Ты помнишь ли, при вашей встрече, При первой встрече роковой, Ее волшебный взор, и речи, И смех младенчески живой?
— Влад… — Лайя ничем не могла объяснить дикий страх, распаляющийся в её груди жарким пламенем. — Не уходи, прошу. Но девушка успела только в беспомощной растерянности окинуть взглядом его грудь и истекающую бледными ручейками татуировку, как Влад мощным рывком оттолкнулся от борта, поднялся на ноги, знакомо окатив Лайю дождём из брызг, и вышагнул из ванны. — Оставь нас, — холодно бросил мужчина нерасторопной горничной. — Я скоро буду. — Но как же… ведь госпожа… Лайя мельком увидела из-за фигуры Влада, ещё не сошедшего с постамента, как девушка растеряно протянула в их направлении руку, указывая на ванну и Лайю в ней. — Оставь нас! — вторично велел Влад, и на этот раз звук, который он издал, лишь отдаленно напоминал голос, но больше грозный рык зверя, обороняющего своё логово. Горничная перепугано моргнула, отшатнулась и, спотыкаясь, бросилась к выходу, но всё равно у самых дверей умудрилась обернуться, будто нарочно испытывая терпение Влада. Лайя хотела вступиться за девушку, но промолчала, потому что гораздо больше этого она хотела всё отмотать назад, к моменту, когда они были наедине, чтобы сюда никто не врывался и не забирал Влада. Только не сейчас! Но у Лайи не было выбора, кроме как беспомощно наблюдать за мечущейся тенью и свободно летающими в пространстве очертаниями предметов, теми, которые успевало заметить её человеческое зрение. Бордовое полотенце, то самое, которое она для него подготовила, рубашка, на этот раз прямо на голое тело, без бинтов… — Влад… — девушка вцепилась руками в борт, порываясь встать и хоть чем-то помочь, хотя бы обнять на прощание, но Влад оказался быстрее, возник рядом в мгновение ока, уже полностью одетый, так что от неожиданности Лайя отпрянула, снова оказавшись на дне ванной. Он наклонился над купелью, положил ладони ей на плечи, снова касался её запрету вопреки, и всмотрелся в её глаза так пристально, словно хотел добраться до души, хотя как раз её Лайя никогда не прятала. Не от него. — Обещай сделать, как я прошу. Обещай, что не покинешь святую воду, что бы ни происходило. Обещай, Лайя! — голубые глаза смотрели в самое сердце, им невозможно было дать другой ответ. — Не прикасайся ко мне, — взмолилась Лайя, дрожа и ёжась под его ладонями. — Обещаю! Я обещаю, только… отпусти-и. «Не отпускай. Не уходи. Не теперь…» — не контролируя, что творит, Лайя приподнялась на руках от бортика и склонилась ему навстречу, ловя лбом его лоб. — Верь мне, — прошептал Влад, поцеловал её в макушку, предпочитая сгореть дотла в этом поцелуе, лишь бы не оставлять её, но, резко отстранившись, быстрым шагом вышел прочь из зала. Хлопок дверей прогремел над сводчатым потолком точно гром, звуки которого сюда не проникали. По крайне мере, Лайе так казалось, пока виновник и создатель бури оставался рядом с ней. А теперь он ушёл, и девушке начало казаться, что он унёс c собой не только её выпитую кровь, но и весь окружающий мир, все её чувства, всё, что её окружало — снаружи и внутри, оставив её совершенно одну перед стремительно раскрывающейся бездной. Лайя самой себе не могла объяснить того леденящего ужаса, который ею овладевал. В хаосе своих мыслей она пыталась найти хоть какое-нибудь рациональное осмысление своему состоянию, она пыталась выровнять дыхание, пыталась не дрожать, но холодная вода этому никак не способствовала. Абсолютно вымокшая ткань платья, которую она раньше даже не замечала, сейчас вдруг стала неприятно липнуть к телу и хлюпать в ответ на каждое незначительное движение. Девушка прижала колени к груди и обхватила их руками, уговаривая себя не поддаваться панике, не рыдать и ни в коем случае не кричать. Но предчувствие беды, такое знакомое, липкое и неизбежное, как сама