Поделить на три

- Яша! - звонкий нетерпеливый голос заставляет Якова вздрогнуть. - Что, Эрастик? - он почти молниеносно оказывается за спиной брата. Слава богу, тот смотрит в зеркало, и сейчас у него более серьезное дело, чем задерживаться взглядом на подзеркальном столике. - Яша, мне так неловко... Помоги, пожалуйста! - Конечно, - облегченно выдохнув, Яков взялся за шнурки корсета. Камеристка из него, честно говоря, была прескверная, но Эрастик терпел, и даже улыбка не исчезла с лица, пока его фигуру стягивали корсетные тиски. - Эрастик, правда, не понимаю, зачем тебе это! Ты и без него само изящество, - не удержавшись, Яков обхватил братний стан, благо теперь это можно было сделать двумя ладонями. Эрастик такой фамильярностью не возмутился, лишь солидно пояснил: - Мода требует жертв. А без должной стройности могут возникнуть сложности с маскировкой и тайным наблюдением. Вот чуть раздался в талии - и уже не поместился в надежное укрытие! - Эрастик, в моё время в деле сыска всё было не так строго... - вздохнул старший брат. В ответ послышался смех: - Яков, не ворчи, как старик! Повернулся ловко, как в танце, в объятиях Якова, блеснул глазами, губами прильнул к щеке. - Ну, улыбнись! Вот так! Видишь, совсем просто. - С тобой всегда просто, душа моя, - Яков не без сожаления разжал руки. Эрастик спешит, он знает. Но непременно появится на следующее утро. Так бывает всегда. Пока Эрастик одевается, Яков поспешно прячет в карман взятый с подзеркального столика изящный золотой медальон. Медальон снова появляется из кармана ровно в полдень. Как раз тогда, когда на порог ступает Эрастушка. Взволнованный и оттого заикающийся сильнее обычного. - Яков! Я в-вчера ч-часом не забыл у т-тебя... - осекся, увидев покачивающийся в руке Якова медальон и тут же расцвет улыбкой - широкой, светлой, от которой так больно и сладко щемило у Якова в груди. - Забыл, - вздохнул он. - И между прочим, его едва не нашли. Ты понимаешь меня, Эрастушка? Что бы тогда было? Эрастушка слегка бледнеет - это особенно заметно на его смуглом лице. Чуть дрогнувшей рукой он бережно принял медальон, раскрыл на секунду - и, словно обжегшись увиденным, поспешно закрыл. - П-прости, Яков. Не представляю, что бы он подумал, если бы увидел... Лизаньку. - это имя заставило вздрогнуть, как от боли. Яков махнул рукой. - Он не увидел. Успокойся, Эрастушка. Садись, самовар уже поставили. Чай пить будем. Тебе, родной, точно отдохнуть не помешает. Вон, почернел совсем на войне-то. Глаза и те потемнели. От солнца турецкого, что ли? - Потемнели? - удивленно переспросил брат. - Да ты что, Яша? Отродясь такие были... Ругает себя Яков последними словами. Задабривает Эрастушку несколькими чашками чая со сливками и домашним печеньем, и предлагает сыграть в карты. Пусть Эрастушка всегда выигрывает и знает это, но это приводит его в благодушное настроение. Пусть даже ставка для Якова невероятно жестока - неделя без десерта - но ради Эрастушки он готов пойти и не на такое. - Он забыл м-медальон? - это звучит уже вечером. Эраст сидит на вращающемся стуле возле фортепьяно, и в его вечно спокойных глазах Яков отчетливо различает искорку тревоги. - Да, но всё обошлось. Эрастик его даже не заметил, слишком озабочен был подобающим видом... - Яков улыбнулся, но Эраста еще явно не отпускала тревога. - Яков, подобное не должно п-повторяться. Я м-много раз говорил тебе - они и я... Мы не должны пересекаться, н-никоим образом. П-последствия могут быть непредсказуемы. В п-первую очередь - для т-тебя самого. - А для вас? - со странной настойчивостью