И в гробовой тиши Провозгласит он тост За упокой души За вечную любовь! ©
Иная сущность рвалась на свободу. Сила сама собой стремилась выйти за пределы ослабленного тела ярким заревом ауры, разгоняющим мрак. Она разрывала пространство здесь и сейчас, стремясь увлечь Дракулу за грань миров, туда, где плоть не будет ощущать гнёта усталости, где мысли мгновенно переключатся на проблемы иного рода. Насущные вопросы, решение которых отныне входило в его прямые обязанности, как и всё, происходящее в тёмном мире. Но он уже потратил так целые сутки, благо, не больше, и впредь, пока он не решит проблему, нежданно-негаданно поджидавшую его в собственном доме, ноги его не будет ни в тёмном измерении, ни где-либо ещё. «Проблему… Проблему?! — собственное же определение впивалось иглами в мозг, даже в мыслях отказываясь приживаться и существовать. — Значит, так ты это называешь?!» Мужчина вихрем ворвался в собственный кабинет, неся за собой ветер стремительного движения и волны энергии, питаемые внутренней яростью и разочарованием, невидимыми убийцами исходящие от него в окружающее пространство. — Tata?.. — едва слышно прощебетала Мика, забившись в дальний угол между стеной и книжным шкафом. Сверкнувшие в темноте жёлтым глаза её означали, что она на грани превращения в кошку, готовую в любой момент без оглядки бежать от опасности. Влад замер, прикрыл глаза и очень медленно втянул носом воздух, стремясь вновь обрести контроль над эмоциями, от которых напрямую зависела направленность его сил. Он не хотел её пугать, он не хотел прогонять её: просто не мог себе подобного позволить, ведь совсем недавно девочка потеряла свою мать. Пусть нерадивую и совершенно не заботившуюся о судьбе дочери вплоть до самой своей смерти, но всё же родную мать, к которой Мика неосознанно тянулась всё своё, стараниями той же матери-кукушки, жалкое существование. Он знал, что должен был как-то утешить её, хотя бы раз побыть для неё тем, кем она его ошибочно считала, продолжая звать отцом… Всё это Влад прекрасно понимал, но вместо объятий и утешений жестоко и эгоистично заставил мавку, как поисковую псину, бегать по измерениям в поисках следов женщины, которая даже никем девочке не приходилась и была лишь для него — Дракулы — важна. Он обеих сестёр перенёс за океан способом, не предназначенным для смертных и небезопасным, вынудив колдовать и проводить обряды, ничуть не менее для них рискованные, не дав даже опомниться от произошедшего, передохнуть и восстановить силы. Да, они сами вызвались помогать, и это тешило призрак давно отсутствующей совести Влада, но не меняло сути его единоличных стремлений и действий. Он проявлял верх безжалостности и лицемерия, но, даже сполна это осознавая, Дракула не скупился на методы и средства в достижении ему угодной цели. Именно так он поступал прежде, и венценосная сущность Дракона, якобы дарованная ему свыше и благословенная, ничего не изменила. Осознание собственной деспотичности ненадолго отрезвляло, заставляя задуматься, как далеко ему нужно будет зайти, какую грань дозволенного в очередной раз переступить, чтобы тот, кто сейчас на него смотрел, потешаясь с того, как мучительно его ломает, признал, наконец, просчёт в своих нетленных планах. Мика всё-таки превратилась в кошку. На согнутых лапах, прижав к голове уши и сверкая глазами в сторону выхода, она поджидала момент проскочить. — Nu e nevoie, — тихо, со всей мягкостью, какая была ему доступна, попросил Влад по-румынски, без особой надежды, однако, быть услышанным и понятым. Своё доверие он давно израсходовал в ноль. — Nu fugi, stau… — он чуть подался вперёд, собираясь присесть, но так и не сделал этого, опасаясь своим движением напугать существо ещё сильнее. — Nu te voi jigni. Однако, чтобы не возвышаться над ней во весь рост, в конце концов, Влад всё-таки склонился к полу, медленно и осторожно протянув руку к сжавшемуся в крошечный комок, покрытому чёрной шерстью тельцу. Бархатный чёрный нос вздрагивал, настороженно принюхиваясь, трепетали длинные вибриссы… Дракула уже и надеяться забыл, что она подойдёт к нему хотя бы в обличье кошки, когда она вдруг перевоплотилась и сквозь оставшееся между ними расстояние кинулась Владу на шею, издав невнятный звук, частично напоминающий кошачье жалобное мяуканье, частично — человеческий отчаянный всхлип. Владу, застигнутому врасплох, ничего не оставалось, кроме как сжать девочку в бережных объятиях, позволив ей спрятать лицо у него на плече, откуда она продолжала жалобно поскуливать. — Nu am găsit-o… — горячее сбитое дыхание на каждом частом, захлебывающемся выдохе обдавало шею. — Îartă-mă, tată… — Шшш… — как ненавистен в это мгновение Дракула был самому себе. И как невыразимо тяжело ему было перебороть в себе эту ненависть, запереть внутри всё тёмное и пышущее праведной яростью, чтобы хотя бы внешне остаться мягким, ласковым, понимающим, а главное — добрым, каким и полагалось быть отцу перед… дочерью. — Не нужно. Не за что извиняться, маленькая. Это ему следовало просить прощения, на коленях его вымаливать, правда… ведь знал он, чем подло пользовался, что мавка ничего подобного не восприняла бы и не поняла. Она и ей подобные