Облако и дым

— Подумай своей тупой башкой ещё раз, папаша, — раздражённо рыкнул Хайзенберг, удерживая Итана за руку над открытым люком. — Я не хочу тебя убивать, а моя смерть к спасению Розы тебя никак не приблизит, так на кой хер ты сейчас выёбываешься?       Уинтерс молчал. Его шаткое — во всех смыслах этого слова — положение не позволяло думать долго. Оставшиеся две ножки стула, что всё ещё стояли на полу, жалобно поскрипывали, грозясь надломиться в любой момент. Не сказать, что Итан горел желанием встречаться лицом к лицу с очередным монстром, но и чокнутый фрик с фабрики не внушал ему доверия. Не нужно было быть экстрасенсом, чтобы увидеть эти метания в его глазах. — Не вынуждай меня разжимать руку, — Карл чуть наклонился вперёд, от чего Уинтерс ещё больше повис над люком, из которого доносились жуткие звуки бензопилы. — Хер с тобой, я выслушаю, — сдался Итан, крепче сжав пальцы.       Довольно расплывшись в улыбке, Хайзенберг дёрнул Уинтерса на себя за секунду до того, как деревянная ножка треснула. Снизу с новой силой послышались скрежет металла и рокот бензопилы, когда стул достиг пола. Захлопнув решётку люка, Карл оглядел Итана с ног до головы. — Чего уставился? Рассказывай, что тебе от меня надо, или я пошёл, — огрызнулся Уинтерс, отшатнувшись подальше и на всякий случай положив руку на пистолет за поясом. — Слушай, ты же вроде обычный мужик. Не вояка какой, да и на киллера не тянешь, так откуда тогда такое маниакальное желание выпустить кишки каждому встречному? — задумчиво произнёс Хайзенберг, прикусив дужку своих солнцезащитных очков и всё так же не сводя глаз со своего нового союзника. — Если б у животных вроде тебя были дети, ты бы не задавал тупых вопросов, — всё с той же агрессией ответил Итан, на что Карл лишь рассмеялся. — Тебе кажется это смешным? — Какой же ты тупой, Уинтерс! Ты столько времени шлялся по деревне, а так и не научился видеть дальше собственного носа, — Хайзенберг старался сохранить хладнокровие в голосе, но раздражение подступало к горлу против его воли. — Для тебя будет большим сюрпризом, но у нас с тобой куда больше общего, чем ты думаешь. Я знаю о всех прелестях родительства, так же как и Куколка, и эта крылатая тварь. Одна беда — кому-то это позволяет сохранить рассудок, смириться и жить дальше, а кому-то наоборот — сносит башню. Одни ради своих детей готовы воровать чужих, а другие способны раскроить череп ни в чём не повинному человеку ножницами. И кто из нас ещё животное после этого?       В венах Карла закипал гнев, а по мышцам побежали разряды тока. Металлический мусор вокруг начал подниматься в воздух. Почуяв неладное, Уинтерс выхватил пистолет, целясь в голову Хайзенберга, и поставил палец на курок. — Да брось, ты правда думаешь, что тебе это поможет? — Карл в несколько широких шагов оказался рядом с Итаном, самостоятельно уперевшись лбом в дуло пистолета. — Ну давай. Стреляй.       В маленькой душной комнатке звук от выстрелов оказался слишком громким, оглушив Уинтерса. Он замотал головой, пытаясь прийти в себя, но тут же почувствовал, как тело сковало цепями. Железо больно впивалось в кожу, ощущаясь даже через одежду. Стало сложно дышать, когда кусок ржавой арматуры начал сворачиваться вокруг шеи, словно атласная лента. — Молодец, мужик, — Хайзенберг несколько раз демонстративно хлопнул в ладоши. — Я увидел твои стальные яйца, можешь убирать их обратно в штаны.       Пока Итан задыхался, не имея возможности не то что ответить, но и пальцем пошевелить, Карл поднял в воздух напротив себя отполированную железную пластину, рассматривая царапины после выстрелов. — К твоему сведению, получить две пули в лоб не особо приятно, — заявил Хайзенберг, чуть поморщившись. — Ты же понимаешь, Уинтерс, что я могу сейчас одним щелчком пальцев свернуть тебе шею? — он снова повернулся к Итану, выждал ещё пару секунд и ослабил хватку, заставив железо рухнуть на пол. — Но не стану, если ты наконец засунешь свою сраную гордость в задницу и примешь тот факт, что я тебе не враг. — Ты сам-то не можешь определиться, а