***
С Афанасием, крепко держащим Петю за руку, Григорий нос к носу столкнулся на пороге. Катерина, радостно вскрикнув, раскрыла сыну объятия и тут же прижала его к себе: — Петенька, милый ты мой! А я-то уж подумала… — Мам, мы должны были помочь Наталочке, — поднял на нее глаза Петя. — Где вы были? — в упор взглянул на Афанасия Григорий. — Вы извините уж меня, Григорий Петрович, Екатерина Степановна, — ответил он, — просто дело в том, что я забрал Петю из школы, как обычно, и тут вдруг звонок от жены. Она сказала, что ей позвонили из детского сада, куда ходит наша дочь, и сообщили, что Наташку в больницу увезли на скорой. Подозрение на острый аппендицит. А она никак не может отлучиться с работы, потому что у нее там… ну, что-то важное, никто бы ее не отпустил. Я думал, мы быстро успеем… Но в больнице пришлось задержаться, а потом за Галей пришлось ехать. — А позвонить нам вы не додумались? Или эта Галя ваша, она, что, не могла мне сказать обо всем еще в офисе?! — Простите, Григорий Петрович, просто… совершенно не получилось собраться с мыслями. Только про дочь и думал. А потом выяснилось, что у меня телефон почти разрядился, а Петя, как на грех, свой в школе оставил. — С дочкой, я надеюсь, все хорошо? — спросила у него Катерина. — Да, слава богу, все обошлось. Операцию сделали, Галя там с ней осталась. — Все хорошо, что хорошо кончается, — улыбнулась Катерина. — А еще мы в кафе заехали, — сообщил Петя. — Афанасий мне купил… Григорий, не дав ему договорить, вновь пристально посмотрел на Афанасия и отчеканил: — Вы уволены! — Гриша! — ахнула Катерина. — Помолчи! — бросил он ей. — Вы уволены! — повторил он, поворачиваясь к шофёру. — Мало того, что вы увезли моего сына без разрешения, так еще и машину мою гоняли почем зря по своим делам, даже не сообщив мне об этом! Это неслыханное разгильдяйство, я вам не сват, не друг и не приятель, и вы обязаны были по крайней мере поставить меня или кого-нибудь из моей семьи в известность! — Но… — Никаких «но»! Завтра же получите расчёт, а сейчас — отправляйтесь домой к жене! Она вас, наверное, заждалась уже. А с тобой, — обратился он к притихшему Пете, — дома поговорим. Григорий взял сына за руку и направился было к выходу, ни к чему устраивать разборки в общей прихожей. К тому же, отец может услышать, а ему вовсе незачем знать, что случилось. А то, чего доброго, опять начнет совать свой нос в его дела. — Пап, не выгоняй Афанасия, пожалуйста! — Петя вдруг резко остановился и посмотрел на него снизу вверх. — Он не хотел… просто вот так получилось. Прости его! — Тебя вообще не спрашивают, — повысил голос Григорий. — Лучше бы подумал, как следует, над своим поведением. И попросил прощения! Потому что вместо того, чтобы настоять на том, чтобы этот умник отвез тебя домой, ты поехал с ним бог знает куда. — Я же не знал, что… я не подумал… — Ты не подумал, потому что мозгов, видимо, нет совсем! Ты хоть понимаешь, что тут все чуть с ума не сошли, уже в морг собирались звонить! — Гриш, ну не надо! — взмолилась Катерина. Она протянула к нему руку, но Григорий грубо отпихнул ее: — Не лезь! — Не надо на маму кричать! — звенящим от слез голосом воскликнул Петя, пытаясь отдернуть руку, но Григорий крепко держал его. — Ты поговори мне еще, поогрызайся, поганец! — прикрикнул он. — Мама же не виновата! — Ты еще на меня голос повышать будешь, щенок! — Григорий, уже не помня самого себя, грубо дернул сына за руку, привлекая его к себе, после чего отвесил мальчику довольно-таки увесистый подзатыльник. — Ты что это творишь тут? — прогремел в наступившей на миг тишине голос отца. — Совсем рехнулся?! Петя, зарыдав, вырвался наконец из стальной хватки Григория и бросился к деду. Он прильнул к нему, попытался спрятаться у него за спиной, и вновь расплакался. — Не суйся, пожалуйста, папа! — процедил сквозь зубы Григорий. — Я тебе сейчас так сунусь! — не остался в долгу отец. — Катя, забери Петю и иди к нам! Иди, иди, а