Пять бутылок блейзера

— Ну, — ухмыльнулся Епифан. — Какое желание ты сейчас будешь загадывать? — Попроси меня на роль царевича в «Сказке о царе Салтане»! — выдал Пахом. — Какая тебе роль? — Ну этот… Князь… Как его… Гвидон, чи що… Ну ты это… У Саныча-то или у Светланы Юрьевны попроси… Скажи что… Ну… Я лучше всего в этой роли буду. Епифан тут же заржал, вспомнив, каким монстром сперва был этот царевич. — Сын хуями днище пнул, бочку вмиг отколупнул, — расхохотался Епифан. — Ну чего ты? — Весь в хуях, блядь, весь в хуях! — рыготал Епифан. — Люди зли, — всхлипнул Пахом — Злы, конечно злы, — вмешался Саныч. — Царевича хочешь? Будет царевич, будет! С хуями? Я их уберу! Он потом стал крутым паханом, да наканченным при том… Ты царевич… Ты станешь царевичем! — восклицал ресторатор. — А я главреж. Я командую актёрами… — Какими актерами?! Кем ты командуешь?! Я командую здесь нахуй! — вмешалась уже — Спокойно, Светочка, — ответил Саныч. — Ты помреж, я — главреж! Я ставлю спектакли… И ты ставишь спектакли… А потом снимем кино… — Какое кино? — удивилась Светлана Юрьевна — Ну… О, я знаю, какое! — вмешался Пахом. — Мени казав батько… Ну, вин був вийсковим тоди, у Радяньском Союзи… Ну, вони с другом у увязници сидалы… Светлана Юрьевна посмотрела на часы. Спектакль уже скоро. А чего же Пахом так хорошо мову знает? Не в Прикарпатском ли ВО служил его отец? Светлана Юрьевна помнила рассказ уже своего отца, как он на «губе» муштровал двух фуфелов-офицеров, и один из них постоянно нездорово улыбался, пел песни и нёс какую-то околесицу. Если это его сын, то понятно всё — вот уж сынишка так сынишка! — Так, Спилберг, — прервала училка монолог Пахома, — потом будешь своё кинцо снимать. Сегодня у нас постановка. Осталось всего ничего. Давайте, давайте, ну же! Готовимся все! Саныч, пиздюки придут? — Конечно! «Гусячи лапки"-то все хотят! В это время на пороге снова появился участковый. Кажется, Саныч сегодняшним перформансом превратил свою рыгаловку в место паломничества. — Товарищ капитан, вы на представление? — на всякий случай уточнил ресторатор. — Пришёл, — ответил мент. — Буду читать вступительную речь. Со мной прибыли ещё двое. — Билеты оформить? — Оформить, как надо, — ответил капитан. «Интересно, жопа у него уже прошла»? — думал Саныч, отрывая тетрадный листок и наскоро карябая название спектакля. Такие вот, с позволения сказать, «билеты». Но других не было. Конечно же, этот старый жмот моментом поменял ценники, прикидывая, сколько сегодня у него будет прибыли. И лишь пять бутылок драгоценной блейзухи не давали ему покоя. Спиздили… Всё спиздили! Пока артисты принаряжались в костюмы, найденные на хрен пойми какой помойке, в ресторане собирались зрители. Саныч уже успел взвинтить цены до небес и с сахарной улыбкой предлагал беляшики. Не простые, а с мясом- «гов-на», — гласила надпись. — У него этот фарш как будто неделю где-то лежал, — поморщившись сказал Епифан. Свету он уже угостил свежим с птичьим фаршем, а вот зрителям предлагал именно такие. Очень скоро беляши были раскуплены, а Саныч всем кивал — Говна… Говна… Саныч, ты туда, часом, не насрал? — осторожно поинтересовалась Света. — Да тебе… Да за кого ты меня держишь?! Возмущение Саныча было вполне искренним, и действительно — Светочке он бы не посмел никогда гадость предложить. — Мне — само собой, — отвечала Света, пожёвывая беляш. — Ладно, маэстро, я пока принакрашусь. В это время в ресторан ввалились два мужика средних лет под громкое пение: — Вересень палае, а вбивця плачеееее! — завывали они синхронно. Один был