…Именно те, кто обличён высшей властью,
Не чураются грязи и с упоением валяются в ней.
Они стоят выше морали и законов. ©
— Не дёргайся! — предостерёг Лео, положив руку Генри на плечо, тем самым понуждая его остаться на месте вопреки безусловному рефлексу бежать от опасности. Лайя же, сделав неспешный, но уверенный шаг навстречу явлению, свободно протянула руку, раскрытой ладонью вверх. Отзываясь ей так же, как отзывалась Владу, остаточная энергия эфира поплыла по воздуху ей навстречу, свечением трогая сперва кончики пальцев, затем ладонь, затем медленно впитываясь в кожу, сливаясь с её аурой и становясь с ней единым целым, не представляющим более опасности для материального мира и его обитателей. — Я отменяю распоряжение Магистра о наблюдении за аэропортом, — Бёрнелл обернулась в сторону двоих мужчин, наблюдающих происходящее с выражением глубоко шока на вытянувшихся лицах. — Вы можете отправляться домой, мистер Майерс и… — чуть склонив голову набок, Лайя удостоила более внимательным взглядом того, кто не успел представиться, до сих пор оставшись безымянным. Лэствилл был небольшим городком, где по большей части все друг друга знали едва ли не по именам. — Мюррей?.. Оливер Мюррей, верно? Ты работал бариста в кафе у Марго? Знали по именам и в то же время не имели ни малейшего понятия о том, что на душе, в мыслях и, что немаловажно, в крови тех людей, с которыми встречались ежедневно. — Верно, Госпожа! — молодой парень, вполне вероятно, её ровесник, который, казалось, ещё совсем недавно с приветливой улыбкой добродушного простака подавал ей капучино, теперь нарочито избегал смотреть Лайе в глаза, ведя себя так, будто каждую секунду готов был пасть ниц. — Что ж… — до сих пор не осознавая и не примеряя к объективной действительности своё привилегированное положение, Бёрнелл вынуждена была в рекордно короткое время примириться с той властью, которое в кругу избранных посвященных имело одно её слово. — Вы свободны от всех распоряжений Магистра, джентльмены. И хоть Лайя вполне успешно держала лицо, не смогла не бросить в сторону Лео умоляющий взгляд, понимая, что по-прежнему бесконечно далека от принятия своих должностных обязанностей. — Поехали домой, — пришел на помощь Нолан, поняв девушку с полувзгляда, если не с полумысли. Стоящий и молча созерцающий происходящее Генри, не дожидаясь вербальной просьбы, протянул Лео ключи от машины. Под металлический перезвон подброшенного в воздух и ловко пойманного брелка с гравировкой застывшего в прыжке ягуара оживился Майерс: — Госпожа! Позвольте сопровождать вас… — В этом нет необходимости, — отрезал Нолан голосом, не подразумевающим возражений. — Вы свободны, — он наградил обоих новобранцев красноречивым взглядом, огнём полыхнувшим в очередной вспышке молнии. — До получения иных распоряжений. Брат, мы оставляем тебя без колёс? — подстраиваясь под удивительно плавный и быстрый, с учётом приличной высоты каблуков, шаг Лайи, устремившейся к одиноко припаркованному метрах в ста «Ягуару», на ходу Лео обратился к Генри, уже привычно занявшему своё место справа от него. — Садись, подбросим до центра… — Нет необходимости, — мужчина напоказ потряс ещё одним брелком, висящим у него на пальце вместе с ключом зажигания. — У КПП меня ждёт байк, — Генри тронул Лео за плечо. — Рад, что вы вернулись, — он проводил взглядом женскую спину, проворно скользнувшую на переднее пассажирское сиденье спорткара. — Всё… в порядке? — всё же в тембре голоса его продолжала отчётливо звучать настороженность. — Лучше не бывает, — уверил Лео, ответным тоном убеждая, но при этом ясно давая понять, что не намерен разглашать подробности. — Я наберу тебе сразу, как только буду в состоянии заняться делами. — Да, разумеется и… брат… — словно вдруг вспомнив о чём-то важном, Генри во второй уже раз осторожно коснулся плеча Лео, ненавязчиво подталкивая в сторону от водительской двери. — На пару слов. Нолан пошёл на поводу, хотя направлять его необходимости не было, он уже считал кристально прозрачное намерение, широкими шагами обогнув автомобиль, чтобы добраться до багажника. Оба мужчины замерли в нетерпении, пока поднималась его автоматическая крышка, открывая обзор на содержимое. И пусть сюрпризом благодаря всё той же выборочной телепатии оно для Лео не стало, он всё равно посмотрел на Генри с удивлением и укоризной. — Ты всё это время хранил его в багажнике?! Поверх ткани, в которую был завернут большей частью своей длины, лежал меч Святого Матфея — окроплённое святой кровью, родовое оружие, в Человеческой ветви традиционно принадлежащее великим Магистрам, на нём же приносящим клятву защищать возродившуюся Основательницу. — Почему не вернул отцу Лайи? — При всём уважении… не от него я его получил, — ответил Генри, до сих пор ощущая текущие по венам фантомные отголоски той силы, что он почувствовал, прикоснувшись к древнему клинку, сражаясь им в пришедших одна за другой кровопролитных битвах, призвавших все четыре благословенных рода встать спиной к спине и плечом к плечу. — Я ждал твоего возвращения. И твоих личных распоряжений. Лео кивнул, принимая объяснение к сведению, и закрыл багажник. Он знал, что Лайя, продолжающая сидеть в машине, всё слышала наравне в ним, и ему не было нужды пересказывать ей имевший место быть диалог. — Спасибо, — Нолан напоследок поднял взгляд на своего доверенного помощника, с сожалением подмечая, что лицо и взгляд того по-прежнему оставались напряжены, будто он готов был сию секунду броситься в новый бой. — Что подменил меня. Теперь поезжай домой, отдохни. Отчёты подождут. — Да, сэр, — Генри коротко кивнул, используя самое безобидное из предписанных официальным протоколом обращений. Когда Лео завёл двигатель, свинцового цвета небо прочертила очередная ветвистая молния. Она уже не побуждала львиное чутьё поднимать дыбом все вопросы на теле, предупреждая о смертельной опасности, как раньше, но всё равно ясно давала понять, что первопричина набирающей обороты бури отнюдь не в стремлении Влада в очередной раз оставить Лэствилл без связи. — Что у вас произошло? — без преамбулы спросил Лео, обратившись взглядом к Лайе. — Влада срочно долг и корона призвали, или?.. Прежде, чем ответить, девушка подумала, насколько близка случайная догадка друга к тому, что в скором времени обернётся неизбежной реальностью — тёмный мир призовёт своего властелина, а, значит, у них с Владом осталось не так уж много времени, чтобы уделить