Светлая королева

      Лайю снова подхватил вихрь тьмы, сносящий окружающую реальность необузданной волной. — Это самая первая из существующих и воистину очень сильная магия, — темнота заговорила с Лайей голосом Айше, — способная переписать законы бытия. Но она не старше и отнюдь не сильнее тебя, мой тюльпан, поэтому всё, что она способна тебе дать — это право выбора. Когда тьма понемногу отступила, позволив Лайе видеть происходящее, она обнаружила себя лежащей на кровати в домике Хюмы. В изножье сидела Айше и наблюдала за ней бесконечно добрыми, полными любви и понимания глазами. — Ты можешь остаться верной своей природе, своему роду и единству Ордена. Тогда твоя душа уйдёт на очередной круг в бесконечном цикле перерождения. Ты забудешь прожитую жизнь и обретёшь новую, в новом времени. Но ещё ты можешь вернуться к своей последней неоконченной жизни и навечно прервать цикл. Лайя задумалась, пытаясь сопоставить предоставленные ей исходы с тем, что она увидела в видениях… в неожиданно ставших ей доступными воспоминаниях событий, в которых она не участвовала, в единую связную картину. Отвар, над которым совершался ритуал, ведь был тем самым, что принесла ей Сандра? В него Ноэ добавил кровь Влада. Кровь Влада была растворена в воде, в которой она утонула, она же теплыми каплями падала ей на лицо в последней отчаянной попытке любимого её защитить. Кровью изначально был скреплён проклятый договор между Владом и Номером сорок четыре. Его кровью… Влад был обращён. Последний кусочек разрушенного пазла сложился, и Лайя вскинула тревожный взгляд на молчаливую наблюдательницу её отчаянных попыток осмыслить происходящее. — Значит, если выберу вернуться, я обращусь? Стану такой, как Влад… Айше покачала головой, тем самым ввергая Лайю в еще большее недоумение. — Он часть совсем иной силы. Он тёмный, он выбрал эту сторону внутри себя задолго до встречи с тем, кто изменил его, желая себе скрытую в нём силу. Ты же — свет, и тебе придётся очень долго и упорно гасить в себе его, чтобы стать такой, как он. А зачем? Уподобившись ему, ты не облегчишь его участь. — Я не понимаю? Ты так пытаешься уговорить меня не возвращаться? Айше снова покачала головой. — Если ты обретёшь физическое бессмертие и, вопреки опасениям твоих братьев, сумеешь сохранить свой внутренний свет, то сможешь оставаться с ним рядом сколь угодно долго. Ты поможешь ему совладать с великой тьмой, и вместе вы сможете восстановить давно утраченное единство Ордена. Слишком заманчивая, слишком прекрасная и глубоко желанная перспектива, чтобы наученная ошибками Лайя поверила, что всё так просто решится. — Если все так… если всё могло быть так уже очень-очень давно, почему они с таким упорством не позволяли мне этого? Почему никто из Ордена не рассказал мне о том, кто я, ещё шесть столетий назад? — Подобный рассказ вне церемонии передачи власти и не из уст одного из Основателей строго карается. Они и сейчас бы не позволили, если бы знали о ритуале. — Но почему? — Многие из Ордена желали бессмертия, но обретали его, лишь обращаясь во тьму. Ибо ничто плотское не вечно, а то, что становится таковым, ломает законы бытия. За подобное варварство приходится платить высокую цену. И тебе её заплатить придётся, ведь часть твоего света неизбежно уйдёт во тьму. Пока души трёх других будут смиренно ждать своего часа между перерождениями, ты будешь ходить в подлунном мире, они забудут, а ты будешь нести бремя воспоминаний за все прожитые года. Зависть и страх лишиться самой важной, человеческой части единства не дадут им примириться с твоим выбором. Если вернёшься, они не примут тебя, как не приняли когда-то дракона. Тебе придётся отстаивать своё родовое право. И свой титул Светлой королевы при великом Тёмном короле. Оба положения наделят тебя огромной властью в обоих мирах, за то и другое придётся бороться. — А если я не хочу этой власти? Ни одной из них. И он не хочет… Не хотел и не захочет, иначе давно бы уже взял то, что принадлежало ему по праву. Айше посмотрела на неё с пониманием, и в светлых глазах её отразилась печаль. — Это только лишний раз доказывает, что вы оба достойны. Ведь жаждущему всегда будет мало, и только тот, кто готов отказаться от короны в любой момент, воистину достоин править. Лайя ничего не ответила, ее душу безжалостно терзали противоречия. Страх за неизбежные последствия ее выбора и