Светлая королева

Сделай это быстрей, Спаси или же убей. Убей, убей, убей, Если меня найдет Мой демон.

Твои крылья несут нас в рай, Будь со мной и не отпускай. Будь со мной в этот трудный час, Если я сам им стану… ©

      Тело тёмного сей миг распалось в стаю летучих мышей и растворилось в негативном росчерке молний под оглушительный громовой раскат. Они вновь остались на площадке одни, и Лайя, не зная, как совладать с накатывающими волнами эмоций, попыталась приблизиться к Владу. Она сделала к нему осторожный шаг, как вдруг лазурное свечение, что от неё исходило, наткнулось на его тёмную ауру, как на препятствие. — Влад?.. — девушка несмело окликнула, пытаясь привлечь его внимание, но ближе подходить не решалась. Новый ветвистый росчерк, новый грохот и едва заметное движение головы вбок. Он посмотрел на неё косо из-за плеча, но взгляд его большей частью оставался не читаем и направлен вниз. Каких невероятных усилий ему стоило сдержаться! Как до безумия страшны и противоречивы были сейчас его желания! Ведь окажись Тетра действительно виновна, причастна к случившемуся, ему бы вряд ли хватило силы воли и внутреннего стремления, чтобы отозвать армию. Но виновны были не они, виновны были… свои же, и это только лишний раз подстёгивало его решимость, делало задуманное неизбежным следствием неудавшейся попытки. В очередной раз! — Влад… Он не хотел отзываться, не хотел оборачиваться, не хотел подпускать её к себе, но она звала, она терпеливо ждала от него ответа, и это связывало Дракуле руки сильнее серебряных кандалов. На ней был плащ, его плащ. Влад узнал это чёрно-бело-золотое сочетание в первое же мгновение, как только её увидел, её хрупкую девичью фигуру в одеянии с чужого плеча. Он вдохнул её запах, и ещё прежде, чем он позволил себе такую роскошь, как вера, понимание страшного осело где-то в глубинах его проклятой души тяжелым ощущением предательства. Как он мог? Как посмел он посягнуть на единственное святое, на единственный источник благочестия в непроглядной, неизбывной тьме? — Влад, мне так жаль! Ноэ… — Лайя не договорила, видя, как когтистые пальцы Влада сминают в кулаке её плащ, случайно или намерено притягивая девушку к себе ближе. В любом случае, Лайя не сопротивлялась, хотя сам жест трудно было назвать не несущим угрозы. Казалось, ещё чуть-чуть, и мужчина разорвет на ней одежду в клочья. — Сполна заплатил за содеянное, — с неожиданной холодностью выдал Влад, глядя Лайе прямо в глаза и позволяя ей видеть своё лицо. И хотя оно было искажено потусторонним обликом, на дне подёрнутых кровавой пеленой глаз Лайя сумела разглядеть пугающую искренность сказанного. — Низший сброд неумышленно оказал мне большую услугу, избавив от необходимости самому вершить приговор. — Но… — у Лайи не нашлось слов, лишь скромная надежда на то, что во Владе сейчас говорили ярость и боль утраты. — Нет, никогда не было и никогда не будет никаких «но» для того, что он сделал! — голос Дракулы прогремел в унисон громовому раскату. — Однажды он уже сыграл в напёрстки со Всевышним и проигрался в ноль! Мне и в голову не могло прийти, что предыдущий опыт послужит ему настолько плохим учителем, что он пойдёт на это снова… И с кем! — Но он сделал это ради нас! — Лайя не сумела сдержать отчаянный возглас протеста, рвущийся из самого её сердца. — Лайя… — Влад произнес её имя с хрипотцой, как если бы говорить человеческим голосом ему было тяжело. Он поднял руки, словно собираясь коснуться её лица, но не решился, и обе его ладони так и застыли на расстоянии от девичьих щёк. — Милая моя Лайя, свет мой, я предпочёл бы, чтобы ни твои глаза, ни твои уши никогда не увидели и не услышали всей этой скверны, но ты не оставляешь мне выбора. Ноэ сделал это, прежде всего, для самого себя. — Неправда! Неправда, Влад! Ты не… не можешь в это верить, — упрямо пытаясь отыскать подвох в малознакомом взгляде, но не находя, Лайя, в конце концов, отшатнулась назад. — Это не ты говоришь. — Но это именно я. Я, Лайя… — Дракула опустил взгляд и сам отшагнул назад. — Тот я, которого ты не признаёшь. Тот я, которому ты отчаянно ищешь оправдания, но, говорю тебе, это бесполезно. Их ауры снова столкнулись, не уступая друг другу, в вечном противостоянии света и тьмы. Последний раз взглянув ему в глаза, в эти алые омуты, стремящиеся затянуть как можно глубже и глубже во мрак, Лайя сдалась. Прямо сейчас тьма имела над ним слишком большую власть, слишком сильно Влад ей отдался, и любая попытка девушки проявить настойчивость грозила обернуться страданием для них обоих. — Делай, что должно, — тихо произнесла Бёрнелл, всё сильнее отступая назад, пока её спина не уперлась в стену, намекая на то, что дальнейшее пассивное бегство для неё невозможно. Где-то в глубине бездонных омутов мелькнула благодарность, тень её, сумевшая прорваться к поверхности сквозь беспросветный мрак, после чего Влад резко отвернулся, и его тело начало медленно утрачивать чёткие очертания. Вокруг него задрожало пространство, неотвратимо размывая, расплавляя границу миров. По обеим сторонам, прямо о каменную кладку смотровой площадки, уже изрытую предыдущими разрядами в миллионы вольт, ударили новые молнии, стирая все преграды окончательно, сплавляя воедино оба измерения — и тотчас тьма, будто какая-то живая, управляемая субстанция, начала клубиться, сосредотачиваться вокруг того места, где ещё недавно стоял Влад. Она впитывалась в созданный между измерениями разлом, как в губку, постепенно её становилось все больше