Светлая королева

Из всех даров, которыми Творец наделил свои творения, самая ценная — способность любить другого. ©

      — Забирай! Пророкотал голос одновременно и в мыслях, и на слуху, вынудив Орла вновь недоверчиво метнуться взглядом к подсвеченному аурой лицу. Черты его исказились, в контрастном лазурном свечении сделавшись более резкими, скулы вытянулись и заострились в напряженном оскале, за которым уже сложно было разглядеть человеческое даже нечеловеческим взглядом. — Оставаясь в этом мире в человеческой форме, сам я не смогу одновременно удерживать портал открытым и вытащить что-то из него. Как и нимбу Марка, этому артефакту не место в тёмном мире! Ты же хотел его для себя, — подначил Дракула, щедро вычерпывая это подавленное желание из глубин коллективного, вытягивая его на поверхность, обнажая и обличая. — Вот оно, перед тобой. Забирай! Аквил нехарактерно для себя тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения — двойного звучания голоса, способного, казалось, забраться под кожу, впитаться в кости и отдавать в них вибрацией. Всё происходящее — от интонаций до формулировок, склоняющих его к поступку — так напоминало греховное искушение, что первым инстинктивным порывом Орла было сделать с точностью до наоборот — отвернуться от предлагаемого, отказаться, откреститься, чем доказать непоколебимость своей веры и преданность долгу. Да, он сам являлся носителем сверхъестественных сил, по природе своей он был устойчивее к их воздействию и повидать успел немало скверны. На себе он ощущал воздействие тёмной энергии, он уже сходился с Дракулой в бою один на один, но ещё никогда ему не доводилось видеть и чувствовать того, что внушал ему один вид портала и тот, кто его создал. При всей силе, Богом ему данной, властью над самой материей пространства он не обладал. Ему были отчасти подвластны лишь изменения в своём собственном облике, но ни в чьём другом и ни в чём ином. Он не мог творить из подвластной ему энергии иллюзии за пределами собственного тела. Дракула мог. Предстающее перед Аланом в дрожащей плоскости было так похоже на видение, на мираж, грозящий пылью просеяться сквозь пальцы от одного прикосновения… И обратить в пыль его самого. «Ну же! Портал не поглотит тебя и не оторвёт тебе руку! А вот если это продолжится, боюсь, произойдёт то, что тебе гарантированно не понравится!» — мысленный голос Дракулы ввинчивался Аквилу в мозг. Его физическое тело стремительно теряло чёткие очертания, а исходящие от него одна за другой волны энергии изменяли плотность пространства, сдавливали со всех сторон, создавая у Алана вовсе не иллюзорное ощущение, будто вокруг него медленно и неотвратимо кольцами сжималось что-то, конкретной формы не имеющее, но фатальное в своём воздействии. Оторвав взгляд от дрожащего провала между измерениями, Орёл порывисто осмотрелся, обострившимися чувствами подмечая, как искрящее разрядами скопление колоссальной мощи, выходя за пределы плотской оболочки, постепенно обретало свою видимую форму. Обозреть её целиком, при всём терзающем его любопытстве и профессиональной необходимости знать, Аквилу не хватало ни прямого, ни периферического виденья — настолько невообразимо огромной она была, подсказывая взбудораженному чутью, что появления Дракона в его истинном обличии лучше не дожидаться. Отказаться от искушения владеть копьем и решить, кому оно должно принадлежать, они непременно смогут, оставаясь людьми. По крайней мере, Аквилу хотелось, чтобы было так, хотя всё его естество противилось тому, чтобы касаться силы, противоположной той, что творила его облик. Его разум сопротивлялся принимать на веру то, что представало его глазам. Его чувства были убеждены, что стоит ему подчиниться просьбе — протянуть руку — как иллюзия распадётся эфиром, трещащим в воздухе мириадами искр-разрядов… Злой на себя за нерешительность и на Дракулу — за подобные фокусы, несущие прямую угрозу миру живых, Орёл издал нечеловеческий крик и резко подался вперёд, пересекая условно безопасную границу. Конечность с крючковатыми когтями цепким хватом загребла красный бархат-подложку и сомкнулась на копье, тут же рывком поднимая его и вытягивая изнутри наружу — из тёмного мира, сквозь портал в мир, погруженный в ночную мглу, залитую лунным светом. Едва это произошло — портал мгновенно разрушился, схлопнувшись до размеров крохотной сферы шаровой молнии, концентрирующей в себе энергию, способную преобразовывать саму материю. Как бы ни противился Аквил этой неписанной истине, а он знал, чувствовал всей своей сущностью, что если коснется её по любой на то причине, обернется прахом раньше, чем осознает содеянное. «Это замкнутый круг, — прочёл он в пылающих внутренним светом глазах напротив, что неотрывно следили за хаотично-непредсказуемыми движениями лазурной сферы. — Ты боишься того, чего не понимаешь, а не понимаешь потому, что боишься понять». Аквил посмотрел на копьё в своих руках, тронул когтем металл, позволил себе ощутить его вес и только после этого поднял взгляд на внушающее ему свои мысли существо, вновь возвращающее себе человеческий облик, проступающий из медленно сжимающейся и затухающей ауры. Длинно выдохнув и глубоко вдохнув, Аквил ответил лишь тогда, когда превращение полностью завершилось, и последние всполохи чужеродной энергии втянулись назад в тело своего носителя. В напоминание о творящемся здесь сверхъестественном остались лишь поднимающие сырую листву порывы ветра, норовящие закрутиться небольшими торнадо… — Твоему пути познания я не завидую, Дра… Влад, — говоря, Аквил неотрывно всматривался в перекрестие зрачков, контрастно выделяющихся на фоне неестественной голубизны глаз. — К нему не стремлюсь, даже рискуя прослыть слабаком и трусом в твоих глазах. У каждого из нас своя роль в верховном замысле, и своей я предпочту придерживаться, — дождавшись, пока его руки вновь станут человеческими, мужчина развернул копьё горизонтально и вытянул его перед собой на раскрытых ладонях. — Возьми. Как одному из Его воинов, тебе положен артефакт, отмеченный святой кровью. Ты хранил его раньше, уверен, сбережёшь и впредь. — В твоём намерении нет фальши, — Влад проследил взглядом длину копья от удерживаемой чужой рукой середины до наконечника, отражающего пробивающийся сквозь кроны лунный свет. — Однако твои меч и копьё были уничтожены, что превращает владение Лонгином из прежнего единоличного желания в обоснованную необходимость. Всё это ты понимаешь, но упорно продолжаешь отрицать. Напрасно. Свою роль в моих руках копьё сыграло и впредь оно мне больше не нужно, — задумчиво вглядываясь в ночь, продолжал Дракула. Невозможность увидеть метаморфозы собственного облика со стороны не лишала его способности ощущать неотъемлемой частью своей сущности то смертоносное оружие, сполна оправдывающее его прежнюю репутацию, что отныне было от него неотделимо во веки вечные. Дракул. Сын дьявола или сын дракона… Или сам дракон. Какая тонкая ирония. Столь же тонкая и без промаха разящая, как острие драконьего хвоста. — Право пополнять мою оружейную коллекцию трофеями оставь за моими подданными, — Влад поднял уголки губ в скупой усмешке собственным мыслям. — Большинству из них в силу времени происхождения и образа существования неведом иной вариант даров и подношений, так что холодного оружия различного назначения у меня скоро будет с избытком. Христово копьё будет лишним, к тому же ещё и совершенно бесполезным. Хоть Аквил и мечтал заполучить копьё всю свою сознательную жизнь, причём, как прошлую, так и нынешнюю, теперь его не покидали сомнения. Не верил он в то, что с восшествием Дракона на тёмный трон закончится