внимание «земным» делам. — Или, — просто ответила Бёрнелл, глядя на проносящийся мимо мрачный пейзаж. — Кажется, его призвал мой отец. Сколь бы высоко ни было положение Магистра, Влад ему не подчинялся, как и никому из Ордена. Но он никогда не отказался бы от этой встречи. Отец, в свою очередь, ни за что не откажет себе в стремлении выведать у Влада всю правду как она есть, непременно подняв те темы, обсуждать которые обоим будет непросто. Не сейчас. Видимое пространство перед глазами Лайи стремительно растворялось, утягивая её разум в пучину домыслов и догадок. Это всё, что ей оставалось, ведь она обещала любимому не подглядывать, не искать его мысли в своих, не вытягивать из подсознания образы, указующие его местонахождение… Но как же невыносимо сложно было придерживаться данного обещания теперь, когда тревога за исход встречи двух самых важных мужчин в жизни девушки только росла. Тревога, никак не связанная с классическим понятием одобрения… Узкая дорога на две полосы, по обеим сторонам окаймленная лесополосой из высоких деревьев, пустовала. Но по лёгкой дрожи асфальтного покрытия, по далёкому звуку работающего двигателя, по составу воздуха и непрерывно меняющимся потокам энергии Дракула предвидел приближение несущегося на скорости автомобиля также ясно, как и то, куда тот направлялся. По пригородной трассе к выезду из штата, в сторону ближайшего крупного аэропорта. Сотканные из энергии крылья истаяли за спиной мужчины, и неспешным человеческим шагом он продолжил двигаться навстречу приближающейся машине, заведомо не собираясь сходить с траектории движения. Даже когда та появилась в поле его зрения, даже когда от начатого экстренного торможения взвизгнули тормоза. Влад не шелохнулся и не сменил направления своего взгляда, пронзающего пространство, даже когда полторы тонны обработанной человеческим гением стали замерли от него в считанных сантиметрах, а позабывшего о ремне безопасности водителя инерцией торможения швырнуло грудью на руль. Влад продолжал смотреть. Настойчиво, глаза в глаза, ровно до того мгновения, пока не прочёл во взгляде напротив узнавание. — Вы, — губы человека по ту сторону лобового стекла пришли в движение. — Влад Дракула. Отступив на шаг от бампера, Влад ответил учтивым наклоном головы. Помня об ограниченной остроте человеческого слуха, он терпеливо дождался, пока водитель оценит обстановку и решится покинуть своё сомнительное укрытие. Как только он это сделал, Дракула снова заговорил: — Магистр Бёрнелл… Несмотря на то, что помыслы ваши и сами вы прямо сейчас стремитесь туда, где моё гостеприимство весьма ограниченно, — в несколько медленных шагов оказавшись перед мужчиной, ловя на себе его полный осуждения и ненависти взгляд, Влад вновь склонил голову, на этот раз в глубоком почтении, — встретиться с вами — честь для меня. Магистр сжал кулаки, стараясь скрыть овладевающую телом дрожь. Встреча, ради которой он готов был пойти на любое безумство, оказалась ему навязана, на условиях того, кто разжигал в нём ненависть одним своим видом. Имея доступ к многовековой истории Ордена и древним знаниям, узрев воочию воплощённых ангелов, одним из которых была его родная дочь, Бёрнелл знал, на что обращать внимание в первую очередь, умел различить характерные черты во внешности, в поведении… Те черты, что не оставляли ни крупицы надежды. Как не оставляли её глаза представшего перед ним средь бела дня, пылающие изнутри праведным светом, рассечённым перекрестием зрачка, не позволяя, вопреки отчаянному желанию, отвести взгляд, вынуждая смотреть, мимо воли подмечать детали, осознавать… получать прямое подтверждение тому, что так решил никто иной как сам Всевышний. Что дланью Господней, неумолимой в свершении своей единой воли, нимб был снят с головы его дочери и надет ему — кровожадному монстру, убийце и мучителю, сгубившему сотни, если не тысячи душ. Дьявол в личине Дракона возродился в миг смерти его дочери, и теперь он представал перед ним, явлением своим демонстрируя свою новую природу, свою неуязвимость, Богом ему данные, а, стало быть, неоспоримые и непоколебимые, неважно, сколь сильна будет боль утраты и жажда отмщения простого смертного… — Что ты знаешь… о чести, явившись только сейчас? Воистину, бойся желаний своих. Удовлетворив своё — узрев Цепеша во плоти и заглянув ему в глаза, Бёрнелл не увидел в них ничего из того, на что имел отчаянную глупость понадеяться, поверив, будто в этом монстре ещё осталось что-то человеческое. — Спустя двадцать четыре года её земной жизни? — ответил Дракула вопросом на вопрос. — Или три дня от того момента, как рука вашей дочери увенчала нимбом мою голову? В обоих случаях у меня были веские причины не представляться вам, Магистр Бёрнелл. Но теперь я перед вами, чтобы просить вас меня выслушать. Глаза… Глаза чудовища цвета небесной лазури — ауры и энергии жизни его любимой девочки. Съедаемый заживо жаждой отмщения и ненавистью, которую заведомо не имел возможности свершить, мужчина теплил слабую надежду лишь на то, что искреннее сожаление в глазах обстоятельствами вынужденного убийцы поможет безутешному родителю хотя бы ненадолго унять собственное горе. Но этим глупым чаяниям не суждено было сбыться, потому что представший перед ним дьявол с человеческим лицом определённо ни о чём не сожалел. О том, что произошло и что он совершил, он не скорбел. Гордо демонстрируя свою обретённую божественную природу, он явился не виниться, не сопереживать… — Мне не важны причины, — едва не теряя самообладание, выдал Бёрнелл в бесстрастное лицо Дракулы. — Ни одна из них! Я лишь хочу знать, как это было! Ты должен мне ответить! — мужчина протянул руку, машинально желая сгрести одежду на груди стоящего напротив и притянуть его к себе, считая себя вправе требовать хотя бы одного — правды. — Она страдала? «Что от неё ты оставил, зверюга? Оставил ли… хоть что-нибудь?.. Чтобы мы с Энни могли проститься с нашей девочкой…» Влад бы отвёл взгляд, чтобы не слышать, не читать чужую безутешную в своём горе душу, но прямо сейчас он не мог позволить этой роскоши ни себе, ни своей невольной жертве, в момент зрительного контакта вынужденной делиться с ним всем: от мыслей и намерений, до всего спектра переживаемых эмоций и жизненной энергии. Но не смотреть глаза в глаза Влад не мог, сам бы подобного не потерпел и ни за что не удостоил бы подобным отношением отца своей возлюбленной. — Как правильно, однако, вы