1. Принимай хоть иногда безумные идеи.
12 августа 2013 г. в 12:24
Пара движений кисти – и у ещё совсем недавно безликой глиняной рыжей кошки появляется рот. Ещё немного – нос. А теперь и синяя радужка глаз. Потом я дорисую зрачок, блики, самые незначительные мелкие детали – и кошечка будет ждать того дня, когда займёт место на полке в доме милой рыжеволосой женщины. Видимо, иногда подобное притягивает подобное.
Приятно хоть иногда чувствовать себя решающей чью-то судьбу. Особенно если почти никогда не чувствовал контроля над своей.
Казалось бы, это невозможно. По идее, человек не может жить, ничего не решая. Но, насколько показывает практика, правда в том, что некоторые решения больше других. И вот давать ответы на вопросы вроде «позволю ли я какой-то мелочи сломать себе жизнь?» мне никогда не удавалось.
Чувство власти над Вселенной было мной обретено и тут же бездарно потеряно в тот далеко не прекрасный день, когда мне сказали убираться из дома. В семье с такой раскалённой обстановкой, как моя, такие слова звучат весьма и весьма часто. Но тогда я решила – что ж, отличный план! И с тех пор оставшиеся несколько месяцев до конца школы жила у своих друзей, меняя дом каждые несколько дней. К выпуску, к счастью, я смогла платить достаточно, чтобы жить в крохотной квартирке, похожей на клетку, на верхнем этаже многоэтажки, которую я зову голубятней – то ли ласково, то ли презрительно. А если бы не ссора на тему «высшее образование – зло и вымогательство», всё бы сложилось немного иначе.
Но тогда я схватила свою жизнь и резко развернула её непонятно куда. До сих пор не понимаю, что это было: перелом или просто вывих.
Так или иначе, приблизительно за два года квартирка успела основательно пропахнуть масляными красками и растворителем, во всём, что относительно напоминает стакан, торчат кисточки, а из некоторых стаканов нельзя пить, потому что внутренние стенки их слишком близко знакомы с растворённой в воде акварелью. Иногда – как, к примеру, позавчера – стены слышат не вполне приличные вопли, когда я начинаю терзать полимерную глину. Моя единственная мотивация для уборки – опасение, что кто-то неожиданно войдёт и увидит не творческий беспорядок, но готового атаковать посетителей мусорного монстра. Я питаюсь до безумия дешёвой едой, и самые крупные мои расходы – это плата за квартиру, художественные материалы и голубая краска для волос – к счастью, её уходит не так много, поскольку окраситься дальше концов чёлки я пока не решилась.
Мои друзья считают, что я испытываю чувство потрясающей внутренней свободы. На самом деле я испытываю только скуку. Я сижу в четырёх стенах, выхожу не так уж часто, а, выходя, почти ни с кем не общаюсь. Долгое время мне казалось, что этого я и хотела – в конце концов, я отказалась от гораздо менее странных квартир только из-за того, что их предполагалось делить с соседями. Но теперь мне кажется, что я сделала это очень, очень зря. Особенно когда у меня мало заказов. Хоть снова иди подносы на досуге разносить.
Самое обидное, что иногда у меня появляются мысли о том, что я, возможно, вообще зря сбежала. Краем сознания я осознаю, что уж о таком-то точно думать нельзя. Но здравые идеи, к сожалению, всегда высказываются меньшинством.
Слышу настойчивое «мр-р», достаточно громкое, чтобы прервать мои мысли, и что-то тёплое прикасается к моей ноге. Это, конечно, Мирт. Кот-подобранец, почему-то очень крепко привязанный к моей персоне. Бежевый и пушистый, с большими золотистыми глазами. Красавец.
– Гладить не буду, – говорю я, откладывая в сторону кисточку. – Руки грязные, а мыть тебя потом мне же.
Мирту это, конечно, безразлично. Он просто выразительно глядит на меня: а не засиделась ли ты, тётя Ни, часом?