ещё мне предъявляешь, — прохрипел Уинтерс, пытаясь откашляться. — Сначала ты говоришь, что ненавидишь свою семейку, а теперь тебя вдруг волнует смерть чокнутой кукольницы. С чего вдруг? — У каждого свои недостатки, папаша, — Хайзенберг развёл руками, не желая вдаваться в подробности своей жизни, ведь и так сболтнул лишнего. — Так или иначе, если мы одолеем Миранду, даю слово не убивать тебя из мести, — на недоверчивый взгляд Уинтерса он картинно поднял одну руку, а вторую положил на сердце. — Уж прости, Библией не располагаю, так что клясться мне не на чем. — Ладно, — выпустив пар и чуть успокоившись, Итан убрал пистолет обратно за пояс. — Даю слово больше не пытаться тебя убить, если мы победим. — Закрепим сделку документально? — ухмыльнулся Карл, наблюдая, с каким серьёзным видом говорил Уинтерс. — Я в губы не целуюсь, — фыркнул Итан, вспомнив фразу из какого-то старого фильма. — А зря, — ответил Хайзенберг, от души потешаясь над тем, как у Уинтерса вытянулось лицо. — Спокойно, папаша, я шучу. Если нам сегодня суждено сдохнуть, то я точно не хочу видеть в последние минуты жизни твою кислую физиономию.       Карл выдохнул сигаретный дым, облокотившись на лестничные перила и наблюдая за работой автомастерской. После воспоминания о Уинтерсе на лице появилась лёгкая тень улыбки. Роза и правда была очень похожа на своего отца и не только внешне. Такая же своенравная и упёртая просто до тошноты.       Хайзенберг уже который день ломал голову, какое из воспоминаний ей показать, и, прокручивая в голове именно этот момент, приходил к выводу, что лучше ей этого не видеть. Вряд ли она оценит их перепалку и попытки убить друг друга. К тому же Карл очень не хотел, чтобы Роза начала задавать лишние вопросы, а они определённо последуют. Например, кого Уинтерс прирезал ножницами? Или кто такая Куколка и кем она ему приходилась? Или, что ещё хуже, попросит рассказать Хайзенберга о детях и что с ними стало. Нет, он не мог этого допустить, но завлекать её историями об отце было всё сложнее, ведь воспоминания, которых и так было не слишком уж много, кончались. Оставались лишь четыре из тех, что она не видела: об их шатком союзе, о моменте, когда он видел Уинтерса последний раз, об их знакомстве и о решении Миранды, кому тот достанется. Карл ухмыльнулся, представив, как бедняжка Роза рухнет в обморок, увидев, как он метнул в её дорогого папулю ржавый кусок арматуры или как едва ли не скормил ликанам. Попробуй потом докажи, что это был единственный способ сохранить Уинтерсу жизнь и не дать его на растерзание психованной вампирше и её дочкам. Нет, такое ей тоже видеть не стоило. — Мне пора, — раздалось совсем рядом, отвлекая от мыслей. — Топай, учись, — кивнул Хайзенберг, наблюдая, как Уинтерс спускалась по железной лестнице.       Проследив за ней взглядом, пока она не скрылась за воротами автомастерской, Карл вернулся в свою обитель. Снова один. Первое время его раздражало присутствие Розы, но всё чаще он стал ловить себя на мысли, что с её уходом здесь становилось пусто. Совсем как там, на фабрике, когда он возвращался от Донны и Энджи.       Пройдя к верстаку, Хайзенберг достал чистый ватман, принявшись рисовать очередной чертёж. Кому-то такое хобби могло показаться странным, но Карл не особо стремился искать другое. Это успокаивало; жаль, применения своим задумкам он пока не нашёл, да и не многие из них ушли дальше бумаги. Среди кучи проектов можно было встретить всё что душе угодно: от космических ракет и разнообразных роботов до умного чайника, подогревающего воду до конкретной заданной температуры. Кроме того, в глубине одного из ящиков можно было найти старый затёртый листок с нечтом особенным. Чертёж кожаного браслета с двумя механическими пальцами и короткой пометкой «Для ИУ» в правом нижнем углу. Не сказать, что Хайзенберг питал к Уинтерсу тёплые чувства, но всё же хотел отблагодарить его за возвращение свободы. Увы, чертёж так и не пригодился.       