Pen pals?

With love Anne almost B.

- Доброе утро, Снежная Королева! Яблоневый цвет уютно ложится на подоконник открытого окна. Энн откидывает одеяло, соскакивает с постели и тянется к солнцу, как будто снова впервые она в этом доме, в этой комнате, где стоит запах дерева и сухоцветов. Девушка нежно проводит рукой по ветке и улыбается, бросаясь к платью, а после к зеркалу – собираться. Конечно, до выхода из дома нужно начать и завершить целую кучу дел. Накрыть на стол, поздороваться с Джерри, потрепать по гриве Белль и Ириску, собрать яйца, позавтракать с Мариллой и Мэттью, намазывая на хлеб самое вкусное в мире масло, сбитое сухой, сильной, доброй рукой, а после – помыть посуду. Энн не была в «Зелёных крышах» всего два года пока получала учительский аттестат, но теперь смакует каждый прекрасный момент, будто такими утрами можно насытиться впрок – на зиму, на всю жизнь. - Сегодня будет почта, Мэттью? - Должна, милая. Энн целует своих потрясающих стариков в щёки, прикалывает шляпку и терпеливо ждёт, пока Марилла вытаскивает из-под узла медных волос затесавшуюся туда в урагане первых рассветных часов соломинку, сразу после чего хватает учебники и бежит по знакомой тропинке. Нашу школу отстроили на том же месте, ты помнишь. Это дом с одной большой комнатой, с печкой в центре, с одной задней. Но для меня это чем-то похоже на замок из сказок: стоит только переступить порог, и я уже не рыжая Энн, не выдумщица и не девочка с фермы, я мисс Ширли-Катберт, фея, несущая знания, борющаяся со скудоумием, и это звучит почти так же волнующе, как принцесса Корделия. Первые дни работы в Эйвонли Энн ловила себя на мысли, что, заходя в класс, хочет сесть за свою парту и ждать, что зайдет мисс Стэйси и расскажет что-то о мире: о кометах, королевах, съедобных грибах или напряжении в электрической цепи. Но вот уже почти год как чудесная мисс Стэйси продолжила свой путь навстречу приключениям, на Запад, учить других Энн, Диан, Билли и Гилбертов. Её письма, регулярно прибывающие в «Зелёные крыши», наполнены теплом и уважением к ученице и коллеге, а также педагогическими рассуждениями и советами. Энн Ширли-Катберт – педагог. Естественно, торжественно и всё-таки потрясающе. Девушка взбегает по ступенькам крыльца и радостно кивает ранним пташкам, рассевшимся на перилах, как на жердочке, достает ключ и отпирает свое царство, свои владения, где витают знания, где слова и числа можно ловить и нанизывать на нитки, и тогда получатся причудливые гирлянды. Дети вихрем влетают в класс, наполняя комнату смехом, возней, запахом одуванчиков и ромашек из венка на волосах Минни Мэй и той кипучей энергией, которая доступна только существам от шести до двенадцати. - Здластуйте, миш Шилли-Кабет! У Ваш шегоня ошень крашивая шляпка! Малыши обступают её длинную учительскую юбку, и маленький Джонни Гиллис изо всех сил старается быть джентльменом, заложив руки за спину и храбро преодолевая преграду во вручении комплимента – отсутствие передних молочных зубов. Энн смеётся, треплет мальчугана по русым волосам, присаживаясь и пожимая протянутые к ней маленькие ладошки, но думает, как всегда, о вечере. Вечером уже так светло, что можно не зажигать лампу, чтобы написать Гилберту, мол родной, знай, в Эйвонли у тебя страшный конкурент. Он мил, обаятелен, обходителен и просто мечта – настоящий рыцарь. Одна беда, младше меня в три раза, поэтому я продолжаю со всей страстью ждать своего доктора. Энн нравится быть учителем. Она тратит все душевные силы на то, чтобы создать место, которого у неё не было до мисс Стэйси – школу, куда хочется приходить, потому что там интересно, полезно и безопасно. Энн старается не панибратствовать, но где, как не в педагогике, журналистике и политике применять владение словом? Юные жители деревни смотрят Ширли-Катберт в рот, что страшно непривычно, но их результаты в учении показывают, что не бесполезно. У них каждый день – приключения. По джунглям Амазонки в воображении и вверх по течению местной речки – в