иначе ощущали, иначе слышали человеческую речь и её множественное значение, сводя всю бесконечность эмоциональной окраски слов к простому, базовому набору эмоций, тому, что мог быть доступен восприятию детей в том возрасте, в котором мавки переставали ими быть. Мике сейчас не нужны были от него ни извинения за грубость, ни оправдания за гибель существа, с которым у неё существовала глубинная и никакими условиями неразрушимая эмоциональная связь. Ей просто нужна была любовь и ласка, чувство принадлежности и энергетической привязки хоть к кому-нибудь… А Влад даже этого ей не дал, когда в обличии кошки нашёл ее, свернувшуюся клубочком у тела Лайи, оставленного на голом полу. — Все хорошо, — продолжал повторять Дракула то, во что сам не верил, но что был обязан для неё обеспечить. Бережно прижимая к себе и успокаивающе поглаживая по голове, он поднял девочку на руки. В этом помещении — некогда своём кабинете — за последние сутки Влад провёл времени больше, чем за весь период с момента возвращения в замок, но более гостеприимным и обустроенным оно от этого не стало. Ни в прошлом, ни в настоящем Дракула не принимал здесь даже самых приближённых и осведомлённых о тайнах его проклятой души. Здесь не было ни одного предмета интерьера, предназначенного для гостей. Кроме старого дивана прямиком из пятнадцатого века времён рассвета его правления. Тогда, уже будучи связанным с тёмным миром, а потому не вынужденным экономить на себе ради исправной уплаты Валахией налогов и достойной жизни народа, Влад заказал его у турецкого мастера по дереву, чтобы порадовать Лале. Спустя пять веков прежний предмет роскоши давно превратился в истлевшую, съеденную молью и крысами рухлядь, не способную выполнять своё прямое назначение. А кроме него в кабинете не нашлось бы даже лишнего стула, кроме кресла самого Дракулы… И для человеческого воплощения Мики оно было единственным вариантом. Иного бы Влад не посмел ей предложить, но… девочка вдруг сама шевельнулась в его объятиях, без слов прося её освободить. Едва мужчина ослабил хватку — она ловко спрыгнула вниз, но не обратилась и не убежала… Она села на пол перед столом, поджав под себя босые крошечные ножки, но по-прежнему продолжая следить за Владом снизу вверх и украдкой из-под пышных чёрных ресниц всматриваться в его лицо, словно бы чего-то ожидая… Влад замер под её взглядом, задумавшись. И эта задумчивость, видимо, нашла прямое отражение на его лице, потому что малышка застенчиво ему улыбнулась и похлопала ладошкой рядом с собой, призывно муркнув. Влад вздрогнул от пронзившего его ощущения де жа вю и волны застарелой боли, которую оно за собой повлекло. Маленькая Микаэла в своём крохотном человеческом тельце двух лет отроду однажды точно также приглашала его лечь рядом с ней и… рассказать сказку. Но у Влада, который не планировал тогда задерживаться в комнате ребёнка и вообще — в замке, был даже не совсем подобающий для этого вид. — Господин! Я не знала, что… Вышла вот… молока девочке принести. Простите меня, Господин! — взволнованно оправдывалась юная няня, появившаяся в дверях с чашкой в руках и не знающая теперь, то ли князю кланяться, то ли занять малышку, чтобы та не докучала Господарю своей детской непосредственностью. — Ничего, — коротко прервал Влад, голосом и взглядом своим веля девушке, чьё сердце маняще трепетало на хищном слуху вампира, успокоиться. — Ступай. Я побуду с ней… Возвратившись из воспоминаний в настоящее, чтобы встретить едва ли изменившийся с тех пор взгляд Мики, Влад, не задумываясь, опустился на пол рядом. Боль воспоминаний и их значения для настоящего не отпускала, исподволь жаля осознанием ещё одной страшной, отвращающей истины: Эржебет погибла, защищая своё дитя; и пусть свою душу этим поступком она уже не спасла, он должен был как-то повлиять на судьбу проклятой по её вине девочки. Но Бог не спешил забирать к себе даже её — ребёнка, безвинное, безгрешное существо. Будто чурался всего, чего Дракула когда-либо касался, к чему испытывал привязанность, всего, что он любил и чем дорожил. — Даровав мне прощение, Ты мои грехи между ними… решил поделить? — сквозь зубы прорычал Влад, но, чтобы был стимул не сорваться, призывно раскрыл объятия, позволив Мике в них скользнуть. Спустя время девочка, абсолютно не делая разницы между кроватью, предназначенной для сна, и каменным полом, не убранным даже ковром, улеглась в позу зародыша, прижавшись освежеванной спиной к бедру Влада. Погружённый глубоко в свои не упокоенные мысли, он гладил её и напевал или, вернее, больше монотонно рассказывал по памяти то, что должно было быть спето. Любящей матерью над колыбелью засыпающего младенца. Прошло ещё немного времени, прежде чем тельце под его рукой сжалось до размеров кошачьего. Крепко уснув, Мика обратилась, не оставив мыслям Влада больше ни одной зацепки, ни одной точки отвлечения и приложения рук и сил хоть к чему-нибудь, не подпитывающему его желание рвать и метать от безысходности и беспомощности. Как же ненавидел он эту проклятую колдовскую двойню, что как Сцилла и Харибда, поглощали его нутро, медленно выедали его живьём изнутри, оставляя опустошенным и обессиленным. Он честно