война, начавшаяся от самого рождения человечества, и между измерениями мгновенно наступит мир и согласие, а все многочисленные обитатели тёмного мира разом откажутся от заложенного в них стремления к живому и перестанут представлять угрозу. Не верил, что с обретением нимба руки вчерашнего Колосажателя очистятся от многовековой крови, а душа — от греха убийства, заставив его отречься от жестокости. Подобного за тысячи и тысячи лет не мог себе позволить ни один из них. Ни один из них, имея ангельские крылья и венец, святым не был, хоть слыл таковым в глазах толпы, ослеплённой свечением нимбов. Каждый из них отдельно и Тетраморф в своём единстве имели на счету столько трупов, сколько не снилось самому кровожадному потрошителю в истории. Влад слышал чужие мысли, как свои собственные, и глаза его полыхали ледяным пламенем. Вопреки ожиданиям, он не испытывал триумфа от своего нынешнего положения, потому что оно ни коим образом не отменяло его прошлых деяний. Его прошлого отношения к Ордену, Всевышнему и всему, что с ним связано. Да, сейчас всё изменилось, но прошлое для каждого из них осталось неизменным, а будущее — неизвестным. — Я принял тёмный престол, — заговорил Влад из глубины своих размышлений. — Но от утверждения во власти ещё невообразимо далёк. На смертный век Тетраморфа священной войны ещё хватит с запасом, и я не стану напрасно обнадеживать тебя заверением, будто в ближайшее время нам не придётся вновь сойтись на поле боя. Обстоятельства рассудят, произойдет это мечом к мечу и пастью к пасти или… крыло к крылу. Забирай копьё, Иоанн, принесшее безвременную смерть твоему учителю, с лёгким сердцем забирай, ибо, как ты сам сказал: «Не быть ему дьявольскими вилами». Аквил медлил. Как опытный стратег и руководитель, он явно проигрывал в уме возможные ходы, пытаясь предвидеть варианты исхода, но Орла своим соперником в шахматной партии Дракула впредь видеть не хотел. Он вовсе не хотел видеть в нем соперника, хотя и понимал его сомнения. Понимал, как никто, потому что сам был ими терзаем. — Ты прав, это копьё много для меня значит, — Влад счёл необходимым объяснить своё решение. — Это копьё в руках Тетраморфа — оружие, способное меня низвергнуть. Поэтому в качестве условия, которого ты так ждёшь от меня услышать, я возьму с тебя слово, Алан Аквил, что с твоей смертью копьё вернётся ко мне и будет дожидаться твоего возрождения под моей защитой, а не пополнит тайную коллекцию Ватикана. — Скажи, ты умышленно разводишь нас по разным сторонам? — поинтересовался Аквил, обдумывая всё услышанное. — Да, мне сложно принять новую реальность, отрицать не стану, но я готов к диалогу с тобой как… с равным, а не как с врагом. — Со мной… — Влад задумчиво чуть склонил голову, глядя собеседнику в глаза. — Лишь потому что Всевышнему было угодно поставить меня рядом с вами… — Потому что ты сам выбрал этот путь! У меня не было шанса выказать уважение твоему решению… Дракула резко мотнул головой и поднял ладонь, жестом отметая саму попытку. — Давай начистоту, Алан. Я тебе не враг лишь с недавних пор. По воле того, кому мы оба служим. Но за твоей спиной… за спиной Тетраморфа — Земля и человечество, а за спиной Дракона — непознанный никем из вас мир, сотворенный противоборствующей вашей природе силой, полный существ, свой выбор стороны сделавших и дланью Творца не размеченных на достойных и недостойных доверия, хороших и плохих. Мы с тобой представляем интересы тех, кто за нами стоит, и столкновение их неизбежно, поэтому я предпочитаю сохранять дистанцию. Уважь её и не пытайся сократить, чтобы потом разочарование от подтверждённых опасений не стало ударом под дых. — Для этого ты отдаёшь мне копьё? — придерживаясь такого же холодного тона, предположил Аквил. — Как мерило расстояния, на которое Тетра обязана держаться подальше от Дракона? — Это было бы предпочтительно, но, учитывая нынешнее положение Лайи, совершенно невозможно, и ты прекрасно это понимаешь. Кроме того, во всем и всегда я за практическую пользу. В твоих руках копьё продолжит быть могущественным оружием и, возможно, ещё спасет чью-то жизнь или даже душу, в моих же — останется безделушкой. Принять или нет — тебе решать, — Дракула равнодушно пожал плечами. Проследив взглядом длинник копья от собственных сжатых пальцев до наконечника, вновь заточенного и отполированного до зеркального блеска, Аквил крутнул оружие в руке несколько раз, опробуя, проверяя балансировку. — Кто был после меня? — тронув пальцем заострённую грань, мужчина обратился к стоящему напротив. — Чья кровь пролилась последней? Не сводя с собеседника взгляда, Влад мысленно воспроизвёл последовательные воспоминания о том, как он нашёл копьё на руинах тёмного алтаря, как очистил его от проклятой крови Шакса и сам же обновил заточку, между древним металлом и точильным кругом добровольной жертвой пустив собственную кровь, ставшую равной по свойствам святой крови quattuor animalia. — Оружие готовит для хранения или следующего боя тот, кто последний им пользовался. Закон неписанный, но мною чтимый, — Дракула чуть склонил голову в знак признательности за то, что, оказавшись в нужный момент в его руках, копьё так же было подготовлено. — Как и тобою. Влад сам едва мог вспомнить, что им двигало в тот момент абсолютной убеждённости, что в людском мире его ждал лишь хладный труп любимой женщины, им же самим убитой, что он тогда чувствовал… Он даже не знал, кем в тот момент он был — человеком, драконом, кем-то промежуточным?.. Он сделал это машинально, из отчаянной необходимости занять себя хоть чем-то, не связанным с отрыванием голов у тех, кто имел дерзость оказать сопротивление и не подчиниться. Он сделал то, что сделал бы на его месте любой знакомый с честью воин, которому оружие сослужило свою кровавую службу. В кронах деревьев, безвременно срывая ещё зелёные листья, гудел ветер, ему вторило затихающие эхо прошедшей грозы, пуская по чернильному небу редкие, будто бы ленивые вспышки-искры. Две фигуры стояли друг напротив друга на пересечении заросших троп в необитаемой глубине городского парка. — Я даю тебе слово, Влад Дракула, — перебросив копьё в левую руку, Аквил ступил вперёд, на шаг сокращая расстояние, их разделяющее, — как человек и как небесный Орел. — Ещё один осторожный, выверенный шаг на сближение. — С моей смертью орудие страстей возвратиться к тебе. Считывая намерения, также медленно Влад сделал свои шаги навстречу и охотно пожал протянутую руку. — Если справедливость твоих решений в будущем будет для меня столь же очевидна, как правдивость этих слов, тогда новая реальность имеет шанс… не стать хуже прежней. — Amen, frater. — Аmen, — движением губ подтвердил Дракула и отступил, давая Орлу место для манёвра. Поспешно осенив себя крестным знамением, мужчина расправил огромные серебристо-белые крылья и воспарил над землёй, сверху вниз пронзая пространство подсвеченным аурой взором. Копьё, становясь естественным продолжением руки владельца и питаясь его силой, светящимся во мраке жезлом указывало вниз. Прежде готовый убивать — за него и с помощью него — ныне Влад расставался с копьём с той же лёгкостью, с которой однажды оно ему досталось. Когда-то оно попало к нему с определенной целью, и эту цель он достиг. А, стало быть, не было больше причин держаться за то, что пришло к нему в руки по воле случая и ему не принадлежало. В вершинах деревьев завывала нагнетённая силой ангела стихия, она же с сумасшедшей скоростью гнала по небу облака, разрывая их в клочья. В этих несущихся разрывах время от времени проглядывал усыпанный несметным количеством звёзд небосвод. Владу казалось, он мог увидеть каждое небесное