Мне всё по-гречески

Они замерли на мгновение, прежде чем Аид тоже сделал шаг ближе. Медленно поднял руку, чтобы погладить лицо девушки, так, как делал в лифте, когда был пьян, а она ехала к себе с корзиной белья. Персефона наклонилась к Аиду, но держала глаза открытыми. Вторая рука мужчины опустилась на ее обнаженное плечо. Ладонь оказалась горячей по сравнению с холодной кожей Персефоны. Аид медленно провел ею вниз по ее руке, и она вздрогнула от этого ощущения. Он нахмурился и отступил назад: - Боги, ты же мёрзнешь. Он потянул свою толстовку через голову. Она зацепилась за футболку и немного её приподняла. Взгляд Персефоны тут метнулся к слегка обнажившемуся животу Аида. И ей показалось, что кожа мужчины была покрыта небольшими шрамами. Может так свет сыграл? Шрамы покрывали его живот и походили на молнии. Персефона непроизвольно подняла руку, желая знать, почувствует ли она разницу, если проведет рукой по его прессу. Прежде чем она успела это сделать, Аид быстро одёрнул футболку и протянул теплую толстовку, не встречаясь с девушкой взглядом. Она передала ему свою сумку и быстро надела толстовку. Мягкая одежда мгновенно окутала ее теплом, и Персефона даже застонала от удовольствия. Толстовка доходила ей почти до колен, и хотя она дважды закатала рукава, они все равно спускались ниже запястий и закрывали ее кисти. Девушка заправила волосы за уши и обхватила себя руками: - Так тепло... И быстро прикрыла рот рукой, широко зевнув, удивленная тем, как устала. Как будто тепло напомнило ее телу о том, насколько она на самом деле измучилась. Аид тихо усмехнулся: - Думаю, самое время вернуть тебя домой. Персефона сморщила нос и протянула руку за своей сумкой: - Думаю, ты прав. Аид вернул ей сумку, и девушка быстро схватила его за руку и придвинулась к нему ближе. Вскоре она поняла, что их разница в росте не самая лучшая для того, чтобы держаться за руки, и в своей пьяной решимости обхватила локоть мужчины. Она что-то напевала себе под нос, прижимаясь к своему спутнику, практически повиснув на его предплечье. - С тобой там все в порядке? – спросил Аид, сдерживая смех. - Да, теперь можешь вести меня домой. Он осторожно положил свободную руку ей на плечо, и они пошли. Персефона шла медленно и сонно, в уюте тёплой и мягкой толстовки, и чуяла, что её мысли снова погружаются в хмельной туман. Церберу не нравился медленный темп и он подталкивал девушку в колени, пытаясь ускорить её шаг. Персефона покачала головой, пытаясь побороть усталость. - Долго нам еще идти? - спросила, зевая. Аид нервно посмотрел на нее сверху вниз: - Около десяти минут, может быть, дольше. Персефона просто проворчала и уронила голову ему на руку: - Разбуди, когда доберемся. Аид рассмеялся и что-то задумчиво промурлыкал. В следующую минуту Персефону перевернули, ее ноги оторвались от тротуара. - Тебе не нужно меня нести, - пробормотала девушка, но устроилась так, что ее голова упокоилась на плече мужчины. - Думаю, Цербер будет возражать, - сказал Аид, улыбаясь шире, чем она когда-либо видела раньше. Персефона улыбнулась в ответ, пытаясь держать глаза открытыми: - Дай мне знать... если я стану слишком тяжелой. - Искренне сомневаюсь, что станешь, сладкая, - засмеялся он, и Персефона почувствовала вибрацию его груди у себя под ухом. Несколько минут Аид молчал. Его рука теперь была под ее коленями, и прикосновение кожи к коже, казалось, обжигало замерзшие ноги Персефоны. Так близко она чувствовала запах его одеколона, что-то мускусное и древесное, напомнившее ей о пуще. Она посмотрела в лицо мужчины, пытаясь воспользоваться их новой близостью, чтобы запомнить его черты. Очевидно, она