я пока поговорю с ним. Катя быстро взяла всхлипывающего Петю за руку и, бросив, что Григорий дескать совсем уже ума лишился, ушла. Григорий же почувствовал вдруг, что вся злость его куда-то ушла, как говорится, единым махом. И что это такое в самом деле, чего он завёлся? Но справедливости ради стоит сказать, что у него последнее время нервы просто на пределе. — И что всё это значит? — на удивление спокойно спросил у него отец. Он стоял вплотную к Григорию, скрестив руки на груди, и смотрел на него так, как когда-то давно, когда Григорий являлся домой ближе к ночи и заявлял, что он де уже взрослый и потому будет делать что хочет, и ни отец, ни мать ему не указ. — Пап, ты просто не понимаешь! Это… — Так объясни, — перебил его отец. — Потому что, извини уж, но понять тебя трудно! Что с тобой, чёрт возьми, творится! — Что творится? — Григорий почувствовал, как в нем вновь нарастает раздражение. — Этот так называемый шофер спокойно решал свои семейные проблемы в рабочее время. Да еще таскал с собой моего сына по каким-то там больницам! А моя милая жена предлагает мне пожалеть его! А тут еще и мой сын огрызается и голос на меня повышает вместо того, чтобы прощения просить за непослушание! — И поэтому ты его ударил? — Я решил поучить его уму-разуму, если слов не понимает. — А если я тебя сейчас точно так же поучу? — прищурился отец. — В этом случае ты поймешь, что повел себя, как идиот, или нет? Может быть, и впрямь, я зря слишком уж пренебрегал этим средством воспитания, когда ты был ребенком? — Ты лучше займись воспитанием своего второго сына, папа, а то наплачешься потом, когда он подрастёт. Отец нервно дёрнул плечом: — С тобой бесполезно разговаривать! — Как и с тобой! Отец еще некоторое время молча смотрел на него, а потом махнул рукой и отправился восвояси. — Катя с Петей останутся у нас, — проговорил он, обернувшись вполоборота уже на пороге. — Это я тебя предупреждаю, чтобы ты не волновался! — Иди ты к чёрту! — пробормотал Григорий себе под нос. Совсем уже! Отец действительно из ума, кажется, начал выживать. Нашел время читать ему мораль; нет бы вникнуть, как следует, в ситуацию и вправить мозги Катерине, чтобы впредь следила за сыном, а не моталась бог знает где чуть не до полуночи. И внука бы поучил, что грубить отцу — последнее дело. Кстати сказать, зря он тут строил из себя мудрого и понимающего папочку. У Григория просто из головы вылетело в пылу ссоры, а не то он напомнил бы отцу, как тот выпорол его один раз ремнем.***
Это случилось, когда Григорий учился то ли в восьмом, то ли в девятом классе. Он попросил у отца денег на карманные расходы, а тот вдруг заявил, что пока Гриша не исправит все свои двойки по физике и истории, и не прекратит прогуливать уроки и грубить учителям, он не получит ни копейки на «разные глупости». Григорий обозвал отца старым идиотом и ушел, хлопнув дверью. Ночью он залез в отцовский кабинет, вытащил из стола деньги (он знал, что отец держал там наличные на всякий, как он говорил, пожарный случай) и потихоньку улизнул из дома. Те деньги они с приятелями прокутили в ночном клубе, и домой он заявился только через сутки. Мать, рыдая, обнимала его и без конца причитала, что она уже и не надеялась увидеть его живым. Отец же, молча поманил Григория пальцем, после чего, по-прежнему не говоря ни слова, схватил за руку и потащил за собой в кабинет. Там он сначала спросил, где же его носило, и хорошо ли он погулял на ворованные деньги, а потом, так и не дождавшись ответа, снял ремень… А когда Григорию было семнадцать, перед самым выпускным, он разбил новую отцовскую машину. Желая произвести впечатление на одноклассницу, которая ему тогда очень нравилась, он пообещал, что прокатит ее с ветерком «на классной новой тачке». Отца, к счастью, не было тогда дома, он как раз уехал по делам за границу, и вернуться должен был только на следующий день. Мать уговорить труда не составило, он пообещал только, что