спросили, Магистр… — сама формулировка вопроса заставила Влада на миг задуматься о том, как часто Господь чужими устами даёт прямые подсказки, в большинстве своём погребаемые в лавине противоположных убеждений и остающиеся в итоге никем незамеченными и пустыми. — «Как это было?» Потому что теперь я могу вам прямо ответить, — инстинкты понуждали Влада опустить взгляд на чужие руки, комкающие в кулаках одежду на его груди, но он игнорировал этот порыв, продолжая неотрывно смотреть оппоненту в глаза, позволяя видеть в них веру в правдивость собственных слов. — Этого не было. И доказательства тому ждут вас дома, Магистр, куда Лео Нолан сейчас везёт вашу дочь — живую и невредимую. Когда суть сказанного дошла до опьянённого скорбью разума, Бёрнелл резко разжал кулаки и отпрянул — слова вкупе с энергией, беспрерывно излучаемой Дракулой, отбросили его назад подобно удару под дых, напрочь лишившему способности дышать. Усилием воли восстановив контроль, Магистр вновь поднял взгляд: «Бойся того, кто озвучивает твои сокровенные желания, ибо, обернувшись змеем, за их исполнение он взыщет твою душу…» Влад прочёл эти строки в отражении человеческих глаз, продолжающих взирать с вызовом, с ненавистью и лишь с блёклой тенью надежды, встрепенувшейся в глубинах сознания. Что ж… Вспоминая свою собственную реакцию, с первого раза получить отклик в виде непоколебимой веры в его ничем неподкреплённые слова Влад и не рассчитывал. Он на личном, многовековом опыте убедился, как ненависть ослепляла и оглушала, а страх поверить — купировал все чувства одновременно, мешая принятию истины. Дракула не мог требовать иного отношения к себе и своим словам, потому что знал — он получал именно то, что заслужил. Однако это всё же не отменяло объективной действительности, сложившейся вопреки всем пророчествам. — Вы желали правды, магистр Бёрнелл. От её очевидца и творца. От меня. Я перед вами и готов её озвучить, — Влад вновь посмотрел мужчине в глаза, ожидаемо не похожие на глаза Лайи, восстанавливая контакт взглядов. — Но готовы ли вы слушать? Иначе я не потрачу ни секунды вашего времени. Небо со стороны океана прочертила очередная ветвистая вспышка. Одинокий на пустом шоссе спортивный автомобиль, нарушая скоростные лимиты, мчался вперёд. Украдкой наблюдая за подругой, Лео не мог отделаться от навязчивой мысли о том, как в очередной раз правильно, по писанному канону всё складывалось. Ведь именно он, кому прочили роль защитника, кого желали видеть рядом с Лайей, вез её сейчас к семье, зная, однако, кому на самом деле принадлежало последнее слово и решающая роль в её воскрешении. Хотел бы он, чтобы и остальные, те, кто по природе своей не вхож в их энергетическое единство, когда-нибудь это поняли… — Все в порядке, Ласточка? Лео старательно выбирал наиболее безопасный путь, не демонстрирующий раньше времени следы бойни и разрушений, но когда они съехали с кольцевой в жилой квартал, всё стало очевидно, хотя уже и не так шокирующе, как в первые часы после. — Да, только… — Лайя на удивление легко отвела взгляд от вида за окном: сломанных деревьев, местами вывернутых с корнем, покосившихся ограждений и истерзанных живых изгородей. — Должно быть, это жутко глупо после всего, что мы пережили, но я… волнуюсь. Это было правдой лишь отчасти. Самой простой и поддающейся словесному описанию эмоцией из всех, что бушевали внутри неё. Изнуряющее, скручивающее тугими узлами внутренности волнение овладело ею лишь на несколько мгновений, сменившись после ледяным спокойствием и отрешённым безразличием, с которым она готова была принять любой исход этой встречи. Она хотела увидеть родных, её сердце рвалось к ним, но… она больше не испытывала прежнего трепета от возвращения домой. Больше Лэствилл не был ей домом. — Нет, не глупо, — возразил Лео, накрыв руку Лайи своей и легонько сжав. — Это нормально. В конце концов, мы ведь люди, а не истуканы. И живём среди людей. Манёвренный «Ягуар» сбавил скорость, продвигаясь по узкой улочке. Далеко впереди Лайя уже видела свой дом, пострадавший сильнее остальных, хотя причиной такого скверного первого впечатления вполне мог быть факт, что именно её семья не торопилась убирать последствия. Всё выглядело так, будто вблизи дома прошёл выбравшийся из океана смерч, причём, выбравшийся только что и вырвавший с корнем две высокие туи. Поваленные, с почерневшей, обугленной листвой, они преграждали подъезд, что, видимо, было только на руку жильцам, ограждая их от нежелательных посетителей, стремящихся из вежливости посочувствовать сквозь собственную уничтожающую скорбь. Или позлорадствовать сквозь подавленную ненависть. Ведь далеко не каждый в городе был посвящен в тайны Тетры, зато было полным-полно знающих или, по крайней мере, подозревающих о том, кто именно поспособствовал появлению нечисти в городе. — Посидишь в машине? Я подвину завалы — сможем подъехать ближе… — Не нужно, — Лайя уже отстегнула ремень, собираясь покинуть салон и оставшееся расстояние дойти пешком. — Не сейчас. Вопреки подспудному ожиданию учуять запах гари и ничего кроме, в лицо девушке пахнуло грозовой свежестью и океаном, откуда порывами налетал ветер, трепля волосы и прохладой цепляя оголённую кожу. — Бр-р-р… — оценив не предвещающие ничего хорошего погодные условия, Лео тряхнул растрепанной шевелюрой в попытке убрать пряди с глаз и повыше поднял воротник подбитой овчиной джинсовки. — Идём, пока нашего Дракона не раздраконили на ливень. Лайя моргнула, с трудом отводя взгляд от жёлтого пятна света в окошке мансарды — места, с первого взгляда полюбившегося Милли, когда они только приехали смотреть этот дом после совершеннолетия Лайи. Именно там в последствии единогласно решено было обустроить для сестры комнату. Сама того не замечая, девушка улыбнулась. Теплоте воспоминаний прошлого и ощущениям из настоящего. Милли всегда ждала её возвращения домой на каникулы, пока Лайя была студенткой, а потом — из рабочих разъездов и частых командировок, в которые приноровился спроваживать её Винсент, когда понял, что именно она приносила галерее самые выгодные контракты. Правда, взгляды на причину у них всегда разнились, ведь Лайя всегда ставила исключительно на свой профессионализм и познания в искусстве, тогда как её бывший босс — на привлекательную внешность молодой сотрудницы. — Лайя?.. — раздавшийся слегка неуверенный, но от этого не менее звонкий голос — почти визг заставил Бёрнелл непроизвольно