светило в отдельности и каждое сосчитать, для этого у него в распоряжении имелось всё время Вселенной. У него. Но увы, не у всех тех, кто так или иначе ждал его внимания. В предвкушении, в страхе, в неведении… Несомненно, кому-то его временное отсутствие по ту сторону было на руку, давало возможность надлежащим образом исполнить приказы и самостоятельно навести порядок на местах. Дракула на это уповал, хотя и знал прекрасно, что данной возможностью захотят воспользоваться далеко не все. Потому что не все знали, кто он такой, так же как сам он не знал и никогда прежде не встречал большинство из тех, с кого ему теперь надлежало спрашивать. Несомненно, за почти шестьсот лет у него накопилось знакомств, но все они были сравнимы с каплей в океане, ведь тёмный мир — это не Трансильвания единая, это даже не Карпатский регион, некогда отданный ему в управление как Прокуратору. Это буквально целый потусторонний мир размерами с земную сферу, в чем-то уступающий подлунному человеческому, а в чём-то его многократно превосходящий. Влад никогда не желал становиться частью этого мира за гранью, а теперь он в одночасье стал его единовластным правителем, обязанным знать всё, бывать там, где он прежде никогда не был. Делать то, что он клялся самому себе никогда не делать вновь… Однако, прежде чем нырять в этот омут непознанного, Дракула планировал разобраться с тем, о чём ему было хорошо известно. Пусть и не должно было по очень многим на то причинам. Уже не имело значение, была ли его осведомленность случайным стечением обстоятельств, иронией или высшим промыслом. Значение имело лишь время. А оно было безнадежно упущено. Но брать вину за это на себя Влад не спешил. Не в этот раз, хотя, быть может, так ему было бы гораздо привычнее и проще… Стоя в одиночестве в глубине пустого парка, Дракула какое-то время сопротивлялся тому, чтобы вторично открывать портал отсюда напрямую в тёмный мир. Это не было равносильно тому, чтобы перемещаться из одной точки пространства в другую в пределах одного мира, одной плоскости бытия. Портал из мира в мир раскроит до основания материю измерения и неизбежно оставит на ней шов-метку, который никогда не восстановит изначальную целостность и прочность. Влад не собирался превращать Лэствилл в ещё один Холодный лес, испещренный подобными «швами» и практически беспрерывно источающий тёмную энергию. В его далеко идущих планах было создать и оставить стабильно доступным единственный портал, сквозь который ни в одну из сторон никто не пройдёт без его ведома и прямого позволения, в единственном месте, для этого пригодном и в достаточной степени защищённом — в собственном замке. Но реализация подобного требовала времени, сил, а так же особых навыков, которые прямо сейчас нужны были ему для иной, более безотлагательной цели… Расстановка приоритетов решала в зачатке его внутренний спор, делая выбор очевидным. Все же не желая делать это на открытой местности, хоть сколько-нибудь доступной людям, Влад сошёл с проторенной тропы и направился глубже в лесную чащу, где плотный строй сплетающих ветви деревьев мог послужить естественной защитой и поглотить в себя остаточную энергию от разрушающегося портала. Время, что он чутко ощущал своими развитыми органами чувств, до секунд совпадало с тем, которое показывали наручные часы. Провожая взглядом бегущую стрелку, Дракула уповал на то, что разница в течении времени в тёмном мире и в подлунном не превратит его отсутствие в бесследное исчезновение на месяцы, а то и на года. Раньше его это не беспокоило, было лишь на руку, и он никогда за этим не следил, а потому не приучил себя ощущать временной разрыв. Но раньше по эту сторону его никто не ждал. Теперь всё изменилось. Кроме неизменного в своей суровости закона: в тёмном мире потоки энергии разгоняли время подобно нейтронам в ядерном реакторе, — до немыслимых скоростей, — отчего его течение там в разы превосходило иные миры, включая человеческий. В предыдущий раз Влад пробыл по ту сторону лишь три с небольшим часа, мало, что успев, и это стоило людскому миру целых суток. Один день в счёт недели — отныне не та сделка, на которую Дракула готов был пойти, не задумываясь. Ведь теперь его ждали. Теперь ему было, к кому возвращаться. Но такова была цена. Часть от общей суммы. И Влад о ней знал. Знал всегда, но лишь с воскрешением Лайи она обрела своё истинное выражение. В глубинах груди Дракулы зарождалась вибрация, стремительно поднимающаяся к горлу подобно вулканической магме, сжигающей на своем пути всё уязвимое, всё человеческое. Достигнув пасти, она обратилась громогласным рычанием разъярённого зверя, готового рвать и метать. Эхо рева, сопровождаемое ультразвуком, волна за волной расходилось в пространстве. Громадный взметнувшийся высоко над землей хвост неведомой твари, подобно направленному удару хлыста крест-накрест вспорол материю измерения. Усыпанный звёздами небосвод поглотил развергшийся мрак. Глядя в поджидающую его глянцево-чёрную бездну, Дракон двинулся ей навстречу. За спиной его шелестели невесомые крылья и бесконечной мантией тянулась слившаяся с его сущностью воедино сила эфира. Владу хотелось, чтобы она приняла форму доспехов или любую иную, приближенную больше к человеческой, чем к драконьей, но как и любой зверь, она имела свой дикий норов, подчинять который Дракуле ещё предстояло учиться и учиться. Сложнее всего, что сам он продолжал ощущать себя собой — человеком, во плоти, подобной человеческой — однако, судя по реакции других, видящих его со стороны, он таковым не выглядел. Даже здесь, в обличающем истину тёмном мире, за ширмой физической плоти. И это, в сочетании с потенциальными размерами того, кем видели его другие, затрудняло возможность встречи лицом к лицу. Для этого ему нужно было обуздать энергию, призванную его защищать, научиться принимать промежуточную форму между зверем и человеком, а подобное требовало практики, которой у него не было. Более того, это требовало внутреннего примирения человека со зверем, а это Владу казалось если не абсолютно невозможным, то максимально далёким от реализации. Крылья дракона рассекали пространство, глаза пронзали его, слух окутывал сверхчувствительной сетью, по объёму доступной информации давая понять, что, чем больше свободы он даст своим чувствам, тем мощнее и свирепее в глазах смотрящих будет иная его ипостась. Нет… Нет, он не к этому стремился, он не этого хотел, убежденный, что даже те, кому он уже вынес приговор, заслужили увидеть его во плоти и посмотреть ему в глаза. Ему — не Дракону! Но внутренний зверь был необъезжен, он подчинялся инстинкту защищать, не голосу разума, и если в людском мире Влад ещё мог загнать его внутрь себя, то здесь… не получалось. Или он просто не знал верного способа, и не было рядом никого, чтобы подсказать, и ничего, кроме собственных проб и ошибок. На которые у него не было времени! Как же не ценил Дракула навязываемую Локидом помощь в познании и как не хватало ему её теперь. Хотя меньше всего ему бы хотелось подставить друга под удар, вынудив находиться вблизи того, что в своей необузданной мощи было бы губительно для его тёмной природы. Было бы, окажись он рядом… Зная, чем это чревато, Влад не любил размышлять о том, что уже невозможно переиграть. Многие погибли в этом противостоянии, многих имён Влад не знал и никогда не узнает, никого не удостоив даже посмертной чести занять его мысли хоть одну секунду времени. Он и без того получил для себя больше, чем мог представить в самых дерзких своих мечтах, Ноэ не было в них места, как бы хладнокровно и цинично это ни звучало. Для каждого есть предел дозволенного, и свой