судьба, казалось, готово было утопить Лайю прямо здесь же, в святой воде, в крови её любимого и её собственной. «Пожалуйста, пусть ничего не случится», — Бёрнелл сама не заметила, как машинально сцепила обе руки в молитвенном жесте. — Господи, молю тебя, спаси и сохрани дорогих мне людей… В коридорчике за дверями вновь послышались шаги, и Лайя умолкла. Её разрывали на части два противоположных желания: закричать, что она здесь и жива, чтобы Влада ложно не обвинили в причинении ей вреда; и спрятаться, раствориться в этой самой ванне, чтобы никто её не нашел. Ни свои, ни чужие, никто, кроме Влада. Но то, что происходило, было неминуемо, одна из дверей медленно и совсем ненамного приоткрылась, и в неё снова вошла тёмная фигурка горничной. — Мисс Бёрнелл… — она прошептала, опасливо озираясь по сторонам и крадущимися шагами, как воровка, медленно перемещаясь по зале. Сперва она подошла к стеллажам у стены и, беспрерывно оглядываясь через плечо, выхватила из стопки первое попавшееся полотенце, после чего стала осторожно приближаться к ванне. — Вам нельзя здесь оставаться, госпожа, — её большие голубые глаза, обрамлённые густо накрашенными ресницами, неотрывно смотрели на Лайю. Девушке от этого пронзительного взгляда стало не по себе, по телу пробежала дрожь, которая вполне могла оказаться физиологической реакцией на холод, поэтому Лайя не придала ей должного значения, не сводя взгляда с приближающейся горничной. Та призывно распахнула полотенце, словно готовясь принять Лайю в его объятия, хотя сама Лайя старалась ничем не выдать своего дискомфорта и желания поскорее покинуть купель. — Всё в порядке, Мириам, — Бёрнелл сделала всё возможное, чтобы её голос не дрогнул и звучал как можно более убедительно и непринужденно. — Я сама справлюсь, вам не обязательно… «Здесь находиться и видеть всё, что здесь происходило…» Но горничная, казалось, в упор не слышала вежливого намёка Лайи на её желание остаться в одиночестве. Она продолжала приближаться. — Госпожа, — пролепетала девушка, когда подобралась совсем близко и бесцеремонно потрогала пальцами мутную гладь воды. — Какая холодная! Вы замёрзнете и заболеете, — заметив, наконец, настороженную реакцию Лайи, девушка отдернула руку и потупила взгляд. — Я… понимаю, господин Влад, должно быть, изъяснился весьма… доходчиво, когда велел вам остаться здесь, но… ведь здесь так, — она замялась, отчаянно подыскивая определение, и голос её совсем поник, звуча не громче шепота, — ужасно. Лайя почувствовала, как внутри неё разгорается искра раздражения на бестактность, пусть и беззлобную, этой девушки, которой, кажется, весьма однозначно, хоть и непозволительно грубо уже указали на её место. — Благодарю за заботу, Мириам, — мягко и в то же время решительно отрезала Лайя. — Но я останусь здесь. Девушка снова подняла глаза, её взгляд метался, не сосредотачиваясь ни на чем конкретно, её руки, продолжающие сжимать полотенце, задрожали. — Но здесь ведь холодно и… опасно, госпожа! Вам нужно обсохнуть и переодеться. Я… — голос её срывался, словно она начинала паниковать, взгляд всё так же бегал, ища, за что зацепиться, но избегая посмотреть в глаза самой Лайе. — Я отведу вас к мистеру Ноэ, он сделает вам горячий чай… Первые пару мгновений предложение казалось Лайе таким заманчивым, ведь Ноэ она не боялась и знала, что Влад, несмотря на некоторые размолвки между ними в мировоззрении, всецело другу доверял, но соблазн нарушить данное любимому обещание быстро прошёл, уступив место зарождающемуся глубоко внутри подозрению. «Зачем она настаивает? Зачем, несмотря на очевидный страх перед окружающей обстановкой и Владом, она продолжает здесь оставаться? Любой здравомыслящий на её месте давно сбежал бы без оглядки, наплевав на обязательства и любые деньги. Если это Ноэ так её научил… искусству угождать, то, очевидно, он