вздрогнуть, вцепившись в руку друга гораздо крепче, чем то предполагала его помощь перешагнуть поваленное дерево. — Сестрёнка! Лайя инстинктивно обернулась на окрик, и опаленные, крошащиеся трухой ветки туи мазнули её по лицу, на миг заставив зажмуриться. Однако это не помешало ей сориентироваться в стремительно изменяющейся обстановке и повернуться точно туда, откуда мгновением позже, перепрыгнув, кажется, за раз все ступеньки покосившегося крыльца и остальные препятствия на пути, на неё с разбега налетела Милли. — Я-знала-я-знала-я-знала… — сквозь сбитое бегом дыхание, захлебываясь словами, она тараторила так быстро, при этом сжимала так крепко, что в иных обстоятельствах Лайя бы поразилась, откуда у сестры взялось столько сил, но сейчас это резко перестало иметь значение, потому что ей хотелось одного лишь — вернуть отчаянные объятия, прижать к себе в ответ и не отпускать. Пока не ослабнет страх и не будут выплаканы все слёзы. — Милли! Вернись в… Предостережение повисло в воздухе, так и оставшись недосказанным, а потрясённый резкий выдох был подхвачен порывом ветра и унесен прочь. В тёмном прямоугольнике входной двери, бледная, как полотно, с плещущимся шоком и неверием в глубине карих глаз, стояла Энни Бёрнелл. — Л-лайя?.. — Мама… — по лицу девушки обжигающими дорожками покатились слёзы. Будто не свои — все те, что скопились в ней самой, она выплакала полностью и без остатка ещё в самолёте. Эти были отражением чужих, заставляющих всё внутри болезненно сжиматься от осознания, сколько страха и боли пережили её родители в последние несколько дней, в какой изнуряющей неопределенности они жили каждую секунду от момента появления Лайи на свет. Капля упала на руку, заставив вздрогнуть от того, насколько всесторонне обостренной оказалась чувствительность. Затем ещё одна и ещё… Каждая моментально впиталась в кожу, словно в губку, оставляя её совершенно сухой, но окутывая идущим изнутри лёгким свечением. Не прошло и нескольких секунд, как воздух прорезали косые линии проливного дождя, а по крышам забарабанили крупные капли, наполняя воздух одновременно миллиардами брызг. Краем сознания Лайя понимала, что человеку не положено видеть и ощущать и десятой доли всего того, что видела и ощущала она. Каждую каплю в отдельности как частицу энергии, ей безусловно подвластной… Крепко зажмурившись, чтобы не отвлекаться, Лайя попыталась ступить шаг в направлении дома, но поняла, что не может. Из-за повисшей на ней сестры, которая, наверное, не почувствовала бы, даже если бы обе они в это самое мгновения увязали в воде по пояс. — Милли… — Идём, — Лео подошёл и осторожно обнял Милли за плечи сзади, ненавязчиво попытавшись отстранить от Лайи. — Дождь начался. Идёмте скорее в дом… — Лео?.. — Милли потеряно моргнула, только теперь, кажется, осознав, что рядом с ней, помимо сестры, находился кто-то ещё, и тут же пробуя сбросить с себя чужие руки. — А В-влад?.. — её заплаканный покрасневший взгляд растеряно метался в заливаемом водой пространстве. — Где Влад?.. — она запустила руку себе в волосы, убирая с лица стремительно намокающие пряди. Учитывая не располагающую к беседам обстановку, меньше всего Лайя ожидала, что Милли побеспокоится или хотя бы вспомнит о Владе, но тревога и непонимание в её глазах были совершенно искренними, как если бы она наперёд знала об их приезде, а теперь среди не званных, но каким-то образом предвиденных ею гостей не досчитывалась лица. — Он и папа скоро приедут, — приобняв сестру, шепнула Лайя. Ей очень хотелось спросить, откуда Милли узнала об их приезде, но она не стала сейчас тратить на это время. — Идём же! Но не успела она ступить и шага, как снова оказалась в объятиях. На этот раз маминых. — Девочка моя… — горячее сбившееся дыхание обожгло Лайе шею. Мамины руки неуверенно заскользили по телу, то сжимаясь, то ослабляя хватку, будто силясь убедиться в реальности происходящего, но опасаясь, что чудесное видение вот-вот развеется призрачной дымкой, окажется сном, происками тёмных или вовсе плодом воображения, окончательно сошедшего с ума от горя. — Но… как?.. Небеса, наблюдая за ними, рыдали. Но теперь Лайе хотелось верить, что это были слёзы счастья. Чьи бы они ни были… В окне мансарды, наблюдая за происходящим снаружи, стоял силуэт, благополучно оставаясь никем незамеченным и неузнанным. Хорошо бы, человеческий детеныш сдержала на эмоциях данное обещание не болтать ни словами, ни мыслями о том, кого нежданно-негаданно приманила в этот мир её безудержная истерика по умершей старшей сестре. Нет, вечно тайно ныкаться по измерениям, как какая-нибудь низшая нечисть, надеясь на удачу и прикрываясь собственной несостоявшейся смертью Локид не собирался. Он лишь выжидал, пока ему подвернётся официальная возможность предстать перед Королём. Оставалось надеяться, что, прочитав его послание, проницательная, но совершенно неопытная в управленческих делах и удержании авторитета молодая Королева поймёт его причины и уважит его стремление… «…дождаться подходящих обстоятельств», — бес вывел последнюю строчку в коротком письме и, сложив из пергамента конверт, физически к нему не прикасаясь, взглядом оставил на обратной его стороне невидимый до определённого момента знак — иероглиф ока Гора. Никому и ни о чём не говорящая метка, кроме той, кому по уже сложившейся скверной традиции предназначалось тайное послание. Оставив конверт на столе рядом с карандашницей, в которой одиноко стояла невзрачная чёрная лилия с отвратительным белым крапом по центру сморщенных лепестков, Ноэ всё также без прямого прикосновения, дабы не оставлять явного энергетического следа, распахнул окно. С очередным порывом ветра, всколыхнувшего занавески, маленькая комната опустела. Не то, чтобы бес так рвался вернуться в тёмный мир, откуда не пойми как сумел выбрался, но он всё же предпочел бы, чтобы Его Величество, на радостях от дозволенного наглухо закрывший все лазейки в обе стороны, одумался и ослабил свою цепкую хватку раньше, чем Локиду вконец наскучит скитаться по жутко тесной планете и наслаждаться земными благами, что не так уж и изменяли своим тенденциям тысячелетия за тысячелетием… К тому же, слегка напрягал Ноэ факт, что за всё время с тех пор, как Дракон впервые взмахнул своими крыльями, едва не устроив Земле инверсию магнитных полюсов, он ни разу ещё не встретил тёмных созданий здесь, в подлунном мире. Он их не чувствовал. Ни высших, ни низших, ни даже тех, кто, как в