в погоне за непостижимым бес перешагнул. При всей власти, которой ныне располагал, Влад не мог этого изменить, однако было и то, что отныне зависело от него напрямую. На своём веку Ноэ мог заслужить смерти тысячу раз. Стараниями тех, кто за это уже поплатился, Влад был избавлен от необходимости стать судьёй собственному другу, но не от убеждённости в том, что ни одним своим деянием бес не заслужил того существования, на которое был обречен. Своим же собственным дедом, наказавшим внука во благо существования тёмного мира. Прежде у Дракулы не было ни полномочий, ни возможности, ни даже малейшего представления о том, как отменить приговор, пока душа ещё могла быть полезна её хозяину. Теперь это стало его единственной возможностью сделать хоть что-то. Пусть уже не для друга, но хотя бы для себя самого в память о том, кто сделал для тёмного мира больше, чем все, прежде власть имущие, и тем более он — нынешний новоявленный властитель. Своим восхождением Влад был обязан многим, в большей или меньшей степени. Но если бы у него спросили конкретные имена, не раздумывая и не кривя душой, он бы поставил Ноэ во главу этого длинного списка. Грош цена его правлению, если Дракула не оправдает возложенных на него ожиданий. Оставит всё как есть, чтобы энергетическую стабильность тёмного измерения продолжали поддерживать души — пусть даже тысячу раз павшие и в десятом колене своего рода отвергнувшие Бога. Влад допускал, что в запамятную бытность создание Источника могло быть единственным способом разделить мир людей и мир тёмных. Кто-то стал добровольцем, кто-то даже мог это заслужить в качестве единственного соразмерного преступлению наказания, но всё это в одночасье лишалось смысла и малейшей вероятности оправдания в том случае, даже окажись он единственным во все времена, каким в этот плавильный котёл попала душа Ноэ. Влад не намерен был возобновлять расследование за сроком давности, превышающим время его собственного рождения, искать виновных и строить пустые предположения о том, как всё могло сложиться для Ноэ при иных обстоятельствах. Он даже не знал и впервые не пытался предугадать наперёд, что он станет делать с душой, когда и если ему удастся её освободить. Он просто знал, что так правильно, настолько незыблемо правильно, что именно с этого стоило начать своё правление, поставив во главу угла цель добраться до Источника раньше, чем заручиться поддержкой хоть кого-то из своих подданных. Но он не мог ломиться в тайные, охраняемые одновременно силой всех адитумов пространства в обличии Дракона. Технически, конечно, ему ничто не мешало поступить именно так, но он не хотел, не считая подобное варварство правильным даже в том случае, если святыня ложна в своей неприкосновенности, а стерегущие её «святые» — искушённые тёмной властью трусы, больше всего на свете страшащиеся лишиться своих титулов, неприкасаемых и незыблемых тысячи и тысячи лет. Войти туда Влад непременно хотел в своём максимально приближенном к человеческому обличии, но для этого это самое обличие ему предстояло научиться принимать, не позволяя внутренней энергии по умолчанию творить вокруг себя облик зверя. А в этом он пока не преуспел… Дракула нарезал круги по пепелищу уничтоженного алтаря Шакса — неприступному пустырю на многие мили вокруг — совсем как в бытность новообращенным вампиром, когда он точно также метался от стены к стене в тени, проклиная грозящее сжечь его дневное светило. Разноименные энергии вступали в резонанс, заставляя окружающее пространство вибрировать и содрогаться в тональности ультразвуковых волн. Хуже всего, что Влад, сполна осознавая себя причиной, не мог эту высокочастотную дрожь унять не мог загнать назад в физическую оболочку свою ауру. Казалось, будто непостижимым образом она перестала умещаться в прежнем сосуде, при насильственной попытке уместить грозя его попросту разрушить. «Горный поток не обуздаешь грубой силой…» — из глубин подсознания волной дежавю накатили слова, ему не принадлежащие, но оставившие свой след в едином сознании. Они не относились к тому, как загнать в клетку внутреннего зверя, но сутью своей подталкивали мысли в диаметрально противоположном направлении от того, каким по вековой привычке действовал Дракула. «Отпусти…» — голосом Лайи отзывалось подсознание, и Влад бы рад повиноваться, но разве это не было тем, что он пытался избежать большую часть своего существования? Он привык полагаться на силу воли — контролировать то, чем обладал. Сначала тьму, теперь — энергию своей души, обличием дракона способную разрушить это место и всех, дерзнувших встать на пути. «Отпусти…» Как будто у него был выбор? Если не считать таковым умение расставлять приоритеты. Превращение в дракона, в числе прочего, не сделало его непредвзятым, а высшая власть отнюдь не исключила личностных привязанностей. Влад всё так же эгоистично готов был поставить личное превыше всего, что не так уж сильно отличало его от тёмных подданных — таких же алчных эгоистов, способных на любой грех во имя личной выгоды. Притворяться, будто он не такой — очевидная ложь, а врать Дракула никогда не любил. Как не любил он и прятаться, хотя сейчас делал именно это, всё больше понимая, что все те, ради кого он это делал, напрасно пытаясь обуздать себя, этого не заслуживали. Напротив, здесь, в тёмном мире, они сполна заслужили узреть именно тот его облик, который им позволит количество тьмы, что каждый из них в себе носит. И если взгляд его и свет его ауры, обнажая их пороки и тайны, снимет плоть с их костей, то так тому и быть. С этой новой гранью своей сущности Владу оставалось лишь смириться. Перестав пытаться отследить потоки энергии и формы, что они принимали, Дракула повёл перед собой ладонью, закручивая осязаемое, отзывчивое его манипуляциям пространство в сингулярность и одновременно с формированием портала воображая конечный пункт назначения. В этом месте ему прежде бывать не доводилось, но чутью дракона этого не требовалось, достаточно было концентрации и оформленного стремления. Когда портал стабилизировался, Влад сделал уже привычный шаг в невесомую пустоту, поджидающую его подобно терпеливому портье, — и ничто мгновенно обернулось восстающими из мрака очертаниями подземной пещеры. В центре её исходила мелкой рябью водная гладь, потревоженная мощным всплеском энергии, но замкнутый каменными стенами воздух был сух и чист, он не содержал ни грамма испарений; чуткому обонянию он не пах ни сыростью, ни характерной для подобных мест затхлостью. Неразрешимое противоречие с законами природы, аномалия для подлунного мира, для мира тьмы — обыденное явление, наряду с иллюзорно недостроенными зданиями, возводимыми вопреки силе притяжения и здравой архитектуре, с тремя несущими стенами вместо четырех, с отсутствующими дополнительными опорами под кажущимся бесконечно огромными сводами, со сводами, отсутствующими вовсе, но никогда не пропускающими внутрь буйства атмосферы… Влад давно уже привык ко всему тому, что в начале его пути безжалостно истязало ограниченное человеческое воображение и грозило свести с ума несуществующими формами и явлениями. Привык он и к совершенно иным законам, по которым существовал тёмный мир, материя которого была гораздо гибче и пластичнее. Подобно раскалённому металлу, она легко поддавалась обработке, легко переходила из одного состояния в иное, позволяя творить и разрушать буквально по велению мысли. Но и плата за подобную способность была соответствующей, вовлекая каждого вознамерившегося ею пользоваться в вечную битву собственной воли с подчиняющей волей тьмы. Отсюда закономерно вытекало основное уравнение тёмного бытия — его