Оглядываю фигурку. Ничего страшного, может подождать если не до завтра, то хоть до вечера.
– Засиделась, – отвечаю на его невысказанный вопрос. – Сейчас исправлюсь.
Наверное, все, у кого есть коты, рано или поздно начинают с ними разговаривать. Я же, движимая скукой, иду дальше: придумываю реплики за животное. И сама же на них отвечаю. Жалкое зрелище, очень жалкое.
Конечно, я и не думаю исправляться по-настоящему – хотя бы потому что это заняло бы гораздо больше времени. Вымыв руки и кисточки, я иду на кухню в безумных, отвратительных коричневых тонах – сама бы ни за что такие не выбрала. Но от меня тут не так уж много зависит. Всё, что мне требовалось – возможность содержать кота, заниматься творчеством и нормально спать. Именно поэтому я, подходя к окну, не пытаюсь сорвать штору с карниза. Просто смотрю на улицу через стекло.
Там, на улице, в самом разгаре апрель. В этот прекрасный месяц, вдохновлённые теплеющим морским ветерком, начинают цвести вишни. Я живу на небольшом бульваре, и поэтому имею счастье наблюдать две параллельных линии стройных деревец, сейчас больше похожих на облака. Ветер сегодня тихий, а потому только слегка колышет их ветви, и совсем немного бледных лепестков отправляется в свободный полёт. Но это ненадолго – весной море ведёт себя капризно, а потому, вполне возможно, скоро мне придётся наблюдать белый вихрь, напоминающий метель, а потом – лысые, будто осиротевшие деревья.
Не только я знаю, что вишнёвый цвет – это ненадолго. Наверное, сейчас парк в соседнем районе кишит людьми, пришедшими на фестиваль японской культуры. Куда мне бы, наверное, тоже стоило сходить – всё-таки японской крови во мне целая четверть, да и вдохновение на работу там есть где поймать.
Себе я говорю, что боюсь столкнуться там с родителями, что чувствую вину, что, в конце концов, я ненавижу скопления людей. Но, вполне возможно, на самом деле мне просто лень.
Поддаюсь этому чувству, удаляюсь от окна. Достаю шкафчика пакет миндального печенья – дешёвого, но вполне вкусного – и усаживаюсь на кухонный диван, попутно включая ноутбук, живущий со мной ещё до Великого Образовательного Скандала – так, сокращая обычно до Великого Скандала, я называю ссору с родителями, в результате которой здесь и оказалась.
Мирт, стоящий у стола, неодобрительно косится на меня. Правда, быстро отводит взгляд, пожимает по-кошачьи плечами и запрыгивает на диван, чтобы забраться ко мне на колени и там улечься.
И к лучшему. Нельзя же всё время спорить со всем окружающим миром. Вот, даже кот понимает.
Посвятить жеванию печенья, сопровождаемому листанием огромного количества красивейших фотографий, предназначенных для вызова у меня вдохновения, а также ленивому общению по деловым вопросам – ни одного нового заказа, только нудные обсуждения текущих – мне удаётся примерно час. Затем неожиданно раздаётся надрывное кваканье программы-чата, на которое негодующе шевелит ушами кот. Я, обрадованная тем, что кому-то понадобилась по теме, отличной от недостаточно розового цвета каких-то очередных визиток, немедленно открываю мигающее окошко.
Разумеется, это Снэйлстеп. Винни Снэйлстеп, бывшая одноклассница и, я бы сказала, лучшая подруга. Невероятное солнышко и, возможно, лучший человек, которого я встречала. С недавних пор – студентка весьма уважаемого института, удачно расположенного в нашем городе. Причём обучается не чему-нибудь, а географии и экологии. Лично мне сложно сказать, какую пользу можно из этого извлечь, но, полагаю, на всё есть спрос. А Винни многое, многое знает, хотя по ней вы не сказали бы этого никогда.
Удивительно давно мы с ней не общались. Целых полторы недели. Ужасно с моей стороны.