своё время его родители, предпочёл мир людей в качестве места постоянного обитания. Это беспрецедентное доныне обстоятельство всё чаще возвращало беса к навязчивому вопросу: каким образом сам он оказался по эту сторону? Ещё и не где-нибудь в рандомной точке земного шара, а прямо рядом с вопящей навзрыд младшей Бёрнелл! Обычно Локид, будучи чистокровным демоном, свои перемещения в пространстве контролировал. Способность путешествовать между измерениями была сполна подчинена его намерению и желанию, направляемому его же собственной мыслью о конечном пункте назначения. В конце концов, он осознанно затрачивал свою энергию на создание портала и, как правило, сперва её нужно было сконцентрировать на каком-либо неодушевленном предмете, становящемся впоследствии артефактом для создания прохода. Чаще всего Ноэ пользовался фишкой, и мало кто из непосвященных знал, что на самом деле он не обладал способностью по щелчку пальцев раствориться в воздухе. Да, обычно именно так это и выглядело со стороны, но для этого у него всегда имелся соответствующий девайс! Или он мог его создать из подручных средств. А теперь он был гол, что сокол! Его энергии были перемешаны как какой-нибудь коктейль в шейкере у безрукого бармена, их потенциала едва хватало, чтобы кое-как поддерживать физический облик. До каких там порталов между измерениями, предвидения или хотя бы минимального понимая происходящего! Минимальной степени контроля над ситуацией! Но он не контролировал ни-че-го, в голове пчелиным роем зудели одни только вопросы, хотя Ноэ терпеть не мог вопросы без ответа, каких у него теперь было, что низшей нечисти нерезаной! Концентрированная энергия — не тёмная, не светлая, но совершенно чужая и его нутру незнакомая, плескалась внутри, на грани, даже время спустя не позволяя понять, восстановит она равновесие или окончательно его нарушит, что в случае Локида было равнозначно концу. И он уже был к нему готов, на своих собственных условиях, а теперь всё оказалось переиграно, и снова лучший ход оказался худшим. Если бы Лайя Бёрнелл, по глупости и незнанию сотворившая с ним эту вакханалию, не являлась той, которой являлась по праву рождения, бес бы не испытывал к её альтруистичному любопытству и толики снисхождения. И благодарность в нём ни за что не пересилила бы ненависть и желание во что бы то ни стало поквитаться. За выведанные тайны, похороненные в глубинах его сущности и благополучно остающиеся никем неузнанными на протяжении тысяч лет. Это же надо было додуматься… до поцелуя! Как будто без этого Владу мало законом обоснованных причин вбить в зале Пандемониума ещё один кол. Злость и досада — человеческие эмоции — выворачивали его внутренности наизнанку. Слепота и неведенье грядущего были для беса сродни имени божьему и святой воде, вместе взятым. Также, как в день убийства родителей, оказавшись запертым в четырех стенах собственным же импульсивным поступком, Ноэ хотелось кричать от бессилия, срывая себе горло. Но даже этого он позволить себе не мог! Если Его Величество ещё не объявил на него официальную охоту, это вовсе не означало, что его стоило умышленно продолжать дразнить и дёргать за хвост… В отличие от своего деда, страшащегося лишиться власти и влияния, или того же Карнивана, метящего на место своего отца в Совете, Локиду ещё были присущи здравомыслие и инстинкт самосохранения. Они подсказывали ему не будить лихо, пока оно тихо. И не лезть под горячую руку. Точно не сейчас. Дракона и так разъярили сперва на северное сияние планетарного масштаба, а теперь на полноценное цунами, которое без его прямого здесь присутствия давно бы превратило этот несчастный, соседствующий с океаном городишко во вторую Атлантиду. Ноэ стоял на ветхом пирсе, всё сильнее подмываемом водой с каждым приливом растущих волн, и отсутствующим взглядом смотрел вдаль, где давно слилась воедино воздушно-водная граница, поглотив горизонт. Как бесконечно глупо было всё то, что он испытывал, не в силах контролировать бурю, что бушевала не только снаружи, но и глубоко внутри, в нём самом. Как презирал и ненавидел он себя за то, что… ревновал! Да, он ревновал! Того, кто вопреки всем установкам и педантично возводимым баррикадам сумел стать ему другом! А теперь этот друг обрёл власть и силу, от которых всеми правдами и неправдами отрекался, и Локиду бы радоваться такому исходу — предвидимому и желаемому, да только… …Толку от радости, которую он не мог ни выразить, ни с кем-то разделить! Как не мог просто подойти к Дракуле, как раньше, с высокой колокольни плюя на положение, этикет и мнение всех возможных свидетелей, хлопнуть по плечу и сказать: «Здравствуй, дружище, давно не виделись!» Здесь, в людском мире о подобном не могло быть и речи, потому что вокруг Влада постоянно вилось беспрерывно источающее божественный свет тетраморфие, сполна отдающее отчёт своей природе и силе. Да и сам вчерашний тёмный от своих новоявленных старших братьев не отставал, фонтанируя небесной энергией так, что бес в своём нынешнем состоянии и на пять футов бы к нему не приблизился, рискуя обернуться кучкой дымящегося праха. Что касаемо тёмного мира… там существовала своя древняя субординация, основанная на негласном подчинении превосходящей силе, по сравнению с которой британский королевский протокол со всем его раздражающим церемониалом нервно курил в сторонке. И субординация эта определённо не подразумевала панибратского отношения к хозяину тёмного престола. Потому что подобное отношение, как и дружба, и любые другие намёки на сокращение дистанции автоматически означали больше внимания, прямой доступ к энергии высшей пробы, более обширный потенциал возможностей. Это неизбежно повлечёт за собой неравенство поданных в глазах властителя, что чревато недовольствами обделённых, восстаниями и вечными как само Мироздание войнами — буквально кругами ада — бесконечными лабиринтами, что стоят между имеющими высшую власть и теми, кто никогда не перестанет её жаждать. — Ну вот и всё, mio amico… — не слыша собственного голоса, произнёс Ноэ в безудержное завывание ветра и грохот волн о побережье. — Недолго песенка играла. Но этот опыт треклятой дружбы был… впечатляющим даже для меня. И за него я даже скажу тебе: «Crazie!» — хотя, к счастью, ты пока ещё веришь, что тебе больше не придётся иметь со мной дел. В этот самый момент Дракула, находящийся на другом конце города, посреди водоворота окружающих его событий вдруг подумал о