будет ездить очень аккуратно, зря, что ли, он учился водить. Мать дала ему ключи, и… одноклассница действительно была под впечатлением. Они с ней уехали куда-то за город, где распили на двоих бутылку портвейна, купленного в каком-то ларьке на обочине, а потом провели бурную ночь прямо в той самой машине. Рано утром он решил вновь прокатиться с ветерком, ну и… не справившись с управлением, впечатался прямо в телеграфный столб. К счастью, ни он, ни его подруга не пострадали, чего нельзя сказать о машине. Из милиции его забирал отец, и Григорий уже смирился, что судя по всему, не сможет сидеть месяца два, а то и три. Но отец посмотрел на него так, что Григорию стало не по себе. Всю дорогу, пока они ехали домой, отец молчал, и Григорий думал, что уж лучше бы он наорал на него и избил, чем такое. Дома отец сказал, что Григорий просто обязан прежде всего извиниться перед матерью, потому что она чуть было с инфарктом не слегла, когда ей сообщили об аварии. А заодно и перед родителями своей подружки, потому что они тоже места себе не находили. — А если подобное повторится, то я тебя пристрою на работу куда-нибудь на завод. Разнорабочим! И пока ты мне не отработаешь ремонт машины, не получишь ни копейки, понял? — Больно надо! — буркнул Григорий. Но больше не позволял себе подобных выходок, потому что побаивался, как бы отец и впрямь не выполнил своей угрозы.***
А теперь отец, кажется, вновь решил взяться за его воспитание, да только поздно! Он уже не мальчишка и не позволит обращаться с собой как с сопливым юнцом. Пусть уж действительно больше времени уделяет своему милому Лёвушке и не лезет ни к Григорию, ни тем более к Пете. Да и Катя хороша! Тоже квохчет над Петькой, как наседка. Нет, надо всерьез заняться воспитанием мальчишки, а то и впрямь поздно будет. Но пока ему следует успокоиться и отвлечься от всей этой кутерьмы. Нервы у него и впрямь ни к чёрту стали! В конце концов, каждый имеет право расслабиться и хотя бы некоторое время не думать ни о каких неурядицах! — Будет он мне еще указывать, как обращаться с моей же собственной женой и моим ребенком! — проворчал Григорий, доставая из ящика стола записную книжку. — Где же он? Найдя то, что он искал, Григорий улыбнулся и взял в руки телефон.***
Ольга Платоновна Родзевич долго сидела в полутемной комнате, глядя в одну точку и сжимая в руках телефон. Звонок Григория Червинского застал ее врасплох. Да, конечно, она ждала его, больше того, если бы Червинский не позвонил, она сама должна была напомнить о себе. Но теперь, когда все уже было решено, и свидание назначено на завтрашний вечер, ей сделалось не по себе. Она вспоминала ту единственную ночь с Андреем Андреевичем, и внутри у нее все переворачивалось. Ей действительно нравился этот человек. Больше того, он ей казался идеалом! Она хотела бы и в самом деле остаться с ним. Ну, или хотя бы побыть его любовницей, пусть и недолго. Но ей запретили даже и думать о нем. Она прекрасно помнила, как напустилась на нее та женщина, когда прознала про то, что Ольга не сдержалась и позволила себе маленькую слабость. — Ты перешла все границы, милочка! — со злостью проговорила она. Ольга приехала в ту небольшую деревеньку, в небольшой домик, который снимала эта женщина. Она сама вызывала Ольгу потому, что, как она выразилась, настала пора дать подробный отчёт. Ольга стояла перед ней, точно провинившаяся школьница. — Кажется, ты забыла, что обязана во всем мне подчиняться и ни шагу ступить не можешь без моего позволения? — спросила она. — Я просто не думала, что это имеет какое-то значение, — отозвалась Ольга. — А тебе и не надо думать! — вспылила ее так называемая начальница. — Ты должна делать то, что тебе говорят! Поэтому, милая моя, не взыщи уж, — она сняла трубку, — Захар, зайди! Ольга задрожала, но промолчала. Она понимала: просить пощады бесполезно. — Развлекись, дорогой! — улыбнулась та женщина Захару. Раньше этот детина работал вышибалой