пытался не растить в себе ощущение подлого предательства. Он драл этот сорняк из своей выжженной души, в которой и так ничего путного не прорастало. Он пытался понять причину происходящего, искал её в себе, собственных, уже сказанных словах и совершённых действиях, которые не исключит и не отменит сотня вспыхнувших нимбов над его головой, что всегда заслуживала лишь пепла. Он пытался винить себя, а не Всевышнего, и молил того о прощении, только для Лайи это ничего не меняло, как и в понимании Влада о том, что ему теперь делать. Оставив Мику спать на полу, не издавая при движении звуков, чтобы не потревожить её чуткий сон и не напугать в очередной раз, Дракула перебрался за стол. Он долго смотрел на портрет, прослеживал взглядом черты, что мучительно хотел трогать и ощущать, вглядывался в родные глаза, желая задать им вопрос, что его мучил, но не смея этого сделать. Где бы ни находилась сейчас её душа, он не смел доставлять ей тревог даже своими неосторожными помыслами, демонстрирующими лишь то, насколько он слаб и ничтожен, раз не способен хоть в чём-то разобраться самостоятельно, не ища сторонней помощи где бы то ни было. Прикрыв ладонью лицо, Влад вслепую нащупал пачку каминных спичек на краю стола, встал и зажёг свечи. На этот раз все, что были подготовлены и расставлены по подсвечникам. Их света хватало на часть помещения у стены и треть стола. Больше хозяину кабинета не было нужно. Жёлтое пламя подсветило серебряные рельефные накладки старинной книги в обложке из красного бархата. Детали скрывал полумрак, но, даже не прибегая к сверхъестественным силам иной своей сущности, Влад прекрасно видел памятью: четыре евангелиста по углам и Христос в центре, а над головой его и в изножье, по правую и левую руки — кроваво-алые рубины. Этот экземпляр напрестольного евангелия совместной работы болгарских ювелиров и книгописцев ему подарил Аслан незадолго до своей смерти. А священные тексты, что легли в его основу, он, оказывается, вынес из самого собора святой Софии в ночь завоевания Константинополя турками, когда в его стенах состоялось последнее в истории христианское богослужение. Замок Дракулы хранил много книг, в том числе, религиозных, и к некоторым из таковых он иногда даже обращался. Он их берёг, а эту — особенно. Естественно, гораздо больше по причине того, чьим подарком она являлась, а не за её содержание, давно известное Владу наизусть. Но вчера, в поисках потенциального источника ответов, именно о ней он подумал первой, именно её достал из особой секции библиотеки, никогда не служившей достоянием исследователей или туристов, что в разные времена его длительного отсутствия заполоняли замок. В который раз Влад коснулся богатой обложки, ощупью считывая удивительно чёткие для барельефов того времени контуры лиц. Серебро накладок больше не жгло его кожу, отражение света в нём не ослепляло взор. А вот содержание, увы, изменений не претерпело и нового смысла для его иной сущности не приобрело. Но так выходило, что каждый новый раз Дракула неумышленно открывал переплёт на развороте с одним и тем же сюжетом, по-разному описанном четырьмя разными составителями. Тремя он был одинаково назван, и только Иоанн — возлюбленный ученик Его — конечно же, не мог не отличиться. Губы Влада тронула ядовитая улыбка, больше похожая на хищный оскал, в то время как глаза его скользнули по витиеватым рукописным буквам старославянского языка, читая алое заглавие:«Страсти Христовы».
Сюда Богослов включил у всех других расписанный по отдельным главам период от тайной вечери до воскрешения. Дракула знал всё это, кем-то когда-то увиденное и изложенное, наизусть, но хотел бы забыть, выкинуть, вырвать к чертям из памяти, чтобы его мозг не искал столь отчаянно зацепок в прошлом, не проводил параллелей с тем, чему не бывать в настоящем. Ведь это же чистой воды издевательство, и Влад не верил, что Господь способен кого-то терзать подобным образом. Кого-то, кроме самого Дракулы, разумеется… За то время, пока Влад был отвлечён внутренней борьбой, проснувшаяся Мика в своём невесомом и юрком кошачьем облачении успела перебраться с пола к нему на стол и теперь терлась о его руку, выпрашивая ласку. Мужчине ничего не оставалось, кроме как машинально запустить пальцы в лоснящуюся чёрную шерсть, хотя мысли его в этот момент были невообразимо далеко, в пространствах, недоступных для осознанного проявления заботы, любви и доброты. «Боже, не поступай так с ней, я тебя умоляю! — свободная рука Дракулы, сжавшая двухдюймовую платановую столешницу, начала оставлять на дереве следы повреждения, так что Владу пришлось отдернуть её, сжав кулак так, что ногти вонзились в плоть. — Я не ради этого тебе её отдал! Не н-н-н-адо… — сквозь зубы надрывно провыл мужчина, внутренне готовясь сказать именно то, что, казалось, прежде никогда не произнёс бы даже под самыми страшными пытками. Но его персональный палач оказался слишком искусен, он сломал его на раз-два, и теперь Дракула готов был умолять о пощаде, ползая на коленях. — Я не хочу, чтобы она возвращалась! Господи, я прошу… я умоляю тебя, даруй ей упокоение!» Ответом ему из лежащих на поверхности воспоминаний служили слова