поручении, которое дал Пандемониуму перед тем, как покинул тёмный мир. Среди бесконечного множества прочих — об одном конкретном, исполнение которого не требовало больших затрат энергии или времени, или постороннего участия, но для него стояло в приоритете и было, своего рода, проверкой на осознание остальными пределов его власти и того факта, что на деле означает она гораздо больше занятого трона. Кто бы знал, как не хотел он ломать существующую бюрократическую машину и с нуля строить новую! Но правда в том, что ему могли не оставить выбора те, кто даже по его прямому приказу боялись сдвинуть краеугольные камни, обеспечивающие тёмному миру его энергетическое постоянство. Отчасти Влад понимал их страх оказаться зависимыми от его силы, но он и не планировал построить своё правление исключительно на страхе и подчинении. Да, вовсе обойтись без этого в реалиях тёмного мира не представлялось возможным, некоторые ситуации по-прежнему будут решаться, как в былые времена, жестоко и бескомпромиссно. Так, например, получив от него прямой приказ, адитумы не могли не понимать, что если они не предоставят ему доступ к Источнику, Дракону их содействие едва ли понадобится. С одобрения Пандемониума или без него, Влад осуществит задуманное. Но подобное самоуправство рано или поздно приведёт к недовольству, затем — к восстаниям, а затем и к войнам, которые по определению нельзя будет сдержать единым приказом и хлыстом, будь на конце его хоть тысяча святых распятий, по одному на каждого восставшего. Гроза отгремела, лишь вдалеке острым слухом ещё могли быть уловимы затихающие громовые раскаты. Ливень сменила мелкая морось, не оставляющая следа в мутном отражении луж. Невидимое за плотными облаками солнце неизбежно клонилось к закату. Близилась ночь. Проводив взглядом медленно набирающий скорость «Ягуар», Влад стоял на раскуроченной затопленными рытвинами подъездной аллее и сквозь медленно наплывающий сумрак созерцал совершенно пустую улицу. Не обладай он сверхъестественным восприятием, позволяющим слышать, видеть и осязать скрытое за физическими барьерами, подумал бы, что эта улица, а за ней и весь город необитаемы. Не было слышно ни бездомных, ни диких животных, ни даже птиц. С побережья не кричали буревестники… Лайя двигалась легко и бесшумно, но Влад всё равно предвидел её приближение. Он уловил её намерение последовать за ними на воздух, ещё когда они все вместе сидели за одним столом, где её родители внутренне вели заведомо проигранную битву с собственными противоречивыми чувствами, пока они — Влад, Лайя и Лео — просто наблюдали, терпеливо выжидая момента, по мере необходимого поддерживая не складывающуюся беседу, когда можно будет прекратить притворяться. Ведь никак иначе это показное радушие назвать было нельзя, потому что между ними и людьми зияла пропасть, которую невозможно было преодолеть за несколько часов знакомства. Никакие объяснения, никакие оправдания, доказательства и предположения не были способны заполнить пустоту неизведанного или перечеркнуть разом все те различия, что существовали между просто людьми и людьми лишь одной своей ипостасью. Не то, чтобы Дракула не оценил по достоинству старания и сам факт, что ему вообще позволили перешагнуть порог этого дома в качестве желанного гостя, но он, к сожалению, слишком хорошо умел читать людей и злоупотреблять гостеприимством намерен не был. Он ненавидел фальшь, наигранность, принуждённость к чему бы то ни было. Будучи тёмным вампиром, он поощрял страх от своей добычи, от врагов, предателей и лжецов, но не от тех, с кем по собственной воле садился за один стол, без прямого намерения казнить к концу трапезы. — Как скоро ты уйдешь? — среди множества самых разных вопросов Лайя, конечно же, задала тот, что волновал её сильнее всего. В первую очередь, своей неизбежностью. — Чем раньше уйду, тем быстрее вернусь, — Влад накрыл ладонями её руки на своих плечах, осторожно выворачиваясь из объятий, чтобы стать к ней лицом. Чтобы видеть её реакцию на свой ответ. Он уже успел примириться, что для них обоих она станет пытке подобна, но оказался вновь удивлен безоговорочным принятием, что отражалось в её ясных глазах. — Мне пойти с тобой? — и вновь удивила. Ведь в её мыслях мигом ранее Влад услышал совершенно другое. То, что он предвидел куда больше, чем вот так легко и открыто предоставленный выбор. Дракула потрясенно качнул головой, стремясь подавить восхищенную улыбку. — Моя терпеливая девочка, моя мудрая королева… — Влад обнял ладонями её лицо, пальцами лаская нежную кожу и никак не находя в себе слов благодарности за то, что, вопреки очевидному желанию это сделать, она не требовала и даже не просила пойти с ним. Видит Бог, Влад не хотел ей отказывать, как и она меньше всего на свете хотела слышать его отказ, притом что оба прекрасно знали — иначе не будет. — Не в этот раз… — шепнул Дракула, касаясь желанных губ в бессмысленной, но такой необходимой попытке утешить. Поцелуй, начатый трепетным касанием, обернулся страстным, жадным, сжигающим в зачатке любые намёки на сдержанность. Взяв за ориентир ощущение нехватки воздуха, Влад заставил себя отстраниться, объясняясь, прежде всего, перед Лайей, но и самому себе напоминая: — Я привёз тебя домой, чтобы ты провела время с семьей… с сестрой, а не чтобы вновь исчезла, не прощаясь, спустя всего несколько часов после встречи. К тому же… — открыто любуясь возлюбленной, мужчина коснулся подушечкой пальца её пухлой нижней губы. — Я по-прежнему не могу раздвоиться и быть в двух мирах одновременно. Но я могу доверить тебе решить здесь все те дела, что требуют моего присутствия. Без моего присутствия, чему, предположу, несказанно обрадуются большинство из тех, с кем мне полагалось встретиться. — Мы ведь не расписаны… — припомнила Лайя ту абсолютно ничего не значащую формальность, исподволь всплывающую, однако, всякий раз, когда речь заходила об официальных «делах». — Если ты простишь мне мою самоуверенность, опережающую официальное торжество, то соответствующая запись и имя в необходимых документах проблемой не станут… миссис Басараб. — Хочешь сказать, ты научился у… Ноэ не только наряжать меня, но и документы подделывать? Имя беса как-то само собой напросилось на язык, и Лайя не успела себя остановить от неосторожного упоминания, а когда уже поздно было что-то менять, затаила дыхание в ожидании ответной реакции. О том, что произошло в тёмном мире в доме Ноэ, они