Пять бутылок блейзера

— Что вы… Что за солдатские приколы-то? — растерянно спрашивал Пахом. — Ну бу… Сейчас дошутитесь-то! — Идиот! — выругалась Светлана Юрьевна. — По тексту говори, телепень блядь! Пахом аж подскочил и давай петь арию дальше. Саныч нажал на паузу, и все решили, что это просто технический сбой. Епифана, тем временем, снова начало тянуть опорожниться. — Я вам Буланову поставлюю, щоб ви спали писля цього! — заблажил Пахом, а на сцену, готовясь исполнять эту, с позволения сказать, арию, вышла Светлана Юрьевна, предварительно осушив бутылку водяры. — Тьху, дидько, якась смердюча сеча буде, — выругался Епифан-отец. — Да тут… Бис знае що, — отвечал его насолидоленный товарищ. Пахом сейчас вспоминал битлов, как он с упоением слушал их пластинки, как вместе с дурой они кайфовали под нетленку сэра Маккартни. Епифан не отставал от своего товарища. Он тоже обожал битлов. Даже в самые тяжёлые дни он вспоминал с любовью их хиты, покорившие мир. Было так и в злополучном январе девяносто пятого. Ночь, улица, руины, Грозный. Но поверьте, ничего поэтического в той обстановке не было. Войска, оправившись после «новогоднего штурма», начали просто методично прогрызать оборону, вклиниваясь в городские кварталы. Хотя исправлять последствия дебильного решения Паши-мерседеса пришлось ещё долго. Но поверьте, Трошев, выросший в этих местах, позже вполне неплохо справится с этой задачей, как и в девяносто девятом году. Но всё это будет потом, а сейчас… — Естудей… — напевал Епифан, развалившись на полу превращённого в руины института нефти. — А вот что за естудей у нас идёт, а? — внезапно он переключился с нетленки битлов на своего сослуживца, которого в Чечню явно отправили, чтобы скорее избавиться. Но пока что Мычалкин, вопреки всем ожиданиям, был жив и здоров. Даже «новогодний штурм», обернувшийся кровавой мясорубкой, солдат успешно пережил, и теперь таскался за ротным, как верный пёс. — Та… Моооо… — промычал солдат. — Правильно: туморроу. А у нас есть туморроу? Нету у нас туморроу: здесь у всех один естудей и остался. Естудей… А если ты вот в плен попадёшь? Что с тобой будет, а? Солдат отчаянно замотал головой, давая своему командиру понять, что перспектива это определённо так себе. — Вот смотри, Мычалкин, — Епифан достал из вещмешка камеру, где ещё осталась запись, добытая у одного из духов. Перемотав на «самое интересное место», точнее, на момент кровавой расправы, он буквально заставил Мычика это созерцать. Солдат кричал, как оглашенный, а капитан всё приговаривал: — Ось саме так вони и роблють с полонованними! Ось саме так и вбивают! А если тебе отрежут голову? Тебе будет по-ху-ю! Похую! Так что, Мычало, если тебя окружат, взрывай себя гранатой. Разлетается на 350 метров! Мабудь кого и вбьеш. Но когда тобой командует Осмольский, отдыхать не приходится. В иные моменты Епифан в отчаянии спрашивал: — Хули вы его в российскую армию взяли? Он же мудак полный, блядь! Пусть бы дальше в Прикарпатском ВО заведовал «губой» и в хуй не дул. Но видимо, захотелось ему медалей, да орденов, чтобы уж точно на высокую пенсию заработать. Ибо был Осмольский средний офицер, на самом деле, но исполнительный. Профессионал, безусловно, но без фантазии. Маслай — ещё хуже. Как взбредёт что в голову, попробуй отделаться. Капитан был зол с недосыпа, ему казалось, что они тут застряли как минимум на год. Здесь день пролетал, как час. — Дидько… Епифан тщетно пытался найти на карте место, где он находится. Было темно, что-либо разглядеть не представлялось возможным. А если он сейчас фонариком светанёт, то его тут же прихлопнут снайперы. Кто знает, сколько ещё их тут. Немало, наверное, ушатали за последние несколько дней, но они, как тараканы, всё выползали и выползали. Духи как будто почковались. — Якого биса мене сюды занесло? — вслух спрашивал себя капитан. — Через мене видгамселят кляти начальники… — А-а-э… — Мычалкин! Трясця твоий матыры! — Епифан схватил солдата за шиворот. — Ты что, сбежать решил что ли, мудак блядь?! Парень отчаянно затрепыхался, он мотал головой, надеясь убедить ротного, что ничего дурного не задумывал, однако Епифан был сильно на взводе. — Пишлы зи мною! Дидько, який район це? Тут наши, чи ни? — Э-э… — Мычалкин потянул за рукав своего командира. — Слушай, нас же с тобой посадят за это… На губу-то хочешь, а? Дезертирство. Но Мычалкин продолжал настойчиво тянуть за собой своего командира, и, наконец, привёл его в подвал разрушенного дома. Здесь Епифан, наконец, почувствовал себя в относительной безопасности и смог подсветить карту. Но Мычалкин явно что-то другое показать хотел. — Ты сука! ты где это взял-то? Спиздил, да? Сколько стволов, скотина блядь?! Солдат начал медленно передавать в руки своему командиру трофеи. — Раз. Автомат. Заряженный. У духов спиздил. Два. Винтовка. Снайперка. Старая. У духов спиздил. Три. Гранатомёт. Кустарный. У духов спиздил. Четыре. Патроны. 7,62. У духов спиздил. Пять. Ручной пулемёт. У духов спиздил. Слышь, Мычало, ты как столько уволок, а? Тут арсенал, блядь, целый. — Э-а… — только и смог ответить солдат. И тут же послышался громкий вой. Так, по сюжету, должны были отреагировать на демарш Сруля панки и негры. Епифан-отец тряхнул головой и снова приложился к бутылке так любимых его товарищем «Трёх семёрок».