незыблемый закон: «Чем больше силы жаждет обрести тёмный носитель, тем больше впускает в себя тёмной энергии, тем более властна она над сосудом, над наполняющей его душой, понуждая желать большего». И у этого закона не было крайнего значения, как не было его и у тёмной энергии — только бесконечность, закольцевать которую в вечном двигателе восьмерки сумели очень немногие создания, на определенном этапе своего пути положившие начала высшим демоническим родословным. Чистокровные бесы, в отличие от смертных, обращенных во тьму, рождались физически и ментально устойчивыми к разрушительной энергии и уже способными ею управлять и её преобразовывать для своих нужд. Тела их, за исключением врождённых меток, с использованием сил насильственных изменений не претерпевали и не испытывали физических страданий, толкающих на всё большие безумства и неизбежную потерю контроля. Этакий компромисс, позволивший тьме обретать пусть и неполное, но стабильное физическое воплощение. В границах иной плоскости бытия, не пересекающейся с земной и не создающей угрозу существования миру людей — творению Господню, что на заре созидания всего сущего избрал своим инструментом Свет, однако так и не сумел исключить из уравнения баланса Тьму. В границах весьма условных и непостоянных, как и баланс энергий, находящийся в вечном противостоянии. Чтобы как-то стабилизировать положение и создать своеобразный буфер, что смог бы нивелировать колебания, сделав их менее зависимыми от совершаемых выборов, и был создан Источник. Обо всём этом Дракула узнал от Локида. На его памяти это был единственный пласт фундаментальной информации, которым бес делился без энтузиазма, местами даже неохотно. По этой причине все свои измышления и впечатления на эту и смежные темы из уважения к другу Влад предпочитал оставлять при себе. Он изображал отстранённое равнодушие, когда того требовали обстоятельства, но это вовсе не значило, что он пропускал знания мимо ушей, фильтруя по степени важности. Это не значило, что он забыл хоть слово из того, чему был научен. Основываясь на полученных знаниях, тёмный мир в его сути Дракула никогда не отождествлял с адом, прообразы которого наполняли сознание человечества и им же на протяжении всей истории старательно преобразовывались во что-то непременно материальное, вроде текстов, изображений, скульптур, а на современном этапе ещё и произведений кинематографа. Так людям во все времена было проще воспринимать сверхъестественные явления, визуализируя их и создавая для себя спасительную иллюзию познания непознанного. На фоне всех этих иллюзий, зачастую в корне неверных, у Влада успело сложиться своё собственное, основанное на объективной реальности представление о том, что такое ад как отдельное место в недрах тёмного измерения. В нём, вопреки заблуждениям, не пылало вечное пламя, не кипели котлы со смолой и не раздавалось безудержных воплей обречённых на вечные муки грешников. В нём не было кругов и разделения грехов, которые так правдоподобно описал Данте в своей «Божественной комедии» на два с лишним столетия раньше, чем Дракула связал свою жизнь с потусторонним и обрёл исключительное право судить, что правда, а что ложь в домыслах людей. Правда заключалась в том, что здесь — в аду, каким представился он Владу, никого не свежевали, не сажали на колья, не распинали на дыбах и крестах. Здесь, как теперь видел Дракула своими собственными глазами, на ложе из карстовых пород, среди сталагмитов и сталактитов разливалось озеро. Его наполнение не имело ни цвета, ни запаха, оно не испарялось, а привести его в движение могли лишь колебания энергии или её мощные всплески, подобные тому, что был вызван разрывом пространства. Всё потому, что формировала озеро не вода, а абсолютная энергия, самая чистая мощь из всех известных в любых мирах и измерениях — души. Те из них, кто по какой-то причине не заслужили благословения пересечь Предел, но и иного места, иной формы существования из множества доступных не обрели. По собственной воле или чьей-то чужой. Никакого иного определения, кроме ада для этого явления Влад так и не нашёл с тех самых пор, как впервые о нём услышал. Потому что представлял, а теперь воочию видел он ничто иное как загонную яму — бездну, что никуда не вела и из которой не существовало выхода. Конец как он есть, почти небытие, если предполагать, будто каждая когда-либо привнесенная в Источник душа становилась частью энергетического целого, лишаясь индивидуальности, в то время как её первоначальный владелец навсегда лишался своей естественной защиты, представая обнажённым перед Тьмой. На собственной шкуре испытав, что способна сотворить со своим вместилищем Тьма даже при наличии у носителя души, Дракула бы ни за что не поверил, что кто-то мог пережить подобное разделение, что вообще возможно раздельное существование тела и души. Если бы не узнал однажды тайну Ноэ. Но он узнал. И в его отношении к тогда уже другу это не изменило ничего и одновременно изменило всё. Многое в поведении Локида, что Дракула не понимал, не принимал и не одобрял, встало на свои места. И нет, больше одобрения он проявлять не стал, а вот понимание определило дальнейшую судьбу их дружбы, что длилась веками, несмотря на периодические зарывания Ноэ в лабиринтах собственных поступков и стремлений, нацеленных на результат, ведомый лишь ему одному. Воистину, не встречал Влад существа, столь филигранно способного ходить по зачастую вовсе невидимой грани между светом и тьмой, не оступаясь, не предаваясь ни одной из сторон. Не встречал и уже не встретит. На зрение как основной ориентир Дракула не полагался, потому что перед его глазами из мрака стремительно восставали события прошлого, затмевая реальность настоящего, но он в достаточной мере доверял остальным своим чувствам и ведущим его инстинктам хищника. Не встречая препятствий, скрытым во мраке силуэтом он неспешно брёл вдоль каменистого берега, когда в спину его нагнал всплеск чужеродной энергии. По озёрной глади прокатилась рябь, обгоняя его шаг и маняще устремляясь в каменные лабиринты. — Адитум Прокул… — впервые позволив себе издать звук, но имея смутные представления о возможных последствиях, Влад намерено говорил практически шёпотом. — Вы заставили меня ждать, — тихое звучание голоса всепроникающими волнами распространялось равномерно во все стороны, порождая гулкое эхо и моментально же окрашивая темноту контрастными оттенками ночного зрения, в которых выныривали из мрака колонны породы, растущие снизу и сверху навстречу друг другу. — Надеюсь, причина тому в важности принимаемого Советом решения, — добавил Дракула, постепенно убеждаясь, что его присутствие, пусть и заметно нарушало энергетическое постоянство среды, тотальным разрушением не грозило. — Повелитель. Прошу меня простить. Чуткий слух не бередил даже самый тихий звук чужого движения, не шуршала одежда, не раздавалось дыхания, резко сужая обзор Влада, продолжающего стоять к визитёру спиной, до шестого чувства, каким он ясно видел, как бес на расстоянии позади него принимает коленопреклонную позу, раболепно устремляя взгляд вниз. Подобное выражение почтения, будь оно искренним или лестным, любому властителю, уважающему своих поданных, надлежало встречать лицом к лицу, но именно с этим Дракула не торопился. Прежде ему следовало понять, чему именно поклонялся демон — его титулу или собственному страху перед его природой. Прикрыв глаза, чтобы избежать сторонних провокаторов, Влад глубоко втянул носом пустой, стерильный воздух, его обонянию по-прежнему не пахнущий ничем. Не было даже намёка на запах чужого присутствия. Оскалившись в неодобрительной