ведь с Владом так и не поговорили. Не пришлось к слову… — Любовь моя… — словно вовсе не услышав заветного имени, Влад лишь сдержанно ей улыбнулся уголками губ. — Твои наряды — это искусство, постичь которое мне пришлось в страшных обстоятельствах. И пусть теперь страшное позади, от приобретённого умения я отказываться не собираюсь. Что касаемо документов… Сильно удивишься, если я скажу, что даже у такого мастера как Ноэ когда-то тоже был учитель? — Советник Септентрион? — выпалила Лайя, прежде чем осознала, что словами и мыслями она продолжала легкомысленно ступать по грани, не имея понятия, позволено ли ей вот так просто её пересечь. Даже не так… Ей-то всё позволено, но не обернётся ли эта её вседозволенность против тех, о ком шла речь. А ведь имя Ноэ Влад не пропустил. Но он и не акцентировал на нём, значит, скорее всего, он всё ещё ничего не знал. Если так, он совершенно точно не должен был узнавать раньше времени об их встрече с Советником… Но сказанного не воротишь. К тому же, вместо того, чтобы удивиться и начать расспрашивать подробности, Влад только улыбнулся чуть шире, чем прежде. — Полагаю, вы с ним познакомились, — быстрее, чем Лайя успела заметить перемену и понять причину, столь любимая ею улыбка неуловимо превратилась в оскал, для неё не несущий угрозы, но очевидно подчеркивающий изменившееся настроение мужчины. — Надеюсь, Советник не позволял себе ничего лишнего? — Он помог мне тебя найти, — не давая себе времени задуматься, взыграл ли во Владе оборонительный инстинкт или ревность, Лайя ушла от прямого ответа, но не от взгляда, который будто видел её насквозь. — Любимый, о чём бы ни думал ты, а я уверена: Советник точно не подойдёт ко мне ближе предписанного этикетом, если именно его ты попросишь поменять фамилию во всех моих документах. — То есть… ты не против? — пугающий своей не до конца изученной природой лёд в глазах Влада растаял также мгновенно, как застыл. — Решать вопросы с благотворительным фондом, замком и этим… подростковым центром от моего имени, как моя законная жена? Теперь пришёл черёд Лайи насторожиться и посмотреть, как ей казалось, с укоризной. — Тебе было достаточно нашего прошлого, чтобы назвать меня супругой едва не в первый же день нашей встречи. Мне было этого достаточно, чтобы позволять происходить всему, что происходило и продолжается между нами. А теперь ты… сомневаешься? — Да нет же! — рыкнул Влад, раздраженный на самого себя за то, что был понят неправильно. Только ради этого стоило попробовать научить Лайю читать мысли не спонтанно, а осознанно, по желанию и необходимости. — Никогда! — Дракула мотнул головой. — Но одно дело, когда я говорю тебе «моя жена», и вижу в твоих глазах отклик и согласие. Совсем другое, когда я заявлю об этом другим, словами или через столь необходимую современному обществу запись в документах. Ведь одновременно с этой формальной истинной я потребую от каждого, будь то простой человек без должности, госслужащий или религиозный чин любой конфессии, отнюдь не формального понимания, что говорить с ними ты станешь от моего имени, и любое препятствие, любое неуважение, выказанные тебе, или мне — через тебя — будут иметь… соответствующие последствия. — Не-е-ет, — Лайя посмотрела на него в абсолютном отрицании прямого смысла сказанных слов. — Ты же не… — Разумеется, нет. В нынешнем столетии существует множество способов ощутимо наказать виновных, физически не лишая их жизни и даже не угрожая здоровью. К счастью для меня и к несчастью для них, в современном обществе пошатнуть финансовую, социальную или моральную стабильность личности иной раз равноценно сажению на кол. — Да за что?! За… неуважение? — Лайя задохнулась от несогласия, пытаясь понять, в какой момент их разговор свернул в настолько неприятное русло. — В людском мире я никакая не королева! Я самая обычная… — Как и я здесь не король, — примирительно подчеркнул Влад, но тут же пояснил: — Но в этом мире, как, впрочем, и в любом другом, я твой муж, а ты моя жена. Если это обретёт официальный характер, всем придётся понять и принять это обстоятельство. И начать с ним считаться. Официально. Но вопрос мой был совсем не об этом, — с неизменным трепетом Дракула обхватил пальцами девичий подбородок, настойчиво ловя своим взглядом её взгляд. — Лайя, ты сама готова к тому, чтобы, говоря с тобой, люди видели в тебе женщину, стоящую за таким… мужчиной, как я? Не было смысла раздумывать над давно известной истиной, но Лайя всё же медлила, за что ужасно злилась на себя, в попытке придумать ответ, достойный вопроса. Такого же прямого, жестокого и безжалостного, каким в мгновение ока становился Влад в попытке защитить её добродетель и не напустить на её имя даже самую невзрачную тень. — Да! — наконец, произнесла девушка — громко и вызывающе, совершенно не заботясь о том, что они стояли посреди улицы и их могли услышать. — Да, я готова к тому, чтобы наконец-то показать людям, за каким на самом деле мужчиной я стою, — поведя головой в сторону, чтобы заставить Влада ослабить захват, Лайя воспользовалась возможностью и обхватила его лицо ладонями, произнося слова прямо ему в глаза: — Я не стыжусь тебя, Влад Басараб. Ни в нашей спальне, ни перед родными, ни перед целым миром во главе со всеми служителями веры. Я не стыжусь ни твоей репутации Дракулы, ни Колосажателя, ни самого Дьявола! И никогда никто не заставит меня устыдиться! Не пытаясь освободиться из удерживающих его ладоней, но давно сорвавшись с невидимых оков, Влад просто резко подался вперёд, вжимаясь губами в её приоткрытые губы, терзая их жадно, глубоко и несдержанно от невозможности насытиться в то короткое время, что у них было. Но он должен был! Должен был сейчас уйти, унеся с собой во тьму взращённую из абсолютного неверия убежденность, что эта прекраснейшая из женщин — его. Его! Уже не напуганная и сбитая с толку неизвестностью девочка, в страхе убегающая от сверхъестественного, но принявшая свою корону королева, готовая сражаться за своё. Его благословение. Ниспосланная самим Всевышним жемчужина Небес. Разорвав поцелуй лишь на резервах воздуха в полыхающих лёгких, они ещё долго стояли в объятиях друг друга, дожидаясь, пока восстановится дыхание и утихнут колотящиеся сердца. — Я буду скучать… — шепнула Лайя точно то, чем полнились её мысли, совершенно не заботясь, насколько по-детски это звучало, и в очередной раз прижалась к нему крепко-крепко, пряча лицо на широкой