сильно перестарался». Горничная тем временем вновь опустила в воду руку, как будто случайно потянувшись к запястью Лайи, но та заметила и инстинктивно отпрянула, прижавшись к противоположному бортику. — Мириам, думаю, вам лучше уйти, — холодно пресекла попытку Лайя. — Я хочу остаться здесь. Одна. — Но госпожа… — не унималась девушка, и голос её обрывался в отчаянии. — Вы все время называете меня… госпожой, — Лайя сглотнула, стараясь унять рефлекторную дрожь. — Как госпожа, я… я прошу вас, — Бёрнелл намеренно не использовала слово «приказываю», — уйти. — Но… — руки горничной, сжимающие полотенце, побелели от усилия, её голос сорвался на бессвязное бормотание. — Он накажет меня, накажет… Тревога Лайи усилилась стократ, она ещё сильнее сжалась, неосознанно стараясь погрузиться глубже в воду. — Кто накажет, Мириам? Ноэ?.. Девушка явно не оценила вопроса. Она с размаху обрушила обе ладони на мраморный борт и впилась в Лайю взглядом, полным какого-то отчаянного, слепого безумия. — Да, вы госпожа… — у неё даже голос изменился, враз утратив прежнюю робость. Теперь в нём отчетливо звучала пренебрежительная насмешка. — По велению Господаря и только в его присутствии. Но сейчас его здесь нет! — она выкрикнула это Лайе в лицо, как победный клич, с триумфом. — И ты никто! Такая же, как я. Всего лишь еда в красивой обёртке. А чем твоя обёртка лучше моей? А ну вылезай! — отбросив полотенце, горничная потянулась обеими руками за Лайей с очевидным намерением насильно вытащить её из воды. — Иди сюда! Иди же… — Прекрати! — Лайя отбила её руки и судорожно дёрнула ногой, не давая себя коснуться. — Что ты себе позволяешь? Прекрати немедленно! Но Мириам её сопротивление, казалось, только больше злило, подстегивая к активным действиям. Лайя ужом извивалась в ванне, отчаянно пытаясь уйти от контакта и лихорадочно оценивая свои шансы на успех в этом непредвиденном противостоянии. Рука горничной, которой ничуть не вредила святая вода, уже дважды вцеплялась Лайе в запястье, пытаясь притянуть ее ближе. Впивающиеся ногти до боли царапали кожу, вода брызгалась и плескалась, переливаясь через борта. — Мириам! — закричала Бёрнелл, отплёвываясь от очередной порции жидкости, попавшей в рот. — Мириам, остановись… — в попытке защититься девушка вцепилась в кудрявые волосы горничной, но ударить её головой о мраморный бортик, причинив тем самым физический вред, Лайе духу не хватало, она всё надеялась дозваться свою обидчицу, заставить её одуматься. И пока она надеялась, брыкаясь и извиваясь в каскаде брызг, не заметила, как в руке Мириам блеснуло что-то металлическое. Затем оно взметнулось, рассекая воздух и, обрушившись в воду, вонзившись Лайе в бедро. Девушка вскрикнула от внезапной пронзающей боли и дернулась, инстинктивно пытаясь уйти от её источника. Мокрая рукоятка выскользнула из руки Мириам, а кончик лезвия так и остался в ране, пульсируя в такт сердцу Лайи короткими вспышками ноющей боли. От шока и ужаса Лайя не сразу сопоставила всё воедино и сообразила, что произошло, а когда до неё стало доходить, вместе с болезненными ощущениями и нестерпимым желанием закричать до неё долетели и звуки. Что-то рушилось совсем рядом и с оглушительным грохотом ломалось… Как будто выбивали двери или ломали стены. — Лайя! Лайя, неееет! — этот крик она бы узнала из тысячи даже в предсмертной агонии, лишившись обоих ушей сразу. Ослепнув и онемев, она бы почувствовала его сердцем. — Влад… — она повернула голову, часто моргая, чтобы избавиться от влажной пелены перед глазами. Он стоял посреди залы, так близко и одновременно так невообразимо далеко, протягивал к ней руки с выражением мучительного отчаяния на лице, но… не мог приблизиться, как если бы его что-то держало или между ними была нерушимая преграда. Лайя моргнула ещё несколько раз, прежде чем смогла