самой же Лайи: «Что бы ни произошло, я останусь с тобой! Вся я целиком принадлежу тебе, и это ничто и никто никогда не изменит…» Влад отчаянно замотал головой, как если бы это могло на что-то повлиять, но ничего не происходило. В конце концов, он просто рухнул в кресло и, упершись локтями в стол, зарылся лицом в ладони. Но память его была неумолима, от неё невозможно было ни спрятаться, ни скрыться, и она не давала передышки… Влад прекрасно помнил, как однажды своими последними словами, нарушая все мыслимые законы, Лайя точно так же пожелала отнять его душу у тёмного мира. И теперь это происходило снова?.. Какой же безусловной силой во веки веков обладала её предсмертная воля! — Ужели даже тебе, Вседержитель, не снилось такое могущество, раз это не укладывается в твой замысел?! — Знаешь… — от двери раздался устало-задумчивый голос, понуждая Дракулу распахнуть глаза, чтобы встретиться с горящим жидким золотом взглядом Нолана, стоящего в дверном проёме со своим лысым чудовищем в руках. Кошка под рукой Влада мгновенно оживилась и приободрилась. — Когда ты меня спросил, в себе ли ты, я тогда подвоха не заметил, — Лео сделал пару осторожно-медленных шагов вглубь помещения, — но теперь готов пересмотреть свой вывод. Потому что если ты дальше продолжишь пытаться до Него, — он указал пальцем в потолок, — докричаться, своим, на поверку, далеко нетихим голосом, этот замок рухнет в тартарары, и тёмная энергия ему не поможет. — Пусть рушится, — безразлично бросил Влад, хотя предостережение принял к сведению. Не ради сохранности камня, само собой. Сесть его Дракула не приглашал, поэтому, отпустив разнервничавшегося в присутствии своей хвостатой подруги кота, Нолан остался стоять. — Значит… — задумчиво протянул Лео, всё ещё осмысливая собственные домыслы и пытаясь увязать их с услышанным от Влада, однако, тоном своим сходу задавая серьёзный разговор. — Возможность воскрешения тебе претит? Ох, ну конечно! Конечно, Лео свёл не сводящиеся концы, в своём сознании затянув их намертво морским узлом. Теперь его ничем от этой идеи будет не отвадить! Влад длинно и шумно выдохнул, смиряясь с неизбежным и уже заочно готовясь заживо гореть на костре, в который, не сговариваясь, бросят его все трое, едва услышав его мнение. Что ж, не впервой. — А чего ради? — голос Влада оставался обманчиво спокоен, но в ответ настроению Лео так же холоден и серьёзен. Его взгляд поймал зелень, в которую остыло огненное золото львиной сущности. — Noli me tangere и Вознесения на сороковой день, быть может? Или ты забыл, что каноническое воскрешение не равно долгой и счастливой земной жизни? Не выдержав, Нолан потупил взгляд. Каждый раз, когда доходило до чего-то подобного, Лео убеждался, что обсуждать с Владом священные тексты, написанные на полтора тысячелетия раньше его рождения, было всё равно что переспорить самого Всевышнего, цитирующего свой собственный верховный замысел за семью печатями. — В любом случае, не нам с тобой это решать. Не только нам. И как бы ты… — Лео помедлил, понимая, что Влад всё равно прочтёт его ложь самому себе, как на духу. — Как бы мы оба не сопротивлялись… — Нолан посмотрел в глаза напротив, взглядом умоляя не считать подобное убеждение предательством. — Остальные имеют право знать, что происходит. В очередной раз обманывая ожидания, Влад никак не отреагировал, и лицо его, с обеих сторон подсвеченное пляшущим на сквозняке огнём свечей, оставалось непроницаемо, как и его подёрнутые мраком мысли. — Я свяжусь… — с большей осторожностью продолжил Лео, но тут Влад двинулся, в мгновение ока оказавшись на ногах. Что бы ни было у Дракона в этот момент на уме, Нолан убеждал внутреннего Льва, порывающегося встать в оборонительную стойку, оставаться на месте. «Я сам», — наконец, произнёс Дракула, не размыкая губ. — Влад… — попробовал остудить друга Нолан, понимая, что тот сейчас совершенно не в том эмоциональном состоянии, чтобы всецело полагаться на искренность его намерений и, как следствие, навыки общения через коллективное сознание. — Я же сказал… — Влад обернулся уже у двери. Силуэт его, за счёт проецируемой тени как будто в один миг стал больше и мощнее, глаза изнутри загорелись лазурью, а на основание лба пала лёгкая тень… от нимба, бледной, едва различимой окружностью впервые засветившегося над его головой. — Я сам их призову. Этими же словами он только что это сделал, опустив обычно требуемые для установления связи молитвы. Чему-чему, а телепатии тёмный мир обучил его ещё тогда, причём, в первый же день, не размениваясь на заботу о личном и сокровенном. Основная сложность крылась не в том, чтобы обратить на себя внимание других, она заключалась в расстоянии, лежащем между ними и времени, требуемом на его преодоление привычным смертным способом. Ведь, даже имея способность летать и повелевать стихиями, тетраморфы не обладали выносливостью самостоятельно пересечь океан. А ещё они были слишком предвзяты к его тёмным возможностям и слишком его боялись. Оно и к лучшему. В человеческом или даже околочеловеческом облике у Влада всё равно не хватило бы сил перенести обоих сразу, а Дракона они точно увидеть не захотят, как и людской род, которому