Так что тем более надо посмотреть, что же она хочет мне сказать.
«Эй, рак-отшельник, ты здесь?» – интересуется она, сопровождая эти слова смайлом, символизирующим кота.
«Интересно, она серьёзно думает, что идиотское обращение одиннадцатилетней давности способно вызвать хотя бы улыбку?» – думаю я, хмуро стуча клавишами. – «Шутка, свежая, как воздух альпийских лугов», – гласит моё сообщение.
Не очень хочется признавать, что в глубине души я всё же испытываю вполне логичную ностальгию.
«Да ну тебя, Ни!», – Снэйлстеп снова прибавляет кошачий смайл, только на этот раз грустный. – «Могла бы сделать хотя бы вид, что рада, что ли. И вообще, альпийские луга – это круто!»
Перед моими глазами вполне явственно встаёт её обиженное лицо. Кажется, я переборщила. С попытками включить равнодушную бесчувственную тварь и, главное, безумно неумелыми остротами. Нет, правда, сложно упасть ниже шуток про луга. Оскорбления которых, кстати, должны бы задевать профессиональную честь Винни.
«Боги, да в этом можно не сомневаться. И в том, что луга круты, и в том, что я рада тебя… читать», - поспешно отстукиваю я.
«Ну, ладно», – милостиво отвечает она. – «Как ты там? Никто тебя не обижает?»
Сложный вопрос. Начать рассказывать о своём синдроме лишнего человека и перспективе работать Рейчел Грин? Или всё же подождать?
«Разве что я сама себя обижаю», – отвечаю, выбрав нечто среднее между этими двумя вариантами.
«Чем же?» – практически мгновенно реагирует Винни.
И этот вопрос ставит в тупик. Не хотелось бы и вправду докатиться до подвигов тех героев романов, которым в тягость их друзья, их возлюбленные (что мне, впрочем, не грозит) и вообще весь мир. С каких пор я вообще отказываюсь общаться с Винни?
«Я схожу с ума».
Сообщение отправляется прежде, чем я соображаю, что напечатала свои размышления. Ещё более стыдно становится от того, что мне долго не отвечают.
Наконец, текст появляется.
«Ну да, этим себя очень легко обидеть. Не надо сходить с ума. Зачем ты вообще это делаешь???»
Именно так, с тремя вопросительными знаками. Конечно, Снэйлстеп нелегко понять, зачем люди занимаются такими глупостями. У неё репутация человека, с которым никогда не случается ничего плохого. Возможно, это самая близкая к правде репутация в мире.
«Не зачем, а почему. Потому что я разговариваю разве что с котом. И при этом меня отвращает перспектива общаться с кем-то ещё. А ещё у меня маловато заказов и, возможно, мне опять придётся работать непонятно кем. Чего я, как ты понимаешь, тоже не хочу. Бездарные страдания, короче».
Винни некоторое время молчит, затем я вижу короткую фразу:
«Тебя надо спасать».
Думает и прибавляет: «Срочно».
«Именно», – отвечаю я.
«Не могу поверить, что я настолько угадала с вопросом, с которым хотела к тебе обратиться!» – неожиданно радостно сообщает Винни.
Отправляю ей вопросительный знак.
«В общем, у меня к тебе есть потрясающее предложение, и я буду очень рада, если ты его примешь!» – добавляет она, абсолютно ничего не объясняя.
Даже интересно, что на этот раз «потрясающее предложение»? Винни, вообще-то, мощный генератор идей, одна удивительнее другой. Возможно, на этот раз мне будет полезно хоть раз в какой-то из них поучаствовать.
«Я заинтригована».
«Так вот. Я предлагаю тебе покинуть свою голубятню и приходить жить к нам!»
– Вот это поворот! – я почему-то ору вслух, неожиданно даже для самой себя. Мирт, почти не просыпаясь, издаёт недовольный мяв.
Выплеснув первоначальное удивление, я начинаю думать. К сожалению.