разглядеть за левым плечом Влада ещё один силуэт — фигуру в чёрном капюшоне, скрывающем лицо, опирающуюся на позолоченный посох. — Вытащи её из воды! — приказала фигура скрипучим старческим голосом. — Неееет! Не трогай её! Не прикасайся… Лайя! — Влад рвался и извивался, совсем как недавно сама Лайя, но не мог приблизиться, словно привязанный пёс в ошейнике с шипами, а то, что отражалось у него на лице, мгновенно направило мысли Лайи в одном лишь направлении, и она уже готова была по собственной воле вылезти из ванны и отдать мучителю всё, что бы он ни попросил, лишь бы он прекратил терзать дорогого ей человека. — Лайя… — Влад, словно услышав её мысли, позвал её, тихим, спокойным, ласковым голосом, предназначенным лишь ей одной. — Нет, — он едва заметно качнул головой и договорил одними губами. — Оставайся в воде. Лайя видела, как невидимая сила давила на него, пытаясь вырвать из его горла вопль агонии, как отчаянно он сжал челюсти, сопротивляясь выпускать на волю этот страшный звук, как заволакивалась алой пеленой ясная синь его глаз… Рука горничной в очередной раз потянулась за ней, но Лайя резко оттолкнула её, и пока Мириам, не ожидавшая сопротивления, оступилась и схватилась за бортик в попытке устоять, Бёрнелл рывком выдернула лезвие из своего бедра. Боль захлестнула сознание, словно волна прибоя, в голове помутилось, зрение померкло, а когда она снова смогла видеть, то успела лишь неуклюже выставить перед собой руку в попытке закрыться. Мириам вцепилась в её предплечье и с нечеловеческой силой потянула на себя, отчего Лайя ударилась лицом прямо о мраморный борт. Во рту разлился соленый металлический привкус из-за разбитой губы, в висках зазвенело, перекрывая все прочие звуки… И пусть Лайя не слышала крика Влада за бешенным биением собственного сердца, она его чувствовала. Ощутила его боль также, как он ощущал её, вот только, в отличие от него, она хотя бы имела возможность сопротивляться. Покрепче сжав пальцы на выскальзывающей рукояти короткого кинжала, Лайя вскинула руку, намереваясь отогнать от себя Мириам, но она не смотрела, куда целилась, не знала, где была горничная, поэтому, когда в ответ на её слепой замах раздался истошный вскрик, Лайя в ужасе замерла, интуитивно отпустив оружие. Она оперлась одной рукой о борт и, насколько ей хватило сил, подтянулась вверх, чтобы увидеть происходящее. Мириам, соскользнув на нижнюю ступеньку постамента, точно также повисла на бортике по другую сторону ванны, из ее правой руки плашмя торчало окровавленное лезвие кинжала. На мгновение их взгляды встретились, Лайя увидела и ощутила в чужих глазах отголосок своего страха и утонула в нём, точно в омуте. Голубые глаза девушки вдруг помутнели, подернулись молочно-белой пеленой, глазницы запали и потемнели, а совсем ещё юную кожу исчертили глубокие старческие морщины, пигментные пятна и бородавки, за считанные мгновения превратив молодую девушку в дряхлую старуху. В отличие от Лайи, Мириам видеть себя не могла, но она, очевидно, почувствовала произошедшие изменения, подтянулась сильнее, хватаясь за бортик скрюченными старушечьими пальцами, и, нагнувшись над купелью, взглянула на себя в мутном отражении воды. Из её горла вырвался страшный хрип, похожий на воронье карканье. — Разве это справедливо? — спросила фигура в капюшоне. — Ты ведь совсем ещё юна, Мириам, невинна, у тебя впереди целая жизнь, ничем не хуже её жизни. Так достань же мне её! — угрожающе прохрипела фигура. — Принеси мне её свет, и я верну тебе твои годы, красоту, здоровье… Все, что пожелаешь. Лайя слушала эту обманчиво сладкую речь краем сознания, а взор её, все её помыслы и чувства были целиком и полностью сосредоточены на Владе. Он также неотрывно смотрел на неё, и на лице его читалось невыразимое страдание, а во всей его позе — непрекращающиеся, но безуспешные