сполна хватило впечатлений на ближайшее тысячелетние. На удивление, едва он дал о себе знать в общий мысленный эфир, его разум не наводнило эхо чужих сознаний, сыплющих наперебой друг друга приветствиями, обвинениями, попытками незамедлительно выяснить подробности. Как если бы они не были удивлены, или оказались слишком заняты… Гробовую тишь пустых коридоров огласил звук, предельно нехарактерный и чересчур редкий для этих стен и этих мест, в целом. Трель телефонного звонка — громкая, надрывная. Лео поднял трубку почти мгновенно, но его голоса за этим не последовало. Он знал, кто звонил и знал, с какой целью. Всё то же самое знал и Влад, ему даже не было нужды держать в руке этот плоский и слишком недолговечный кусок металла, транслирующий голос Аквила, находящегося сейчас за тысячи километров от них. — Уверен? Ты всё проверил? Глаза, язык, дёсны, зубы? На теле нет никаких посторонних символов? Влад медленно приближался к источнику звука, не отказывая воображению в том, чтобы мысленно представить, что бы он сделал с любым, кто посмел бы… обращаться с телом Лайи, как с анатомическим экспонатом и вертеть его, будто манекен. — Я свяжусь с агентами Тетры в Румынии. Эксперты прибудут в течении часа и вынесут заключение. — Пожалей людей, Аквил, — спокойно предупредил Влад, медленно обходя Лео, глядящего в камеру своего мобильника. — Не отдавай приказов, которые они не смогут выполнить. А хочешь быть уверен, что я и Нолан не выдаём желаемое за действительное, приходи и убедись в этом собственными глазами. И ты, Таурус, — из-за плеча Лео Влад посмотрел в экран, разделённый на две половины, показывающие два разных лица. — Без чинного сопровождения, без экспертов, без единой живой души, причастной или нет. Здесь происходящее останется между нами четверыми, а жизнь любого постороннего, кого вы привлечёте, будет на вашем счету. Экранный Аквил медленно раскрыл рот, собираясь ответить, но сигнал сети резко упал до ноля, и звонок прервался. Нолан прекрасно знал, что проблемы со связью в присутствии Дракулы никогда не были случайными. — Влад, ведь он не имел в виду ничего… — Лео беспомощно всплеснул руками. — Таков протокол! — Протокол, значит?! — взбешённо рыкнул Влад, мгновенно переходя на повышенные. — То есть, у вас что не день люди сплошь и рядом после смерти не… — мужчина опустил ненавистное ему слово. — Раз в своей богадельне вы даже отдельную отчётную форму завели! — Влад, ты не станешь отрицать, что мы оба с тобой максимально необъективны, и это может сказываться… — На том, что мы оба видим? Что чувствуем? — Дракула разочарованно покачал головой, но продолжать бессмысленные дебаты не стал. Своё мнение он высказал и повторяться не собирался. — В любом случае, не потому ли Тетраморф четырёхлик? Состояние Лайи — это прямая компетенция, обязанность и ответственность Основателей, а не рядовых членов Тетры. Эту карту Лео нечем было крыть. Разве что… — Даже частным бортом без пересадок и с минимумом времени на подготовку воздушного коридора им лететь не меньше десяти часов. И это до Коанды. Пока они доберутся сюда, мы потеряем время, — Нолан машинально огляделся, но в поле зрения не было окон, которые могли бы показать происходящее снаружи. Второй циферблат на экране его мобильника показывал начало шестого утра. Рассвет. Третьего дня. На что вообще Влад рассчитывал? Чтобы они опоздали, чтобы их присутствие не понадобилось? Но для чего?! Он и сам не знал. Он окончательно погряз в вопросах без ответа и в эфемерных видениях несбывшихся событий, которые преследовали его, считай, с самого первого дня тёмной жизни, едва проклятая кровь коснулась его губ. Он всегда считал это уделом проклятия, тёмной метки. Но теперь он был свободен от клейма, над ним сияла благословенная корона, но видения его не оставили, только удерживать их все в человеческом сознании стало в разы сложнее. — Лео, прошу, — Дракула старался, чтобы голос его звучал как можно убедительнее и ровнее, — оставь меня. Внизу сможешь найти Валентина. Ещё я вызвал обслуживающий персонал: кто-то уже должен был приехать. Тебя накормят и обеспечат всем, что попросишь. Нолану сейчас ни кусок, ни глоток не полез бы в глотку. Он окинул друга взглядом, полным недоверчивого подозрения, но не было похоже, чтобы тот предлагал ему варианты или спрашивал согласия. Он гнал его прочь почти прямым текстом, и, при всём щемящем сердце желании, спорить Лео не стал. Это не привело бы ни к какому иному результату, кроме ссоры. Не ощущая под собой ног, Нолан вышел, и тяжёлая дверь за ним тут же захлопнулась с грохотом, от которого из кладки в стене полетела пыль. Мужчина рефлекторно прикрыл ладонью лицо, защищая чувствительное обоняние от взвившейся пыли. Влад же остался в одиночестве посреди своего кабинета. Изнутри его в клочья драла неопределенность. Не в своём категоричном заявлении Аквилу, о, нет, в нём он был более чем уверен: сам Дракула никогда не приветствовал перекладывание обязанностей руководителя на подчиненных. Но его пожирала неопределенность в том, хотел ли он видеть в своем замке, на пороге святая святых весь Орден разом? И если таково и было предназначение Дракона — объединить, если это