настоящий лось — подтянутый, крепкий, а второй — товстун. Они шли, смеясь на весь ресторан, и вдруг перед ними предстало злобное лицо капитана, который тоже купил беляш с сюрпризом. И если бы просто купил — схавал, и рта не обтёр. — Чё орём, блядь? — спросил ментяра, оглядывая мужчин. — Ну чього ви, хлопци… — начал было товстун, но капитан оборвал его: — Ты, блядь, в России живёшь! По-русски, нахуй, говори! Ваша мова звучит дерьмово! — Люди зли, — расстроился товстун, а второй мужчина сделал жест «застрелю» и сказал капитану: — Кулю у лоб отримуешь. — Не надо, не надо пулю, — отступил капитан и сделал вид, что не замечает этих двух не по-русски балакающих гостей. А тем временем, товстун и лось сидели и разговаривали о своём, о личном. — Сидимо тута… Удвох тута, — говорил товстун. — Ну? Що ты мени хочешь казати? — допытывался лось. — Ми сидимо тута, удвог тута. Сидимо тута… А вони? — Ну? «вони»? До кого ты звиртаешься у множени? Имена, фамилии? Що це за люди? Я не буду тебе зараз бити, чипати, я знаю, що ты гарна людина. И я зараз другий. Я исправился. В это время Саныч обратился к гостям: — Выпить что-нибудь? — Три симки, пляшку, — ответил товстун и снова повернулся к лосю. — Ось твий сынку, вин буде актёром, а мы з тобой не артисты, так? Ми просто миськови божевильные, розумиешь? — Да це ты божевильный, — расхохотался мужчина. — Я, дидько, нормальнийще усих нормальних. Пиди, щура мени злови, га? — мужчина вопросительно посмотрел на собеседника, и, выдержав некоторую паузу, изрёк: — Не базикай. Сидай и помовчи, Гаразд? В это время показались уже Пахом и Епифан. Последний радостно помахал мужчине, и тот в ответ показал ему «козу», как бы намекая, что он отлично вырядился. А вот Пахом дичайше засмущался. Как читатель, наверное, уже догадался, это были их отцы. Сынки-то срывались на мову, а эти разговаривают на ней. А что ты будешь делать, если тебя служить в Прикарпатский ВО отправили? Пахом старался при других не говорить с отцом на мове, дабы они не поняли, что этот поехавший и есть его отец. Светлана Юрьевна, как классручка, конечно же, знала об этом, но молчала. А Пахом-отец, разумеетмся, и в хуй не дул. Поехавший? Ну да, поехавший. И что с того? Сын его стыдится? Да разъебай он просто, и всё! Он доказал всем, что он хороший человек, а что ещё надо-то? А их с Епифаном-отцом и правда гауптвахта свела. Оба туда попали ещё когда служили. У Пахома потом поехал крышняк, и злые языки говорили, что от синьки, и его комиссовали по психиатрической статье. А Епифан позже ушёл сам. И кто бы мог подумать, что судьба сведёт их вместе здесь, в приморском городке на Азовском море? Да и как ещё — их сыновья сдружились! Вот теперь они их в одном спектакле увидят. — Дорогой мой прыщавый дружок, — взял своё слово капитан. Он стоял при погонах, в фуражке, в форме и тестировал микрофон, пока Саныч настраивал аппаратуру. — Погодите, товарищ капитан… Вот… Ещё раз… Ну вот, это конфетка! Начинаем представление! — ресторатор развернулся к зрителям, — вашему вниманию — мюзтикл «Спящая красавица»! Нестареющая классика! Почти такая же старая, как ваши дети! Да, автор помнит, хорошо помнит времена, когда мы были теми самыми детьми. Зрители захлопали в ладоши, а толстый мужчина с бутылкой «Трёх семёрок» даже завыл на весь зал. — Спасибо всем, кто собрался. Представление начинается! Маэстро? — обратился он к капитану. — Во имя Самого и Бога, — начал он. — Итак, сказка. Дорогой мой прыщавый дружок… — загнусавил мент, а Саныч включил муз.сопровождение. Долгожданное представление началось.