улыбке, Влад обернулся, вслух констатируя: — Значит, всё же страху, — его голос с меткостью брошенного кинжала пронзил пространство, их разделяющее, и угодил точно в цель, пустив по фигуре стоящего на коленях дрожь, изменяющую плотность энергии и мгновенно уличающую. — Лишь иллюзия присутствия одного адитума — это всё, чем меня удостоил Пандемониум, — Влад понимающе кивнул, после чего в один рывок сократил потерявшее всякий смысл расстояние между собой и фантомной проекцией, впившись в лицо собеседника взглядом. Он мог бы хоть прикосновением единым, хоть одним звуком развеять иллюзию, просто вобрав в себя энергию, её составляющую. Мог приказать явиться лично. Всему Совету. Но он предпочёл не тратить впустую своё время, сделав шаг назад и отведя уже занесённую для разящего прикосновения руку. — Пусть так, — глядя на стоящего перед ним свысока, Влад отступил ещё на шаг назад, позволяя размывшейся иллюзии стабилизироваться вновь. — Встаньте! — Дракула подкрепил приказ соответствующим жестом ладони. — Не противоречьте себе в поступках, адитум, ведь в вашей уловке с астральной проекцией нет ни почтения, ни уважения. Огласите решение, принятое Пандемониумом, и покиньте эти стены. Беспрекословно повиновавшись, бес поднялся в полный рост, но продолжал стоять с низко опущенной головой и молчать, что, в свете его фактического отсутствия, лишь подтачивало терпение Влада. — Я здесь не от имени Пондемониума, Повелитель. Наконец, демон поднял голову, и прямой взгляд Дракулы на мгновение упал на светящуюся неоново-голубым печать рода Прокула — спираль в центре тёмного венца адитума, прерывающуюся после первого витка неправильной формы, а дальше закрученную против часовой стрелки. Спираль в различных её вариациях — древний как сама Вселенная символ её же самой и двух основных законов её существования — пространства и времени. Влад прежде этого не осознавал и лишь теперь, увидев, смог сопоставить — энергия эфира, что открывала порталы, всякий раз принимала именно эту визуальную форму. Меньшую, большую, идеально правильную или искаженную и прерывающуюся в какой-то из плоскостей, но неизменно узнаваемую. Спираль. Подметив для себя эту деталь, но ещё не зная, как этим знанием распорядиться, Влад скользнул взглядом ниже, к глазам собеседника, рассчитывая в скором времени прочесть в них то, что бес неизбежно попытается скрыть. — Что ж… Тогда я с радостью избавлю вас от преамбулы о ваших личных целях и мотивах, адитум, и попрошу сразу перейти к делу. Дракула прежде не был близко знаком ни с кем из Совета, некогда удостоившего его звания Прокуратора вместо положенной незавидной должности Мытаря или попросту собирателя душ — таких же отчаявшихся, погрязших в грехах и заблудших, каким сам он был, соглашаясь на тёмную сделку. Ни с кем прежде, сполна контролируя свою внутреннюю тьму и не забывая о своём спорном положении, он не вставал настолько близко, не смотрел в глаза, не питался чужой энергией… За редким исключением, подарившим ему в итоге то самое звание Прокуратора, он всегда старался держать дистанцию с адитумами, однако теперь этот старательно возводимый им барьер окончательно пал, устранились все личные установки и запреты, давая возможность с непринуждённой лёгкостью сломить чужую защиту и беспрепятственно пойти дальше, глубже, в недра чужого сознания — увидеть все мысли, все тайны, узнать пределы сил, почувствовать слабости… Влад никогда не делал ничего подобного прежде, никто его этому не учил, и всё же он чувствовал в себе способность выпотрошить наизнанку даже такую древнюю и безусловно могущественную душу, какой обладал чистокровный демон. Соблазн сделать это креп с каждым мигом промедления, с каждой повисающей в воздухе недомолвкой, подстегиваемый, точно кнутом с нагайкой, личными мотивами. Хотя, если абстрагироваться от них, никто другой на месте Прокула не вызвал бы у Дракулы и толики нынешнего интереса. Ни в чьи другие мысли он не стремился бы проникнуть, никого другого не удостоил бы вниманием — ни разговором, ни даже взглядом. Потому что подобным образом происходил обмен энергией, а его энергия без должного преобразования была для тёмных губительна. Взгляд его, один вид его был им неприятен. Будь демон действительно здесь, с ним рядом, он бы не выдержал и минуты зрительного контакта. — Поэтому ты не явился, — продолжил Дракула задумчиво, оставив всякий официоз и продолжая изучающим взглядом блуждать по лицу фантома, с точностью копирующему все индивидуальные черты оригинала. — Боишься, что я прочту тебя, — Влад усмехнулся, качнув головой. — Мне ничто не мешает сделать это прямо сейчас… ведь каждый атом тёмной энергии в тебе, как и в любой другой тёмной сущности, вмиг откликнется на мой зов, показав мне всё, что каждый из вас когда-либо делал, что видел и к чему прикасался. Но… как бы ни хотел я понять… твои причины, мне это… не доставит удовольствия, — напоследок хищно втянув носом пустой воздух у самого лица фантома, Дракула отпрянул. Он увидел достаточно, чтобы преследовавшие его частицы пазла из странных обстоятельств наконец-то сложились в целостный сюжет. — Все ваши грехи останутся с вами, адитум, как и причины их совершения. От вас, раз уж именно вы почтили меня своим полуприсутствием, мне нужна лишь подсказка о том, как обратить вспять то, что вы когда-то сделали. Всё-таки не выдержав испытующего взгляда даже в своей астральной проекции, бес первым отвёл глаза и вновь почтенно склонил голову. — Даже лишив меня всей энергии до последнего атома, вы не найдёте искомого, Повелитель. Душа Ноэ давно влилась в Источник и смешалась с его единой энергией, как смешиваются с общим объёмом молекулы воды. Никто из нас прежде никогда не извлекал души, не имея для этого причин, и не ища способа это сделать. Эта мощь, изначально приложенная к тому, чтобы отделить друг от друга два мира, в совокупности своей непостижима настолько, что обуздать её невозможно, как невозможно обуздать первозданную Тьму. Её можно лишь направить. Для этого этот карст, — демон медленно развёл в стороны руки, указывая на окружение, — и существует. Он существовал задолго до вашего рождения, Повелитель. Разрушив его сегодня во имя недостижимой цели или вмешавшись в его постоянство, вы рискуете стереть грань между измерениями! Влад позволил опасениям быть озвученными, но лишь до их логического завершения. Дальше он поднял ладонь, показывая, что услышал достаточно. — Кому как не вам знать, насколько относительны любые сроки, адитум… Прокул, — Дракула намеренно выделил паузой родовое имя, для знающего не менее говорящее, чем его собственное. — Вчера, сегодня, завтра… Это человеческие понятия, от реалий тёмного мира далёкие в своей абсолютной неприменимости. Об этом вам хорошо известно. Как и о том, что в решающий момент мощь Источника вас подвела. Её попросту оказалось недостаточно. Грань иссякла, и подобные Карнивану безумцы до того осмелели, что дерзнули бросить вызов воинам Тетры, не дожидаясь приказа главнокомандующего. Но речь сейчас не об этом, — Влад бросил взгляд на озёрный кратер и к нему же простёр руку, пока лишь осторожно пробуя ощутить излучаемую силу. — А о том, что восстановлением грани обе стороны обязаны отнюдь не павшим душам, из которых ради собственного удобства вы сотворили бесперебойный ядерный реактор. — Павшим… — повторил демон, направив взгляд в ту сторону, куда указывала рука Дракулы. — Или бросившим Ему вызов! Не Ордену, не друг другу, не жалким смертным — Ему! — испещрённое глубокими морщинами лицо обратилось к Владу, во взгляде загорелась глубинная убежденность в собственной правоте, достойная учёных, за свои открытия