Пока карандаш скользил по бумаге, Карл по привычке настроил телевизор на одну из камер лаборатории. Он уже давно потерял надежду услышать там что-то путное, но пребывать в тишине было просто невыносимо. Голову начинало разрывать от тяжёлых мыслей. Воспоминаний о прежней, нормальной жизни до всей этой истории с плесенью с каждым днём становилось всё меньше, а к новой Хайзенберг так и не смог до конца привыкнуть. Да и можно ли считать нынешнюю жизнь нормальной?       Теперь он стал отдалённо понимать Донну, которая нередко жаловалась, что не могла вспомнить что-то. Из-за плесени и, будь он трижды проклят, Каду её болезнь прогрессировала слишком быстро. Куколка боялась, что однажды забудет и его, но Карл обещал быть рядом и не допускать этого. На самом же деле его разрывало от противоречий. Ещё находясь в деревне, Хайзенберг знал, что для неё не нашлось бы места в большом мире, но всё равно хотел верить в чудо. Это было глупо и по-детски наивно с его стороны. Донна с каждым днём всё больше погружалась в пучину забвения, но Карлу нравилась её немногословная компания. Куколка не лезла ему под кожу и не боготворила крылатую тварь, как это делали другие лорды. В её доме всегда пахло вкусным травяным чаем. В какой-то степени Хайзенберг был даже рад, что рука у Уинтерса тогда не дрогнула, хоть и не мог себе в этом признаться. Было бы куда хуже, если бы Донна постепенно забыла, как говорить, передвигаться или есть. Всё шло именно к этому, но Карл не хотел видеть её в таком состоянии, а лекарства от её недуга просто не существовало. Возможно, он просто надеялся, что способности Розы могли бы исправить и это. Так или иначе, об этом уже никак не узнать.       Уходя из деревни, Карл прихватил на память о названной сестре её любимую куклу. Энджи и по сей день была с ним, но увы, уже не подавала признаков жизни. Когда-то он и представить не мог, чтобы эта маленькая паршивка замолчала, а теперь ему не хватало её скрипучего детского голоса. Он до сих пор вспоминал о Донне с теплотой и тосковал, прокручивая в голове вечера, проведённые в её гостиной. Только в её компании Хайзенберг позволял себе расслабиться и хотя бы ненадолго забыть о проблемах, а сестрёнка ему в этом помогала. Они вместе путешествовали по густым дремучим лесам, бескрайним полям, величественным горам и к неповторимой красоты водопадам. Со способностями Донны ей и не приходило в голову мечтать о свободе, но чем чаще Карл вдыхал цветочную пыльцу, уносясь прочь из деревни, тем больше понимал, что не хочет в ней оставаться. Ему было мало иллюзий. Он хотел видеть все эти места взаправду. Грёзы о свободе стали его личным наркотиком.       Увы, реальность оказалась не такой прекрасной, какой её рисовала Куколка и какой её запомнил Хайзенберг. Первые недели его нещадно ломало изнутри от мыслей, что всё вокруг изменилось за шестьдесят лет заточения. Конечно, Карл догадывался об этом, но удостоверившись, был просто раздавлен. Обойдя полмира, он так и не нашёл успокоения и счастья. Жизнь, которой он когда-то жил, давным давно канула в небытие, а люди, которых он любил, уже давно были мертвы или в одном шаге от могилы и уже не вспомнили бы его, даже если бы очень захотели.       Карлу пришлось учиться жить с чистого листа, и всё ещё получалось не очень. Быть таким, как все, имея весомые отличия, оказалось крайне сложно. Было паршиво осознавать, что время текло, а он всё так же оставался на месте. Один из его работников, к примеру, успел отучиться, найти свою любовь, жениться, завести ребёнка, который, к слову, уже должен был пойти в школу, пока у самого Хайзенберга не прибавилось ни одной морщинки. Наверное, это было главным минусом бессмертия — происходящее вокруг словно было записано на киноплёнке, где герои успевали прожить целую жизнь, а для тебя — стороннего зрителя — сдвигались только стрелки на часах или погода за окном.       Решив несколько лет назад испытать судьбу, Карл вспомнил о давней знакомой, что в теории могла бы ему помочь. Малютка Роза. Найти её в современном мире оказалось несложно. Было достаточно найти один из офисов B.S.A.A. Одно касание проводов позволило обесточить всё здание, взмах руки — и железные двери особо засекреченных отделов раскрылись сами, а дальше оставалось лишь наблюдать, изучать, обдумывать варианты.       