вокруг разлома, но всё меньше и меньше в окружающем пространстве. Отвлекшись на мгновение от эпицентра происходящего, Лайя смогла заметить, как далеко-далеко на горизонте забрезжил пока ещё совсем слабый, как разведённые водой чернила, намёк на дневной свет. И тем больше его становилось, чем больше тьмы исчезало в разломе. Тяжелые грозовые тучи, низвергавшие на землю бесконечные галлоны дождя, распадались рваными клочьями, словно ватные, последние из них сосредоточились непосредственно над замком и самой площадкой. Не в силах противиться потребности знать, что происходило в это время там, на земле, Лайя осторожно, стараясь обогнуть сосредоточение мрака по максимально широкой дуге, приблизилась к самому краю площадки и бросила взгляд вниз. Ещё не привыкшая к особенностям своих новых чувств, она готовилась ничего не увидеть с такой высоты. Пожалуй, так оно было бы даже лучше. Но она видела. Рассеянные лучи солнца постепенно достигали поверхности земли, и те места, где это происходило, неизбежно превращались в самую настоящую адскую жаровню, беспощадно испепеляющую на залитой светом поверхности не успевшие найти себе укрытие порождения тьмы. Лайя видела, как пузырилась их и без того изуродованная кожа, как корчились они и исчезали в мучениях, оборачиваясь горстями пепла, всё быстрее по мере того, как давно вставшее над городом солнце проглядывало сквозь пришедшие на смену плотным тучам перистые облака. Купол чёрной воронки постепенно, хоть и очевидно неохотно истаивал и над самим замком, граница дневного света неизбежно становилась все ближе к его разрушенным башням. Сначала лучи прорезали воздух, отражаясь от уцелевших фрагментов готической архитектуры, а затем коснулись и первых, самых дальних бойниц смотровой площадки… Больше инстинктивно, чем осознанно, Лайя отпрянула от края, стремясь уйти глубже в тень. Она обернулась туда, где ещё мгновение назад клубилась бесконечная, бесформенная тьма. Теперь на её месте, будто из тьмы же и сотканная, стояла с трудом напоминающая человеческую, но по-прежнему узнаваемая из тысячи других тёмная фигура, с чертами летучей мыши, огромными крыльями и пылающими из глубоких, запавших глазниц алыми глазами. Лайя скользнула взглядом по фигуре, по неотвратимо сокращающейся со всех сторон тени, и девушкой вдруг овладел неподдельный ужас за то неизбежное, что грозило вот-вот произойти. Ведь в такой своей форме, поддавшийся тёмной части своей сущности, буквально пропустивший саму тьму через себя, Влад был не менее уязвим для солнца, чем любая другая нечисть. — Не делай этого, прошу тебя, — взмолилась Лайя, позабыв о том, что сама же дала ему добро «делать, что должно». Она всё больше понимала, как мало значимы сейчас могли быть её слова, но само представление о том, на какие страдания обречёт себя, пусть и сотню раз виновный, но бесконечно дорогой для нее человек, ввергало девушку в бесконтрольную истерику. — Умоляю, Влад! — Мы всё это уже проходили, друг, — где-то в стороне послышался голос Лео, и Лайя с трудом заставила себя оторвать взгляд от лица Влада, чтобы найти говорившего. Тело Нолана сияло, окруженное золотистом свечением ауры, над его огненной головой будто сам собою парил золотистый венец. — Солнце не убьёт тебя, а лишь значительно ослабит. Учти, что эту битву ты, допустим, остановил, но война ещё впереди, и её мы остановим, лишь победив. Не уменьшай заведомо свои шансы. — На твоем челе то же бремя власти, царствующий Лев, как и на моём, — Дракула медленно обернулся к Нолану лицом. — От того, правим ли мы светом, или тьмой, законы правления не меняются. Место правителя — со своим народом. Своему народу я не дал обещанное, своей волей я обрёк их на смерть, а теперь, чтобы окончательно загнать тьму в положенное ей место, я обязан завершить начатое. Или тьма уйдёт вся до последнего клочка, или тучи вновь сгустятся. — Влад… — наверняка, это жалобное стенание звучало глупо, но покорно согласиться с происходящим Бёрнелл просто не могла. — Темный мир не даст тебе ничего, кроме жестокости, боли и крови, Лайя, — Влад не оборачивался к ней, хотя ощущал её присутствие рядом всеми своими до предела обострившимися чувствами, требующими от него уберечь её, спасти, собой закрыть, если придётся. — Я отдал бы всё на свете, даже шанс вновь увидеть тебя живой, лишь бы страшный выбор между светом и тьмой тебе никогда не предлагали сделать. Прости меня за то, что тебе пришлось. Вихрь тьмы взметнулся, без предупреждения окутав девушку и буквально отшвырнув ее от себя подальше, прямиком в объятия Лео. Сильные руки Нолана тут же сжались тисками вокруг неё, его большая ладонь охранительно опустилась Лайе на затылок, насильно стремясь отвернуть от неизбежного действа, прижать к своему плечу… Отворачиваясь, сквозь пальцы, с безжалостным упорством закрывающие ей обзор, Бёрнелл вскользь успела заметить, как последние всполохи тьмы закружились вокруг нечёткой крылатой фигуры, заключая её в свои объятия, точно в кокон. Последние ошмётки теней истаяли — и площадку залило испепеляющим солнечным светом. Лайе в этот момент показалось, будто её неизбежно разорвёт изнутри от немого крика, который она всеми силами пыталась сдержать. Чтобы Влад не услышал, но чтобы сама она непременно услышала — его агонию, крик его боли. Прижатая к груди Лео, лишённая права видеть, она могла довериться лишь ощущениям, но и те её подвели, потому что она не смогла расслышать ничего, не почувствовала даже слабых отголосков. — Идём, Лайя, — по-прежнему