попытки избавиться от оков, невидимых, но прочных, как тысяча серебряных цепей. «Прости меня, прости-прости…» — кричали его глаза, давно утратившие человеческий облик и цвет, но такие же отчаянные. — Он обманет тебя, — прошептала Лайя, с трудом переведя взгляд с лица Влада на Мириам. — Он заберёт твою душу… Это была отчаянная, жалкая, ничего не стоящая попытка, ведь Лайя понимала, при всей безнадежности ситуации, как выглядит она в глазах старухи, еще недавно бывшей её ровесницей, а то и младше. — Я думал, что смогу договориться, — вновь напомнила о себе фигура в капюшоне. — Но теперь я вижу, что в этом нет смысла. Не имеет значения, отдашь ли ты мне свою душу добровольно или я заберу её силой, пусть и не собственными руками. Это не так уж и важно для достижения цели. Зато будет зрелищно и поучительно для всех тех, кто ещё сомневается в моих правах на всевластие, — костлявая, иссохшая конечность нырнула под балахон и вытащила на всеобщее обозрение… бриллиант лазурного цвета, похожий на тот, что неоднократно виделся Лайе во снах, только тусклый, без бликов на гранях, как будто… пустой. — Я выпотрошу из неё душу, — у говорившего не было лица, но Лайя видела по его изменившейся позе, что он обращался к Владу. — И повешу её себе на шею, как трофей. А ты будешь смотреть с положенного тебе места, не способный ничего сделать, потому что ты не можешь сопротивляться мне, маленький принц. Никогда не мог. Такова твоя природа. В тебе часть моей силы, а подобное не может сражаться с подобным, и твоя чёрная душонка тебе в этом не поможет. Влад издал задушенный вопль протеста. Он вырывался, ни на мгновение не прекращая сопротивляться, а Лайе, за этим наблюдавшей, казалось, что ещё немного — и невидимая непреклонная сила просто выломает ему все кости, вывернет его наизнанку и разорвёт на куски. — Ну же, Мириам, дорогая… — хриплое карканье из-под капюшона превратилось в мягкий, увещевающий шёпот. — Видишь это прелестное ожерелье у неё на шее? Красивое, правда? Возьмешь его себе, и оно залечит твою рану без следа. И много других ран. Ты будешь вечно молода и прекрасна, станешь княжной, королевной… кем пожелаешь, — голос надломился, вновь утратив мелодичность. — Вытащи. Девчонку. Из купели. Сейчас же! Иначе станешь прахом ещё до восхода солнца. — Не делай этого, прошу… — взмолилась Лайя, но, видя, как к девушке буквально на глазах возвращаются её отнятые годы, поняла, что у неё нет шансов. В то же время она знала, что не сможет отбиться. Даже если у неё хватит сил на борьбу, она не сможет сделать то единственное, что гарантированно заставит Мириам отступить. Она не сможет её убить. Но её человеческие инстинкты, над которыми так часто насмехался Ноэ, были не столь категоричны. Прежде чем горничная очнулась от мимолетного восторга тем, что показывало ей отражение в воде, Лайя схватилась за кинжал в её руке и потянула на себя, одновременно толкнувшись ногой от бортика. Истошный вскрик разнёсся по зале, Мириам схватилась за свою окровавленную руку и метнула умоляющий взгляд на фигуру в чёрном. Но та оставалась непреклонна. — Колье… — прохрипел старческий голос. — Забери у неё колье, и оно тебя исцелит. После этих слов в Мириам точно бес вселился. С диким рёвом она перегнулась через борт, неуклюже роняя себя в воду. Взметнулись брызги… — Назад! — пригрозила Лайя, выставив в мизерном пространстве между собой и обезумевшей горничной лезвие кинжала, но девушка словно не видела и не слышала её предупреждений и угроз, кидаясь на неё, как бешенная собака. Она стремилась вцепиться Лайе в шею, в волосы, в лицо, выдавить глаза… Пытаясь защищаться, Лайя извивалась всем телом, брыкалась и била вслепую. Клинок врезался в камень, норовя выскользнуть из руки, попадал он и по мягкой плоти, но Мириам это не останавливало. Ее ногти царапали Лайе грудь, пальцы