отныне в его сущности, в его крови, то чему он противился? Чего опасался? Что они увидят то, что ему недоступно? Или что, подтвердив его худшие опасения, непременно захотят сделать то, на что он никогда бы не согласился? Что Лайя вдруг сама встанет со своего смертного ложа и скажет ему именно то, что сказал Иисус Марии? «Не прикасайся ко мне…» Как будто у него прежде был хотя бы мизерный шанс пресытиться этой возможностью, которая для них двоих всегда была так хрупка и недолговечна. А он, глупец, поверил, что всё кончено. Поверил, что тот их поцелуй был последним, и впредь терять её… им терять друг друга больше не придётся. Но его снова обвели вокруг собственных сокровенных желаний и ожиданий, как наивное дитя, не знающее жизни. Владу казалось, его голова, а за ней и вся окружающая реальность, время и пространство медленно плавились в адском жерле неспособности вмещать столько молитв и проклятий одновременно. Перед глазами всё плыло, как плывет над горизонтом раскалённый зноем воздух. Сквозь его стелющуюся дымку Дракула мог видеть другое пространство, слышать и ощущать происходящее в нем… — Да, я уже в курсе, что международные полеты временно отменены в связи с текущей обстановкой, и воздушное пространство свободно… — Но мы полетим через северную Атлантику, территориальные воды Штатов и островной Европы. Если рейс не санкционировать, и мы попадёмся на радары военным, особенно над нейтральными водами… Угроза или нет — разбираться не станут. — Чтобы включить нас в карту полетов, нужно время… И время, и пространство, лежащие между ними, остались для Влада позади в одно движение век, одну мысль и один взмах крыльев. Из кустистых зарослей лесополосы наблюдая за разворачивающейся на взлётном поле активностью, чутким слухом улавливая неутихающие споры, краем сознания Дракула подметил, что у тёмных проворачивать нечто подобное всегда получалось быстрее, и тот же Локид никогда не боялся попасться на радары людей. Быть может, потому, что кроме ресурсов, бес имел привычку всегда подключать к делу предвиденье и отыгрывать любую партию ещё до её начала?.. — Вы и так живёте на семь часов назад от Румынии, — вслух констатировал Влад, медленно ступая по ровной поверхности взлётно-посадочной полосы навстречу группе людей, собравшейся у небольшого самолета. Скрытого в полумраке, его не замечали, но тот, кому непосредственно предназначалось утверждение, прекрасно его расслышал. — Времени нет. Одна фигура из группы, держащаяся особняком от остальных, с гарнитурой для связи в ухе, резко обернулась, сверкнув в сторону приближающегося Влада светящимися в ночном сумраке глазами. Орёл. Ни Тельца, ни его сопровождения видно не было. Влад досадливо поморщился от того факта, как быстро, однако, при невозможности использовать для перемещения лазейки между измерениями, пернатые умели разлетаться по своим гнёздам. Меж тем, Аквил, тронув за плечо стоящего впереди себя, предупредил его оставаться настороже, но от сопровождения отказался, и пошёл навстречу Дракуле один. «Я могу открыть портал и перенести тебя на территорию Румынии, откуда тебе будет проще и быстрее, обернувшись орлом, добраться до замка», — не ходя вокруг да около единственной причины своего появления, сходу объяснил Влад. Он ожидал мгновенного пренебрежительного отказа, на него он одновременно уповал и его же по неясной для самого себя причине боялся. По лицу Орла пробежала тень сомнения, однако в глазах и мыслях его читался лишь уточняющий вопрос: «В Румынию. А не сразу в замок, потому что?..» — он мимикой и мысленным посылом попросил закончить фразу. «Не понимая, в чем причина её состояния, я хочу быть уверен в постоянстве энергий вблизи и, тем более, внутри самого замка. Открытие портала неизбежно дестабилизирует это постоянство и может привлечь сущностей из других плоскостей. Я не намерен так рисковать». — Твоя нынешняя откровенность и готовность сотрудничать сильно противоречат тому, что немногим ранее ты сказал на камеру. — Ничуть, — Влад отсёк односложно и холодно, восстанавливая вынужденно сокращенную на краткий миг дистанцию. — Я говорил, что мне важно ваше мнение и ничьё кроме. Лишь поэтому я сейчас здесь, предлагаю то, что в иных обстоятельствах никогда бы не предложил. Аквил смерил стоящего напротив долгим взглядом, пытаясь прочесть, что управляло Дракулой в эту самую секунду. Искал ли он совета и помощи искренне, или просто, скрепя зубами, исполнял неписаный долг, желая этим заглушить глас совести. Однако, всё, что он видел перед собой, как человек и как небесный орёл, — это ровно такого же человека: измотанного происходящим, но желающего во что бы то ни стало докопаться до сути. — В иных обстоятельствах я никогда бы не согласился, — вернув Дракуле его же слова, Аквил медленно, ещё не отбросив до конца все сомнения, поднёс руку к гарнитуре и по-уставному четко произнёс в эфир открытого канала связи: — Lorenzo, annulliamo volo. Sì. Vero! Аquile: silenzio radio. Алан был итальянцем по происхождению и главным внештатным консультантом службы безопасности Ватикана. Разумеется, обо всём этом Владу уже было известно. Пока они направлялись в сторону от сигнальных огней, за