насильно контролируя её движения и направляя, Лео развернул её в противоположную сторону и повел прочь от площадки. — Идём. Тебе придется смириться, что некоторые поступки и ответственность за них всегда будут оставаться на совести Влада. Как бы тебе ни хотелось разделить с ним этот крест. — Он обрёк себя на пытку гореть заживо из солидарности со своими подданными, которые без него давно сожрали бы людской род! — Лайя с силой рванулась из сдерживающих её объятий. — Причем здесь ответственность?! Лео долго молча на неё смотрел, не спеша сокращать выставленную дистанцию, а потом нехотя, самому себе наступая на горло, озвучил для них обоих болезненное, но от этого не менее очевидное. — Потому что он один из них, Лайя. Он тёмный, и ни одному из нас не под силу это изменить. — Не смей, Аслан… — Лайя замерла, широко распахнув глаза от неожиданного заявления. — Только не ты… — Только не я что? — Лео подозрительно прищурился. — Отвернусь? Предам? — парень усмехнулся, но кисло, через силу. — Я сделаю скидку на твоё состояние, Ласточка, и не стану принимать столь серьёзные обвинения близко к сердцу. Но ответь, с каких пор попытка смотреть правде в глаза считается предательством? — Светлый, тёмный, человек или монстр… Он страдает от этого! — Знаю, — Лео примирительно поднял руки ладонями вверх и сделал первый пробный шаг на сближение. — Знаю. Но для того, чтобы этот упрямец позволил нам ему помочь, нужно ещё доказать ему, что для нас это не будет иметь последствий. Как раз этим я и планирую заняться в ближайшее время. А ещё с остальными в нашем зверинце предстоит наладить более-менее адекватный диалог хотя бы для того, чтобы они не мешались под ногами. — Они не станут разговаривать. И слушать не станут. Не после того, как… — Лайя всплеснула руками, указывая на себя. — Пока ты умирал, Орден уже высказал своё более чем однозначное отношение ко мне и тому, что… со мной стало. — Но я не умер. Я всё ещё я, насколько мне доступно об этом судить. После… пробуждения, которые ты осуществила, даже не имея для этого необходимой подготовки, нездоровой тяги к крови я не испытываю, и рукокрылые за мной полчищами не следуют. Значит их страхи не оправдались, а лишь наглядно доказали то, что и без того должно было быть очевидно: и ты, и Влад такие же законные главы Ордена, как я, Иоанн или Лука. И ваша природа, отличная от нашей, ничего не меняет. Хотят остальные этого или нет, а им придётся признать эту истину. Грядёт священная война, Лайя, и как бы сильно я и Влад не хотели бы оградить тебя от её реалий, уже не получится. Тетра должна объединиться, а ты её неотъемлемая, самая ценная составляющая. — Но я не… не чувствую себя частью единства, — искренне призналась девушка, просто потому что чувствовала, что с Лео она могла себе это позволить. — Я ощущаю привязанность к Владу, к тебе… но и только! — Ничего удивительного, — Лео ободряюще ей улыбнулся. — Мы знали друг друга как минимум две жизни подряд. — Ты, правда, всё вспомнил? — девушка подняла на него неуверенный взгляд. Лео сперва долго молчал, глядя будто сквозь Лайю, а затем его губы тронула лёгкая, немного грустная улыбка, и он ответил: — Да. Кажется, даже больше, чем должен был… — расстояние между ними незаметно сошло на нет, и Нолан вновь осторожно приобнял девушку за плечи, заключая её в дружественные объятия. — А ты? — Кажется, даже больше, чем должна была, — не задумавшись ни секунды, ответила Лайя. Но вопрос, казалось, совершенно невинный, неизбежно потревожил воспоминания, и свежий пласт их обрушился на слишком чувствительное с некоторых пор сознание девушки лавиной страшных событий, горечью потерь и искаженных гримасой смерти знакомых лиц. — Лео, мне… — Лайя подняла на друга взгляд, уже начинающий плыть от заволакивающих его горьких слёз. — Мне так жаль! Юстин, Нела… и остальные ведь, наверняка, пострадали. Нолан сжал челюсти и руки в кулаки, стремясь сдержать волну внутреннего гнева, обманчиво кажущуюся такой выгодной заменой горю. — Своей головой Мехмед заплатил за многое. В том числе, и за смерть Нелы. — Это всё-таки был он? — Лайя спросила скорее для уточнения, чем по причине реального удивления. Ей казалось, какой-то частью сознания она уже и сама успела это понять. — Турецкий клинок, изготовленный в своё время по индивидуальному заказу, сложно не узнать в деле. Кроме того, Мехмед всегда любил… нападать со спины, как трусливый шакал. — Так ты и её тело успел увидеть? — Лайя удивленно приподняла бровь, пытаясь в уме свести воедино временные отрезки, которые упрямо не желали сходиться. — Как я уже сказал, я видел и вижу многое, Лайя. Особенно, в форме льва. И далеко не всё — собственными глазами. Нужно идти, затишье перед бурей для того и существует, чтобы почтить павших и позаботиться о раненых. — Лео, я должна… Она не договорила, не сумев подобрать уместных слов, а Нолан не стал допытываться подробностей. Иногда от таких вот интуитивных решений, подсказанных сердцем, проку было куда больше, чем от десяток раз обдуманных планов и самых сложных стратегий. — Иди к нему и оставайся рядом. Позже я найду вас. Если Ноэ на глаза попадется, отправлю его к… Взглядом оборвав фразу, Лайя только покачала головой. Видел Лев многое, но всё-таки, наверное, далеко не всё… — Значит, будем справляться по старинке, без бесовских фокусов, — равнодушно, словно для него этот внезапно открывшийся факт ничего не значил и не менял, отозвался Нолан, хотя Бёрнелл была уверена, что кажущееся безразличие с