разом. Дверь захлопывается с оглушительным хлопком. Кисок вздрагивает. — Мог бы и помягче с ним, он же ребёнок, — произносит он и, опомнившись, протягивает Сонхве телефон, — держи, растяпа. — Нельзя с ними помягче, — Сонхва забирает мобильник и благодарно кивает, — они сразу начинают носиться по всей больнице и ломают себе ещё что-нибудь. — А что, кстати, с Югёмом? Сонхва чешет затылок досадливо, заминается на мгновение. Ему, наверное, все эти больничные правила запрещают болтать о пациентах с кем попало, но Кисок-то ему не чужой. — Машина его сбила, водитель не справился с управлением. Несчастный случай. — Отвечает наконец. — Два сложных перелома, раздроблено колено, ну и по мелочи ещё. Операцию сделали чуть больше недели назад. Если кости удачно срастутся, то даже ходить нормально сможет, без хромоты. Горло перехватывает, свой враз севший голос Кисок слышит словно издалека. — А танцевать?.. — Сейчас сложно сказать. Но скорее «Нет», чем «Да»... — рассеянно бормочет себе под нос Сонхва и тут же ойкает, потому что Кисок выхватывает у него телефон из рук обратно. — Хён, ты что творишь? Кисок его не слышит, ищет в списке чужих контактов имя Джебома и жмёт на вызов. *** — Нет. Категоричное «Нет» разлетается гулким эхом по опустевшим из-за тихого часа коридорам. Джебом складывает руки на груди и плотно сжимает челюсти. Между бровей у него залегла вертикальная морщинка. Кисок вытащил Джебома прямо из постели, и хорошего настроения ему это не добавило. — Он должен танцевать, — стоит на своём Кисок. — Не сможет он… так. — Хён… — Джебома. — Сонхва. Джебом и Кисок разом поворачиваются к подпирающему рядом стену Сонхве и корчат одинаковую мину. Они и забыли про него совсем. — Чего? Вы достали, — тот закатывает глаза и одёргивает нервно свой белый халат. — Собачитесь, как старые супруги. Да ещё и при детях. А я, между прочим, не кормлен. Джебом прикрывает глаза и трёт виски, будто у него мигрень. Дурацкий притворный жест бесит: не может быть у него головной боли и не было никогда. А у Кисока от его упрямства вот-вот всё разболится. — Хён, ему только тринадцать, — устало тянет Джебом и прячет взгляд под вьющейся чёлкой. — Найдёт себя в чём-нибудь другом. Не всем же танцевать… — Ты просто не видел его глаза, — Кисок кипятится и пинает раздражённо кадку с декоративной пальмой. Мимо проходит медсестра и угрожающе цыкает на Кисока, призывая к тишине. Он отвешивает ей короткий поклон и, убавив громкость, продолжает: — Они пустые, понимаешь? Мёртвые. — А что, будет лучше, если он весь целиком умрёт? — Шипит Джебом и тоже пихает ни в чём неповинную пальму носком ботинка. Кисок замирает, его простреливает пониманием того, что на самом деле происходит: Джебом боится. Боится, что всё повторится: море чёрной крови на полу музыкального класса и вой волчонка. Кисок был там в тот вечер: выцарапывал из судорожно сжатых рук бездыханное холодное тело и отмывал кровь с белого фортепиано. Это фортепиано иногда снится ему. — То была случайность, — говорит Кисок и касается чужой руки. — Не твоя вина. Никто не мог знать, что он не переживёт укус. — Как ты можешь просить меня сделать это снова? — Джебом злится. — Что, если… — Возможно, дело было в согласии, — бубнит уткнувшийся в свой телефон Сонхва. — Точнее в его отсутствии. — Что, и ты туда же? — Мне всё равно, — Сонхва смотрит на Джебома с самым скучающим выражением лица, на которое только способен. — Просто прорабатываю все варианты. Мне и одной Хёнджон с её закидонами хватает выше крыши. — Хёнджон нужен кто-то, о ком она будет заботиться, — цепляется за неожиданную идею Кисок, — если в стае появится младший… — Я сказал «Нет». Глаза Джебома сверкают алым, голос становится ниже. Будь Кисок волком, то уже бы склонил перед вожаком стаи голову. Но с ним все эти штучки не работают. — Напоминаю, что вы находитесь в детской хирургии, — произносит вполголоса враз напрягшийся Сонхва. — Если вы собрались опять дубасить друг друга, то... — Тебе нужна стая, Джебом. — У меня есть стая. — Настоящая, — Кисок качает головой. — Мы с Сонхвой твои друзья. — Настоящая? — Почти рычит Джебом и тычет больно в грудь Кисока пальцем. — Настоящая?! Хёнджон — неуправляемая сучка, один ребёнок умер от укуса, а второй — в таком состоянии, что милосерднее прикончить его собственноручно. Хён, я слаб и беспомощен! — Ты слаб, потому что один. — Кисок поджимает губы. Убеждать Джебома, давать ему советы — это его работа, его функция в их маленькой хаотичной стае, и он не может здесь оплошать. — Стая сделает тебя сильнее, а волков в ней — послушнее. Хёнджон невозможно контролировать, потому что она с ума сходит, оставшись с тобой один на один. А твой крестник… Он омега, Джебом, не часть твоей стаи. И никогда ею не был. — Я редко это говорю, но в словах хёна есть логика, — кивает Сонхва. — Если Югём согласится, и всё пройдёт хорошо, он будет благодарен тебе. Укус станет для него настоящим подарком. И контролировать мальчишку, я уверен, будет проще. — Он морщится. — А у этой стервы-Хёнджон вполне может проснуться материнский инстинкт. — Ты мог бы быть помягче, но спасибо всё равно, — Кисок выставляет вперёд кулак, чтобы Сонхва по нему ударил, но тот только глядит на него как на идиота и демонстративно прячет руки в карманах. Колючка. — Ну и чёрт с тобой. Джебом пыхтит, пинает пальму ещё раз и, бухнувшись спиной о стену, стекает по ней вниз. Долго молчит, погружённый в свои мысли, отстукивает одну ему понятную мелодию по согнутому колену. Кисок отходит к окну и терпеливо ждёт решения. Он сделал всё что мог, не силком же Джебому в пасть Югёма пихать. — Сонхва, корпус психиатрии тут недалеко, да? — подаёт наконец голос Джебом и, кряхтя, встаёт на ноги. — На другой стороне комплекса, — Сонхва удивлённо приподнимает брови, — а что? — Да думаю, успеем ли мы сбежать до того, как вызванные мальчишкой санитары до нас доберутся, — Джебом глядит на прыснувшего Кисока и фыркает. — Как ты вообще представляешь наш с ним разговор, хён? «Привет, я оборотень, и после моего укуса — если не помрёшь, конечно, — ты сможешь танцевать. Если согласен, моргни два раза»? В тишине раздаётся хлюпающий звук, с которым допивают через трубочку остатки напитка. Кисок аж подпрыгивает на месте от неожиданности, а Джебом и бровью не ведёт, только поворачивается туда, откуда вывернул Югём со стаканом горячего шоколада в руке. Он прикладывается к трубочке ещё раз и, смотря на Джебома, глупо хлопает глазами раз-другой. Уже готовый разразиться гневной тирадой Сонхва захлопывает рот, а Кисок ржёт. Ну что за мальчишка! Югём поправляет под мышкой костыль и говорит глухо: — Если что, это я моргнул. Два раза.