необходимость сделать его как можно скорее, потому что неопределенность, подвешенная, как и она сама, где-то между мирами, не среди живых, не среди умерших, сводила её с ума. — Конечно… конечно, я вернусь к нему, — наконец, произнесла Лайя, озвучивая своё решение, в чём-то чересчур поспешное, а в чем-то излишне затянутое и вызревшее, как дорогой алкоголь. — Как я могу оставить его погибать во тьме и чувстве вины, после всего, на что ему пришлось смотреть, без малейшей возможности этому помешать… — голос девушки дрогнул, она не чувствовала влаги ни на глазах, ни на щеках, но неприкаянная душа её плакала кровавыми слезами. — Мне так страшно,. мама! А если я не смогу ему помочь, если… Айше приблизилась к ней и заключила в утешающие объятия словно в кокон, сотканный из чистого света, где было так тепло и безопасно. — Ты родилась из любви, Лале, мой прекрасный тюльпан, ведь это единственная сила во всех существующих мирах, способная возродить душу. Так познай же сама это чувство, дитя моё, люби того, кого выбрало твоё светлое сердце, всем запретам вопреки. Позволь любви хранить ваши души во свете и во тьме. И когда настанет время ему принять тёмную корону, будь рядом. Если другие отвернутся от вас, отказавшись помочь, тебе сердце подскажет, как быть. Главное, — Айше мягко коснулась ладонью груди Лайи, того места, где должно было быть её сердце, и посмотрела девушке в глаза, — береги свет своей души. Во что бы то ни стало… береги, — черты родного лица стали утрачивать четкость, стремительно растворяясь во всеобъемлющем белом свечении. — Он у вас один… на двоих. Айше исчезла, её голос, эхом доносящийся из света, смолк, а окружающего пространства не стало. Наверняка, если бы у Лайи было физическое тело, оно бы вспыхнуло белым пламенем, а глаза бы выжгло из глазниц. Эта перспектива внезапно показалась девушке гораздо страшнее утопления в безбрежном океане тьмы. Быть может, потому, что там, во тьме, в одной из бесконечного множества реальностей тёмного мира, с ней был Влад, он был для неё спасательным буем, опорой и проводником, а здесь, в испепеляющем свете, не имеющем очертаний, она была совсем одна. Глупо, бессмысленно было бояться, уже пережив самое страшное, нырнув с разбега в омут с головой и не вынырнув, но Лайя ничего не могла с собой поделать. У неё не осталось никаких ориентиров, никто не объяснял ей, какого это будет — умереть и воскреснуть — она была предоставлена самой себе и собственным страхам. Ей казалось, она кричала, по крайней мере, пыталась кричать, звать на помощь, просить пощады, но у неё не было голоса. У неё не было тела, хотя… если тела не было, почему так невыносимо жгло глаза? Почему на уши давило так, будто она ушла на глубину без акваланга? Почему её грудь буквально разрывало изнутри от невозможности сделать такой необходимый вдох… И пока Лайя отчаянно пыталась, где-то сверху, где невыносимый свет понемногу уступал тьме разверзшихся небес, обретая очертания, появился силуэт. По форме как будто человеческий, но он парил недосягаемо высоко, поддерживаемый парой огромных крыльев, заслоняющих собой небосвод. У него была голова орла и крючковатые когти вместо пальцев на руках. Они сжимали металлический жезл, направленный острием вниз, блики невыносимого света отражались в его полированной поверхности; и тот самый, темный пустой кристалл на цепочке, что во снах Лайи виделся ей лазурным. Не осознавая происходящего, не помня себя, ведомая лишь древним инстинктом выживания, Лайя протянула руку к существу с немой мольбой о помощи, и в то же мгновение воспоминания о моменте смерти обрушились на девушку невыносимым весом воды, давящей сверху, и острием кинжала, пронзившего её тело. Она бы закричала от ужаса, но в легких, в горле, во всем её теле была вода, и от осознания этого, от разрывающих её противоречивых, невозможных ощущений Лайю охватила паника. Отчаянно пытаясь вписать происходящее в хоть какие-нибудь рамки возможного, она содрогнулась всем телом и попыталась вынырнуть. Ничего другого ей не оставалось. Существо тем временем исчезло, открыв затуманенному взору чернеющую дыру в обвалившемся потолке, оглушительно грохочущую и содрогающуюся в такт спазмам, беспощадно ломающим тело Лайи. Как если бы ещё не все в ней было сломано… «Кто-нибудь… помогите…» Единственным ответом на её немую мольбу стала вспышка, мелькнувшая на чёрном