территорию полосы, Аквил снял гарнитуру. Инстинктивное отторжение его сущностью неизведанного по умолчанию вынуждало мужчину облачаться в защитные доспехи иной его формы. Сам Дракула на это никак не реагировал. Ни физическим аспектом своей сущности, ни духовным. Казалось, он вообще не видел разницы, человек перед ним или нечто иное. Аквил же ждал. Смирив инстинкты и продиктованную годами выучку вести за собой, а не идти у кого-то на поводу, он терпеливо ждал явления того, чему доныне позволено было существовать лишь в тайном уголке его воображения. Теперь он ощущал силу всем своим естеством. Силу чужеродную и неподвластную, превосходящую, но отчётливо подавляемую… Физически осязаемыми волнами она рассеивалась, уходя в пространство и искажая его, разрывая саму материю, но не формируя облика того, кто ею управлял. Рядом с Аквилом, когда в эпицентре водоворота энергий сам он давно расстался с человеческим обличием, Дракула продолжал внешне оставаться человеком, и лишь глаза и лицо его выдавали, но даже их увидеть он не позволял, используя тьму как своё прикрытие. «Было бы от кого скрываться…» — Орёл про себя досадливо усмехнулся, стараясь этим отвлечь внутренние защитные механизмы, мешающие ему сделать шаг за грань, обещающую отнюдь не увеселительный аттракцион, а нехоженые тропы в пространствах, отличных от привычного земного. Но узреть их, как лик пятого Зверя, ему позволено не было. Портал схлопнулся за его спиной также мгновенно, как образовался, оставляя после себя иссохший ствол дерева, закрученный в невообразимую, несуществующую в природе форму. Подул ветер, поднимая совершенно сухую, лишь смоченную выпавшей росой листву. Солнце в этом месте уже взошло, но не светило, и фрагменты небосвода, проглядывающие сквозь густые кроны, были затянуты плотными дождевыми облаками. Веяло сыростью, но дождя не было… Встряхнувшись, Аквил машинально пошевелил крыльями, ловя ветер, чтобы определить его господствующее направление и сориентировать себя в этом новом пространстве. Дракулы к тому моменту простыл и след, хотя ощущение потусторонней мощи никуда не пропало. Наоборот, на его территории оно усилилось в разы, как и чувство, будто на тебя смотрят, причём, взгляд этот не имел конкретного направления, из-за чего создавалось стойкое впечатление, что смотрят со всех точек пространства одновременно. Аквил взгляд Божий на себе выдерживал, когда исповедовался за очередное убийство, выдержал он глас Его, через него говорящий. Но теперь его пробила дрожь… Ещё на примере возродившихся Лео и Лайи Влад понял, что места рождения Основателей Ордена и отведённая их опеке часть света совпадали редко. Так Орёл, покровительствующий Восточному пределу, в этом тысячелетии родился итальянцем. Стража севера Тельца вообще занесло в Эфиопию… Что, впрочем, ничуть не сказалось на его приобщении к современному миру и технологиям. Влад никогда никого не судил по происхождению и не ставил клейм ни на отдельных людей, ни уж тем более на целые народы, но тут не мог не признать прямого и очевидного участия Тетры в судьбе её Основателя и того небезызвестного факта, в своё время научившего его многому, что кровь все-таки определяла жизнь. В Аддис-Абебе так же как и в Сигишоаре, начинался новый день. Но, едва взойдя, солнце скрылось за тяжёлыми, налитыми влагой тучами. — Приветствую тебя, брат мой, — Телец встретил его сам и не отнял времени на разъяснения о целях визита. Дракула оставил его осваиваться с территорией в том же лесу близ Клуж-Напока, а сам, зная каждую тропу собственных земель и завиток пространства, через них проходящего, поспешил вернуться в замок. Как и полагалось хозяину, раньше гостей, пусть даже повод для их приглашения не предполагал радушных приёмов и пышных торжеств. С рассветом в замке стало больше жизни. Кого-то Влад вызвал сам, кого-то привели из селения Сандра с Илинкой в качестве своих доверенных помощников. Дракула не запрещал им этого, но самого его мирские хлопоты, по обыкновению помогающие людям отвлечься от насущных бед, интересовали крайне мало: в заботе, помощи и прислуживании он не нуждался, а рядом по их личному желанию собирался позволить остаться лишь самым преданным. Но он знал, что настанет день, когда даже с ними ему придётся расстаться. Поднимаясь по витой лестнице, Дракула поймал себя на забытом, казалось бы, жизнь назад, но по-прежнему таком знакомом ощущении… Поднеся руку к лицу, он коснулся верхней губы, на которой отчего-то явственно ощущался металлический привкус свежей человеческой крови. Она же окрасила алым его пальцы. Не первая его кровь за шесть веков, не последняя на будущее и, определенно, слишком несущественная мелочь, чтобы сейчас обращать на неё внимание. Не замедляя темпа, Влад лишь прижал пальцы сильнее и быстрым движением стёр следы, поглубже вдохнув кровоточащим носом. И пусть всем своим существом он стремился в эту секунду быть совсем в другом месте, преодолев последний завиток лестницы, Влад поднялся на смотровую площадку. Но ни прекрасные виды величественных трансильванских Альп, ни спокойная чернильная гладь раскинувшегося между хребтами озера, ни далёкий светлый горизонт не тешили взора владыки этих