К тому времени с их последней встречи прошло около тринадцати лет. Хайзенберг ожидал увидеть жизнерадостную девчушку с косичками и вплетёнными в них лентами, в платье и с какой-нибудь куклой в руках, но вместо этого видел нечто, больше похожее на марионетку вроде тех, что делала Донна. Мешковатая одежда, опушенный к полу взгляд, провода, что к ней подцепляли. Уинтерс будто бы двигалась по инерции, потому что просто так было нужно, а это жуткое «объект РУ» при голосовых записях после отслеживания многочисленных показателей… Ужасное зрелище. На ум сразу приходила его армия солдат, но в отличие от этих извергов, он предпочитал брать для своих экспериментов трупы. Они не имели ни чувств, ни эмоций. Не было никакого желания смотреть на эти издевательства над ребёнком дальше, поэтому следующие несколько лет Карл ограничивался в основном изучением сделанных аудиозаписей.       Теперь же, наблюдая за Розой, пока та изучала всю информацию из его дневников, Хайзенберг наконец стал замечать в ней что-то человеческое, живое. Как она подбирала ноги под себя, усевшись на диване в позу лотоса, как теребила собачку на молнии куртки, когда нервничала, как запускала руку в светлые волосы, задумавшись о чём-то, или как дёргала уголками губ. — Карл, суммы за прошлый квартал не сходятся с квитанциями и чеками, — бухгалтер — мужчина чуть младше Хайзенберга — подошёл к нему, когда тот занимался починкой машины, склонившись над двигателем. — И? — бросил Карл, сосредоточенно изучая поломку. — Я два раза проверил. — Значит, проверь третий, — раздражённо вздохнул он, подняв глаза на бухгалтера. — Я тебя нанимал, чтоб не трахать самому себе мозг этими бумагами, и если мне придётся всё подсчитывать самостоятельно, я не поленюсь сделать отчёты в двух экземплярах, чтобы один из них запихать тебе в задницу, — после гневной тирады Хайзенберг потянулся к портсигару, но сигарет внутри не обнаружил. — Ладно, можешь сделать перерыв. Иди подыши свежим воздухом и заодно метнись, купи мне сигарет. — Между прочим, я не нанимался бегать за сигаретами или кофе, — оскорблённо ответил бухгалтер. — Наймите для подобного секретаршу. — Не заставляй меня показывать тебе, что «засунуть документы в задницу» — это не фигура речи, — наконец спровадив горе-работника, Карл снова склонился над двигателем. — Начальник, вам бы поаккуратней в выражениях быть, а то девчонка всё слышит, — заметил один из механиков, глазами указав на площадку второго этажа, откуда обычно Хайзенберг любил наблюдать за их работой и где сейчас стояла Роза с сигаретой в руке.       Карл чувствовал её присутствие задолго до того, как ему об этом сказали. Замок на куртке, отверстия под шнурки на кедах и пуговица на джинсах… Металла на ней было более чем достаточно, чтобы ощущать её передвижения, даже не глядя в её сторону. Он и раньше не раз замечал, как Уинтерс украдкой наблюдала за ним, но не подавал вида. Пусть смотрит, если так интересно. После Донны она стала первым мутантом, не вызывающим у Карла негативных чувств. В конце концов, как и он, Роза не выбирала быть такой или нет, но так уж вышло. — Если бы у вас была возможность отказаться от своих сил и бессмертия, вы бы отказались? — как-то спросила Уинтерс, вновь застав его врасплох. — Какая разница, — холодно бросил Хайзенберг, исправляя неточности в новом чертеже. — Не забивай себе голову ненужной информацией, а читай дальше.       После смерти Донны ему не хотелось строить напрасных иллюзий и уж тем более внушать их другим. Карл не мог дать Куколке то, что обещал, но продолжал тогда врать и ей, и себе. Научившись на собственных ошибках, Хайзенберг делал всё, чтобы их не повторять. Всё, что он мог дать Розе, это понимание того, кто она, и не более. Ей предстояло избавиться от своего плена и найти место в этом мире самостоятельно, и Карл не хотел в этом участвовать. По крайней мере, старался себя в этом убедить.