реальности. В пьесы, которые читаются по ролям, в сказки, которые придумываются на ходу. Энн не просто невеста приключений – она их мама, и это ощущение такое ценное, что отражается в голубых глазах восторгом. Многие из школьников – братья и сёстры друзей Энн, и она с удовольствием наблюдает, какой красавицей растёт малышка Минни Мэй, как Гиллисы, бегая друг с другом на переменах ещё, возможно, не знают, что больше в семье не самые младшие – на днях Диана писала, что Руби благополучно родила здорового мальчика. Энн кружится в собственной школьной идиллии как хозяйка, и только успевает радоваться, что все её питомцы слишком юны, чтоб сдавать экзамены. Но, запирая школу, спешит домой к ещё одному ученику. - Джерри, я принесла тебе задачи! Как есть, в шляпке и длинной учительской юбке, девчонка ловко взбирается на сеновал. Джерри уже ждёт, и Энн привычно кидает взгляд на стену, где над кривовато вырезанным алфавитом со временем появилась таблица умножения и некоторые другие правила – откуда бы Джерри взять лишние деньги на бумагу? Однажды Энн приснилось, что «Зелёные крыши» горят – потрясения такого масштаба не проходят бесследно. Когда во сне она убедилась, что Мариллой и Мэттью в порядке, то первым делом побежала проверять сарай, ведь нельзя, чтобы сгорел такой кропотливый труд! - Я как раз сумел решить эту задачу про процент угля в породе, - сияет парнишка и готовится объяснять своему учителю. У Джерри есть шанс выдержать экзамен в этом году. Он сможет стать первым в своей семье человеком с образованием. Каждый раз, когда я думаю об этом, поджимают крылья все бабочки в животе, и хочется бегать по сараю и подбрасывать сено в воздух. Даже то, что он попытается – его величайший подвиг. - Спасибо, Энн, - говорит, отрываясь от выцарапывания на земле пропорций, Джерри. – Обычно учителя берут деньги, а ты тратишь на меня время. Ты слишком добра. Перед сознанием Энн пробегает таракан с усами мистера Филипса и надолго остается спина Гилберта, который с ящичком инструментов идёт на работу в доки. - А что нам ещё остается, Джерри? Что, кроме доброты? После занятий Марилла просит Энн занести Башу пирог и какие-то травы. Баша нет, они с мамой уехали в город, но дверь открывает Элайджа с маленьким солнышком на руках. Солнышко, которое родилось в теле девочки, улыбается всеми имеющимися зубами и тянется к рыжим волосам гостьи. Поменяв ребёнка на корзину, Элайджа с братской гордостью заявляет, что научил Дэльфин разговаривать. - Скажи: «Элайджа – мой брат». Скажи, малявка! Ну же! «Элайджа – мой брат»! Дэлли только хохочет и хлопает в ладони. Дэльфин с каждым днём всё больше похожа на Мэри, и это ошеломительно, одновременно больно и светло. Она тоже скучает по дяде Гилберту. Уже подходя к дому, Энн видит пыль от копыт над дорогой, и срывается с места, крича на весь двор. - Почта! Конверт с не самими ровными, но самыми родными буквами дрожит в руках от нетерпения. Стоит только надорвать бумагу, как случится магия. За два с половиной года Ширли-Катберт не научилась сдерживать трепет от этого момента. Её жизнь полна красок и эмоций, но без писем Гилберта они как будто немного тускнеют. Его слова, его почерк, его голос в её голове – как карри к рагу. И к этому, наверное, невозможно привыкнуть. Ненаглядная, родная моя, невероятная Энн с двумя «н»… И правда что, невозможно. Энн знает, что Гилберт, как и она сама, считает недели до окончания его курса в Торонто. Тогда они смогут, наконец, выбрать место на карте, с которого начнётся их приключение. Врач и учитель – эта команда нужна абсолютно в любой точке мира. Энн помнит, что до тех пор, как Гилбер получит диплом, она получит не менее пятидесяти писем. Но впервые письмо не успокаивает её сердце, а только заставляет биться в волнении. …дорогая, милая Энн! По настроению этих строк ты, наверное, уже догадалась, что что-то не так. Интуиция не подвела тебя, но я очень прошу тебя довериться мне и подождать моего возвращения в Эйвонли на Пасху в ближайшие дни. Есть