земель. Не могли они отвлечь и его мысли, захваченные худшим демоном из всех, с которыми Дракуле когда-либо приходилось сражаться. И имя этому демону, способному полностью и без остатка иссушить самую полнокровную душу — ожидание. Даже если он уже свыкся с мыслью, что ждать и надеяться ему было не на что, даже если принял решение, страшнее которого для него уже ничего не могло быть, беспомощное ожидание одно за другим вонзало в него пропитанные ядом колья. Не убивая, но лишний раз напоминая, кто он такой. Кем он был, есть и будет во веки веков. Подставив лицо усилившимся порывам ветра, Дракула вымученно улыбнулся хмурым небесам. Очередной Его урок в очередной раз доходил до него слишком долго, но всё же, наконец, он понял: не в прощение дана ему была сущность Дракона, а в наказание. И он его принял безропотно в надежде освободить свою драгоценную жемчужину, но и это… не сбылось. А больше ему не о чем было просить — все молитвы и проклятья он исчерпал. Обоих гостей он встретил лично, и вошли они, как и полагалось способным летать, не через дверь. Владу стоило немалых усилий позволить им это, но ещё сложнее оказалось провести их тем же путём, каким он вёл Лео, и впустить туда, где Лео он позволял оставаться всё время своего отсутствия. Физического отсутствия, потому что какая-то часть его сущности, пронизывая энергией каменные стены, никогда их не покидала, и особенно, — витражную залу. Он был уверен, что это место сохранилось бы нетронутым и нетленным, даже если бы весь остальной замок перестал существовать, а его окрестности превратились бы в болотную топь или выжженную пустыню. Его место силы, его тронный зал, где никогда не будет трона, его алтарь, на который он принёс… свою последнюю жертву. И он обязан был впустить туда тех, кого ещё совсем недавно считал своими злейшими врагами. Но так будет правильно. Они должны увидеть, должны высказать мнение и, выслушав их всех, Дракула озвучит своё — окончательное и неизменное. Лайя бы этого хотела, для любого из них она поступила бы так же. Лишь цепляясь за эту мысль о ней, как за единственный ориентир, вдыхая её полной грудью, как последний воздух перед погружением, Влад смог обуздать себя и своё почти неподдающееся сознательному контролю безусловное желание защищать. Впуская их в сердце родового замка — витражную залу, Дракула буквально впускал их в свою душу. Даже не надеясь, что они ничего здесь не заденут и не оставят неизгладимый след к числу бесконечности прочих, но за любое подобное посягательство он взыщет с них дороже, чем они смогут заплатить. Войдя первым, Влад полуобернулся к гостям, приглашающим жестом разведя в стороны скованные напряжением руки. Сгущающаяся тьма расступилась вслед за его движением, послушно сползаясь обратно к стенам и бесследно в них исчезая. Быстро осознав, что даже средь бела дня в логове вчерашнего вампира не стоило ожидать света, Аквил, ничуть не жалуясь на остроту орлиного зрения, всё же не был готов смириться с отсутствием любых его источников как таковых. Фронтальная стена, хоть и была пронизана витражами, естественного освещения сквозь неё проникало сущее ничего, и уж конечно оно не доставало до… покоившегося на каменном пьедестале — при ближайшем рассмотрении самом что ни на есть гробу — тела. Проследив изучающий взгляд Орла, облетевший периметр и поднявшийся в, конечном итоге, к потолку, Влад, сцепив зубы, пояснил, как ему самому казалось, очевидное и для всех собравшихся абсолютно не первостепенное: — Электричество не будет работать в таком скоплении потусторонней энергии. — А небесный огонь здесь ещё способен гореть? — кивнув на огромную, свисающую с потолка люстру, представляющую собой гигантский подсвечник с несметным количеством огарков свечей, Аквил перевёл взгляд на Нолана. — Будь добр, окажи услугу. На самом деле, к чёрту бы весь антураж — он сюда пришёл не порядки наводить. Но в этом ему виделся сомнительный способ хоть как-то отвлечь безусловный оборонительный инстинкт Дракона, что был хозяином спущен со всех возможных цепей и давил изнутри и снаружи так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни шага лишнего ступить, и это всё при том, что к его «злату» они ещё даже не приблизились. Пола и стен коснулись первые рыжеватые отблески… Продолжая смотреть вверх и цеплять взглядом прогоревшие фитильки, воспламеняя их один за другим, Лео мягко и осторожно обходил круг вдоль стены, стремясь как можно незаметнее сократить дистанцию между собой и Владом. Понятное дело, что он его не сдержит, если тот сорвётся, прежде всего, потому, что, скорее всего, сам будет разделять его стремление, но дружеской… братской поддержки это не отменяло. Она ему самому была необходима на случай, если они оба всё же оказались ослеплены своими чувствами и не смогли увидеть очевидного. Пока Орёл осматривался и оценивал обстановку, Телец, сменив в себе сущность, дарованную божественной волей, на избранное им самим призвание человеческое, медленно подошёл к каменному ложу. От очередного, последнего шага его остановило упреждающее рычание в спину… Я не забуду о тебе Никогда, никогда, никогда! С тобою буду до конца До конца, до конца, до конца! ©