его стороны было не более чем попыткой не поддаться собственной, снедающей заживо скорби. — Лео, — во внезапно накатившем страхе от осознания, насколько действительно мало близких людей осталось в её новой жизни, Лайя сжала руку друга, — ты ведь… с нами? Даже если я… Лео окончательно вывели из себя все эти недомолвки и бесконечные пустые сомнения. Раздраженно вырвав руку из непривычно крепкой девичьей хватки, он встал прямо перед девушкой, обхватив ее лицо ладонями и заставляя смотреть себе прямо в глаза. — Даже если ты обратишься во тьму, даже если ты станешь такой же, как Влад! — было видно, что слова давались ему с огромным трудом, через боль, и всё же он произносил их отчетливо и пылко, со злостью и обидой. — Даже тогда! До тех пор, пока я буду видеть в вас своих друзей, я не отвернусь от вас. Лайе стало совестно за свои необоснованные сомнения, и в то же время услышанное придало ей чуть больше уверенности, такой необходимой теперь, когда основы её мира окончательно пошатнулись без возможности восстановления. Не сказав больше ни слова, Лео отпустил девушку, единым плавным движением развернулся и зашагал прочь, чтобы успеть скрыть скупую мужскую слезу. Ведь, конечно же, не такого будущего он желал для той, которую любил больше жизни. И именно из любви отдавал её другому — лучшему другу и по злой иронии судьбы злейшему же врагу. «Прости… Прости меня», — без слов шептала Лайя вслед стремительно удаляющемуся золотистому всполоху. Но сожалеть о собственных ошибках сейчас было некогда, поэтому, стоило широкой спине окончательно пропасть из виду, как Бёрнелл развернулась обратно в направлении смотровой площадки, залитой полуденным солнцем. Выходит, ей самой дневное светило не вредило, как не вредило и очень многое другое, губительное для тёмных. Беспричинно сомневаясь буквально секунду, Лайя ступила из тени, позволяя лучам, в её зорком зрении распадающимся на радужный спектр в каплях влаги и непросохших лужах, залить разом всё её тело. Боли не было, не было ни малейшего дискомфорта, но не было и ожидаемого ощущения тепла, лишь тянущее в груди предчувствие и ощущение затылком, всем телом чьего-то вожделеющего взгляда на себе. Как будто кто-то неустанно, неусыпно за ней наблюдал. Подступив к краю обрыва, прежде чем шагнуть в пропасть, Лайя окинула взглядом открывающиеся перед ней просторы. Поврежденную стихией черепицу на скате крыши с западной стороны усердно клевали большие чёрные во̀роны, в ржавую металлическую рейку для отведения осадков потоки воды стекались ручьями, под силой тяжести и с нарастающим шумом водопадами срываясь вниз. Внизу же, на некогда подъездной площадке, ныне напоминающей изрытое минное поле, с осторожностью передвигались с высоты кажущиеся непривычно маленькими силуэты людей. Они добивали врагов, уводили с поля боя раненых, уносили погибших, растаскивали покореженные машины, чтобы хоть как-то расчистить подъездные пути… Солнце стояло высоко в зените, на землю не падало ни клочка тени. Единственным укрытием, которое возможно было использовать, оставались руины замка. Лайю передернуло от перспективы искать того, кто, вероятно, вовсе не хотел быть найденным, в лабиринте катакомб, из которых ночью ей приходилось прорываться силой, но, в конце концов, какой у неё был выбор? Или у Влада, которому просто необходимо было где-то спрятаться? Шагнув в узкую полосу тени от уцелевшей арки, Лайя протянула кверху руку и поманила, позволяя знакомому ощущению вибрации проникнуть в своё тело. Белый всполох, сделавшийся почти невидимым в солнечных лучах, порхнул в тень и, расправив белые, выцветшие крылья, приземлился девушке на ладонь, не переставая издавать звуки, наверняка, неслышимые для большинства и у обычных людей способные вызвать лишь мигрень. Для Лайи же эти звуки и способность их воспринимать постепенно превращались в дополнительное сенсорное чувство, лежащее далеко за пределами ее физического тела, по необходимости способное заменить ей все пять стандартных, человеческих. Бёрнелл опустила ладонь до уровня глаз и внимательнее всмотрелась в тупорылую мохнатую морду существа, с крохотными ярко-алого цвета глазками, расположенными по бокам от приплюснутого розового носа. — Найди, — велела Лайя, и каждый произнёсенный ею звук мгновенно вливался в волновую сеть, даже днём незримо пронизывающую всё окружающее пространство. — Найди его! — она взмахнула рукой, отпуская от себя существо. Летучая мышь взвилась над развалинами, издав протяжный вой, который тут же подхватили, многократно усилив, остальные бестии — мощная ультразвуковая волна мгновенно снесла все преграды, сделав их совершенно прозрачными. Из множества вероятных направлений взгляда, которые со всей щедростью предоставляла ей сложная замковая архитектура, девушка по наитию выбрала средний уровень высоты от земли, где толщина стен была максимальной из-за пристроек многочисленных переходов между главными башнями и прочих декоративных элементов вроде альковов для статуй. Подхватив волну звука, Лайя расправила крылья, стремясь туда, куда манило её чутьё и… сердце. «Да! Смелее! Взгляни на последствия своего упрямства!» Проигнорировав настойчивый старческий голос в голове, а заодно с ним и все прочие звуки в обычном слуховом диапазоне, Лайя осторожно пробралась внутрь сквозь небольшое обзорное оконце в стене. Камень по бокам от проёма сильно раскрошился, позволяя удобно цепляться руками для страховки, но он же пропускал внутрь и дополнительный губительный свет, поэтому девушка старалась быть как можно осторожнее, призвав на помощь всю свою природную гибкость, чтобы своим вмешательством ещё сильнее не разбалансировать несущую конструкцию. Внутри оказалось небольшое, погруженное в сырой, пыльный мрак помещение, скругленное по периметру. В центре виднелся провал винтовой лестницы, ведущей на нижние этажи. — Влад, ты здесь? — осторожно позвала девушка, окликая его, а заодно ориентируя себя в темноте по эху звука. Впереди виднелись завалы строительного мусора и какого-то старого хлама. Чувствительному обонянию Бёрнелл темнота отзывалась влажностью, кровью и немного… гарью. Сердцебиения слышно не было, алый всполох жизни не сигналил её глазам, хотя она ощущала чужое присутствие и знала, что чувства ей не лгали.