слишком сосредоточилась, и Аид нахмурился, глядя на нее сверху вниз. - Что не так? - обеспокоенно спросил он. Персефона покачала головой и одними губами произнесла "ничего", а потом, использовав последний прилив энергии, протянула руку и запустила пальцы в его серебряные волосы. Они оказались мягкими, как она и ожидала. Девушка замурлыкала и медленно провела кончиками пальцев по голове Аида, затем – вниз по шее, оставив руку на его плече. Она чувствовала тепло его тела сквозь тонкую футболку и впилась пальцами в ткань. Аид шёл, и Персефону покачивало в его руках, как в колыбели. Девушка слышала, как ровно бьется сердце мужчины, и этого всего было достаточно, чтобы медленно её усыпить... * Персефоне было тепло, когда она проснулась. Она могла, по крайней мере, погреться в комфорте, пытаясь не обращать внимания на больной гул в голове. Застонала и перевернулась на кровати, и замерла, когда соприкоснулась со вторым телом. Она крепко зажмурилась, не желая сталкиваться с последствиями того, что сделала прошлой ночью. Она слышала тяжелое дыхание и... шум храпа? Девушка открыла глаза и, оглянувшись через плечо, с облегчением обнаружила, что на нее смотрит большая черная собака. Персефона протянула руку и погладила пса по спине. Затем оглядела комнату и почувствовала, как ее сердце учащенно забилось, когда поняла, что находится не у себя в квартире. Планировка была похожа на ее спальню, но вместо кремовых стен здесь были темно-синие. Шторы были затемненными, так что она понятия не имела, который час. Девушка попыталась вспомнить, что произошло прошлой ночью: вспомнила, как попала на вечеринку и разговаривала с Аресом, но далее ее память была нечеткой, и она не могла точно вспомнить, как она сюда попала. Персефона нахмурилась, глядя на собаку, которая плюхнулась рядом с ней животом вверх. Взглянула на ошейник и попыталась разобрать имя. «Цербер» - Ага, ты Цербер? – спросила она, почёсывая живот зверю. Пёс кратко гавкнул, и вот так же все это нахлынуло обратно… … Аид в дверях кухни. Она опустилась перед ним на колени. Его толстовка с капюшоном. Он нес ее домой... Персефона чувствовала, как горит ее лицо, и могла только представить, какого нового оттенка красного она будет. Она свернулась калачиком и захныкала, она не могла поверить, что побеспокоила Аида в субботу вечером! А потом она уснула у него на руках! Цербер сел и склонил голову набок, двинулся вперед и мягко боднул ее головой, пытаясь попасть обратно в ее объятия. Наконец они устроились так, что Персефона сидела спиной к изголовью кровати, а голова пса лежала у нее на коленях, и девушка лениво гладила собаку по ушам. Она обратила внимание на большую черную футболку, в которую была одета, затем почувствовала, что платье все еще присутствует на теле. По неудобной тесноте Персефона поняла, что одежда перекрутилась. Она попыталась отогнать мысль о том, что Аид мог видеть ее такой. Теперь она осмотрела комнату более внимательно. Плотные шторы длиной до пола закрывали одну стену, остальные стены были странно пусты. Это больше походило на гостиничный номер, чем на чью-либо спальню. Персефона посмотрела на кровать и заметила, что спала только на одной стороне, другая сторона лишь слегка была взъерошена Цербером. Должно быть, они находились в гостевой комнате. Или из-за неё Аид пошёл спать на диван. Девушка почувствовала, как снова поднимается смущение. Она никогда раньше так не напивалась и не могла поверить, что выставила себя такой дурой. Наконец она заметила стакан с водой на прикроватном столике. Лед все еще не растаял, и она была благодарна за две маленькие белые таблетки рядом со