фоне, словно крохотная падающая звезда. За долю мгновения она обратилась смертоносным разрядом молнии, притянутым водой, как гигантским магнитом, и пронзившим грудь Лайи с невиданной силой. Казалось, лишь затем, чтобы окончательно обратить её в пепел, но вместо этого словно чья-то чужая рука, по следу молнии вломившись в её грудь, стальной хваткой сжалась на её сердце. Но внезапно вовсе не затем, чтобы его вырвать, хотя ощущения были очень похожими, а затем, чтобы единым мощным рывком вытянуть безвольное ослабленное тело из воды и швырнуть на пол. От силы удара раскололась и пошла трещинами плитка, но Лайя не ощутила боли. Точно не от удара. Содрогаясь от спазмов, выкручивающих все её тело, она отчаянно пыталась кашлять, а затем и кричать, но уже не о помощи, а чтобы избавиться от воды, грозящей разорвать ей легкие и вспороть глотку. Лайе казалось, что она слышала, даже сквозь воду, заложившую уши, как у неё внутри все клокотало, дрожало и сжималось, спеша избавить тело от всего инородного. Всё происходило будто бы само собой, тело двигалось само по себе, отдельно от сознания, само принимало наиболее удобные положения, необходимое для ускорения процесса. Очередная судорога перевернула девушку на живот, и она, чуть приподнявшись от пола на руках, видела и слышала, как хлещущая из нее жидкость булькала и пенилась, красная, розовая, а затем и совершенно прозрачная, она постепенно покидала тело Лайи, оставляя после себя лишь саднящее чувство в горле и горькое послевкусие на корне языка… Которое, впрочем, прошло с первыми же глотками необходимого воздуха, наполнившими освобожденные лёгкие. Вдох-выдох, вдох-выдох… Лайе отстраненно подумалось, что после пережитого сил в ней могло остаться разве только на то, чтобы ничком повалиться на мокрую раскрошенную плитку и не шевелиться как минимум несколько ближайших дней, но руки, на которых она продолжала приподниматься над полом, держали по-прежнему крепко, даже упираясь в острые осколки керамики, не дрожали, не возникало желания упасть и больше никогда не подниматься. Наоборот, хотелось как можно скорее разобраться в происходящем, осмотреть себя, проверить… раны? Лайя машинально ощупала одной рукой свою шею, ожидая найти там целительный камень Балаура, вернувший ее к жизни, но воспоминания мгновенно услужливо подсказали ей, что ожерелье с неё сорвали, и как ни пыталась девушка ухватить в памяти ускользающий момент прошлого, когда оно могло быть ей возвращено, не могла нащупать даже намёков, даже меркнущих вспышек сознания, вроде тех, где были Влад в обличии крылатого чудища и адский пёс, которого Сорок четвертый спустил с поводка. На слуху до сих пор звучало эхо той нечеловеческой борьбы и тех нестерпимых криков — её собственных и Влада. Лайе, захваченной воспоминаниями, на миг даже почудилось, что всё это продолжало происходить, что опасность им обоим по-прежнему грозила. Сама не до конца, а вернее, пока ещё совершенно не осознавая происходящее, Лайя подскочила на ноги и принялась затравленно озираться по сторонам в поисках такой реальной для всех её чувств, такой близкой угрозы… Но ничего не было, и никого… не было. Куда бы ни упал её взор, для её недавнего состояния внезапно очень чёткий и сфокусированный, ничто не осталось целым, и никто — живым. Повсюду были вода, фонтанирующая из поврежденной сантехники, и кровь — разбавленные лужи на полу, разводы на стенах, брызги высоко на потолке. Следы произошедшего здесь кровавого побоища покрывали, кажется, каждый квадратный дюйм разрушенного помещения, выглядевшего так, будто его бомбили. Лайя по привычке тихо вскрикнула, прикрыв себе ладонью рот, когда её изучающий взгляд опознал человеческие останки — разбросанные по залу фрагменты разорванного на куски тела, хотя ожидаемое чувство тошноты к ней так и не пришло, даже когда она поняла, кому они принадлежали. Оторванная голова Мириам, обкрученная сбившимися кудрявыми волосами, была насажана на кованный крючок для полотенец, что не оставило Лайе ни малейшей надежды на то, что это сделал кто-то другой. О нет, она слишком хорошо знала, чей это почерк. Знали все, кто хоть раз имел неосторожность разбудить жажду крови во владыке Колосажателе. Будто в подтверждение её неутешительных мыслей где-то высоко в очередной раз содрогнулись небеса. Необычайно громкий, почти невыносимый для её слуха звук на мгновение