сгоревших на кострах святой Инквизиции. — Вам, Ваше Светейшество, больше, чем кому-либо должны быть известны пределы Его гнева за подобную дерзость. Я избавил своего внука от гораздо более страшной кары. Что важнее, я избавил его от самой вероятности повторить эту непростительную ошибку. Я оказал ему великую честь, сделав так, чтобы его душа не пропала в очищающем огне возмездия, а послужила на благо всем нам! Влад получал правду, которой стремился избегнуть, тем способом, на который никогда не рассчитывал — добровольным признанием через вербальный монолог. Привычным уже образом вскрывшаяся правда не совпадала с его личными домыслами и подозрениями, с его предполагаемой версией событий, построенной в большей степени на человеческом восприятии действительности, на классической чёрно-белой интерпретации добра и зла, и всего того, что поддавалось оценке сходным образом, как любовь и ненависть, забота и равнодушие… Теперь, раздвинувший для себя рамки человечности и способный полноценно взглянуть на ситуацию глазами её участника, Дракула, к своему ужасу, сумел рассмотреть ту несуществующую в людском мире грань любви, о которой, будучи человеком и даже вампиром, сохранившим в себе человеческое, Влад и не помышлял, — извращённую, чудовищную мутацию, тем не менее, имевшую место быть. — Вы… — Владу было несвойственно терять самообладание перед кем бы то ни было, особенно, имея очевидное превосходство, но открывшиеся ему масштабы истины на краткий миг ошеломили, лишив дара речи. — Вы поступили с ним так… из любви, — не вопрос, не утверждение, простая попытка высказать поразившую его мысль, для которой не существовало правильных слов в великом множестве языков, Владу прямо или косвенно ведомых. — В память о дочери. Из двух зол… я выбрал меньшее. Я защитил её сына, как смог. «Господь всемогущий! — впервые Дракула воззвал к нему так открыто, едва удержав эти безусловно губительные для окружения слова за зубами и с трудом поборов ставшее вдруг невыносимым желание рухнуть на колени. — Это суд, что ты вверяешь мне вершить над ними? Это я должен делать от твоего имени?! Наказывать за то, в чём был перед тобой виновен сам?..» Надёжно удерживая чужой иллюзорный взгляд и не позволяя отвести, Влад сделал несколько осторожных шагов на сближение, вновь подступая почти вплотную. — Обращаясь ко мне с просьбой не трогать Источник и не искать в нём душу твоего внука, — голос Дракулы волна за волной ультразвуком оглашал пещеру, возвращаясь из её необозримых глубин рычанием по неосторожности разбуженного, разъярённого монстра. — Понимаешь ли ты, — Влад почувствовал, как возвращающаяся к нему энергия меняет свою плотность, как вслед за этим неуловимо изменяется для него ракурс обзора, позволяя смотреть на предстающего перед ним с высоты, многократно превосходящей рост человеческой формы. — Кто… я такой? — Свет творения над вашей головой никогда не позволит мне забыться, Ваше Величество. Разница в росте больше не предполагала контакта взглядов, но Дракула ещё не закончил, а донести мысль намерен был глаза в глаза и никак иначе. Безусловно ему повинуясь, тёмная энергия обратилась цепкими путами и сковала астральную проекцию, поднимая её в воздух вровень с уровнем, на котором Влада поддерживали его распростертые на полный взмах крылья. Густую, уплотнившуюся демоническую ауру мгновенно заставило съежиться усилившееся лазурное свечение, напуская на искаженное дисбалансом энергий пространство тень нимба. — Если я сейчас обличу вам истину такой, какой её позволено видеть мне, адитум, есть всего два пути дальнейшего развития событий. Вы не примете мои слова на веру и легко отмахнётесь от них, продолжив считать, что поступили правильно. Или вы поверите моим суждениям, и это рано или поздно уничтожит вас. А к подобному я не стремлюсь. Вопреки убеждениям Пандемониума, я не собираюсь лишать адитумов их власти. Более того, я не собираюсь лишать… вас власти, обрекая кого-то другого на эту незавидную, но вами успешно занимаемую должность. Если, конечно, вы не дадите мне для этого повод. Неотрывно Дракула смотрел в глаза медленно тающего под действием лазурного свечения фантома, всё пытаясь и одновременно остерегаясь заглянуть глубже, искушаясь необъяснимым желанием копнуть дальше поверхности, сквозь зыбкую астральную иллюзию дотянуться до того, по чьему подобию она создавалась, и убедиться, что демон не солгал ему, что он действительно не знал способа вытащить душу из Источника. Но даже будь оно взаправду так, чем эта убежденность поможет делу? От своего намерения Влад отступать не собирался. — Я знаю, остальные сейчас наблюдают. Они слышат меня наравне с вами, адитум Прокул. Так внимайте же! — Дракула намеренно выдержал паузу, обращаясь ко всем одновременно. — Отныне ни одна душа, даже будучи приговоренной к высшей мере, здесь не закончит свой путь. Это мой первый приказ, как вашего Повелителя! — Дракула медленно развёл в стороны руки, осматривая внимательным взглядом подсвеченное его же аурой пространство. Голос его гремел под замкнутыми сводами, заставляя застывшие в вечности глыбы камня дрожать и осыпаться пылью, образуя бреши в прежде нетленной конструкции, намечая бледные дорожки лунного света на неприкасаемой озёрной глади. — Вода и звёзды… — подняв голову вверх, почти шёпотом произнёс Влад, уже не обращаясь ни к кому конкретно, но безусловно слышимый всеми. — Пожалуй, здесь отныне и найдёт своё место мой тронный зал, — он скользнул взглядом по исчезающей проекции, медленно распадающейся клочками цветного дыма. — И очень скоро вы войдёте сюда во плоти. Дракула зачерпнул рукой воздух, развеивая остатки фантома. Мелкая дрожь усилием сдерживаемой ярости продолжала сотрясать его тело, потому что отступать от своих принципов — бежать от сложностей, ища обходные пути, он всеми фибрами ненавидел. Он ненавидел отпускать виновных безнаказанными, хотя только что именно так и поступил, потому что посчитал себя недостаточно компетентным, чтобы судить. Хотя это исключительное право он имел. Он мог предъявить вину, мог уничтожить древнего демона одной лишь фразой, вынеся ему аналогичный приговор, что тот однажды вынес своему внуку, посчитав себя вправе это сделать. Однажды Локид сказал, что у тёмных, подстать их природе, зачастую весьма извращённые понятия любви и прочих привязанностей, свойственных смертным. Дракула тогда этому пояснению значения не придал, и лишь теперь узрел ту самую упомянутую «извращённость» на наглядном примере: демон настолько боялся лишиться внука — единственного наследие умершей дочери — что в итоге наказал его страшнее, чем это мог сделать Всевышний. Чем это уже было сделано в сам момент свершения преступления, когда Ноэ в один момент лишился и любви, и дружбы. А ведь содеянное адитум совершенно искренне считал и продолжает считать поводом для гордости, веря, что душа его внука всё это время служила благой цели… Насколько невозможным это было для понимания, что даже сам Ноэ этого не осознал за всё время, что у него было? Или… осознал, но не посчитал Влада, превозносящего человеческое, способным разделить подобную точку зрения? А сам он? Разделял ли? Принимал ли такую любовь? Дракула старался не пускать в своё сознание навязчивые мысли о том, как дорого он мог бы дать за возможность вновь встретиться с другом. За возможность оказаться рядом с ним в час его нужды. Но у Влада не было больше права торговаться со Всевышним, не за такого, как Ноэ, и всё, что он мог сделать — это вызволить его душу из незаслуженного ада. Без одобрений, без подсказок, опираясь лишь на собственное чутьё и возможности, пределы которых ему были неведомы. Тем