стаканом. Персефона оторвалась от собаки, чтобы принять обезболивающее и выпить воду. Она просидела там еще десять минут, собираясь с духом и ожидая, когда утихнет гул в голове. Когда осталась только тупая боль, она наконец встала с кровати, стараясь не упасть на Цербера, который тоже спрыгнул вниз. Поискала свои сумку и обувь по комнате, но ничего не нашла. Должно быть, это всё лежало где-то в другом месте. Персефона подошла к двери и сделала глубокий вдох, прежде чем открыть ее. Коридор был в тех же оттенках, что и спальня, и она могла видеть, что в одном конце было несколько дверей, ведущих из него, в то время как другой конец, казалось, открывался в широкое пространство. Она прокралась к свету. С одной стороны, она надеялась, что Аид уже встал и находится где-то там, с другой стороны, хотела, чтоб он ещё спал, а она смогла улизнуть и притвориться, что не портила ему субботний вечер и, возможно, воскресное утро. К своему ужасу, девушка услышала голос мужчины. Она подождала, пока Аид скроется из виду, пытаясь услышать ответ, но после минутного молчания он снова заговорил. Персефона вновь осмотрела себя: вот же красотка – в его футболке, которая висит на ней мешком. Персефона попыталась поправить платье под футболкой, но его всё равно не было видно. Наконец, она глубоко вздохнула и ступила в большую комнату, стараясь не обращать внимания на румянец на щеках. Аид был на кухне, помешивал что-то на плите. Он стоял к девушке спиной, и в данный момент его телефон был зажат между его ухом и плечом. - Нет, ты тоже не можешь … я откладываю бранч на следующую неделю, - строго говорил он в трубку. Персефона осмотрелась: кухня была открытой планировки и плавно перетекала в гостиную. В одной половине стояли черные диваны перед большим телевизором, в другой – большая кухня, а длинный обеденный стол, казалось, разделял помещение на две части. Пол был из полированного черного мрамора, и Персефона не могла не проверить, будут ли от неё следы на полу. Стены были в основном голыми, единственными украшениями, которые увидела, были три квадратные картины с изображением гранатов, висевшие на кухне. Стена прямо перед ней была черной и обшитой панелями. Когда она прошла дальше в гостиную, то с удивлением обнаружила, что черные стены оказались жалюзи. Она могла только представить, какие удивительные виды, вероятно, открывались Аиду из города, независимо от времени суток. Персефона сделала еще шаг в комнату, и Цербер оставил ее, его ногти щелкнули по полу, когда он направился на кухню и предупредил Аида о ее присутствии. Он улыбнулся девушке, а затем прошипел в трубку: - Мне нужно идти, не говори Зевсу. Персефона могла только предположить, что он беседовал с Посейдоном, если только у него не было других друзей, которые толковали по-гречески так же хорошо, как он, и могли справиться с его внезапной сменой языков. - Доброе утро, - сказал Аид девушке, а затем проверил свой телефон, - или, полагаю, добрый день. Ее глаза расширились: - А, который час? - Только что было двадцать минут первого, - он виновато потер затылок. - Я не хотел тебя будить. - Мне действительно жаль, - она провела пальцами по волосам. – Я знаю: у тебя есть другие дела, я просто... Она попыталась найти выход, но не видела, куда идти, вспышка белого привлекла ее внимание, и она увидела свои туфли, что стояли у дивана. Персефона ступила ближе и увидела еще и сумку. - Прошу, не уходи, - сказал Аид, подходя к девушке. - Я обед приготовил. Составь мне компанию. Персефона прикусила губу и снова посмотрела на свои туфли: - Я не хочу мешать... Он мягко улыбался, ступая ближе: - Oбещаю: ты совсем не