оглушил Лайю, заставив рефлекторно прикрыть ладонями уши. В тот же момент тень мелькнула в её боковом зрении, заставив девушку вновь насторожиться. Тень мелькнула снова, на этот раз прямо перед её лицом, и Лайя рефлекторно попыталась ухватить её рукой. Движение вышло настолько быстрым и смазанным, что в какой-то момент Лайя потеряла очертания собственной руки. Но этот факт резко перестал иметь значение, потому что назойливый, так и не пойманный раздражитель обрёл очертания, повиснув коконом на уцелевшем фрагменте лепнины под потолком — это оказалась большая летучая мышь, одна из нескольких, висевших вплотную друг к другу, и самая странная из всех. Все были обычными, чёрными, а этой природа точно забыла подарить окраску — она осталась белой, словно выцветшей, и на фоне остальных казалась почти прозрачной. Сама не зная точной причины, но не в силах противиться идущему изнутри порыву, Лайя протянула ладонь к стайке рукокрылых. Будто приветствуя, они ответили ей единым высокочастотным писком, но вместо того, чтобы схватиться за голову в попытке заглушить прежде невыносимый звук, Лайя вдруг почувствовала, как он окутывает её, проникает под кожу, проходит через всё её тело так же свободно, как воздух — через её легкие. Девушка призывно раскрыла ладонь, и одно из созданий, белое как керамика, облицовывающая стены, порхнуло к ней, словно притягиваемое огромным магнитом. Оно снова издало звук, и видимая волна его, провожаемая восторженно-настороженным взглядом Лайи, покатилась по разрушенному помещению, как круг от брошенного камешка — по поверхности воды — равномерно во все стороны. Она беспрепятственно огибала все возможные препятствия и проникала сквозь стены, улетая всё дальше и дальше… Но вот она как будто обо что-то… о кого-то споткнулась, отразилась и вернулась обратно, впиталась в кожу Лайи и в один момент встревожила все её чувства, за сотую долю секунды совершив в её теле настоящую революцию. Её зрение, слух, даже обоняние и тактильная чувствительность — всё это тысячекратно обострилось, направленное на один неопознанный объект. Страха перед неизведанным не было, Лайе даже начало казаться, что это чувство умерло в ней навсегда, оставив ей в качестве реакции лишь настороженность. Прятаться было некуда, да и вряд ли для того, кто мог управлять ультразвуковыми волнами, существовали физические преграды. Поэтому Лайя так и осталась стоять посреди разрушенной до основания залы, в паре метров от места своей несостоявшейся смерти и ожидать появления чужака. Возможно, он объяснит ей происходящее. Тем временем, её ожившее сердце мерно отстукивало ритм в груди, из которой должен был торчать кинжал. Но Лайя не чувствовала ни боли от раны, ни самой раны, она не чувствовала вообще ничего из того, что могло бы указывать, будто она не в порядке. Проверить наглядно возможности не было, но по ощущениям она была более чем просто в порядке. Ведь, кроме того, что она была жива и здорова, она отныне могла быть уверена, что никто не лишит её ни времени, отведенного ей в мире живых, ни памяти о том, кто она такая и кем может стать. — Мисс Бёрнелл! Какая… неожиданная встреча, — несмотря на то, что они по-прежнему не находились в прямой видимости, её оппонент обращался к ней так, будто они уже стояли друг напротив друга. — При ещё менее ожидаемых обстоятельствах. Мне ведь было поручено отыскать ваш хладный труп. А вот и пересеклись наши с вами круги. — Не приближайтесь! — предупредила Лайя всё ещё невидимого, но заочно давно узнанного врага. — Не искушайте понапрасну судьбу и, быть может, когда всё закончится, мне удастся убедить Влада сохранить вам жизнь. В ответ на это безмерно щедрое предложение Лайя удостоилась лишь надменного смеха, который, впрочем, быстро смолк, сменившись единым высокочастотным гудением. Реагируя на этот звук и опасность, которую он предвещал, девушка инстинктивно шатнулась в сторону, и в тот же миг перед ней возник силуэт, формирующийся по образу и подобию человеческой фигуры из налетевшего вихрем тёмного облака. — Ах, Влад… Не тот ли самый вассал великой Османской империи, что пресмыкался перед Всетемнейшим владыкой на коленях ради спасения своего загнивающего княжества? Летучая мышь на крыле принесла, что он, дескать, был твоим мужем. Подумать только… Ты из великой правящей династии османов… с безродным рабом. Даже представить не