груди. — Мыслями я буду с тобой каждое мгновение, душа моя, — Влад прижался подбородком к её макушке и зажмурил глаза, убеждаясь, что чем больше он себе позволял, тем сложнее ему было остановиться, тем тише звучал голос разума и зов долга. Но такова была цена! И он согласился её заплатить. Усилием разжав объятия и осторожно оттолкнув от себя возлюбленную, сам Дракула отступил назад — спиной в уже раскрывшийся портал. Ведущий не в тёмный мир, ещё нет. — Ты мог просто дать мне знать, что ищешь встречи, и я пришёл бы сам, не заставляя ждать, — укоризненно заметил Аквил, медленным шагом выступая из темноты. — Готов побыть на побегушках, лишь бы это избавило город от очередного проявления твоих сил, — успевшие набить оскомину предостережения не имели должного эффекта, поэтому, осознавая, что попусту сотрясает воздух, мужчина лишь разочарованно выдохнул, не желая давать хода лезущему изнутри раздражению. — Итак, зачем ты желал меня видеть? — Окажись ты сейчас в Италии, будь уверен, я бы тебя не тревожил, — Дракула медленно шёл на сближение. Глубины окружающего их парка настойчиво дразнили хищные чувства проявлением затаившейся жизни: биением сердец, перекрывающимися волнами тепла, движениями, звуками. Но ничто из этого не принадлежало человеку: он и Аквил были единственными условными людьми в радиусе нескольких миль, засаженных высокоствольными деревьями и буйным подлеском. — Но ты здесь. Снова. Мои мысли не настолько для тебя недосягаемы, чтобы ты не понимал, что я непременно захочу выяснить причину. — Тогда к чему любезности? Ведь ты уже влез в мою голову и даже говорил моим голосом… — Не без твоего прямого позволения, — поспешил уточнить Влад. — …Ты прекрасно знаешь, зачем я здесь! Единственная причина, почему я ещё не созвал всех, в том, чтобы дать всем нам время перевести дыхание. По той же причине здесь именно я в роли представителя Святого Престола, а не личный посол понтифика, который потребовал бы от всех нас аудиенции, едва сойдя с трапа самолёта, — Аквил пристально следил за Дракулой, ни на миг не позволяя себе отвести взгляда. — Но если тебе так не терпится, могу прямо здесь и сейчас вручить тебе именное приглашение от Его Святейшества. Проигнорировав предложение, Влад сменил тему: — Удивительно, что тебе весь этот цирк доставляет не больше приязни, чем мне. Раз это… приглашение, мы вправе его отклонить. — Разумеется, на аркане нас на Пьяцца Сан Пьетро никто не потащит, как и на евхаристию в одноименную базилику, но, прошу, избавь меня от нужды объяснять тебе, почему очень важно вовремя кинуть толпе кость и удовлетворить их нужды. — Если не возражаешь, основы удержания контроля мы обсудим позже. Сейчас есть более насущные вопросы. — Не настолько позже, как тебе бы того хотелось. Если к моменту общего собрания ты не появишься в городе, твоё приглашение получит Лайя. Что касается насущных вопросов… Не рассчитывал я, что в ближайшее время мне выпадет возможность их задать, но, раз уж мы оба здесь… С той памятной ночи, когда себя явил Дракон, из подразделений Тетры по всему миру продолжают поступать сообщения об одномоментном и бесследном исчезновении абсолютно всех объектов наблюдения… — То есть всех, выдавших себя перед Тетрой тёмных, разгуливающих по эту сторону? — уточнил Влад, хотя в этом для него не было необходимости. Таким образом он лишь подталкивал размышления собеседника в нужном ему направлении. — Не обольщайтесь, — Дракула оскалился в улыбке. — И не принимайте меня за того, кем я не являюсь. Я не собираюсь запирать своих подданных в тёмном мире навсегда. Кроме того, что это невозможно, это повлечёт энергетический перекос и неизбежно плачевные последствия для обеих сторон. Ныне происходящее — мера вынужденная и временная. После того, как будут пересмотрены существующие законы, а новые вступят в силу, тёмные вновь смогут посещать подлунный мир. — Продолжат изощрённо питаться здесь энергией живых? — Орёл пронзал оппонента вызывающе-вопрошающим взглядом. — Охотиться? Утолять свою жажду? Убивать? — Законы будут пересмотрены, — чётко отделяя каждое слово, так же как до этого Аквил — каждый свой провокационный вопрос, повторил Дракула. — Как и меры наказания за их нарушение. Большего он обещать не собирался, как и давать сомнительных гарантий о том, над чем он не имел власти, как бы ему этого ни хотелось. Законы законами, но наказание обычно следует уже после преступления, а контролировать чужие поступки, обуздать чужую жажду, чужое безумие и неспособность противиться тёмным инстинктам… увы, он был не способен. Значит, жертв среди живых ему не исключить, как не исключить и необходимости карать тех, кто будет уличён. Какое-то время двое одиноких фигур, пронзая горящими взглядами сгущающуюся вокруг тьму, смотрели друг на друга, каждый думая о чём-то своём, но неизбежно пересекающемся где-то на плоскости одних и тех же целей. — В этом я не сомневаюсь, — наконец, ответил Аквил и первым отвёл взгляд, провожая подхваченный ветром багряный лист. — Как и в том, что к обсуждению упомянутых тобою законов мы ещё вернемся, как и полагает, в присутствии всех. Если на этом всё… — Нет, не всё! — остановил Влад, по сгущающимся вокруг Алана потокам энергии предвидя его желание как можно скорее обратиться и покинуть место встречи. «Ты бы это знал, если бы сознательно не приглушал чутьё и делал вид, будто поверил, что выяснение причины твоего возвращения в Лэствилл — единственный повод для меня искать с тобою встречи». Влад поднял перед собой обе руки, держа в ладонях по крохотному сгустку энергии, разрядами искрящемуся в темноте. Подчинённые его воле и взгляду, они постепенно увеличивались, пока не слились воедино во фронтальной плоскости, изнутри кнаружи став медленно закручиваться в спираль… — Что ты?.. — Аквил инстинктивно отшагнул назад от наступающего на него Дракулы. — Задумал? — Не дергайся, — предостерёг Влад, продолжая сокращать между ними дистанцию до тех пор, пока она не стала меньше вытянутой руки. — Смотри, — голыми руками продолжая удерживать искаженную материю пространства, Дракула рыкнул настойчивее: — Смотри же! Усилием заставив себя оторвать взгляд от сияющих лазурью омутов, затягивающих в себя звёздчатыми зрачками, Аквил с опаской заглянул в дрожащий против самого его лица портал. По обратную его сторону, в луже из кровавого бархата, свисающего каплями-лоскутами с каменного пьедестала, лежало то самое Орудие Страстей — копьё Христа.