снова и снова пытались сорвать колье. От удушья у Лайи першило в горле, не хватало воздуха, прочные кожаные ремешки больно врезались в кожу позади шеи, но Лайя не могла… просто не могла нанести разящий удар, хоть у неё и было оружие. Но скоро не стало и его… В непрекращающейся борьбе Мириам ударила руку Лайи о мрамор, боль заставила немеющие пальцы разжаться, и со звоном стали о камень и плитку кинжал полетел вниз. Бёрнелл попыталась вывернуться, когда осознала, что её намереваются оседлать и прижать ко дну ванной. Но силы одного только тела не хватало, а руки были заняты, пытаясь избежать удушения. В конце концов, выбор всё равно оказался не велик — между удушением и утоплением — так что Лайя разжала одну руку, потянувшись к голове соперницы, и, замахнувшись, ударила её в висок… Мириам шатнулась и упала набок, вторым виском ударившись о ребро борта, но ожерелья, под которое успела продеть пальцы, она не выпустила, так что инерция падения удвоила приложенную силу — и ремешки порвались, ослабив свою удушливую хватку. Лайя захрипела и закашлялась, пытаясь вдохнуть передавленным горлом. На фоне раздавались сильно приглушенные водой в ушах звуки яростной борьбы, и Лайе почему-то до будоражащего душу ужаса не хотелось знать, кто побеждает в той, параллельной схватке. Возможно, потому что она и так это знала, ведь это так легко — бить того, кто уже стоит на коленях. Хлестать по морде стреноженного зверя, не способного сопротивляться хозяину. — Прекрати… те, — прохрипела Лайя, едва дыша и все ещё пытаясь кашлять, но вода заливалась в рот, не оставляя шанса. — Оста… остановитесь. Умоляю… Не… надо… — она ухватилась рукой за борт, пытаясь приподняться, чтобы видеть ад, происходящий снаружи, но обессиленные пальцы соскальзывали, и она падала. Снова вставала и снова падала, успевая выхватывать из общей картины лишь фрагменты происходящего. Конечно, Влад не был бы собой, если бы не пытался нападать. Ровно также как и Лайя — встать, снова, снова и снова, но каждый раз безуспешно, потому что он не мог нанести своему врагу даже самое минимальное увечье, даже коснуться его не мог, в то время как чёрная фигура без лица и имени высасывала из Влада силы буквально на глазах. Он не мог забрать его годы, как сделал это с Мириам, поэтому он забирал его энергию — обескровливал его через метку, и пусть весь ужас нанесенных увечий был Лайе недоступен, спрятанный и скрытый за одеждой, она научилась понимать состояние любимого по глазам, по лицу… — Не надо… — её взгляд застилали непрошенные, унизительные и совершенно бесполезные слёзы, которые она была не в силах сдержать, понимая, чего добивается истязатель. Он пытал их на глазах друг друга, упиваясь их беспомощностью. — Не мучьте его, умоляю! Влад рычал, даже под пытками не оставляя попыток сопротивляться, и тогда его палач вскинул руку. Сначала Лайя ничего не поняла, но потом увидела, как невидимая сила протащила Влада в воздухе до ближайшей стены, а затем распяла его на ней, как Христа, и кровь, пропитавшая одежду, текла и текла вниз истощающимися багряными ручейками… Лайя смотрела на это невидящим взглядом и не заметила, как очнулась Мириам, в руке у которой так и осталось зажато колье с камнем Балаура. — Принеси мне, — фигура в балахоне вскинула вторую иссохшую конечность — и в направлении Мириам по воздуху поплыл тусклый бриллиант на цепочке, — свет ее души. Лайя дернулась, пытаясь принять более достойное положение и найти в себе хоть какие-то силы на сопротивление, но Мириам, одурманенная и опьяненная магией исцелившего ее камня, оказалась куда проворнее и быстрее. Узрев лишь мизерную часть волшебства, она, кажется, теперь готова была исполнить любую волю своего… губителя. Подхватив кристалл, она, вновь здоровая и полная сил, набросилась на Лайю. «Нееет!» — этот крик — истошный