вещи, писать о которых – выше моих сил. Я расскажу тебе обо всём лично. Ты нужна мне как никогда. Энн не ощущает, как бледнеет. Не знает, что так и стоит во дворе, смотря на закат и не видя его, не чувствует, как поднявшийся ветер треплет подол учительской юбки и осыпает рыжую голову лепестками её Снежной Королевы. Мэттью приходится подойти к девушке вплотную и позвать её к столу в седьмой раз, прежде чем она замечает и, переведя взгляд пустых голубых глаз на старика, говорит: - Но ведь если он написал с любовью, всегда и навсегда сердечно твой, он, наверное, не имеет в виду, что женится на ком-то, да? Сказать, что Мэттью в недоумении, означает тактично промолчать. Катберт привык к тому, что его девчушка может огорошить совершенно любым вопросом, но в этом столько паники и боли, что мужчина лишь сжимает хрупкое плечико в попытке поддержать дочь. Руки Энн дрожат, расставляя чашки, пока Марилла водружает на нос очки и читает письмо – не то что бы такая демонстрация корреспонденции в этом доме обыденность, но сегодня кажется правильной. - Что-то стряслось, Энн. Не знаю, что и думать. Но Гилберт просит дождаться его приезда в Эйвонли в ближайшее время, советую так и поступить. Йоркширский пудинг прекрасно пахнет, а девушка не может даже взять ложку. Ей кажется, что стоит сжать пальцы, как что-то лопнет, взорвется осколками, отвлечёт совершенно пустую голову и снова наполнит мыслями. Ей ничего не стоит вскочить на Белль и понестись к станции. Но дети. И Гилберт так редко просит. - Нет, - вздыхает Марилла и качает головой, глядя на сливающуюся с фартуком Энн. – Любимым людям нужно быть вместе, жить рядом. Время – такая драгоценность. Мэттью согласно хмыкает. Энн рассеянно кивает и, опустив безвольные руки, поднимается к себе. Утром она вновь приветствует Снежную Королеву и спускается к завтраку. - Я буду ждать. Произошло что-то плохое, но у меня нет ни малейшего представления, поэтому придётся усмирить воображение и постараться не придумывать. Пока Гилберт не вернётся, всё будет так, как всегда. Весна всё той же мягкой поступью шествует по Канаде, Джерри всё так же готовится к экзаменам, малыши всё так же бегают по поляне в перерыве между занятиями, когда в среду перед окончанием уроков на пороге школы появляется Гилберт Блайт. Кудрявый, высокий, весь какой-то осунувшийся и пыльный, с перекинутой через руку курткой, он вырастает в маленьком помещении, как Колосс Родосский, наполняя воздух запахом копоти и цветущего ветра. Энн застывает между партами, испытывая одновременно гигантское облегчение, привычный трепет и желание броситься на шею. - Не обращайте на меня внимания, я тихо посижу в углу. Я бы очень хотела, чтобы ты увидел эти воодушевленные и шкодные лица детей, когда мир становится для них ещё немного шире, необъятнее и прекраснее, потому что они узнают о нём то, чего не знали ещё утром. Это было в прошлом письме, когда беспокойство ещё не билось за рёбрами, лишь где-то в животе тихонько скребло от тоски. А сейчас Гилберт здесь, и оторвать от него взгляд сложно, но Энн берёт себя в руки, посылает юноше улыбку и возвращается к чтению вслух стихотворений Барри Корнуолла. Девочки шушукаются чуть активнее, чем обычно, бросая взгляды на последнюю парту, маленькие кокетки, и учительница чувствует, как краснеет – ей и самой сейчас не слишком интересна судьба рыбака или его жены. Гораздо важнее, что это то самое стихотворение, из той осени, когда Гилберт предложил испуганной девочке-осени защиту от драконов. Энн дёргается в мурашках и заканчивает урок на пару минут раньше, чтобы встать, обтекаемая шумной толпой, и дождаться звенящей весенней тишины и самых тёплых глаз напротив. За два с половиной года она точно узнала, что книги немного врали. Что это такое «он поцеловал её несколько раз», мисс Бронте? А где же тепло, растекающееся по телу, где крепость рук и волны затапливающей нежности, где звенящие в висках колокольчики? Так, наверное, не целуются дети, потому что ещё не умеют. Так, видимо, не