– Влад, это я. Это Лайя, — девушка подняла взгляд кверху, к перекрестию балок, готовая ко всему, даже к кокону из крыльев где-то под потолком в самом тёмном углу. Но солоноватый, металлический запах крови с приторно-сладким, тошнотворным привкусом жжённой плоти манил её внимание вовсе не туда. В конце концов, Лайя убедила себя, что готова к любому ужасу, и опустила взгляд. Она могла бы кричать, визжать от страха и ужаса перед увиденным, она очень хотела, но ничто из этого не отменяло уже произошедшего, как и не способно было забрать боль или воскресить умерших. Бёрнелл медленно опустилась на колени, тщательно следя за реакцией на своё вторжение, на то, как его тьма встречала её свет, и лишь к собственному бесконечному облегчению не увидев явного отторжения, Лайя попыталась, пока только попыталась, не зная, с какой стороны безопаснее подступиться, коснуться его руками. О том, чтобы не причинять боли, можно было даже не мечтать, но сейчас это внезапно стало казаться наименее важным. Гораздо важнее было, чтобы он почувствовал её, признал… — Это я, — без голоса прошептала девушка, беспомощно водя руками над наиболее страшными на вид ранами, но не касаясь их. — Это Лайя, я с тобой. Общий вид повреждений на изменившемся, утратившем любые намёки на человеческое теле в недалеком прошлом мог бы запросто довести Бёрнелл до обморока, заставив прежде выблевать все внутренности прямо себе под ноги. Сейчас всё выглядело не менее страшно, скорее, даже более, учитывая, как многое она теперь могла видеть и чувствовать, но у неё больше не было права бояться или с отвращением отворачиваться от всего того, что она видела. Его обнажённая спина была вся в отметинах: длинных и узких, почти не кровоточащих — следах от мечей, продольных полосах царапин от когтей, проколах от наконечников копий. Но хуже всего выглядели не его боевые раны, нет, худшими были бесформенные, разные по размерам и расположению следы многочисленных ожогов. Какие-то всё ещё пузырились волдырями, какие-то уже успели поджить и покрыться корками. Но даже без такого наглядного расхождения в степени заживления, очевидно было, что затягиваться раны не спешили. Они сочились изнутри, но не кровью, а чем-то тёмным, их словно медленно разъедающим подобно кислоте. У Лайи была глупая, чрезвычайно глупая привычка идти на поводу своих сердечных порывов, часто не задумываясь о последствиях. Вот и теперь, интуитивно желая прекратить или хоть как-то облегчить эту зверскую пытку, девушка совершила глупость, которую нельзя было оправдать ни с точки зрения экстренной помощи, ни даже с точки зрения накалившихся эмоций, — она накрыла рану своей ладонью. Влад крупно вздрогнул, — конечно, как иначе, — но на удивление не отстранился и прикосновения избежать не попытался, даже когда Лайя, осознав, что творит, попыталась сама отнять ладонь. — Оставь, — раздался его едва слышный свистящий шёпот, больше напоминающий разрозненный визг стаи неустанно вьющихся рядом нетопыриных. — Останься… Ничего сильнее Лайя так не ждала и не желала, как этой просьбы, озвученной в итоге в страшных обстоятельствах, но… ведь легко любить и красиво говорить о любви, когда всё хорошо. А попробуй любить, когда всё плохо! Лайя уже давно поняла, что простой любви судьба ей не подарит, нет, её любовь будет страшна и мучительна, но ещё мучительнее для неё будет не любить вовсе. Поэтому девушка была согласна на всё, если уж она смогла допустить, чтобы подобное произошло с настолько дорогим для неё человеком, то отвернуться от последствий, какими бы чудовищными они ни были, стало бы просто преступлением. — Влад, прошу, — окончательно поборов в себе всякое сомнение в том, что правильно, а что нет, девушка прижалась всей собой к его обнаженной, израненной спине, ладонями вслепую исследуя его грудь в поисках других повреждений, — пожалуйста, говори со мной. Что происходит? Твои раны… Почему они… будто на глазах становятся больше? — С-с-слишком много… — воздух заполнился свистящим звуком, доносящимся с разных сторон многоголосым хором, так что у Лайи отпали последние сомнения в том, что Влад был даже не в состоянии сам ей ответить. — Ссслишком… Когда пауза затянулась, и девушка уже готова была задать наводящий вопрос, прозвучал конец незаконченной мысли, но уже не высокочастотным хором, а тем самым, хоть и с трудом узнаваемым голосом — глубоко грудным, грубым и хриплым, словно во рту говорившего долгое-долгое время не было ни капли живительной влаги. — Тьмы… слишком много. Я не могу… её унять, — дальнейшее, наверняка, её ушам не предназначалось, но отдаляющиеся куда-то в неведомые, недоступные её взору пространства отголоски сказанного затихающим эхом всё же прозвучали в голове девушки. «Я не