вопль тысяч герц ультразвука — прозвучал как будто у Лайи в голове. В следующий миг на ванну обрушилась чёрная тень, и Мириам, окутав чёрным вихрем, отшвырнуло в сторону. Лайя, инстинктивно прикрыв голову, потеряно озиралась, пытаясь понять, что происходит, она искала глазами Влада и фигуру в капюшоне. Последняя оказалась на месте, неизменна и недвижима, как статуя злобной горгульи, а вот Влад… его больше не было. Не в человеческом обличье и даже не в обличье человекоподобного вампира. Посреди светлой отделки зала Лайя смогла заметить только чёрную тень, падающую откуда-то сверху. Она медленно подняла голову, так легкомысленно и глупо упуская из виду врагов, и увидела прямо над собой кокон из огромных чёрных крыльев, свисающий с высокого потолка. Под силой тяжести крупными каплями вниз срывалась кровь… и падала ей на лицо тёплыми брызгами. «Влад…» — говорить Лайя уже не могла. На неё сверху смотрело не лицо и даже не его подобие, а тупорылая морда огромной летучей мыши с кровавыми омутами на месте глаз. — О, как убийственно мы любим… — напевно произнёс старческий голос. — Как в буйной слепоте страстей… Мы то всего вернее губим… Что сердцу нашему… милей! Раздался короткий призывающий свист, а за ним — утробное рычание голодного зверя. Лайя уже не могла адекватно воспринимать происходящее, поэтому она даже не пыталась смотреть на что-то другое, кроме существа, нависшего над ней. — Фас, — прозвучала где-то в стороне тихая команда. Мир Лайи перевернулся вместе с упавшей прямо на неё чёрной тенью, завертелся в борьбе и яростном сопротивлении, полоща её в воде, как тряпицу в раскручивающейся центрифуге. Мир Лайи рухнул в тартарары, когда охранительные объятия чёрной тени с неё в одном гигантском прыжке снесла другая такая же. «Собака всегда с ним…» — пронеслось в голове Лайи угасающее воспоминание, на мгновение потревоженное характерными звуками рычания и клацаньем челюстей. Обессиленная Лайя медленно погружалась на самое дно, мутная вода постепенно смыкалась где-то над её головой, неотвратимо заливаясь в уши, рот и нос. Инстинкт самосохранения и отчаянная жажда жить вместе с напоминанием о том, что её жизнь очень важна, встрепенулись в девушке с отчаянной силой в последний раз, и она попыталась вынырнуть, но чья-то рука безжалостно обрушилась сверху на её горло и придавила ко дну, как надгробная плита. Лайя в панике забила в воде руками и ногами, отчаянно пытаясь освободиться, в то время как её сознание захлёбывалось в ужасе перед неизбежным… «Нет-нет-нет… Нет, только не снова, нет! Он не выдержит ещё столетия ожидания, мы… не выдержим! Умоляю, Господи, умоляю…» Но Господь был глух к её мольбам. Наверное, потому что сердце её безраздельно принадлежало диаметрально противоположной силе. И даже смерть не могла заставить её изменить свою веру. «Зачем разделять эту и грядущую жизни, если мы родимся вновь… Только родимся ли? В очередной раз…» В отблеске света над поверхностью воды сверкнуло лезвие кинжала. Лайя ещё успела заметить это затухающим зрением. Она выкрикнула инстинктивное: «Нет!» — окончательно открыв воде путь в свои истерзанные лёгкие. В тот же миг недрогнувшая рука Мириам опустилась — и клинок пронзил её грудь. Сознание Лайи всколыхнулось в короткой мучительной агонии, сопротивляясь признавать неизбежное, и угасло. «Влад, я люблю тебя…» — стало последней её мыслью, обращенной во тьму. Мёртвая Лайя Бёрнелл со дна мраморной ванны, ставшей её новой могилой, уже не слышала ни истошного вопля ультразвуковой частоты, ни оглушительного грохота, расколовшего небосвод над замком, ни рушащихся подобно карточным каменных стен, не выдерживающих материализованных ярости и бесконечной агонии утраты. — Лайаааааа…И что ж теперь? И где всё это? И долговечен ли был сон? Увы, как северное лето, Был мимолетным гостем он! © Ф. Тютчев