То есть, вот так просто всё и решается. И, главное, быстро. И, зная Винни, без чьих-либо советов. Прекрасно, прекрасно.
Но у меня нет сил спрашивать у Винни хоть что-то об относительно практической части вопросов. Поэтому, одной рукой примирительно почёсывая Мирта за ухом, другой я отстукиваю сообщение:
«Кто вы и сколько вас?!»
«Для начала, вся наша компания», – начинает перечислять Снэйлстеп. – « Я, Элли с Ножик, Шелл. И ещё есть две тёмных личности. Ты их не знаешь и вообще никто, кроме нас, не знает. Но они тоже круты, уверяю!».
Да уж, Винни знает толк в рекламе.
«Успокоила ты меня, нечего сказать…» – отвечаю я, бессильно откидываясь на спинку дивана и поражаясь оптимизму Снэйлстеп, надеющейся, что я соглашусь на такие условия. Ладно, большая часть присутствующих – мои добрые друзья и приятели. А с незнакомцами я что делать буду, скажите на милость? Боюсь, холодная вежливость, как с простыми смертными, не прокатит. Мне с ними всё-таки жить.
«Они мирные» – уверяет Винни. – «Хотя и очень странные. Но все мы странные, в конце концов»
Трудно спорить.
«И, кстати, с Элли и Ножик я про это говорила. Они будут рады, если ты тоже к нам подселишься. У нас свободная комната, до сих пор не нашли, кто там будет обитать. А они сказали, что будут не против, если ты вообще станешь жильцом. И будут на тебе, таким образом, только коммунальные расходы. А то мы тут правда опасаемся, что ты разоришься».
Бредовая мысль, скользящая по краю моего сознания, гласит, что мне надо бы в этот момент пустить скупую мужскую слезу. Но, боюсь, для этого у меня нет данных.
Поэтому я просто вздыхаю.
И думаю, что каким-то образом нашла самых прекрасных людей в этой Вселенной.
«Ну, так что?» – нетерпеливо спрашивает Винни. Посмотрев на жутковатый неприветливый циферблат электронных часов на столе, я с удивлением обнаруживаю, что на умиления бездарно потрачено целых две минуты.
«Заманчивые перспективы. Но незнакомцы меня смущают. Думаешь, у меня хватит сил?»
«Ну да», – абсолютно, судя по всему, невозмутимо отвечают мне. То есть, кажется, мне предлагают не только жилплощадь, но и психологическое испытание. Ещё милее, если разобраться.
«Это что, проект "победим социопатию вместе!"?» – ядовито интересуюсь я, но Винни это, кажется, не смущает, потому что она отвечает мне «Можно и так сказать».
Собственно, а почему бы мне не поддержать эту её идею? Во-первых, экономия – это хорошо и полезно. Во-вторых, я, похоже, и вправду собралась одичать. И вообще, полная неспособность держать нормальную дистанцию при общении с людьми и неконтролируемое включение презрительного ядовитого тона – это не сказать, чтобы здорово. Так что практика – это полезно.
К тому же мне начинает смутно казаться, что я наконец-то сделала по-настоящему важный выбор. Даже если это иллюзия, ощущения приятные.
«Короче, ты же знаешь нас. Будет весело», – решает уточнить Винни.
«Знаю. И заранее трепещу», – письменно усмехаюсь я.
«Ой, да ладно, мы не страшные. Или не такие уж страшные. Но мы будем оставлять тебя одну. Честно. И Мирта пустим, разумеется».
«В общем, я согласна. Пляши, если хочешь», – отвечаю я.
Наступает гробовая тишина. Кажется, пляшет. Или, как минимум, радостно орёт. Знаем мы её. Винни не считает, что эмоции надо держать в себе.
– Ну, что, Миртушка? – спрашиваю у кота. – Ты готов к переменам?
Мирт поводит ухом, не удостаивая меня ответом. Наверное, можно было и не спрашивать. Ему, конечно, всё равно.
Научил бы такому отношению к жизни, что ли…