временем недвижимую гладь тонкими полосами пронзали блеклые лучи лунного света. Паря на крыльях, неуловимо подстраивающих свой размах и положение под доступную площадь свободного пространства, Дракула надолго завис над поверхностью озера, вглядываясь в непостижимые даже для его взгляда глубины и надеясь рассмотреть в них подсказки к тому, что ему делать дальше. Но он смотрел в бездну, а бездна — в него, молчаливо и испытующе. Своей невозмутимостью она будто бросала ему вызов, а Влад был не из тех, кто отступает. Даже перед неизвестностью. Под действием его ауры своды продолжали медленно рушиться. В котловину летели цельные каменные глыбы и их обломки, погружаясь и бесследно исчезая под поверхностью, не оставляя после себя даже лёгкой ряби. Полосы лунного света постепенно становились шире. Силы адитумов, до сих пор поддерживающие в целостности это место, конфликтовали с силой Дракулы, противоположные энергии вступали в резонанс, заставляя исходить дрожью всю материю от земли до атмосферы. Где-то высоко снаружи сталкивались облака, порождая громовые раскаты. Росчерки молний — частицы эфира — притягивались озёрной гладью, ветвящейся сетью рассекали воздух, ударяясь о поверхность и приводя в штормовой хаос прежнее статичное постоянство, заставляя гладь плескаться, бурлить и вздыматься волнами, норовя выплеснуться из удерживающих её каменных берегов. Во все стороны бесконтрольно летели брызги, они попадали на кожу, но Влад не ощущал ни их влаги, ни температуры, ни текстуры, ни плотности… Он держался достаточно близко к происходящему, чтобы его касались гребни вздымающихся волн, но и они не несли никакой новой информации, лишь омывали доступные участки, не обращая никакого внимания на усиливающееся свечение ауры. Дракула чувствовал, что превращается, хотя у него, как и прежде, не было возможности наблюдать изменения со стороны. Ныне бурлящая и почти закипающая под действием бьющих в неё разрядов бездна, как и её прежняя безмятежная гладь, не отражала ничего. Процесс разрушения был запущен, остановить его не представлялось возможным. Эфемерная жидкость, словно дразня, плескалась у самого лица Дракулы, и он больше не видел смысла оттягивать неизбежное. Инстинктивно сделав глубокий вдох, он закрыл глаза и опустился ещё ниже, позволив бурлящему скоплению энергии себя подхватить, медленно в него погружаясь… Как только это произошло, на изнанке его сомкнутых век выжженным клеймом вспыхнула печать Прокула — спираль пространственно-временной сингулярности. С момента превращения в Дракона Дракула интуитивно постиг и подчинил своей воле лишь одно проявление её двойственной природы — пространство. В ином не возникало нужды, теперь же он попросту не видел для себя другого способа познания и достижения цели. Ведь, среди прочего, Влад прекрасно помнил и впредь никогда не забудет наставление Всевышнего в тот единственный раз, когда он сподобился с ним говорить: «Не проси о том, на что способен сам». Под очередным ударом молнии свод пещеры окончательно обвалился, открывая неустанно пронзаемое разрядами небо. Воды озера, прежде не имеющие цвета и не способные испаряться, напитываясь эфиром, постепенно становились лазурными — в толще их в противоположную течению времени сторону закручивалась воронка… Открывался портал. Но не в пространстве, ведь Дракон уже находился в единственно правильном и неизменном на протяжении всего своего существования месте. В самом Источнике. Только в неправильный, упущенный момент времени. Когда покорившийся силе ведущей его стихии Влад вынырнул, глубоко и жадно вдохнув пустой воздух мощной грудью, над головой его вновь сомкнулся ограничивающий пространство мрак непроницаемых сводов. От разрушений не было заметно и следа, каменные берега не изменили своей прочности, не позволяя наполнению плескаться выше безопасного уровня. Всё вернулось на изначальные, всё было неизменно, как и в любой другой капсуле времени… Единственным нарушением незыблемого постоянства было существо, погруженное в Источник как в купель. Не человек, не зверь… Здесь оно было своим и чужим одновременно. Здесь оно одновременно было и не было. От него равномерно во все стороны по поверхности расходился рельеф идеальных кругов, не достигая берега… Пока Влад сам на него не выбрался, продолжая, насколько это было ему доступно, осматривать себя и присматриваться к окружению. Вернув себе узнаваемое человеческое обличие, Дракула неспешно брёл вдоль каменистого берега, неизменного от момента своего создания и вплоть до разрушения тысячелетия спустя. Пока по статичной озёрной глади не прокатилась уже знакомая рябь, возвещающая о всплеске чужеродной энергии. — Адитум Прокул, — на этот раз Влад не понизил голос, прекрасно осведомлённый об эффекте, и его приветственное обращение громовым раскатом огласило пространство. — Всё сбылось, как я пророчил, не правда ли? Не прошло и мига на многомерных часах Вселенной, как вы снова здесь, передо мной. Во плоти, — Дракула медленно обернулся к бесу. — И с ценным подношением в виде только что препарированной души, — Влад сделал первый шаг навстречу вошедшему, поднимая перед собой ладонь и напоказ медленно складывая чашей пальцы, светящиеся лазурью. — Вы отдадите её мне, — не просьба, не требование, не приказ — констатация факта, столь же не поддающегося сомнению, как его титул единовластного хозяина тёмного престола и данная ему Всевышним сила Дракона. Замерев на условно безопасном расстоянии и не пробуя подойти ближе, демон долго смотрел на силуэт, окутанный лазурной аурой божественного света, и в бездонном взгляде его рождались и гасли звёзды, сталкивались и расходились галактики, эпохи миров в своей бесконечности вероятностей следовали одна за другой, бесконечно сбываясь и опровергаясь… Пока на смену удивлению и первозданному ужасу перед превосходящей силой не пришли понимание, узнавание… и смирение. Склонившись в глубоком почтении, сверхъестественно плавным движением тёмный преклонил колено, безоговорочно признавая и принимая волю и могущество воплотившегося властелина тьмы. — Как будет угодно тёмному Королю. Не поднимая взгляда, бес снял с руки перчатку из тонкой чёрной кожи в тон мантии и простёр к Владу старческую, худосочную ладонь. На её внутренней стороне вместо морщин и характерных папиллярных линий Дракула увидел тот же родовой знак, только уже не светящийся энергией, а высеченный источающей кровь, пульсирующей раной прямо на коже. Как до недавних пор у Влада на груди была насечена метка пёсьей головы, связавшая его и Шакса кровью. — Настанет день — и мальчишка предаст ваше доверие, Повелитель. Повелевая разрушительной энергии эфира высечь на своей ладони аналогичный знак, но в зеркальном отражении, с витками спирали, закрученными по ходу часовой, Влад протянул демону свою руку, одновременно вынуждая того под силой стремительно устанавливающейся связи податься вперёд, сокращая расстояние до минимального. — Он уже это сделал, — Дракула обхватил ладонь беса своей — вспыхнувшей свечением и преобразующейся в покрытую чёрной чешуёй когтистую конечность. — Но судить его на этот раз будете не вы, адитум, не Пандемониум. И даже не тот, кто выше нас. Судить Ноэ Локида… буду я. В глазах, что видели творение и разрушение, рассветы и закаты цивилизаций, что смотрели и наблюдали сквозь многомерное пространство и время, впервые отразилась доныне ещё непознанная Вселенная — первобытный страх перед абсолютной силой высшей власти. Перед тем, в ком слились воедино Тьма и Свет — две первичные энергии созидания и разрушения, с которых однажды началось Творение всего сущего. — Как вам будет угодно, Повелитель.