могу, как можно было вынести подобное унижение. Он не трогал её, даже почти не двигался, за исключением мерно размыкающихся губ, но Лайе казалось, будто каждым словом он бил её наотмашь по лицу. То, что она при этом чувствовала, определенно не было болью. О, нет, это была чистая ярость… первые несколько мгновений, но затем это пугающее, незнакомое Лайе чувство, как перегоревшее в одно мгновение кострище, переродилось в обыкновенную жалость. Едва это произошло, и внутренняя буря в ней окончательно улеглась, девушка с сожалением покачала головой и отвела взгляд, нисколько не впечатленная и уж тем более не напуганная эффектным появлением своего провокатора. — Полно, мистер Ратвен, не тратьте зря время… Но не успела Лайя озвучить до конца мысль про круги, которым отныне не суждено пересечься, как лицо её собеседника, и без того не отличавшееся привлекательностью, изуродовалось еще сильнее гримасой ненависти. Черты обострились, в них проявилось нечто отчетливо хищное, а алчные, вечно требующие внимания глаза налились кровью и чернотой. Все его тело в один момент утратило чёткие очертания, и только отведенная в замахе на удар рука ещё напоминала человеческую. — Да как ты смеешь, дрянная девчонка?! Его яростному крику вторил высокочастотный писк стаи летучих мышей, в которую в мгновение ока обратилось его человеческое тело. Пытаясь смягчить неминуемое нападение первым пришедшим на ум способом, Лайя прикрыла руками голову и лицо, коротко вскрикнув. Ультразвуковые волны тут же полностью поглотили звук её голоса, как и любые другие звуки… Девушка ждала удара, какой-то перемены, но когда спустя время ничего не произошло, она медленно, по крайне мере, ей так казалось, убрала ладони от лица… Представшая её взору сцена повергла бы Лайю в шок, если бы это состояние было по-прежнему ей доступно. Ратвена, вновь принявшего человеческую форму, держал за грудки, слегка приподнимая над полом, некто в чёрно-золотом одеянии. Лайе потребовалось мгновение, чтобы в подрагивающей, источающей в пространство губительные волны тёмной энергии фигуре опознать демонический облик Ноэ. Одной рукой в золотой наручи с длинными когтями он сжимал на Ратвене одежду, а другой обхватывал его голову за затылок и… словно обнимал, прижимая его к себе, почти ласково, как любовника. Губы обоих слились в насильственном поцелуе, и Лайе с расстояния буквально в несколько шагов ничто не мешало видеть, как бес вытягивал из своей жертвы энергию, как она струилась по вздувшимся венам чёрной субстанцией и стремительно перетекала через соприкасающиеся губы из одного тела в другое, заполняя чернотой мелкие трещинки по контуру алебастрового лица Ноэ. Он буквально пил его, глоток за глотком осушал до дна, как бокал с дорогим вином, пока от Ратвена не осталось ничего, кроме лёгкой сероватой дымки, проскользнувшей пустотой в разжавшейся хватке золотых когтей. — Прошу прощение за это неприглядное зрелище, — оправдался Ноэ, случайно или намерено не поднимая на Лайю взгляда, смотря в пол, и голова его была склонена. — Не смог отказать себе в удовольствии сделать то, о чём мечтал с момента, как впервые его увидел. — Ноэ! — воскликнула Лайя звенящим от одолевающих ее эмоций голосом, едва вновь обрела дар речи. Она смотрела на Локида и будто впервые его видела. Хотя, пожалуй, таким действительно впервые. Ореол, охватывающий всё его тело, полыхал чернотой, и теперь, когда пелена человечности окончательно спала с её глаз, Лайя видела это с той же ясностью, с которой мгновение назад наблюдала сцену чудовищной расправы. Противоречия от увиденного раздирали её на части, неумолкающие звуки летели к ней со всех сторон, мешая концентрироваться, и только гудение ультразвука на грани восприятия казалось приятным утешением, обещая подарить успокоение, если она впустит его в себя, позволит ему свободно циркулировать по телу, как циркулировала кровь… Перспектива была хоть и непознанной, но заманчивой, при этом слишком похожей на трусливый побег, а страх был воистину последним чувством, которое Лайя готова была впустить в себя. Следующим на очереди после страха стоял гнев, и уж ему то девушка дала волю, без тени сожаления обрушив на того, кто всецело его заслужил. Сверля беса полным подозрения взглядом, с выражением чеканя каждое последующее слово, Лайя задала главный, терзающий ее вопрос: — Ноэ Локид, что ты натворил?!