спросил Яков. Эраст пожал плечами. - Для нас - это немного н-неправильно, Яков. Ты видишь трех разных л-людей, но на самом-то деле мы т-трое суть одно. Именно п-поэтому мы и не должны в-встречаться. Яков с усталым видом потер виски. - Эраст... Сколько времени прошло, до сих пор в голове не укладывается... - Как и у меня, - заметил Эраст. - В-видишь ли, Яша, я никогда не искал б-бессмертия и не могу постичь его т-тонкости. Но одно я из т-твоих слов всё же понял. Б-бессмертный - тот, над кем не властны законы в-времени, это раз. Он выпадает из его п-привычного течения, это два. П-прошлое, настоящее и будущее смешиваются для н-него воедино, это три. А значит - к тебе м-может прийти юный Эраст, Эраст, п-прошедший войну и... я. К-конечно, более чем странно, но... - Но я бы не сказал, что это относится к недостаткам бессмертия, - кивнул Яков. - Ты - всегда ты. Эрастик, Эрастушка, Эраст... Снова что-то блеснуло во взгляде Эраста - словно растревожило его эхо имен из дальнего прошлого. Которое для Якова - ближе некуда. Но - и за это Яков безмерно благодарен ему - он не спрашивает, а что же, по мнению брата, является тогда недостатком бессмертия. Уверен, что знает. Скука, утрата прежних друзей, и прочее, давно уже сказанное и описанное людьми, которые и понятия не имеют, какой ценой дается вечная жизнь. И сам Яков старается не думать об этом. По крайней мере, до ночи, когда Эраста не будет рядом. И никого не будет - только сны, наполненные огнем, тем самым, пожирающим стены сарая, отрезающим путь к выходу... Потом он сменяется мраком, но ненадолго - вспыхивает снова, сияет подобием исполинского ока, пышет адским жаром, гремит потусторонним голосом: - Есть ли у тебя заветное желание, Яков? - Есть, - даже сейчас он старался не опускать взгляда, глядя в этот жуткий огонь. - Я искал секрет бессмертия, и я хочу обрести его, но не для тайного общества. Для себя и брата, - сердце вдруг пронзает острой болью, - которого я давно потерял. - Да будет так, - гремит в ответ, и гром этот оборачивается звоном, словно разбилось гигантское зеркало. И в осколках его, опутанных паутиной трещин, Яков видит дорогое лицо - розовеющее румянцем юности, смуглое, опаленное огнем войны, бледное, спокойное и такое схожее с его собственным. - Ты будешь бессмертным. Отныне время не властно над тобой, и ты не подчинен его законам. Прошлое настоящее и будущее смешаются воедино. И брат твой будет рядом. Каждый день ты будешь видеть его - юным, молодым, зрелым, таким, как ты его помнишь. На его похоронах ты сказал, что он достоин того, чтобы прожить три жизни, помнишь это? - Да, - выдохнул Яков. - Так оно и будет. Он проживет три жизни, но они никогда не соединятся в одну и не сольются с твоей. Будь рядом, но не вместе с ним, встречай ожившие воспоминания, а не настоящее. Те трое, кого ты помнишь, никогда не увидят друг друга. - Почему? - прокричал он, слабея, чувствуя, что горит снова, рассыпаясь пеплом. И от крика своего просыпается, но все еще звучит в мыслях, в памяти услышанный ответ: - Он - твое счастье, а жизнь должна быть тебе не в радость. Не в радость, не в радость - бьется глухим отчаянием в сердце. В самом деле, разве же он знал, каково оно, бессмертие - проживать будто бы один и тот же день снова и снова, видеть людей, но не быть с ними, зная, что брат будет рядом всегда - но лишь живыми осколками воспоминаний? И всё же, всё же, думает Яков, глядя в окно на начавшее светлеть небо - скоро утро. А это значит, что снова придет Эрастик. Эрастушка. Эраст. Его единственное счастье, поделенное на три.