могу вас всех унять!» — Влад… — простонала Лайя, ещё толком не осознав всех масштабов беды, но интуитивно уже начиная понимать, какие страшные истины скрывало за собой это неожиданное откровение. Раны на её глазах продолжали истекать тёмной, не жидкой, не густой, какой-то эфемерной субстанцией. Их края постоянно менялись, то вроде бы заживая и уменьшаясь, то вновь увеличиваясь. И лишь те повреждения, которых непосредственно касались её ладони, в тесном контакте кожа с кожей, кажется, постепенно переставали сочиться. Лайя уже готова была начать молиться Всевышнему за то, чтобы это было действительно так, чтобы от нее была хоть какая-то польза, а не её глаза выдавали желаемое за действительное. И ведь это она ещё на его грудь, на татуировку не взглянула! — Влад… — Лайя тихонечко окликнула, приникнув к его плечу со спины. Но на этот раз он не ответил и даже не подал вида, что услышал. И хотя он продолжал сидеть на полу, сохраняя вертикальное положение, голова его была безвольно опущена. — Пожалуйста, Влад! — взмолилась девушка, обняв возлюбленного за плечи. Трясти не стала, из опасения ещё сильнее растревожить многочисленные раны. — Аscultă-mă te rog, iubita mea. Аscultă-mă voce… Услышь мой голос, умоляю… — Лайя, — он ответил ей резким, клокочущим в глубинах груди вдохом, будто только что вынырнув из глубины и буквально подавившись воздухом и произносимым именем. — Свет мой, ты не… не должна всего этого видеть. Ноэ… Позови Ноэ, он… он знает, что делать. Но Лайя могла лишь иступлено хвататься за мужчину, жаться к его израненному телу, боясь даже на миг ослабить объятия, боясь, что если сейчас она отпустит, то потеряет его окончательно где-то в безбрежном, жестоком и бесчеловечном океане тьмы, полнящемся легионами из миллионов не упокоенных грешных душ. Сжав зубы и приказав себе собраться, Бёрнелл осторожно переместилась со спины вперед, чтобы иметь возможность посмотреть любимому в лицо. — Влад! — стараясь поменьше отвлекаться на чудовищный вид истекающей чернотой татуировки и остальных чуть менее страшных ран, девушка трепетно обняла его лицо ладонями, приподняла безвольную голову и поймала своим лбом его лоб. — Ты ведь слышишь меня, правда? — Любовь моя… Я бы услышал твой зов на краю любого мира… — он ответил ей хриплым шёпотом, по-прежнему не открывая глаз, а его губы изогнулись в вымученной, хотя от этого не менее искренней улыбке. — Даже если бы его заглушали все демоны преисподней разом. Лайе улыбаться совершенно не хотелось, ей хотелось вопить в голос, но ему… ему она не могла не ответить. Даже если он не мог видеть её лица, даже если все его чувства и его сознание были сейчас не с ней. Губы девушки сами приподнялись в ответной улыбке, она ощупью нашла его холодные, солёные от крови губы и вжалась в них своими, в скромной надежде на то, что это послужит ему дополнительным ориентиром во тьме. Над их головами резко встрепенулись, подняв пыль и заверещав тревожной сиреной, летучие мыши. — Кто здесь? — настороженно бросила Лайя во тьму, вынужденная отстраниться от Влада, но не выпуская его из объятий. Звук её требовательного голоса моментально разогнал мрак, очертив всего метрах в пяти от них высокую человеческую фигуру. Его аура не светилась, только в знакомом ритме часто билось сердце, излучая в пространство волны тепла. — Бога ради, Лайя, я же с миром! — фигура подняла руки к голове, стремясь прикрыть глаза и уши от обрушившихся на него летучих мышей. — Отзови ваших с Владом нервных кожаных друзей, их вопли скоро сведут меня с ума, а когти — окончательно оставят без глаз. — Лео! — почти вскрикнула Лайя. — Зачем ты так подкрадываешься?! Во тьме двумя горящими точками с темными провалами зрачков блеснули два жёлто-зеленых глаза, шумно засвистел вдыхаемый мощной грудью воздух. Если обострённое звериное чутьё и рассказало ему всю незавидную подноготную состояния Влада, Лео предпочёл никак узнанное не прокомментировать, за что Лайя осталась ему безмерно благодарна. — Я нашёл нашему угрюмому валашскому волчонку, ну или в свете последних событий — карпатскому дракоше тёмное логово понадежнее, — видя, что Влад даже в сдержанной своей манере не спешит реагировать на дружеские подколки, как и на его присутствие в целом, Лео удручённо смолк. — Он сам идти-то сможет? — Не знаю, — честно призналась Лайя, и тогда Лео как-то очень быстро и плавно, раз это почти полностью ускользнуло от внимания Лайи, их обошёл и присел рядом, и лишь громкое сердцебиение служило надежным индикатором его местоположению. Пусть даже он умудрился каким-то образом полностью скрыть свечение своей ауры, стоило ему вскользь прикоснуться к плечу Влада, как золотая вспышка полыхнула между ними ярким заревом, а Влад тут же дёрнулся от прикосновения как от открытого пламени, оставившего на его коже свежий след ожога. — Извини! Я не хотел, — Лео мгновенно сам отскочил в сторону, врезавшись головой в низкую балку и тихо, на одной ноте взвыв сквозь крепко стиснутые зубы. Ему вторил нестерпимый для слуха визг сотни летучих мышей. — Не трогай, — вскрикнула Лайя, и голос её вторил нетопырям и боли Влада. — Не прикасайся, ты вредишь ему. Я сама! — Посмею заметить, что не женское это дело — раненых мужиков на хрупких плечиках таскать… — Лео, мой контроль над кожаными друзьями… очень не прочен, — нервы у Лайи были уже на пределе, так что она без тени сожаления резко осадила говорливую натуру друга, но затем её мир вновь сузился до одного единственного человека. — Это я, Влад, только