в маленьком, ну, назовем его ресторанчике. А теперь он стал правой рукой ее благодетельницы, чтоб ей провалиться. — На эту ночь она твоя. Только не бей особо и не калечь. Ей еще работать! — Понял! — пробасил он. — Пошли, Оленька, — осклабился он и, грубо схватив ее за плечо, потащил на второй этаж. К счастью, этого придурка надолго не хватило, и он, удовлетворив свою страсть, быстро заснул и храпел потом всю ночь, как трактор. Если вдуматься, то это не самое плохое. Иные клиенты в том заведении, где она проработала без малого два с половиной года, были теми еще затейниками, чего только не творили с ней и с такими, как она. Оля (тогда, в прошлой жизни ее звали по-другому, но она давно отвыкла от прежнего имени) приехала в свое время покорять столицу, но увы, работы найти не смогла, с ее дипломом эстрадно-циркового училища по специальности «артистка оригинального жанра», ее никуда не брали. Она обивала пороги телевизионных начальников, участвовала в различных кастингах и показах, но ответом ей было неизменное: — Вы нам не подходите. Богатых родственников и знакомых у нее не было. Собственно, никого не было: Ольгу вырастила бабушка, но она умерла в тот год, когда Оля поступила в училище. Однажды она, заплатив последние деньги за обед в кафе, уронила голову на руки и заплакала. Тут-то к ней и подсел тот тип. Он наговорил ей комплиментов, пожалел, заплатил за нее. А потом пообещал помощь… Так она и оказалась в том заведении. У нее отобрали паспорт и сказали, что дескать, ей предстоит теперь трудится здесь. Бежать — бесполезно. Найдут и тогда мало не покажется. А если уж сам хозяин за нее возьмется, тут и вовсе мёртвым позавидует. И вот год тому назад в клубе появилась та женщина. Говорили, что она чуть ли не жена таинственного хозяина, которого никто не видел. Она поговорила по очереди с несколькими девочками и остановила свой выбор на Ольге. Так она и оказалась в этом доме. Женщина (она просила, чтобы к ней обращались просто «Мисс») сказала, что у нее есть для Оли важно задание. Если она справится с работой — получит много денег, а главное — свой паспорт и полную свободу. От нее требуется играть роль богатой американки, вернувшейся на родину, а самое важное — сблизиться с семейством Червинских. Для начала Мисс велела ей сойтись с Анной и ее мужем — Андреем Жаданом. Самое простое, говорила она, это попросить у него юридическую консультацию, а потом подружиться с Анной. Однако же, план провалился, потому что Жадан и Ольга неожиданно почувствовали, что… одним словом, не устояли друг перед другом. — Дура! — взбесилась Мисс. — Ты обязана была переспать с Григорием! Жадан и Анна нужны исключительно как ступенька, чтобы пробраться в дом Червинских. Наша задача — это разрушить всю их гнилую «империю» и уничтожить их всех! Всех — одного за другим! Сначала нужно развести Григория с его идиоткой, пусть она отправляется на ту помойку, откуда пришла, вместе со своим ребенком. А потом… на десерт, так сказать, подойдет очередь Петра и его женушки. Для нее у меня приготовлено нечто особенное! Ну а Пётр… Когда он узнает, что сделали с его ненаглядной Ларочкой, даст бог, сам помрёт. А нет, так мы поможем, уж за этим дело не станет! Ну, что уши-то развесила? — усмехнулась она, явно наслаждаясь, смятением Ольги. — Ведь все было, можно сказать, на мази, но из-за твоей глупости теперь придется начинать с самого начала. Так появилась «легенда» с покупкой салона красоты, и Ольга познакомилась с Григорием Червинским. Ольга вздохнула: как же она устала от всего этого! Но у нее попросту нет другого выхода, по крайней мере, пока. Поэтому сейчас нужно привести себя в порядок и отправляться на свидание. Она должна быть неотразимой, и Григорий не сможет устоять перед ней. Она все сделает, чтобы он потерял от нее голову. Ничего личного, невесело усмехнулась она, только бизнес! Ей вовсе не хочется вновь разозлить Мисс и оказаться в лапах ее ужасных подельников.