целуются взрослые, потому что уже разучились. В душе девушки цветёт жасмин, и невыносимый выскочка Блайт с соседней парты по их прекрасной традиции подносит к губам её пальцы и улыбается, улыбается, улыбается… Жизнь оказывается даже прекраснее книг, и Энн смиряется с этим так быстро и просто, сжимая ладонь Гилберта, пока они движутся в сторону «Зелёных крыш», но парень утаскивает юную учительницу в чащу, к разрушенному в прошлом домику читального клуба. Беспокойство заполняет всё её существо вновь, когда они усаживаются на поваленное дерево, и Блайт смотрит на неё невыносимо печальными, больными глазами. - Я хочу извиниться за то, что заставил тебя волноваться и переживать. Это было очень эмоциональное письмо, я написал и отправил его в порыве, через несколько дней отправился следом, но не стоило… - Конечно стоило, Гилберт! Я хочу знать, что тебя тревожит, особенно если на душе горечь. Что произошло? Гилберт собирается с силами. Делает вдох. Делает выдох. Запрокидывает голову, рассматривая вершины сосен. - Знаешь, говорят, что у каждого доктора есть своё кладбище? Неделю назад пополнилось и моё. Её звали Эмили, и Энн зажмуривается от мысли, что к этой девятилетней девочке применимо прошедшее время. В не самый погожий весенний день она упала в реку, и ослабленный организм не справился с воспалением лёгких – даже с помощью доктора Блайта. Врачи – не боги. Кому, как не Гилберту Блайту, знать об этом. Но он снова не может сдержать слёз, рассказывая Энн о своей маленькой пациентке, и Энн крепче сжимает его руку, а после обнимает так крепко, как только может. Этот порыв, он… Владеющая словами как луком и стрелами, Энн всегда пыталась утешить Гилберта, как умела, но, всегда такие точные, слова попадали мимо. Каждый раз из тех, когда девушка пыталась, начиная со смерти его отца. Утешение удалось Энн однажды – когда она обняла юношу после новости о Мэри. И Гилберт не хочет слов – он мечтает об этих объятиях. Прижимает к себе, сильный и нуждающийся в поддержке. Шепчет в медь волос: - Спасибо. И снова находит в себе силы улыбнуться. Они подходят к «Зелёным крышам» держась за руки, неприлично опоздавшие на обед и какие-то новые: опустошенные и наполненные. Марилла, обеспокоенно выглядывающая на дорогу со двора, качает головой и спешит приветствовать путника. - Баш заезжал сказать, что ты прямо со станции отправился в школу, просил накормить тебя до отвала – и правда, как ты похудел и осунулся, Гилберт! Сейчас я разогрею вам суп. Энн, тебя ждёт… Но Энн уже видит, как из кухонной двери выбегает Джонни Гиллис и на всех парах несётся в её сторону. - Миш Шилли-Кабет, миш Шилли-Кабет, - запыхавшийся мальчишка старательно выговаривает сложные звуки. – Мы ш Молли шегодня утром певый лаш ишпекли пешенье. Я шабыл вшать ш шобой в школу. Это вам. В протянутых ладошках свёрток с овсяными лепёшками. Энн умиляется, приседая и принимая подарок, благодарит малыша, а потом натыкается на полный веселья взгляд Гилберта, который садится рядом с ней и подаёт ребёнку руку. - Как Вас зовут, сэр? Джонни весь надувается гордостью, украдкой смотря на Энн и Мариллу, и важно отвечает на рукопожатие. - Джонни Гиллиш, шэл. Ш двумя «н». Гилберт с напускной серьёзностью и озорными ямочками на щеках, как был, на корточках, поворачивается к Энн. - Это мой конкурент, мисс? Энн чувствует, как тепло наполняет сердце, как весенний ветер касается лба и волос. Энн чувствует счастье. - И ты бы знал об этом, если бы прочёл то письмо, которое я собиралась отправить в Торонто сегодня вечером. Смех звенит во дворе фермы «Зелёные крыши», Белль и Ириска пасутся на воле, Снежная Королева продолжает осыпать лепестками подоконник комнаты в мезонине, когда Энн осознаёт ясную как день истину. У её будущих учеников будет гораздо меньше проблем в произношении фамилии – и даже без передних молочных зубов. Любимым людям нужно быть вместе, жить рядом. Невесте Гилберта Блайта пришло время начать своё приключение. Энн Ширли-Катберт пора отправляться на Запад.