я, слышишь? Больше никто к тебе не прикоснется, обещаю. Лео нашёл нам убежище. Сможешь… — она погладила его скулу в попытке привлечь внимание. — Сможешь мне помочь тебя отвести? Лео, вынужденный пассивно наблюдать за происходящим со стороны, про себя подумал, что с Влада не стало бы и со смертного одра уйти освежеванным, стоило только Лайе попросить. — Иди… те за мной, — шёпотом, чтобы не дразнить крылатых бестий, сориентировал Лео, споткнувшись на мгновение о саму формулировку фразы, потому что шли по факту они оба, но вела Лайя, а без неё Влад вряд ли сдвинулся бы с места. — Эта часть замка на удивление неплохо пережила ночь. Лестница, не считая тех уровней над нами, которые начисто снесло, почти не пострадала. Тремя пролетами ниже, слева от прохода, есть комнатушка. В прошлом, от которого этому замку достался разве что интерьер, она, должно быть, предназначалась для дозорных. Не царские хоромы, конечно, но есть матрас, а вот окна как раз отсутствуют. Всё прочее первой необходимости, о чём припомнил и что смог по-быстрому найти в суматохе, я вам туда принёс… — Лео немного притормозил и обернулся, опасаясь, что взял слишком быстрый темп. — Лайя, ты уверена… — Да, всё в порядке, — Лайя покрепче обхватила Влада за талию, помогая ему идти. По сути, он делал это сам, даже с учетом того, что большую часть пути составляла лестница, его не приходилось тащить, он даже почти не переносил на девушку свой вес, от неё требовалось лишь ориентировать его в этом пространстве-времени, пока его собственное сознание блуждало где-то слишком далеко, лишенное возможности соединиться с телом. — Лео, спасибо. За всё. Я понимаю, у тебя сейчас полно других забот… — Мёртвые не восстанут из гробов, чтобы обвинить меня в недостаточной скорби по ним. Живые, напротив, сыпать обвинениями не устанут, чем бы я ни занимался. Уж лучше, в таком случае, я буду заниматься чем-то действительно для кого-то полезным. Насколько в принципе я могу быть полезным, учитывая, что теперь именно я не в состоянии к нему прикасаться, — Лео открыл дверь заветной неприметной комнатушки и посторонился, пропуская друзей вперёд. С источниками света он принципиально заморачиваться не стал — зачем он двоим, прекрасно видящим в темноте — не считая оплывшей воском, древней как бивень мамонта стеариновой свечи из ведьминых закромов Сандры. И теперь даже то немногое, что в привычном цветовом диапазоне позволял ему рассмотреть тусклый жёлтый свет, выглядело крайне скверно. Влад был в своём промежуточном, как Аслан часто про себя определял свои собственные метаморфозы, обличии, между человеческим и звериным. На его извитом венами теле с первого взгляда сложно было обнаружить живое место, что само по себе было поводом трубить тревогу, ведь обычно Влад исцелялся гораздо быстрее, чем Аслан успевал вычихать из носа пыль и копоть очередного кровопролитного сражения. — Его раны не заживают… — мужчина полушёпотом констатировал очевидное, наблюдая, как Лайя, со всей свойственной исключительно ей деликатностью и осторожностью укладывала Влада на матрас. Ее тонкие девичьи пальцы невесомыми крыльями бабочки порхали над самыми страшными из повреждений, оберегая их от соприкосновения с жесткой тканью покрывала. В ответ на озвученное вслух наблюдение девушка лишь едва заметно отрицательно качнула головой и сдвинулась немного в сторону, открыв Лео обзор на, возможно, самую неприглядную, самую страшную рану — клеймо пёсьей головы, беспрерывно сочащееся чернотой вместо крови. — Такое ведь уже было… — тихо заговорила Лайя, и в отблеске пляшущего пламени свечи от Лео не укрылось, как обострились её скулы из-за того, с какой силой она сжала зубы. — Очень-очень давно… Мы лишены полноценной памяти настолько далёких воплощений, чтобы это не свело нас с ума и не подтолкнуло к повторению уже когда-то совершенных ошибок, но это не избавляет нас от вспышек дежавю на знакомые ситуации, — Бёрнелл нервно запустила руки себе в волосы, ногтями ощутимо царапая кожу головы. — Поэтому Сорок четвертый скрывает своё лицо, поэтому в своих снах я всегда видела лишь пустоту в глубине капюшона. Тьма начинает пожирать плотское воплощение, когда её становится… слишком много. Лео прошёл чуть дальше в комнату и медленно присел на корточки прямо напротив Лайи. — Влад всегда говорил, что испил лишь каплю силы в момент превращения. Долгие века он довольствовался этой самой каплей, но твоя смерть здесь, сейчас, в этом времени, всё изменила. Та мощь стихии, которую он обрушил на Орден, лежала далеко за пределами его прежних возможностей. Поверь мне, я видел «до» и «после», мне есть, с чем сравнивать. Осознанно или нет, он заявил своё право на власть, ему принадлежащую по крови, и попытался вытянуть из своего создателя больше силы, чем тот ему когда-то дал. А потом всю эту небывалую мощь он в одиночку попытался загнать обратно в тот ящик Пандоры, из которого она была выпущена. Ему нужно время, чтобы справиться с этим… — Лео тяжело вздохнул, искоса поглядывая на не подающего признаки жизни друга. — В конце концов, однажды это всё равно произошло бы… — Ты понимаешь, что даже это — лишь малая часть того, что ему предстоит, если ему придётся… — Лайя уронила голову на руки. — Он не справится с этим один. Лео резко щелкнул пальцами, заставив Лайю немедленно встрепенуться, а стоило ей это сделать, он совершенно беззвучно, одними губами произнёс «Бинго!» — В этом главное отличие Влада от своего конкурента. Он не один, — Лео заговорщицки