помешаешь. На нем все еще была пижама; черная футболка и черно-синие клетчатые штаны. Непринужденная домашняя обстановка всего этого вызвала у Персефоны желание протянуть руку и заключить мужчину в объятия. - Если ты уверен, - пробормотала она, и Аид жестом пригласил ее пройти к столу. В итоге она села на один из барных стульев, когда он добавил последние штрихи к пенне аррабиате. - У тебя есть аллергия на что-нибудь? - спросил, казалось бы, из ниоткуда. - Э-э, не совсем, но я вегетарианка, - призналась девушка, положив голову на руки и наклонившись вперед, чтобы видеть, что он делает. Аид кивнул и открыл холодильник, достал сыр. Персефона была удивлена, увидев вегетарианский пармезан. Она открыла рот, чтобы задать вопрос о сыре, но Аид опередил её: - Амфитрита – пескатарка, - сказал, оглядываясь через плечо, когда натирал немного сыра в соус. – Я не могу заставить ее голодать. - Я понимаю. Она довольно пугающая. Аид засмеялся: - Ей бы понравились твои слова. Он поставил на стол две тарелки с пастой и спросил, не хочет ли она чего-нибудь выпить, Персефона взяла воду и подождала, пока Аид присоединится к ней, прежде чем приступить к еде. Девушка попробовала яство и простонала: - Безумно вкусно! Аид выглядел довольным, на его лице была его фирменная маленькая улыбка, и он смотрел вниз, на свою собственную тарелку. - Итак, это удачное лекарство от похмелья? - спросил, указывая вилкой на пасту. Персефона кивнула, набив ртом. - Какое похмелье? - спросила, широко раскрыв глаза. Аид засмеялся: - Я удивлен, что ты чувствуешь себя неплохо. Наверно, помогла вода, которую тебе давал твой друг. - Нет, - сказала девушка, наматывая еще макароны на вилку, - это всё лекарство, которое ты мне оставил. - О, правда? - сказал он, наклоняясь ближе к ней. - Ммммм, - она сглотнула. - Ты мог бы продавать это, и заработал бы миллионы. - Но тогда тебе пришлось бы поделиться этим открытием с другими людьми, - заметил Аид. Персефона сделала вид, что обдумывает это секунду, а затем медленно кивнула: - Это правда. Думаю: это должно остаться между нами. Мужчина снова улыбнулся: - Мой рот на замке. - Хорошо, - Персефона доела последний кусочек и посмотрела на него. – Но я потребую рецепт! Аид ухмыльнулся: - Нет, нет. Мой рот на хорошем замке! Она ахнула: - Ты не можешь так изменить мою жизнь и оставить меня в неведении! Аид пожал плечами и тоже доел свою пасту: - Думаю, тебе просто придется дать мне знать, когда тебе понадобится немного этой пасты … в будущем... Персефона покраснела и кивнула в знак согласия. Она спрыгнула со своего стула, взяла обе тарелки и направилась к раковине. - Тебе не нужно это делать, - начал Аид. - Ты готовишь – я убираю, - просто сказала девушка, опустив посуду в раковину и включив горячую воду. - Где мыло и губка? Аид что-то проворчал, но указал на шкафчик над её головой. Персефона открыла его и попыталась дотянуться до бутылочки с жидким мылом, но она была слишком высоко. Она подумывала над тем, чтоб забраться на столешницу, как сделала бы на своей собственной кухне, но внезапно почувствовала за спиной жар. Рука Аида потянулась к ее руке и схватила бутылочку. Девушка откинула голову назад, чтобы видеть его лицо, волосы теперь падали ей на спину, а затылок прижимался к груди мужчины. - Спасибо. Он налил немного жидкого мыла в теплую воду, которая уже наполняла раковину. К Персефоне тут же долетел аромат граната, и она смотрела, как Аид вернул бутылку в шкаф и закрыл дверцу. Она выключила кран и попыталась повернуться к нему лицом, не заставляя его отступить. Его рука снова поднялась, на этот раз - к ее лицу: - Персефона, - прошептал он...