ей подмигнул, стремясь понизить градус напряжения. — Ладно, я пока пойду, покручусь немного у всех на виду вокруг наших упрямых дедов. Как знать, вдруг по выслуге лет их уже посещало дежавю на какие-нибудь важные для нас теперь события. — Лео, они могут нам навредить? — со всей серьезностью спросила Лайя, с некоторых пор чувствуя острую необходимость не только знать врага в лицо, но по возможности предвидеть его планы. — Головы отгрызу, — Нолан показательно клацнул зубами. — И у себя в гостиной повешу, как трофей. Серьезно, Ласточка, это должно быть меньшей из твоих забот сейчас. Отдохни… ну… насколько тебе сейчас это доступно. Я загляну, если снаружи что-то прояснится. Или тучи сгустятся раньше положенного им астрономическими часами времени. Сполна оправдывая свою вторую кошачью натуру, Лео грациозно выпрямился и уже собирался уйти, но, в последний момент вспомнив об ещё одном тревожном для неё обстоятельстве, Лайя поймала его за руку, останавливая. — Лео, почему нигде не видно Сандру? Через соприкосновение рук, от того, что она по-прежнему удерживала друга за запястье, Лайя безошибочно почувствовала, как замер он от прозвучавшего вопроса, а затем напрягся, не спеша оборачиваться лицом. — Лео? — Бёрнелл непроизвольно сжала его руку. — Поверь, Лайя, если бы с ней что-то случилось, мы бы об этом уже знали, — Нолан медленно обернулся к подруге. — Не торопись нападать на меня с вопросами, ладно? — Лео примирительно поднял руки. — Я знаю только, что на территории замка её нет. Они что-то очень долго и пылко обсуждали с Илинкой и Ноэ, а потом, ещё до прибытия Ордена и начала основных действий, Сандра спешно собрала в сумку первое необходимое и куда-то уехала. Кроме того, что это «важное дело не моего ума» я от разноглазого чертяги ничего больше добиться не смог. Не хотелось ему морду бить освещенным костетом, хотя сейчас понимаю, что, наверное, стоило бы… С кого теперь спрашивать… Лайя в ответ лишь неопределенно покачала головой. Сандра, конечно, очень пригодилась бы сейчас рядом, но никогда и ничего Ноэ не планировал и не делал просто так, у всех его поступков всегда была причина, более глубокая и значимая, чем это могло показаться вначале, и если по его замыслу Сандра должна была сейчас находиться в каком-то другом месте, значит так было нужно. «Лишь бы только в безопасности, лишь бы только с ней ничего не случилось…» — Может, позвонить Илинке? — Лайя не заметила, как озвучила мысль вслух. — А ещё где-то там сейчас, наверняка, до смерти перепуганная Милли и… твоя сестра… — Лайя, — Лео тронул девушку за плечо, а затем осторожно повернул и чуть приподнял ее голову, чтобы та посмотрела прямо на него. — Я всем этим займусь, со всем разберусь и всё улажу настолько деликатно, насколько смогу, обещаю. У меня хорошо получалось сортировать толпу и без царственного венца над головой, а раз сейчас это моя прямая обязанность… — Выходит, что теперь это и моя обязанность тоже, вот только… — Только я не могу ни благодатью, ниспосланной мне свыше, ни мечом, ни даже нелестным словцом вытащить его, — Лео кивком указал на Влада, — оттуда, где он сейчас прозябает. А ты можешь. Поэтому давай каждый из нас будет заниматься тем, что ему по силам. Глядишь, и выйдет из этого что-нибудь более полезное для человечества, чем вечный поиск истинного зла, повинного во всём. Лео убрал руку с её плеча, бесшумно отступил к двери и исчез за ней, тихонько её за собой притворив. Лайя ещё с минуту сидела, глядя буквально сквозь стену в проход вслед удаляющемуся силуэту, а затем принялась исследовать нехитрое наполнение комнаты. Ей не нужен был свет, чтобы видеть предметы и безошибочно отличать их друг от друга, однако цветовое восприятие даже при самом тусклом источнике света было гораздо привычнее контрастной ночной гаммы. Лео заботливо припас для них воду, аптечку, кучу дополнительной ветоши, наверняка, для очистки ран, небольшую миску и полупустую бутылку, от которой даже сквозь наглухо закупоренное стекло исходил хорошо уловимый запах крепкого спиртного. С обратной стороны матраса в углу стояла небольшая, но раздутая от наполненности дорожная сумка. В ней Лайя нашла сменную одежду для себя и Влада, и только девушке подумалось, что её благородный супруг, скорее, предпочтёт остаться голым, чем наденет на себя нечто, отличное от делового костюма, как в развернутом свёртке из дорогой на ощупь крафтовой бумаги обнаружилось всё в точности, как по заказу, будто всё это подбирал и упаковывал личный костюмер Влада. Даже запах от одежды исходил знакомый, тот самый — дорогого парфюма Влада, с едва уловимой, чужеродной ноткой… лилий. Чёрных лилий. От неосторожного напоминания самой себе о Ноэ и, что гораздо хуже, последовавших за ними ассоциациях, а затем и воспоминаниях о реакции Влада на его смерть, о том, как он позже звал друга в бреду, у Лайи сердце сжалось от невыносимой боли, а к горлу подкатил такой знакомый, солоновато-горький ком. Но она всеми силами душила в себе это парализующее чувство скорби. Слезами ни горю, ни делу не поможешь, и лишь сделав всё возможное, чтобы оправдать возложенные на них надежды, они могли рассчитывать, по меньшей мере, придать смерти Ноэ более достойный смысл. По крайней мере, Лайя очень хотела на это рассчитывать, ну а Влад… девушка была убеждена, что в глубине души он хотел бы этого не меньше, и когда оковы тьмы отпустят его, он иначе взглянет на ситуацию. Лайе очень хотелось в это верить. И кроме веры ей больше ничего не оставалось.